Сначала кусай, спрашивай потом / Bite first, ask questions later

      Гермиона нарезала большие восьмёрки по комнате, её буйные кудри были собраны на макушке в то, что с большой натяжкой можно было бы назвать пучком. Он весьма впечатляюще сопротивлялся гравитации, из чего можно было заключить, что тут была задействована магия, без которой это подобие причёски моментально превратилось бы в непослушную гриву, достойную символа её факультета.       Очки для чтения надёжно сидели на кончике носа, когда она прикрепляла очередное имя к пробковой доске, трансфигурированной из стула. Доска была заполнена именами, местами, датами и набором фактов об альфах и омегах со всего мира. Разноцветные нитки и булавки соединяли разные надписи вместе в то, что можно было бы описать только как сложную паутину.       С ручкой во рту, пером за ухом и палочкой в волосах Гермиона жонглировала блокнотом, то возвращаясь к чтению дневника Тома Риддла, то взмахом руки двигая по доске булавки с нитками, и медленно распутывала хаотический беспорядок, над которым работала.       Живоглот лапой раскачивал свисающие с доски нити и одновременно разумным взглядом следил за расхаживающей Гермионой, защищая от неё пушистый хвост.       Чашки с холодным чаем и стопки книг высотой почти с неё, выстроенные в башни и выглядевшие как незаконченная модель Хогвартса, заполнили общую гостиную к большому разочарованию остальных гриффиндорцев.       Гарри вошёл в комнату и пробрался через минное поле «альфа-шахмат» (агрессивная версия того, что раньше было сидячим видом спорта; средство для развития как умственных, так и физических мышц), чтобы исследовать художественную структуру, которую Гермиона медленно создавала последние две недели. Он оглядел доску теории заговора и беспорядок, который окружал девушку.       — Гермиона, — осторожно спросил он, — когда ты в последний раз спала в своей постели или ела нормальную еду? Я знаю, что ты ходишь на занятия, но я беспокоюсь о тебе.       Она прищурилась, обдумывая его вопрос и игнорируя беспокойство друга.       — Какой сегодня день?       — Четверг, — ответил он, понюхав сомнительного вида бутерброд, венчающий одну из книжных башен.       — Может быть понедельник? — она ответила скорее вопросом, чем утверждением. — Сколько сейчас времени?       — Половина девятого вечера. Ты снова пропустила ужин. И на что, чёрт возьми, я сейчас смотрю? — воскликнул Гарри.       Прежде чем Гермиона успела ответить, на пол упала чашка с чаем и задрожала одна из стопок книг: в неё врезался отброшенный покрасневшим Роном Кормак Маклагген. Кормак мгновенно вскочил и бросился к Уизли, подхватил его под колени и швырнул на пол, одновременно беря его голову в захват.       — Рональд! Мои исследования! — взвизгнула Гермиона. — Держи свою шахматную партию либо под контролем, либо подальше от моей зоны!       Оба парня обернулись и выразительно на неё посмотрели.       — Твоя «зона» занимает всю чёртову гостиную! Как насчёт того, чтобы ты сама контролировала свою кучу мусора? Это начинает походить на карантинную зону, и твоя идиотская доска тоже вызывает беспокойство! — рявкнул в ответ Рон.       Гермиона приподняла бровь на слове «карантин», не ожидая, что Уизли вообще известно, что это — и этого оказалось достаточно, чтобы вывести её из тумана непоколебимой концентрации, в котором она находилась последние дни.       — Моя доска не идиотская, Рональд, — машинально отозвалась Гермиона, взмахивая рукой, чтобы испарить чашки и засохшую еду из загромождённого угла, отказываясь ради такой мелочи вытаскивать палочку из волос.       Пока Гермиона убиралась, Гарри повернулся к парням и спросил:       — Почему захват головы, Маклагген?       — Он сделал шах моей королеве, — невозмутимо ответил тот.       — Я думал, в этом случае делают захват ног?       — Блин, точно! — Маклагген немедленно перевернулся и попытался схватить Рона за ноги, чтобы зафиксировать его на четвереньках, пока Рон скалил зубы и отказывался сдаваться. — Ты знаешь правила, Рон! Шах на ферзя равен блокировке ног! — уговаривал Кормак, продолжая обхватывать соперника ногами и пытаясь свернуть его в крендель.       Закатив глаза, Гарри снова повернулся к Гермионе. Некогда неопрятное место теперь было практически безупречно чистым, за исключением хаоса на пробковой доске, в котором могла ориентироваться только сама Грейнджер.       Доску украшали список факультетов, известные пары альфа-омега с датами их связывания, возрастами, различными родословными, местоположениями альф и омег до образования связи, копии страниц дневника и возможные гипотезы.       Нитки были зачарованы и меняли цвет в зависимости от значения, но смысл цветов был только в голове Гермионы. Она вернулась в «зону», игнорируя звуки позади. Связи и данные перемещались на доске, пока мысли крутились у неё в голове, одни теории дискредитировались, другие появлялись.       Гарри практически чувствовал, как у неё дымился мозг от интенсивных размышлений, и почувствовал головокружение от одного только взгляда на её бегающие по доске глаза. Он попытался прочитать что-нибудь из того, что там было, как вдруг наткнулся на имена его родителей и его самого, обведённые красным маркером и несколько раз подчёркнутые.       — Почему моё имя выделено так, будто я подозреваемый? — Зелёные глаза вспыхнули беспокойством.       — Поттеры несколько раз появляются в дневнике Риддла. Он был одержим ими, — пробормотала Гермиона, снова зажав ручку зубами и скользя взглядом взад и вперёд по доске, не осознавая, насколько мало в её голосе сочувствия. На лице Гарри отразились удивление и боль.       — Он был одержим? И что? Теперь ты тоже одержима? Я знаю, что он был убийцей моих родителей, но ты выставляешь это так, будто там есть что-то ещё. Я уверен, что если бы это было так, Дамблдор бы мне рассказал. Или Сириус. Или Римус. — Он сделал паузу. Его глаза на мгновение заблестели, когда он подумал о своих родителях. С годами ему стало легче говорить о них, но вряд ли когда-нибудь станет совсем безболезненно. День их смерти был худшим в его жизни, и эмоциональные и физические шрамы, оставшиеся с того дня, постоянно напоминали о потере. Он рассеянно потёр шрам в виде молнии на лбу, который проявлялся каждый раз, когда он думал о том дне. — Гермиона, ты еле держишься на ногах. Я хочу знать, что тебе известно, особенно о моих родителях и о том, почему Риддл нацелился на них, но если ты продолжишь в том же темпе, ты потерпишь неудачу. Пойдём, тебе нужно отдохнуть. Рон, помоги мне её распутать.       Гермиона посмотрела себе под ноги. Живоглот, пытаясь заставить хозяйку прекратить бесконечные расхаживания, обмотал её нитками из клубка. Гарри осторожно вытянул перо из-за её уха и заставил вытащить изо рта ручку. Рон неторопливо подошёл и вместо того, чтобы помочь, уставился на доску. На его лице отразились замешательство и любопытство. Он внимательно осмотрел все семьи, перечисленные на доске, а затем перешёл к парам. Его глаза сосредоточились на семьях и факультетах.       — Держу пари, это один из этих слизеринских ублюдков! — воскликнул он. — Уверен, Малфои имеют к этому какое-то отношение.       Гермиона перестала распутывать нитки и уставилась на парня.       — Как, во имя Годрика, ты сделал такое умозаключение?       — Серьёзно, подумай об этом! — взволнованно сказал он. — Они бы захотели сделать всех остальных несчастными. Драко делает это, просто существуя, — торжественно улыбнулся Рон. — Я соединил все точки!       — Рон, ты ни хрена не соединил, — раздражённо ответила Гермиона, качая головой на ту околесицу, которую он иногда нёс.       — Я соединил их! — снова заявил Уизли, гордо выпячивая грудь и отказываясь сдаваться.       — Почему Малфои, связанная пара альфы и омеги, хотели бы лишить счастья своего единственного сына, альфу, и наблюдать, как он страдает и теряет разум?! Они являются одними из главных сторонников того, чтобы отправиться в мир маглов и поискать какую-нибудь бету, которая могла бы проявиться омегой, и спасти своего сына. На самом деле, Рональд, тебе пора бы уже забыть об этом предубеждении против Драко, — мягко добавила Гермиона.       Он нахмурился и немного сдулся: упоминание о том, что альфа без пары может потерять рассудок, было довольно отрезвляющим.       — И всё же мы знаем, что эти слизеринцы — придурки. Один из них должен быть причиной всего этого дерьма, — упрямо ответил Уизли.       — Хорошо, вы двое, марш в постель, — приказал Гарри. — Никаких больше пишущих принадлежностей. Ты превращаешься в цыпленка, Гермиона, со всеми этими перьями, которые я продолжаю находить на тебе! — Гарри закатил глаза, вытащив из волос подруги очередное перо. — И, Рон, развяжи Маклаггена. Ваша шахматная партия окончена. Ты явно победил.       — Гарри, всего лишь начало десятого, я совсем не устал! — заканючил Рон. — Кроме того, ты пропустил свой вечерний перекус. Позволь мне вызвать домового эльфа, чтобы он что-нибудь тебе принёс. И где твой пиджак?       Гарри запрокинул голову, чтобы посмотреть Рону в лицо.       — Рон, я не голоден. Мой пиджак на мне. Он у меня под мантией. — Уизли тут же задрал её, чтобы проверить, и отдёрнул руку, когда парень шлёпнул по ней. — И пора ложиться спать, уже отбой. Мы можем продолжить этот разговор завтра, Гермиона, и ты расскажешь мне, что, по-твоему, ты знаешь о Риддле и моих родителях. Если ты что-то знаешь, я хочу участвовать. — Его голос был полон решимости. — Я помогу всем, чем смогу.       Гермиона скрыла доску заклинанием и последовала за Гарри в сторону комнат.       — Гарри?       — Да? — Он оглянулся на неё через плечо.       — Мне жаль, что я так увлеклась этим проектом и ляпнула, не подумав. Конечно, мы поговорим завтра, и я введу тебя в курс дела. Мне правда кажется, что я близка к разгадке, и твоя помощь была бы очень кстати, — с раскаянием сказала она. — И, Рональд, оставь мантию Гарри в покое! Да, он действительно в пиджаке!       Через несколько минут Гермиона уютно устроилась в постели. В голове копошились мысли, кусочки головоломки двигались, соединялись и развивались, пока она продолжала обрабатывать всё, что прочитала, и медленно собирались в единый образ. Она была близко. Она чувствовала это. Гермиона задумалась, сможет ли спуститься вниз к своей доске так, чтобы Гарри об этом не узнал. Воровато оглянувшись, она молча надела тапочки и халат, готовая спуститься вниз.       — Даже не думай об этом, Гермиона. Гарри предупредил нас, что если ты попытаешься ускользнуть вниз, мы должны сделать всё возможное, чтобы удержать тебя в постели. Он даже заставил меня наложить чары на твою кровать, чтобы дать ему знать, если ты встанешь с неё. Он был очень внимателен. А теперь иди спать. Ты будешь более полезна, если проспишь больше двух часов за ночь, — упрекнула её Лаванда с соседней кровати, а затем пробормотала себе под нос: — И, может быть, мы сможем выветрить вонь из общей гостиной…       Отчитанная Гермиона робко забралась обратно в постель. Она предположила, что несколько часов, проведённых без размышлений, действительно могли бы принести ей некоторую пользу, и тот факт, что Гарри так заботится об этом, на самом деле был очень милым. С лёгкой улыбкой она провалилась в сон.       На следующее утро Гермиона проснулась, резко подскочив на кровати. Её сны были наполнены образами той ночи, когда Риддл убил Поттеров, и его навязчивыми словами в дневнике, приведшими к этому. Всё это определённо не добавило ей бодрости. Она заставила себя собраться и подготовиться к новому дню, молясь, чтобы душ привёл её в более человеческое состояние.       Спотыкаясь на пути вниз в общую гостиную, с тёмными мешками под глазами, она подавила желание взглянуть на свою доску и присоединилась к Гарри и Рону, чтобы вместе с ними спуститься к завтраку. Гарри внимательно осмотрел её лицо.       — Я надеялся, что ты поспишь, но, кажется, ты проиграла эту битву, не так ли? — спросил он.       — Да, несмотря на ранний отбой, что-то пошло не так, — призналась Гермиона, — но я благодарна за твои попытки заставить меня отдохнуть. Может, нормальный завтрак поможет мне избавиться от этого психоза, который овладел мной в последнее время.       Все трое вместе с остальной ордой гриффиндорцев направились в Большой зал, передвигаясь одной большой толпой, в полной солидарности факультету. Масса красного и золотого на подходе к дверям Зала столкнулась с организованной группой зелёного и серебряного. Слизеринцев, очевидно, возглавлял Драко Малфой, а остальная часть его альфа-ассамблеи следовала за ним в строгом порядке в соответствии с иерархией.       Дисциплинированная манера слизеринцев резко контрастировала с беспорядочной толпой гриффиндорцев, наглядно показывая одно из многих различий между факультетами. Змеи демонстрировали прекрасное воспитание и манеры, которые всегда напоминали Гермионе романы Джейн Остин, и, если быть честной с собой, она немного завидовала тому, какими безупречными они всегда выглядели.       Движением руки Малфой остановил процессию слизеринцев. От всех альф в непосредственной близости исходили феромоны и волны агрессии, и беты, такие как Гермиона и Гарри, начали готовиться к весьма вероятной разборке среди альф. Всё, что воспринималось как пренебрежение, могло перерасти в драку, а Гермиона не хотела так начинать день. Будучи ученицей целительницы, она была обязана остаться здесь, чтобы помочь всем возможным раненым, но Гермиона начинала испытывать голод и чувствовала, как её собственный вспыльчивый характер выходит на поверхность. Она знала, что если ситуация в ближайшие секунды не разрешится, её желание позавтракать овсянкой и выпить чашку хорошего чая перед сдвоенным занятием по защите от тёмных искусств не исполнится.       Драко хладнокровно обвёл взглядом толпу гриффиндорцев, и на его губах расцвела ухмылка.       — Проходите. Технически вы были у дверей первыми. Я бы не хотел, чтобы так много бет лишились завтрака, — протянул он.       Шпилька в адрес её факультета была тонкой, но достаточно очевидной для того, чтобы вызвать раздражение альф рядом с ней. Гермиона должна отдать ему должное — его язык действительно был острым и злым. Он завуалированно утверждал превосходство Слизерина из-за того, что на их факультете было больше альф, и явно провоцировал гриффиндорцев, чтобы в случае вспышки насилия свалить вину на них.       Внезапно стальные глаза остановились на Гермионе. Он изучал её черты, и она не смогла подавить вспыхнувший румянец. В глазах альфы промелькнул гнев — еле сдерживаемая гроза. Это заставляло её чувствовать себя незащищённой. Глаза Драко были пронзительными, и она была сбита с толку жаром, который обнаружила в его взгляде, но отказывалась отворачиваться первой. Их окутала тишина, пока они стояли там, не сводя глаз друг с друга. Гермиона уже собиралась заговорить, как вдруг Рон обнял её за плечи, и, какое бы заклятие на них ни было, оно развеялось.       — Спасибо за разрешение войти в Зал первыми, Малфой. Так рад, что у нас есть твоё позволение, — едко сказал Уизли: сарказм сочился из каждого слова, верхняя губа чуть приподнялась, обнажая удлинённые клыки. Он жаждал драки, и Малфой был его любимой мишенью. Не то чтобы у него был шанс на победу, но Рон отказывался это признавать.       Гермиона решила, что завтрак был её главным приоритетом, и кинула умоляющий взгляд на Гарри, надеясь, что тот поможет разрешить ситуацию. Он уловил безмолвное сообщение.       — Да, спасибо, Малфой. Ребята, давайте просто пройдём. Никто не пострадал, я умираю с голоду, Гермиона умирает с голоду, Симус умирает с голоду, а в холле чертовски холодно, — заявил Гарри.       Казалось, это сработало, так как большинство бет-гриффиндорцев снова начали двигаться, входя в Большой зал и рассаживаясь за столом. Альфы медленно шагали, разрываясь между желанием свести счёты со Слизерином и инстинктом позаботиться о бетах. Как только вошёл Гарри, остальная часть львов последовали за ним, оттесняя Гермиону и Рона в конец.       Гермиона намеренно еле волочила ноги, увеличивая расстояние между собой и Уизли.       — Знаешь, Грейнджер, если львы не могут о тебе позаботиться, мы всегда найдём для тебя место в нашей змеиной яме. — Его голос был чистым шёлком в её ушах, и она спиной чувствовала его тепло. Его выдох шевельнул завесу кудрей, и перед её мысленным взором сразу предстало другое кудрявое место, которое он мог пощекотать своим дыханием. Румянец от его взгляда стал насыщенно-красным, перекликаясь с цветами её факультета.       Ответ вертелся на кончике языка, когда она быстро обернулась, но Малфой уже ушёл. Он пробрался к своему «трону» в центре слизеринского стола, и весь его факультет стоя ждал, пока он сядет. Пэнси Паркинсон, его предполагаемая подружка, Тео Нотт и Блейз Забини, его помощники, образовывали его внутренний круг. Крэбб и Гойл прикрывали их снаружи, создавая ещё один слой альф вокруг Малфоя.       Их взгляды снова встретились, когда он собирался сесть. Малфой завороженно оглядел её разгорячённую кожу, раздувая ноздри. Затем приподнял бровь и едва заметно улыбнулся, что заставило Гермиону подумать, что он знает об эротических фантазиях, заполняющих её разум, с ним самим в главной роли.       Покраснев от этой мысли ещё сильнее, она наконец направилась к столу и села рядом с Невиллом, спиной к Малфою. Гермиона не была уверена, сможет ли поесть, если он будет продолжать смотреть на неё так. У неё было ощущение, будто он пытался сделать из неё свой завтрак, и хотя эта мысль была чрезвычайно соблазнительной, она была лишь фантазией. Он был слизеринцем, и у него была девушка. Не имело значения то, что простое нахождение рядом с ним заставляло её тело петь от желания. Малфой был под запретом. Факультеты не смешивались, к её большой досаде.       Этот факт на самом деле был одной из причин, побудивших её стать целительницей. Гермиона любила своих друзей-гриффиндорцев, но возможность взаимодействовать с другими факультетами в невраждебной манере тоже была ей интересна. Ей нравилось, что она могла пересечь негласные границы и вырваться из однородной культуры, созданной волшебным миром. Как только ты проходил распределение, всё становилось предрешено. Факультет становился твоим домом. Он определял всё, что касалось тебя в волшебном мире, — от цветов, которые тебе было позволено носить, до того, какую работу ты мог получить и с кем общаться. Гермиона не могла не чесаться от интеллектуального зуда, охватывающего её при мыслях об этой сегрегации. Будучи воспитанной в маггловском мире, она не могла понять эту концепцию, и выбранный ею карьерный путь давал возможность обойти статус-кво.       Дин протянул ей тост, Кормак положил фрукты на её тарелку: альфа-инстинкты включились на полную после столкновения со слизеринцами. Гермионе хотелось огрызнуться на них, сказать, что ей не нужна их забота, но она понимала, что эту битву лучше отложить на другой раз.       — Что это только что было с Малфоем, Гермиона? — поинтересовался Невилл, протягивая ей чашку чая. — Он перешёл границы? Хочешь, чтобы я поговорил с ним?       Гермиона повернулась, принимая предложенный напиток.       — Ничего такого. Он просто вёл себя как Малфой. Ничего, с чем я бы не справилась, — заверила она однокурсника. — Как твоё утро? Как успехи с проектом по гербологии? — спросила она, очевидно пытаясь сменить тему.       Ответом на её вопрос была тишина. Гермиона подняла глаза и проследила за взглядом Невилла. В зал только что вошли студенты факультета Рейвенкло, и его глаза были прикованы к одной светловолосой шестикурснице. Гермиона знала, что это Луна Лавгуд — милая, но странная девочка, на год младше их. Грейнджер пару раз болтала с ней в библиотеке и находила её очаровательной. В Луне было что-то мечтательное, что выставляло её сумасшедшей, но на самом деле она была очень проницательной и доброй. Губы Гермионы изогнулись в грустной улыбке. Очевидно, не её одну прокляли невозможной влюблённостью…       — Невилл?.. — сделала ещё одну попытку она.       — Прости, Гермиона. О чём был вопрос? Гербология? — рассеянно спросил парень, всё ещё следя за Луной на другом конце зала.       — Не беспокойся, Нев, наслаждайся завтраком. Я собираюсь почитать. Хотя, возможно, ты бы хотел, чтобы твоя еда попадала тебе в рот. Или тебе нравится каша на коленях? — поддразнила Гермиона. — И её зовут Луна — на случай, если ты ещё не узнал, — тихонько прошептала она.       — Луна… — мечтательно выдохнул он, подражая девушке, о которой шла речь, так и не обратив внимание на запачканные колени. Гермиона ухмыльнулась, наложив на него беспалочковое Скорджифай, и достала дневник Риддла, чтобы скоротать время до урока.       Несколько минут спустя прозвенел колокол, и факультеты поднялись, чтобы двинуться на уроки. Гермиона размышляла над отрывком, который только что прочла, позволяя Рону и Гарри отвести её в класс.       Может быть, Люпин, будучи другом Поттеров, учителем ЗОТИ и альфой, мог бы стать основой для её последней теории, размышляла Гермиона на ходу.       Люпин вошёл в класс, и сразу же на доске перед ним появилась тема урока.       — Сегодня мы погрузимся в опасный мир проклятий. А конкретнее, мы поговорим о последствиях проклятий и о том, как их идентифицировать, обратить или создать лекарство.       Гермиона встрепенулась, слегка запаниковав. Этой темы не было в материалах курса. Она прочитала весь учебник по ЗОТИ ещё во время летних каникул и знала книгу вдоль и поперёк, поскольку это требовалось для её обучения целительству. Конечно, она провела значительное самостоятельное исследование проклятий, чтобы не отставать во время обучения, и гордилась тем, что смогла правильно определить все болезни, с которыми сталкивалась до сих пор в Больничном крыле, но этот поступок Люпина казался слишком большим совпадением, чтобы поверить в случайность — особенно учитывая его связи с Дамблдором.       — Сэр? — спросила Гермиона, поднимая руку. — Эта тема не включена в наш учебник по ЗОТИ. Вы предоставите нам дополнительные справочные материалы для этого раздела? И будут ли какие-то другие изменения в учебном плане? — Перо в её руке готово было записывать ответ, и мысленно она уже прикидывала, как изменит своё расписание. Люпин посмотрел на неё с едва сдерживаемым весельем.       — Мисс Грейнджер, я прошу прощения за сюрприз. Директор в последнюю минуту добавил эту тему в учебную программу, наконец получив одобрение от Совета попечителей. Учитывая, что вы учитесь на седьмом курсе и готовитесь к ЖАБА, он решил, что вы без проблем справитесь с такой продвинутой темой и без заблаговременных предупреждений. — Профессор отлевитировал каждому студенту экземпляр «Проклятия и исцеления» Матильды Мерривезер.       Разум Гермионы заполонили подозрения. Именно так, как она и думала: это не было случайным совпадением. Она взяла книгу и открыла на странице, указанной на доске. Её мозг начал обдумывать новые теории, которые она добавит на свою доску, как только вернётся в гостиную. Прикусив язык, чтобы не дать себе отвлечься, Гермиона покачала головой и сосредоточилась на происходящем в классе. Это была именно та информация, в которой она нуждалась.       — Проклятие — это тёмное заклинание и одна из форм тёмной магии. Как все мы знаем, намерение является одним из движущих факторов магии и определяет исход заклинания. Любое заклинание может быть использовано во зло, если таково намерение волшебника, — начал читать лекцию профессор. — Как только проклятие сотворено, оно оставляет след — или шрам, если хотите — независимо от того, попало оно в цель или нет. Намерение состояло в причинении вреда, и как только заклятие сорвётся с палочки волшебника, оно сделает всё, чтобы причинить его.       Люпин продолжал диктовать, но взгляд Гермионы переместился на Гарри. Он подпёр голову рукой, удерживая чёлку, чтобы не лезла в глаза, и делал заметки — по понятным причинам поглощённый уроком любимого профессора.       Она снова перевела взгляд на свои записи, размышляя о давно приобретённых навыках стенографии и благодаря эйдетическую память. Как только она усвоит информацию из этой книги, на чтение которой предполагала потратить пару вечеров, всё будет в порядке. Гермиона представила, как сидит в общей гостиной у камина и читает о проклятиях, а за окном шуршит дождь. Дождь… гроза… молния…       Проклятия оставляют шрамы… Гермиона вполуха слушала Люпина и внезапно громко ахнула. Широко раскрыв глаза, она снова перевела взгляд на Гарри, уставившись на его печально известный шрам в виде молнии. Ну конечно!       Риддл намеревался уничтожить весь род Поттеров, когда произносил слова проклятия той ночью, но в игру вступила другая сила, и намерение родителей Гарри защитить сына оказалось явно сильнее, чем желание Риддла убить его.       Гермиона нутром чуяла, что шрам, который так ненавидел Гарри, это постоянное напоминание о смерти его родителей, был чем-то большим. Это был ключ к разгадке. Она надеялась, что молния не ударит во второй раз в то же место, пока она обдумывает, как вылечить его и, возможно, спасти их всех.