Я требую адвоката!

Руднев выбирал между кофе с коньяком, просто кофе, и просто коньяком. Топтался в метаниях по белоснежному ковру своей гостиной, пинал босыми ногами кожаные кресла. Может быть, ничего и не надо, и лучше просто лечь спать. Или побиться головой о стену. Или сначала побиться, а потом лечь. Паршивец Ромашка переметнулся к Карабасу Радзинскому – разинул пасть на возможности вражеского клана. Двадцать лет Руднев убил на мусорную работу, а найдя, наконец, источник силы для чего-то стоящего, упустил его. Наводить порчу на чьих-то конкурентов, протаскивать мразь от бизнеса во власть – вот твой потолок, господин адвокат. Вершить оплаченное правосудие, подбрасывая улики упырям. Учить азам неблагодарных сученышей, чтобы они потом свалили. Иногда Руднев отвлекался от дел и от злости, и отдавался простой позорной жалости к себе. Ко всей своей жизни, с самых ранних воспоминаний паршивой. Начиная с ледяной деспотичной матери, с ее черного рояля, и безупречного пробора волос. Продолжая бабкой-ведьмой, и ее ночными прогулками по кладбищу, беседами с покойниками, страшными ритуалами. Продолжая школой, где сложившийся гадкий характер делал каждого – ученика или учителя – его врагом. Встреча с Патроном – наставником, покровителем и богом - стала просветом. Тогда впервые Руднев начал дышать. Начал летать и мыслить, и совершать невероятные открытия. Посещать иные миры, каждый из которых был ниже и темнее предыдущего. Растить свою силу, и мучительно желать больше. Вместо кофе и коньяка он выпил воды, простой минералки из холодильника. Открыл окно, впустил в квартиру немного пурги, закрыл окно. Поскрипел зубами от соблазна посмотреть, чем там занят сволочь Роман Аркадьич. Уж не спит, конечно. Такие, как он, никогда не спят в полночь. О чем там думы его? О бесценных артефактах и о власти безграничной? Может, даже о своем учителе, которого только использовать и выбрасывать. Жевать и выплевывать. Руднев выпил еще воды. Решил, что посмотрит – аккуратно, не привлекая к себе внимания. Но зазвонил телефон, и он не успел приступить. Ночной звонок не удивил Руднева – при его работе и образе жизни ночные звонки ничем не отличаются от дневных. Правда, на сей раз его телефон тревожил не кто-то из бизнес-своры, а бывший одноклассник Паша Половцев. Он был слегка пьяноват (не по голосу, а по запаху), и с каким-то угрюмым недоумением сообщил, что, мол, Андрейку в их пропащем интернате ждут. Вот же потеха! До чего дожил, Рудичка, голову продырявил. Он же попросту забыл, что обещал приехать. У него же работы полная глотка, и помимо работы дела, и Карабас со своими подонками от магии, и стилиста надо посещать исправно, ведь слепящий пижонский образ сам себя не создаст. Как неловко вышло, надо же! Сейчас интернатского сопляка подвел, а потом магната подведет? Нет, так не годится, надо собраться. Надо придавить свою истерику. Глотнув еще воды, Руднев сел в кресло, и вместо того чтобы нащупывать предателя-Ромашку, нащупал сопляка. Тот лежал на полу в темной комнате, и механически ковырял когтем ладонь. В комнате не было ни мебели, ни окон, а пол, стены, и даже потолок были обшиты толстым поролоном и мягкой тканью. Бесчисленные разорванные и разрезанные места обшивки много раз чинились небрежными стежками. Руднев попробовал заглянуть пацану в голову, но тот вдруг встрепенулся, сел рывком, и стал испуганно озираться в темноте. Он неадекватно остро реагирует на вторжения – еще в кабинете Половцева показал. Руднев не стал лезть. Глотнул пять капель коньяку, и пошел спать. *** Путь в богадельню неблизкий, отнимающий слишком много дорогого времени, чтобы не вызывать злость, с каждым километром эволюционирующую в бешенство. Не стоило бы сопляку сейчас попрекать его ни единым писком. Дороги после снегопада отвратительные, и оттепель липкая, как болотные испарения. Воняет чем-то отсыревшим, и чем ближе богадельня, тем хуже. Уезжая отсюда в прошлый раз, Руднев был убежден, что не вернется ни в этой жизни, ни в последующих. А потом сам, по своей инициативе подписался. Добравшись, он подивился тому, что снег здесь чистят исправно. Дорожка тянулась к крыльцу угловатым жёлобом, стискиваемая сугробами высотой почти по бедра. Здание серело на том конце жёлоба, окутанное смрадной завесой – чем-то вроде мокрой гари, будто пожарище залило дождем. В прошлый раз Половцев решил, что его корежит из-за свинарника, но это правда меньше, чем наполовину. В основном его корежило от язв, созданных страхом, безнадегой, болью и смертью. Для медиума это здание, как давка в толпе – чужие энергии, наминающие бока. Смертей здесь много. От болезней, насильственные и самоубийства – последние особенно сильно пихаются острыми локтями. И от каждого тела в толпе – свой запах, и ни один из запахов не приятный и не нейтральный. Для местных обитателей милость, что они этого не замечают. Любой заметивший свихнулся бы здесь уже через неделю. Сопляк, которому Руднев опрометчиво задолжал, сидел на перилах крыльца. Сгорбившись, поджав ноги на перекладине, нахохлившись в пальто с поднятым воротником, он был очень похож на большую черную птицу на насесте. Крючковатости его клюва позавидовал бы сам Роман Аркадьич. Краем глаза заметив приближение Руднева, он не шелохнулся, и не отлепил подбородка от кадыка. Раз метнулся круглым птичьим глазом, и опять уснул. Руднев поднялся на крыльцо, отметил свежие следы мордобоя, и то, что от особо глубокого рассечения на скуле тянет не суматошной мальчишечьей потасовкой, а тяжелой рукой Половцева. Парень продолжал спать, будто сидел тут с Нового года, и его заморозило. Хотя оттепель уже должна была раскиселить. - Ну, и? – потерял терпение Руднев. Тогда парень соскочил с насеста, и стал спускаться с крыльца. - Пойдемте, - позвал он холодно, и двинулся вдоль здания по расчищенной тропке. Они обогнули фасад, и остановились перед узкой дверью в торце. Перебрав множество ключей в тяжелой связке, пацан выбрал один, отпер замок, и они попали в помещение, похожее на склад хлама. В огромную полутемную кладовку, загроможденную сломанными кроватями и шкафами, стеллажами с пожелтевшими папками, ссохшимися книгами, посудой со сколами, нерабочими радиоприемниками, истлевшим тряпьем. Отжившие свое инвалидные коляски, наставленные одна на другую, создавали какую-то психоделичную баррикаду. Коробки с игрушками венчались не уместившимися внутри безголовыми куклами, рваными мячами, плешивыми зверями. Свалившиеся у стены костыли соорудили противотанкового ежа. Неспешно обойдя тоскливо-историческое пространство, парень выбрал красный продавленный диван с большой дырой по центру, и, брезгливо дернувшись, с ногами уселся в его углу. - Давайте, - велел он сухо. – Когда будете уходить, не оставляйте дверь нараспашку. Внезапно Руднев сообразил. Удивительно, как ловко эта поверхностная мысль пряталась раньше. - Так, Рекс… - начал он сурово, сцепив в замок свои модельные пальцы. Пацан перекосился, будто ему в лицо плеснули из ночного горшка. Ну а чего он ждал? Не будет же адвокат пользоваться их убогими кличками. - Не провалюсь ли я туда снова? – закончил Руднев еще суровее. - Откуда же мне знать? Повисла пауза, за которую грязные окна успели завеситься снаружи новым снегопадом. Все это время пацан сидел с закрытыми глазами, вибрируя, как готовый лопнуть от нагрузки трос. - Послушайте, - прохрипел он, наконец. – В прошлый раз вы на меня напали. В этот раз я сам прошу. Дом не воспримет это как угрозу. Андрей Константинович, хватит тянуть. У меня уже нет нервов ждать вашего обмана. Когда он открыл глаза, вокруг был квартал разрушенных домов, утыканный гнилыми фонарными столбами и ржавыми дорожными знаками, а наверху клубилось дымом черное небо. Они стояли вдвоем на ошметках асфальта, и Руднев искрил яростью подобно сварочному аппарату. Несмотря на черноту неба, было светло, как монотонным пасмурным днем, и мертвая местность отлично просматривалась. Оболочки брошенных машин шеренгой тянулись вдоль обочин широкой дороги, уходящей вдаль. Руднев крутнулся вокруг себя, сжал виски ладонями, и чуть не завыл. Его снова затянуло в бред, причем сразу, в тот самый миг, когда он позволил крупице своей магии направиться на ребенка Дома. Его снова ждут кошмарные вечности блужданий, а паршивый сопляк зубасто улыбается ему, и выглядит странно. Он стал заметно старше – лет на пятнадцать, расширился в плечах и удлинился в росте. Сухой и жилистый, как индеец, в льняной рубахе без рукавов, в подвернутых штанах. Без трости, без сутулости, без кисло опущенных углов рта, какой-то зримо сильный и энергичный. Руднев отметил, что сам он смотрит на парня снизу вверх, и что чувствует себя непривычно неуверенно, если не сказать, беспомощно. - Спасибо, - простецки сказал ему Рекс, и резво зашагал по колдобинам. В его пружинистой поступи тоже было что-то индейское. - Стой! – крикнул Руднев, и прозвучало это просьбой, а не чем-то другим. Остановившись, но не обернувшись, Рекс дождался его, и, не выслушав вопрос, сразу ответил: - Никак не выбраться. Изнанка сама вас выбросит, когда захочет. Ждите. Ждать, значит? Наверное, надо найти скамейку в одном из дворов, стряхнуть пыль и мусор, расположиться на ней. Достать газету. - Ты вообще соображаешь?.. Руднев не знал, как хотел закончить фразу. Его разрывало на лоскуты и растирало в крошку. - Можете пойти со мной, - Рекс равнодушно дернул плечом. – Только не нойте, что устали. И они пошли вместе. Постапокалиптичный пейзаж вскоре кончился, и вокруг раскинулся луг с низкой молодой травой. Небо мало-помалу расчистилось, став совершенно обыкновенным дневным. На смену лугу пришел уже знакомый лес, и Руднев убедился в подозрении, что воспринимает сказку не так, как в прошлый раз. Деревья действительно были очень высокими, но они всё же имели верхушки, а вовсе не терялись в стратосфере, как казалось тогда. В кронах щебетали птицы, как и положено, по листам ползали гусеницы, воздух позвякивал от летучих насекомых. Пахло стволами, травами и разноцветьем, а не только грибной сыростью. Солнце перемещалось по небу, меняя освещение. В этот раз все было гораздо реальнее. И от долгой пешей прогулки по бездорожью Руднев естественным образом устал. Почему-то на нем были разношенные джинсы и домашняя рубашка, а тело в целом ощущалось более компактным и легким, чем ему подобает быть. Некоторое время оно даже казалось Рудневу детским, словно ему стало лет двенадцать. Нет, оно все-таки взрослое, сформированное, и даже со щетиной, просто несколько тщедушной комплекции. Но это мелочи. Куда сильней его впечатлила некая заслонка в разуме и духе. Будто он перестал быть магом. Будто родился снова – не отягощенный, не замаранный. До смешного слабый, и в то же время полноценный. Не изуродованный ни матерью, ни бабкой, ни Патроном. Руднев непривычно чувствовал себя… здоровым. Как если бы вместо отравленной крови ему перелили чистую. - А какая-нибудь еда здесь есть? – спросил он, когда они перебрались через мелкую речушку, и пошли дальше в мокрых штанах. Рекс ехидно засмеялся, получив ожидаемое нытье. - Скоро доберемся до моего дома, - ответил он. – Там что-то оставалось. Не знаю, сколько времени прошло, могло испортиться. Посмотрим. Руднев подумал, что теперь его можно обмануть. И что он вообще не слишком-то приучен кому-то доверять, а здесь придется. И все это так дико – одновременно экстремально и расслабляюще. Но если поесть и выпить кофе, наверняка, положение станет устойчивее. Наверняка, с этим попаданием все не так страшно, и можно жить. Можно считать, что у него небольшой отпуск за городом. Небольшой поход. - Так что тебе здесь нужно? Доселе они шли почти молча, но теперь адвокату помыслилось, что беседа скрасит путь, и отвлечет от голода. Он до сих пор не знал, почему пацан так рьяно рвался в сказку - просто не смотрел ту сторону, потому что ему было плевать. А теперь не посмотреть, только по-человечески спросить. - Ищу кое-кого, - ответил Рекс сухо, и замолчал. С первой попытки беседа не задалась, и Руднев стал подбирать другую тему для отвлечения. Хотя, по правде, ему хотелось предложить привал. Сразу за лесом возникла ферма. Богатая и сочная, будто из мультфильма - с золотыми стогами, лоснящимися поросятами, румяными яблоками, молочными реками, кисельными берегами. - Пироги с курятиной хозяйка печет чумовые, - сообщил Рекс, остановившись перед ровным забором из гладких досок. - Угощают? – воодушевился Руднев. – Пригласят? - Вот еще! С чего бы? По картофельной делянке ходил хозяин с баллоном на спине – опрыскивал кусты от колорадского жука. На лужайке у фруктового сада дети играли в бадминтон. Дородная корова жевала траву на краю участка. Рекс завел Руднева за кусты лещины, и велел ждать. Тот согласился подождать, но напрягся и не смолчал: - У них наверняка есть ружье. Стоит ли воровать у владельцев ружья? - Стоит, когда хочешь есть. - Не лучше ли купить? Рекс красноречиво вывернул пустые карманы, слегка раздражаясь. - Выверните-ка свои. Руднев и так знал, что в них ничего. В конце концов, он родился заново, а рождаются люди обычно вообще голыми. И он решил довериться Рексу. Сел на траву, потому что ноги гудели и отваливались, но был готов вскочить и побежать в любой момент. От странного волнения ему стало жарко. Живая зелень перед глазами замельтешила, как будто в ней побежали сотни воздушных ручейков. Через несколько секунд она перекрасилась в серый, и разломилась на фрагменты. Сначала фрагменты были бесформенными, но прошло еще несколько секунд, и они приняли вид шкафов, кроватей, стеллажей. Баррикады из инвалидных колясок, коробок с игрушками. Руднев вернулся на склад хлама, и, к глубочайшему изумлению, испытал досаду. Пацан мирно спал в углу дивана, сжавшись угловатой кучей. Чертыхнувшись, Руднев снял свое пальто, и накрыл его. Накрывая, оказался слишком близко, и дружелюбная сущность обняла его за плечи. Прикосновение было настолько ласковым и любовным, что захотелось лечь рядом, и никуда не спешить. Ни один мертвый так не умеет – медиум в курсе. Эта сущность – что-то другое. И она привязана к Дому – в офисе ее не было, как не было и в сказке. Это обитатель печального места – утешитель. Очень разборчивый в выборе тех, кого утешать. Скрипнула дверь, влетел ветер, образовался Половцев. Очевидно, наблюдал за ними из окна, и явился проверить. Вот же досужий. Рудневу пришлось освободиться из объятий Тени, двинувшись на выход. Он молча прошел мимо Половцева, отчего-то злясь с каждым шагом. Достигнув порога, он почти вернулся в то состояние искрящего сварочного аппарата, в котором стоял на дороге заброшенного города. - Паш, - позвал он шипяще, пронзая нехорошим взглядом. - М? - Если не хочешь сунуть под нож вторую руку, не бей его больше. Половцев вскинул подбородок, желая ответить что-то резкое, но Руднев слушать не стал. Нырнул в вязкую оттепель, и поплыл к машине.