Я требую адвоката!

Коробка была размером с микроволновую печь, без опознавательных знаков, плотно закрытая, не тяжелая, и не легкая. Ральф бодро шагал по коридору в направлении своего кабинета, прижимая ее к груди. Проходя мимо пожарной лестницы, он увидел птичьего Папашу, сидящего на ступеньках с глупенькой мечтательной улыбкой, и подсел к нему. - Знаешь, а мне ведь обидно! – сообщил ему Ральф. Стервятник перестал улыбаться. - Мне жаль это слышать, - ответил он. – Что случилось? Ральф поставил коробку на колени. - Каждый знает, что я – первый красавец в этих стенах, самый завидный жених, и секс-символ Дома, - начал он. Стервятник возвел глаза к потолку, прикидывая в уме. Поразмыслил, и кивнул: - Да, это правда. - Так вот. Твой новый друг, похоже, отбирает у меня все титулы! Девчонки теперь перешептываются о нем, липнут к окнам, когда он приезжает. Дамы в учительской обсуждают его стать, и гадают, какого размера его агрегат. Даже Душенька, уж на что верная моя поклонница, и та мучительно ищет предлог, чтобы к нему подкатить! Это что такое делается, а? Стервятник постучал когтями по рукояти трости. - Ну…, - протянул он. – Как ни печально, конкуренции с ним вам действительно не выдержать. У него же, наверное, побрякушки на одной руке стоят дороже вашей квартиры. Ральф досадливо поцокал языком. - Как будто ты что-то знаешь о моей квартире. Может, у меня ее вообще нет. - А какие у него красивые глаза! Как серый гематит в лучах восходящего солнца! - Вот-вот. Мода на очи черные ушла в прошлое. - Наконец, у него пальцев больше, чем у вас. - А вот это было жестоко! Стервятник потупил взор. - Простите. Мне стыдно. Ральф пихнул его плечом, без слов упрекнув во лжи. Стыдно ему, как же. - А самое главное, - Ральф сник голосом и телом, - ты меня больше не любишь. Стервятник подскочил, задетый несправедливостью. - Какая ерунда! – воскликнул он с чувством. – Ведь вы мой ангел-хранитель! Никто никогда не заменит вас! Ральф немного помолчал, будто бы размышляя над его словами. Потом похлопал ладонью по своей коробке. - Вот, - сказал он со вздохом. – Четвертая спальня поздравила меня с днем рождения. Презентовала что-то хорошее, наверняка. А что же вы? Стервятник чуть не стёк со ступенек. Как он мог так опростоволоситься? Забыть про день рождения Р Первого, это же совсем беда! - Слепой, в знак уважения и признания заслуг, поцеловал мне руку, - поведал Ральф с придавленной гордостью. – Теперь ты должен сделать не меньше, чтобы не уронить честь третьей. Стервятник начал что-то подозревать. Требуется иметь воображение выдающихся мощностей, чтобы представить себе Слепого, целующего кому-либо руку. Ральф расхохотался, поймав движение в его лице. - Совсем ты от любви мозги растерял, - веселился он. – Когда у меня день рождения? Ну-ка вспоминай! Стервятник потер лоб, молчаливо соглашаясь с замечанием относительно своих мозгов. - В декабре, - вздохнул он. – Это значит, что я вас больше не поздравлю. - То есть как это?! – вскричал Ральф в неподдельном возмущении. – Оставлю свой адрес, и буду ждать корзину цветов. И горе тебе, если не дождусь. Стервятник слез с лестницы, потоптался по полу, глядя под ноги. Помялся в нерешительности, и, наконец, собрался. - Р Первый, я хотел спросить у вас кое-что, - поведал он вполголоса. – Ну, о всяком таком… Личном. Ральф слетел со ступенек, вдохновленный. - Как правильно напяливать презерватив, и всё в этом роде? – уточнил он радостно. – Пошли ко мне, проконсультирую лучше всякого бати. Они двинулись по коридору, среди разноцветного народа, уступающего им дорогу. - Только без издевательств! – поспешил потребовать Стервятник. – А то уйду советоваться к Рыжему. - Какие уж тут издевательства? Это же мой священный долг! Птица захотел ему поверить, и заранее мысленно поблагодарил. - А что в коробке-то? – спросил он, отпирая воспитательскую дверь, когда они добрались до кабинета. - Да старые тетрадки из класса выгреб. Сейчас еще тех, что у меня завалялись, докину, и на помойку отнесу. *** Руднев стоял в паре шагов от кровати, в джинсах и футболке – в очень домашнем виде. Луна светила ярко, позволяя рассмотреть выражение его лица – слегка растерянное, будто он не понимал, что здесь делает. И это резонно, потому что ему действительно нечего делать в третьей спальне среди ночи. Стервятник маялся бессонницей. Какая-то внутренняя суета его дергала, заставляя ворочаться, переворачивать подушку, подниматься, курить, таращиться на себя в треснутое зеркало в туалете. Иногда реальность дополнялась посторонними кадрами и ощущениями – когда сны подползали к нему. Не успев оформиться, сны шарахались, как спугнутые мальки в пруду, и продолжалась маета. Руднев стоял в паре шагов, и глядел на него. Прекрасными своими глазами, которые как серый гематит в лучах восходящего солнца. Чтобы рассмотреть их, света было маловато, но Птица их видел, потому что запомнил. Он как-то вдруг разволновался, будто Руднев мог сейчас поразмыслить, сказать «нет, все-таки не нравишься ты мне, я пошел», и уйти с концами. - И зачем же вы явились? – спросил его Стервятник очень тихо. - Можешь говорить громче, они не проснутся, - ответил Руднев. – Я же к тебе явился, а не к ним. - Так зачем? Руднев дернул плечами. - Понятия не имею, - сказал он. Его нематериальный визит был, конечно, заметно приятнее визита парня-тучи, но все равно слишком странным и мистичным на птичий вкус. И если адвокат просто соскучился, то мог бы подождать до утра. В любом случае, он категорически не вписывался в эту спальню. В мир казенных кроватей с проштампованными простынями, тумбочек, набитых лекарствами, и всякого мусора, который в Доме принято держать за артефакты. Любопытно, что Стервятник считал их спальню миром обласканных цветов, увлекательной алхимии и неразрывного семейно-дружеского круга, а вовсе не того, что пришло ему в голову сейчас. Вот насколько Руднев не вписывался! - Пойдемте, - решил Птица, выскальзывая из-под одеяла. – Погуляем. Коридор заключил их в кромешную темноту. Птица вёл по стене одной рукой, как делает на прогулках Слепой, второй крепко сжимал рудневскую ладонь. Тепло, шедшее от этой ладони, не было похоже ни на какое другое тепло. Оно казалось потусторонним, и как будто распространяющимся на все вокруг. Как будто даже паутина под потолком от него нагрелась. Они шли долго, коридор поворачивал то плавно, то резким углом, то тянулся ровно, как магистраль. Под ногами хрустели стекла, шуршала листва, хлюпали лужи, скрипели половицы. Стена становилась то шершавой деревянной, то обитой поролоном и тканью, то превращалась в живую изгородь, то возвращалась в свое нормальное оштукатуренное состояние. Когда она вдруг пропала, Птица окончательно потерялся. Сразу за ладонью, которую он сжимал, начиналась абсолютная пустота. - Это сон или нет? – спросил он Руднева. - Я действительно здесь, - туманно ответил тот. Налетел ветер, захлопали открытые оконные рамы. По-летнему затрещали цикады. Потянуло травяной свежестью и сладкими лилиями. Отзвуки грома прокатились по воздуху, где-то вдалеке залаяли собаки. Стало немного светлее, выплыли очертания окружения. Вроде бы, вокруг был холл с большими окнами нараспашку, широкая лестница уходила вверх, бесформенные груды досок и кирпичей чередовались с развороченной мебелью. Стервятник узнал расположение входной двери, лестницы, большой ниши для монстеры, в остальном же всё казалось чужим. То ли это Дом, то ли не Дом. И монстеры в нише не было, а вместо нее – хлам разрухи. Он шагнул к Рудневу вплотную, прильнул своими костями к его мышцам. Вжался в щеку виском. Задохнулся от какого-то юркого жгутика, перехватившего грудь. Ослаб от волны дрожи, разбежавшейся по нервам. - Вы там зубами скрипите, что ли? – проворчал он. – Мое касание вам очень мучительно? - Не очень. - Ладно. Тогда я так постою. Напряженное тело не принимало ласку. Оно было, как дерево, которое высится крепко, и всё стерпит, но не отзовется, не подхватит вибрацию. Руднев как будто оброс корой, захлопнулся. Принцесса затаилась в башне, пережидая атаку рыцаря. Дракона нет, и рыцарю приходится сражаться с глухими стенами. Сверкнула молния – на миг под опущенными веками стало красно, а не черно. Гром прогремел немного ближе и увереннее. Сердце у Руднева билось неровно – то быстро, то медленно, то вообще замирало. - Вы живы? – спросил Птица, когда сердце замерло как-то слишком надолго. - Помолчи, - ответил Руднев. Помолчали. За окнами зашуршали листьями первые капли, потянуло дождем. Под веками стало красно два раза подряд. Ноги утомились, захотелось присесть. Птица осторожно отстранился от Руднева, и тот облегченно выдохнул. Порыв сырого ветра раскидал птичьи волосы, стало зябко. Вздрогнув, Стервятник вновь шагнул к Рудневу, но не уперся в него. Мистичного гостя не было – ни очертаний в темноте, ни дыхания, ни твердости. - Андрей Константинович, это некрасиво! Ответа не последовало. Разочарованно засмеявшись, Стервятник сел на пол. Гроза приближалась – сверкало чаще, гремело громче, а наползшая на небо плотная туча забрала имевшиеся крупицы света. Колкая бетонная пыль налипла на ладони. Наконец, захотелось спать, и Птица сник клювом. Ощущение гладкой теплой щеки сохранялось на виске. И, видимо, это было воображением, ведь разве можно чувствовать тело бестелесного гостя? Он встряхнулся, когда кто-то споткнулся через его ноги. Вытаращился что есть мочи в темноту, но та была непроглядна. Выкинул вперед руки, обшаривая пространство. Рядом с лицом ощутил чье-то ищущее, вынюхивающее дыхание; запах мокрой земли приятно тронул нос. - Стервятник, - обратился к нему бесцветный призрачный голос. – Ты спал в коридоре? Слепой, возвращающийся с ночной прогулки. Чуть не убившийся из-за неуместных конечностей, разбросанных на проходе. Немного неловко. - Батарейка в фонарике села, – соврал Птица. – Заплутал. Слепой снова принюхался. Его обоняние чует всё, включая враньё. - Давай провожу, - предложил он. Поднялись. - Ты без палки, - Слепой не услышал стук. – Обопрись на меня. - Ты не хрустнешь? - Нет. Слепой далеко не такой хрупкий, как можно решить по его мелкому дистрофичному тельцу. Медленно побрели. Путь до третьей спальни занял гораздо меньше времени, чем путь до заброшенного холла, за окнами которого лето. - Спасибо, - от души поблагодарил Стервятник у родной двери. – Выручил. - Попроси его позвать Макса, - внезапно выдал Слепой. – Вдруг брат скажет тебе что-то… правильное. Стервятник дернулся, будто от удара полотенцем по лицу. - Например, что? – уточнил ядовито. – Что я не должен рваться к нему, как безумный, а должен жить здесь, и помереть старым? Брось, Слепой! Какая чушь! - Мертвые иногда могут видеть дальше, чем живые, как оказалось. Попроси Колдуна. Это совсем не страшно. - А я и не боюсь! Мне просто это не нужно. Спокойной ночи. Он ввалился в спальню, и запер дверь. Стая мирно спала, а две фосфорные стрелки часов подползали к шести.