01. Вопрос Жизни и Смерти!

      Это был свет самой яркой звезды, тепло раскалявшее планеты во Вселенной, сила, обращающая в прах всё живое и возрождающая мёртвое из пепла. Это было невиданное чудо, цветок, проросший в хрустальной тишине глубин леса, цветок, что веками впитывал энергию Миров и, распустившись, ослепил Тьму. Это был цветок папоротника и жар-птица, плачущая над ним. Пускающая чистые слёзы там, где всегда царила Ночь и правил День, где зло несло добро, а благо воплощало грех, где умирала Жизнь и порождалась Смерть. То была бесконечность — Бесконечность неминуемых лет.       Хранитель почувствовал это, когда малютка коснулась его ладони. Увидел, что взамен крови по её венам струился свет, ибо на месте сердца в груди девочки пылала украденная с неба звезда. Смерть ощутил душу Богини в теле маленького хрупкого человека, и этот маленький хрупкий человек просился к нему на ручки.       Назвавшая себя Кали, потянулась к оторопевшему мужчине в чёрном плаще. Но тот, замерев, никак на неё не реагировал. Тогда девочка стала подпрыгивать рядом, и Смерть, будучи в полном замешательстве, поднял малютку в свои объятья.       — Почему у меня такое впечатление, что мы знакомы? — спросила Летта, разделяя растерянность Смерти.       — Первое впечатление — обычно самое верное! — улыбаясь, рыжеволосая поправила съехавшие с носа Смерти очки. Более не сказав ни слова, Кали обернулась, кладя свою детскую ручку на плечо Летты. И в следующий миг со звуком мгновенно распространяющегося пламени два Хранителя и ребёнок исчезли с улицы маленького итальянского городка.              Боги по обыкновению засиделись в баре Нефилим. В баре, кстати, сделали хороший ремонт, по известным причинам. Пятна крови плохо выводились с обоев и ковров, разбитая мебель не принадлежала восстановлению, поэтому хозяевам было проще арендовать новое помещение, нежели реконструировать старое. Но они не отчаивались. Всё, включая паркет, который в определённом месте был продырявлен двуручным мечом, было заменено. И за прошедшие тысячелетия бар Нефилим незаметно приобрёл свой исконный вид.       Совет должен был начаться через пятнадцать минут, поэтому столики потихоньку освобождались. Задвигались стулья, бегали официанты, и только двое никуда не спешили. Арай и Люцифер играли в покер. Ещё час назад их стол был центром сего заведения, каждый демон и ангел считал своей обязанностью хотя бы последить за игрой, ведь поучаствовать ни у кого из них не было шансов — все места были заняты. У барной стойки принимали ставки. Сегодня много демонов осталось с пустыми кошельками, как и их предводитель, что проиграл Абадонне. Но на лице Тёмного Бога недолго продержалась довольная ухмылка — следующую партию выиграл Марс. Затем удача перешла к Араю, и уж тот не спешил её отпускать.       У Абадонны закончились сигареты, кошелёк Марса больше не позволял хозяину даже блеф, так Дьявол и Всевышний остались за столом одни. Последняя партия перед Советом.       Арай раздал по пять карт, две положил на стол рубашками вверх и задумчиво посмотрел на свои фишки. Люцифер же расслабленно откинулся на стуле, вздохнул — терять ему всё равно было уже нечего, эта битва была проиграна. Он устало взял карты в руки. Откашлялся и с улыбкой посмотрел на друга, который, по всей видимости, разучился тасовать. Дьявол, закачав головой, вновь перевёл взгляд на карты, это его рассмешило. У него на руках было четыре восьмёрки и джокер.       Арай, смотря на свои, удивлённо повёл бровью. Забыв о ставках, Светлый, в роли дилера перевернул две карты на столе.       — Это шутка какая-то? — недовольно спросил Люцифер, — или это и была твоя сегодняшняя удача?       На столе лежало две восьмёрки. Не могло быть шесть карт одного достоинства среди четырёх мастей. Ни по одним правилам. Восьмёрки всех четырёх мастей были у Дьявола, ещё две откуда-то вязались на столе, колоду никто не менял с начала игры, следовательно, кто-то из Богов явно жульничал.       — Интересно, — Арай пожал плечами и вскрыл свои карты.       У него был тот же набор: четыре восьмёрки и джокер.       Люцифер, ничего не понимая, тоже открылся и проверил колоду. Усмехнувшись, бросил карты на стол — скатерть усыпали чёрные и красные восьмёрки.       В этот момент за спиной Арая вспыхнуло пламя, перенёсшее двух Хранителей в Праздничный зал.       — Кто-то сменил имидж? — Дьявол, крутя в руках одну из пятидесяти двух восьмёрок, заметил новенькие чёрные очки. Это утро не переставало его удивлять. Сначала он потерял деньги, потом кто-то подшутил с картами, теперь Хранители с какой-то девчонкой на руках. Ребёнком? — А кто это?       Ни Летта, ни Смерть ему не ответили. В Праздничном зале неожиданно остались только они: двое Богов, двое Хранителей и одно дитя — трёхлетний ребёнок, который только что открыл портал в другой мир. Смерть было хотел что-то сказать, но открыв рот, забыл, что. Слова перестали стыковаться между собой.       — Чья девочка? — Дьявола веселила эта сценка, — или вы за благословением пришли, оттого и молчите?       Он поднялся из-за стола и подошёл ближе, поочерёдно оглядывая статуи Хранителей с одинаково изумлёнными лицами. А малышка на руках Смерти зачарованно следила за тем как поворачивается его голова. Девочка робко хихикнула, когда Дьявол наконец-то посмотрел на неё.       — Здравствуйте, юная леди, — Тёмный Бог, склонив голову на бок, мило улыбнулся малютке. Он и не знал, что умеет так улыбаться — не показывая звериных клыков. — Может, Вы нам расскажете, что эти двое натворили?       Малютка, засмущавшись, обняла Смерть за шею. Но Дьявол не терпел отказа дам.       — Ну, что же Вы, любовь моя? Не прячьтесь, — он продолжал с ней играть, хотя обращение на «Вы» не было обычным кривлянием. Умные, знающие глаза незнакомки не позволяли даже Богу позвать её на «ты». — Как Вас зовут? — он любезно протянул ей руку и представился, — я Люцифер.       Кроха забавно смотрелась из-за гривы рыжих волос. Она робко повернула голову в сторону Дьявола и переспросила:       — Люся?       Тёмный Бог едва сдержал смех. Так его ещё никто не называл.       — Нет, меня зовут Люцифер, — исправил он, всё ещё держа руку для ожидаемого знакомства.       — Люся, — повторила девочка с полной уверенностью в том, что правильно произносит его имя.       Дьявол понял, что спорить с картавым трёхлетним ребёнком бессмысленно, и с тяжёлым вздохом согласился:       — Хорошо, пусть будет Люся. А Ваше имя, миледи?       — Кали, — представилась девочка, беря Дьявола за руку, что тут же остолбенел вслед за Хранителями. Ибо та сила, что он ощутил, прикоснувшись к малютке, не могла принадлежать смертному ребёнку. Магический резерв Кали был сравним с его, но Кали не была Богом. Её оболочка была абсолютно человеческой, земной, простой, но необъяснимо вмещала в себе божественное могущество.       Мягко улыбнувшись, девочка попросила Смерть поставить её на пол. Кроха развернулась, сделала уверенный шаг в сторону игрального стола и со следующим шагом обратилась взрослой девушкой. Рыжие волосы были зачёсаны в аккуратный пучок, зелёные глаза прикрывали светлые очки с розовыми стёклышками, а сама ведьма была одета в строгий тёмно-зелёный деловой костюм стиля конца двадцатого века. Не теряя времени, Кали села напротив Всевышнего и, беря несколько восьмёрок в руки, лаконично объяснила своё внезапное появление:       — Я — Третий Хранитель. Когда я смогу подписать договор? — сказала девушка лет двадцати.       Арай был поражён наглостью бесовки, кем бы она ни была. Нет, не поражён, теперь он был ошарашен. Это чувство стремительно нарастало по шкале от одного до десяти, и где-то на восьмёрке Арай нервно посмеялся:       — Когда в Аду зацветут фиалки, — Всевышний был настроен скептически. А Кали восприняла его просьбу буквально.       Незнакомка снова изменилась. Стоило Араю на мгновение закрыть глаза, как перед ним уже сидела девочка лет десяти с кудрявой рыжей гривой вместо волос, на ней была светлая полосатая водолазка и детский джинсовый комбинезон с большим кармашком на груди. Кали улыбнулась Хранителям за его спиной и радостно помахала Летте, задев что-то в её памяти. А именно — день более тысячелетней давности, когда Летта бежала из тюрьмы Тёмного мира, когда карабкалась вверх по склону Полумесяца.       — Это была ты, — в глазах Хранительницы читался вопрос, но слова прозвучали утвердительно. Она не сомневалась в том, что сейчас за столом сидела та же девочка, что тысячелетие назад плясала на опушке леса Нави, но Летта не могла понять, как это возможно.       Кали весело кивнула седовласой колдуньи и спросила вслух у всех:       — Крылатый уже приходил? — и сама ответила, — а нет, сейчас.       Дверь зала громко отворилась, ударившись о стену. Споткнувшись о порог, к нашим героям присоединился Мефистофель:       — Мой повелитель, прошу, я пытался её остановить, но это невозможно, — для Тёмного Ангела в зале существовал только Люцифер, его беглый взгляд не замечал никого более. — Она никому не даёт покоя, требует аудиенции с Вами. Я сказал, что Вы на Совете и неизвестно, когда вернётесь, но она… кстати, — он перевёл дыхание, — почему Вы не на Совете?       Дьявол молча махнул рукой, чтобы не перебивать суматошного друга — он и сам с этим неплохо справлялся. Одними глазами Дьявол просил продолжить.       — Да, — Меф собрался с мыслями, — она уже всем мозги проела, руководству Ада покоя не даёт. То она желает вывести из долины землю, то хочет послать туда геологов, то открыть у Ада посольство Нифльхейма.       — Кто «Она»? — всё-таки уточнил Дьявол.       — Вася… — Тёмный Ангел тут же испуганно исправился, — Василиса княгини Нифльхейма.       Ему было не по статусу давать Богами прозвища, а вот Люциферу было всё равно:       — Что Вася забыла в Аду? Это же «безжизненная пустыня» по её словам.       Мефистофель замешкался, что-то ища по карманам:       — Да, так и было, но, — «что-то» никак не находилось, — но час назад долина волшебным образом зацвела. Василиса почему-то узнала об этом первой, и теперь вся Преисподняя знает, что вырастить эти цветы на мёртвой земле Тёмного мира — должно быть невозможно, и что княгиня всю свою жизнь мечтала увидеть земные растения у себя в клумбах. Вот оно, — он нашёл, что искал и протянул Дьяволу фотографию, — в доказательство я сделал пару снимков.       Дьявол больше не мог удивляться, выше было просто некуда. На фотографии с высоты птичьего полёта была запечатлена долина Ада, и по всей её площади от разлома до границы с лесом Нави росли земные низенькие фиолетовые цветы. Взамен травы ровным ковром всё было сплошь покрыто бутонами. Испокон веков безжизненная пустыня, превратилась в райский сад.       Дьявол откашлялся и положил фото на столе перед Араем:       — Ты фиалки заказывал?       Тот недоверчиво взял бумагу в руки. Кали со смешинкой в глазах читала собирающиеся в зале немые вопросы. Популярным среди таковых был: «Как?»       — Очень просто, — ответила Кали, когда ей надоело складывать карточные домики. Они всё время рушились и опадали спиралью на стол, — земные растения, правда, очень трудно вырастить в почве Тёмного мира, особенно такие прихотливые, как фиалки. Но это вопрос адаптации и эволюции. Им нужно время, чтобы привыкнуть к сухости и полному отсутствию света. Аномально много времени! Поэтому я посеяла их тысячу лет назад. Обычные семена сгнили бы за несколько месяцев в неплодородной земле, а мои научились в ней выживать.       — Когда ты это сделала? — Арай будто не расслышал цифры, но ответ его сразил.       — Несколько минут назад, — девочка пожала плечиками, — когда Вы сказали о фиалках. Так я уже могу подписать?       Дьявол взял несколько восьмёрок со стола и разложил их перед своим другом, потом хлопнул его по плечу, говоря откровенно:       — Кажется, ты только что проиграл, — и уже смотря в зелёные глаза рыжей ведьмы, — это было великолепно, любовь моя, я Ваш поклонник.       Кали не могла не победить, ведь все карты в колоде были её. Восьмёрка — символ времени. Её символ, и она знала это с рождения.       Кали родилась на заре седьмой Хронологии. Для отчётности, Боги создали её поселение на юге современной Индии раньше, чем поселение на севере Франции, то есть Кали фактически была старше Смерти. Но в действительности ведьма не могла ответить на вопрос, сколько ей лет. Кали ещё ребёнком познала сущность времени, случайно провалившись в другую эпоху. Это было немыслимо даже для Богов. Никто прежде не прожигал время подобно пространству — Боги считали это невозможным, обосновывали это как научный факт, доказывая на консилиумах, что путешествия во времени это антинаучная фантастика. Кто-то из Богов даже докторскую защитил, громко заявляя на весь Светлый мир, что у этой задачи нет решения. Но Кали не знала, что Боги утвердили естественный порядок вещей и спокойно жила в Хаосе.       В детстве Кали не понимала, почему только она может прийти вчера, почему только она может взрослеть и молодеть по желанию. Кали пыталась этому учить, но бессмысленно было учить слепого видеть, а инвалида — ходить. Ей пытались подражать, но как бы человек не подражал птицам, у него никогда не вырастут крылья.       Кали была единственной и неповторимой, одной летающей птицей в стае бескрылых. Она родилась с ключом ко времени, поэтому Кали не знала, сколько ей было лет. Она могла ежесекундно менять возраст смертной оболочки, прожить века в прошлых Хронологиях, а в следующую минуту уже пить кофе в ресторане Сиены. Возможно, Кали, в самом деле, было пять лет, а, возможно, она была старше Вселенной.       — Но почему ты пришла только сейчас?       — Раньше вам была не нужна моя помощь.       Кали знала Закон, особенно главу об устройстве Хронологии. Абзац о Хранителях она выучила наизусть как детский стишок. Хранителей избирали в разное время и в определённой последовательности не просто так, а по мере нужности и потребностей самой Хронологии. Через сто лет после запуска Хронологии (по канонам) люди начинали умирать, и тогда избирали Смерть; ещё через пятьсот лет люди не справлялись со своими войнами, и тогда избирали Жизнь; и ещё через тысячу лет у двух Хранителей неизбежно появлялись проблемы, и тогда избирали Время. Кали даже одолжение всем сделала, придя раньше тех неизбежных проблем.       Арай развязал светлый шарф. Фемида точно этому не обрадуется.              Дьявол посоветовал Кали на время Совета оставаться в своём взрослом обличии, ибо Всевышнего могут не понять, когда тот возьмёт на работу ребёнка. Кали согласилась, поправив розовые очки.       Всё прошло гладко, Фемида даже не кричала — с недавнего суда над Беллиаром Богиня потеряла голос. Но отчего-то Арай как приговорённой ей же к повешенью, то и дело нервно проводил рукой по шее.       Кали была не просто первым человеком в должности Хранителя Времени. Она была первой среди своих коллег, кому ещё не доводилось умирать. Так уж сложилось, что малютка ещё не нажила себе врагов.       «Приём в должность Хранителя Времени.       Имя и раса: Кали. Высший маг».       Важные бумаги, наконец, передали ей. Немного волнуясь, Кали не сразу смогла взять ручку. Она так рвалась на этот Совет, а теперь медлила поставить подпись, ибо дар её был и проклятием. Каково это — знать будущие и быть не в силах ему противостоять? Кали знала, с самого рождения знала, как всё для неё закончится, и всё равно, затаив дыхание, подписалась в правом нижнем углу.       — Всё? — спросила ведьмочка, закончив витиеватый узор.       Фемида забрала у неё бумаги. Боги стали о чём-то спорить — это было доброй традицией для Совета Двух Миров. Но Кали они уже не интересовали. Она незаметно подошла к двум теням у арочного окна и протянула им руки. Не так Хранители представляли себе этот день, а ведь он только начался.       Смерть и Летта держались за руки, поэтому, когда к ним присоединилась Кали, круг замкнулся, неожиданно для всех троих пропустив через себя ток. Хранители резко расцепили ладони, будто в момент рукопожатия в них ударила молния. Летта, часто дыша, опёрлась о стену.       — Дьявол, что это было? — испуганно отшатнулся Смерть, благо Люцифер был слишком занят, чтобы услышать ученика. Сердце, перезапустившись и зарядившись от тока, не могло сбавить ритм. — Как ты? Ты в порядке? — он беспокоился о любимой.       Кали же задумчиво поднесла пальчик к губам и, пока Боги не заметили их любопытный эксперимент, она прожгла пространство, забрав с собой коллег.              Перемещение оказалось настолько внезапным, что двое Хранителей не удержались на ногах. Смерть и Летта упали на зелёную траву, этим разбудив жёлтых светлячков. Они обиженно зажужжали, устремлялись ввысь в красочное космическое небо.       — Откуда ты знаешь об этом месте? — спросил Смерть, помогая Летте подняться. Прохладный ветер стих, мир приветствовал своего хозяина       — Я думала, ты не будешь против, что мы спрячемся в Астрале. Это единственное место, где нашу тайну никто не увидит, — призналась Кали, виновато опустив голову.       Мир в созвездии Ориона Смерть назвал Астралом, ибо сюда он приходил, чтобы отдохнуть и набраться сил, чтобы найти вдохновение. Парадоксально, но он создал мир из мыслей, чтобы в нём их обдумывать. Слово Астрал как-то само навязалось на заглавную вывеску.       — Откуда?.. — Смерть замер на полуслове, так и не узнав, как Кали нашла его мир. С порталом было что-то не так, это ощущение душило изнутри, словно на луг переместились не они, а только их скелеты. Холодные, беспомощные с оголёнными нервами.       Рыжеволосая вновь протянула им руки:       — Это неважно. Мы должны закончить начатое, а здесь нам не помешают. Кстати, здесь очень красиво, мне нравятся горы, — девушка широко улыбнулась. Светлячки, кружившие возле неё, стали садиться на рыжие кудри, как в отдельные домики, подсвечивая гриву из волшебных завитков. Точно маленькие огни. — Давайте руки.       Смерть хотел любезно отказаться, второй раз браться за оголённый провод желания не было. Сердце и так только успокоилось в груди. Но Кали настаивала:       — Ну, смелее! Вставайте в круг, время не ждёт.       — Мы даже не знаем, что сделали и как у нас это получилось. Вдруг это убьёт нас? — Летта ей не доверяла. Заледеневшие кости резали болью. — А ты хочешь повторить?       — Я хочу закончить, — исправила Кали. — Вы сами подумайте, три высших мага, тысячелетие оттачивавшее своё мастерство в отдельной сфере Бытия встретились в одной комнате. Вы думаете, это случилось просто так? Нас сквозь века вели друг к другу осколки первоначальной силы, треть от Бытия, что существует в нашей душе и стремится собраться воедино. Хранитель Смерти, Жизни и Времени это не просто должность, в нас троих есть великая энергия! Только представьте, что будет, если позволить ей смешаться вместе? Мы уже это начали, вы не чувствуете? Как магия бушует в резерве, желая вырваться на волю?       Кали подошла ближе, глаза заблестели маниакальным светом:       — Так дайте себе волю, — велела ведьма. И Хранители протянули ей свои ладони.       Цепь замкнулась, и ток вновь побежал по телу, по холодному скелету, по старым нервам. Ток шёл к душе, к неспокойному резерву, что рвался на встречу другому. Что разливался золотом по сосудам, струился светом от самого сердца, он стремился слиться, смешаться с другим, объединиться, в нечто тёплое, яркое и незабываемое. И это было самым приятным чувством во всём существовании. Стало так хорошо, что захотелось закрыть глаза. Ноги оторвались от земли, границы резерва размылись, исчезли, и на мгновение они, со вспышкой чистого света, стали самим миром.              Эта сила была созиданием и разрушением. Это была мощь, из коей соткано творение. И оно было их. Время раскрыло перед ними будущее, как на цветке перебирая лепестки, показало их Землю — дом на обрыве — через три века спустя. Вспышки боли, крови и голода. Смерть показал легионы павших воинов, Жизнь вела на бой гордых королей. Это будет. Этого не избежать.       Но Хранители на одном лишь дыхании написали верный конец вековой войны, вместе найдя недостающее завершающее звено — чистую душу, звёздочку, коей не доставало в чёрном небе — и направили ей свой лик, минуя грани времени и пространства. Так в 1428-м году Орлеанской деве «явятся три ангела», коих она ошибочно примет за Михаила, святую Маргариту и Екатерину. И по небесному проведению Жанна Д’Арк спасёт Францию от английского господства.              Пока заклинание Хранителей не сбылось, вернёмся во всё тот же 988-й год.       — Как это возможно? — не понимал Смерть, смотря на свои руки.       — Просто это мы. Для нас нет невозможного, — Кали снова стала ребёнком и игралась со светлячками. Вдруг задумалась, поймав насекомое в руках, — представляете, что бы мы сделали, будь нас вдвое больше? Сколько силы, это же невероятно!       Коллеги не восприняли её слова всерьёз. «Вдвое больше Хранителей» — это же невозможно, из уст рыжеволосой девочки звучала сказка. В одной Хронологии не может существовать больше трёх существ с их способностями — очередной лимит с неизменными параметрами. Умрут все трое — появятся новые. И ни как иначе. Будто Вселенная боялась их большого корпоратива.       — Как у тебя получилось? — Смерть сел на колени, чтобы быть с девочкой одного роста, и объяснил вопрос, мучающий его с самой встречи, — как ты смогла снять ограничения со смертного тела?       Кали подошла ближе и пожала плечами:       — Не знаю, — честно ответила она, — может, это тело такое особенное? Оно у меня очень странное, иногда даже забавное, только послушайте, — она похлопала себя по щёчкам, отчего расслабленные губы соприкасались и открывались со звуком лопающегося шарика, — а когда я сплю, оно пахнет молоком.       Смерть и Летта не отрывали от неё взгляда. Смерть умилялся, искренне проникаясь к ней любовью, а Летта, сложив руки на груди, вспоминала всех рыжих девочек в своей жизни. Все они отчего-то любили петь и поразительно были похожи на Кали. Этот факт настораживал колдунью.       Смерть взял малютку на руки и, крепко обнимая её, посмотрел на Летту, в его белых глазах читалась любящая немая просьба: «Давай оставим её? Разве она не чудо?» Летта упрямилась ровно до того момента, пока Кали не оказалась в её объятьях. Её изумрудные добрые глаза. Аккуратный круглый носик и губки бантиком. Перед этим было невозможно устоять. Летта улыбнулась, позабыв любые сомнения.       — Tres faciunt collegium, — вдруг серьёзно сказала Кали. Пока все задумались, она поцеловала Летту в нос и убежала за светлячками.              Хранители ещё не знали, но в тот день начался самый счастливый период в их истории. У их счастья было имя, смех и зелёные глаза. Их счастьем стала Кали.       Но не будем забывать о важной и таинственной главе повествования, как о ней не забывали наши герои. Была ночь. Кабинет Хранителя раз в пять минут освещала молния. Смерть в одиночестве перечитывал составленный отчёт. Блеклые глаза давно привыкли к темноте, он потушил свечи. Со стуком в комнату зашла Летта.       — Где Кали? — шёпотом спросила девушка, словно тень, подходя к столу.       — Играет в Астрале с вымышленным котом, — Смерть, не отвлекаясь от просмотра отчёта, спокойно отвечал, — и меня это пугает. Кали уверена, что чёрный кот с жёлтыми глазами каждое утро приносит в её кабинет оживлённых крыс. Именно оживлённых — кот их убивает и воскрешает на её глазах. Но кота нет. Он не существует ни в одном из измерений, и меня это пугает, ведь у Кали скоро день рождения.       Смерть отложил в сторону бумагу, продолжая говорить о странных намёках девушек и желаемых подарках, но встретившись глазами с Леттой резко остановился:       — Что с тобой, родная? — он обеспокоенно взял её за руку, — ты бледнее меня.       — Я… — у Летты был остекленелый неживой взгляд, голос её дрожал, — я нашла Харона.       Смерть усадил её в кресло, нашёл тёплый плед, зажёг свечи и, конечно, недовольствовал, что Летта решилась на это одна, даже не предупредив его. Её ладони были такими холодными, что Смерть, испугавшись за любимую, уже было хотел идти за Мареной. Но Летта не отпускала его руки́.       — Я в порядке, — обманывала она, но Смерть легко различал любую ложь, — не уходи…       И Смерть остался. Нашёл ещё один плед, какие-то травы для чая, но остался рядом, потому что Летта просила искренне.       Она поведала о своём таинственном походе на кладбище Божественных миров. Говорила о тишине, обитавшей в его гротах, о темноте, что хранит миллионы могильных камушков на высеченных в горе полках. Там было так пусто, так одиноко. Вокруг только мёртвые памятники — дань ушедшим душам. Самым громким звуком было её собственное дыхание. Больше не было ни шороха, ни треска, но Летта точно понимала, что за ней следят. Она чувствовала чей-то любопытный взгляд из тьмы, будто за ней наблюдала сама Бездна.       Он появился, когда девушка нашла заветный камушек. Чёрный, гранитный шарик с выгравированным именем «Эрида».       «Положи, где взяла», — голос из тьмы показался опасно близко. Чудовище рычало над её ухом. Но стоило Летте обернуться, как темнота развеялась вместе с образом страшного монстра. Перед ней стоял седой мужчина в старом потёртом деловом костюме. Ноша за спиной в виде больших демонических крыльев была тяжела для его возраста, поэтому Харон редко поднимал их с пола, так и таскал за собой по земле, собирая пыль. Иссохшей рукой он опирался на резную трость. «Эриша?..» — Харон не верил своим глазам. «Эри…» — и не сдержал слёз, когда услышал из уст Летты правду. Их двоих ждал долгий, как выяснилось, семейный разговор.       Харон не читал «Полночный вестник». Отгородившись от мира, Тёмный Бог наверняка перекрыл в своё царство мёртвых любой ход для сплетен и слухов. Он не знал о «Воссоединении легендарной пары на дне рождении у Тёмной Богини Марены», поэтому с большим интересом слушал историю Летты. «Так чего ты не спросишь этого двуногого?» — за весь вечер Харон ни разу не назвал своего зятя по имени, а обидных прозвищ для Люция у него было предостаточно. «Рождённый ходить, летать не может, спаситель бесов. Тоже мне, страдалец нашёлся. Какой мне прок от его страданий?» У них с первой встречи была другу к другу взаимная неприязнь, но из-за Эриды приходилось мириться. После того, что случилось с дочерью, Харон Люция на дух не переносил.       Харону было искренне приятно увидеться с Леттой, он даже нашёл запылившийся чайник, чтобы угостить горячим напитком гостью. С интересом слушал её догадки, теории, почему она так похожа на Эриду, но, только заглянув в её глаза, Харон спросил:       «Что тебе известно о неприкаянной душе?»       Летта не заметила, как выпила терпкий чай, внимая его слову, ибо об этом не было написано ни в одной книге. Харон вспоминал о большой любви Эриды на последнем курсе академии и о большом горе. Эрида надеялась, что нашла идеальную пару, что любовь была истинной и Вечность позволила им иметь дитя, но плод не прожил и недели, жених сбежал, а Вечность тихо посмеялась. «Для каждой смертной оболочки есть душа. У людей она чаще привязывается к телу после рождения, иногда во время беременности — такой плод обычно очень активен, брыкается и матери покоя не даёт. Но у Богов душа есть с самого начала, с первой клетки будущего бессмертного сосуда. Поэтому душа была и у первого дитя, и у второго. Как бы я ни относился к этому выродку, — Харон заговорил о Люцие, — мне, правда, жаль, что его ребёнок, скорее всего, умер от яда Т-СБ1, ушёл вместе с матерью в Вечность, но первый…» Харон вдруг поверил, что перед ним сидит его внучка, что её неприкаянная душа переродилась в человеческом теле. Он поверил в это сразу, как увидел её глаза. Цвет глаз — единственное, что он знал о том поганце с последнего курса академии. Эрида стыдилась и держала имя в тайне даже от семьи, но иногда плакала по его небесным глазам.       — Я хочу найти его, — чуть хриплым голосом призналась Летта, — я хочу найти этого Бога. Должны быть архивы с академии, я найду его.       — Зачем тебе это? Кем бы он ни был, он тебе не отец. Твой отец погиб, спасая дочь из горящего города, и попал за это в Рай.       — Я знаю, — Летта засыпала в объятьях Смерти, — я просто хочу посмотреть ему в глаза со всем разочарованием и презрением, с каким бы смотрела Эрида. Я должна найти его…       С этими словами Летта уснула, но мысль о волшебных поисках не покидала её головы. Она не могла привести логичных доказательств тому, что имя неизвестного Бога связано с Вечностью, но у Летта было неопровержимое чувство, что она идёт в верном направлении. Что его имя есть ключ ко всему.              Каковы были обязанности Хранителей? Со Смертью всё ясно — он занимался распределением душ, с Жизнью тоже всё понятно — она следила, чтобы люди не вымерли раньше срока. А что делал Хранитель Времени? Время заботилось, чтобы система двух вышеупомянутых не вышла из строя. Проще говоря, Кали была часовщиком. Её работа в отличие от коллег не была социальной, она могла не взаимодействовать с людьми, отлаживая механизм в своей чёрной комнате. Помните, как работает чёрная комната Смерти, та с натянутыми нитями душ? У Летты была похожая комната, где сеть нитей отображала множество переплетённых судеб. Откуда брались нити? Это и была обязанность Хранителя Времени.       Когда появлялась душа, Хранительница, как Мойра из греческой мифологии, пряла нить. Только Хранитель Времени знал, какой длины она должна быть и где её следует обрезать, ибо только ему было дано увидеть, сколько времени отведено душе в мире живых. Кали создавала нить, и устанавливала её в замысловатый механизм комнат, в прочем, такие ходили слухи. Никто не знал наверняка, чем занимается Хранитель Времени в своём кабинете, а Кали никогда не распространялась о своей работе.       Как тогда нити появлялись раньше? Без Кали? Смерть предполагал, что нити брались из запаса, оставленным прошлым Хранителем. Кали же на его вопросы не отвечала и каждый раз, обращаясь ребёнком, убегала к Летте.       Кали любили все. Часто она засиживалась в Преисподней у Люси — это прозвище от него так и не отцепилось. Кали упрямилась и не хотела звать его иначе. Поначалу он обижался, но потом Кали назвала Арая Светликом, и всё стало на свои места. Рыжеволосая ведьмочка слушала серенады Маэстро, гуляя по Аду. Она подружилась с ним и вскоре исправно приходила каждую среду — рассказать новости с Земли. Больше всего музыканта же интересовали сплетни о Смерти и Летте, об их чувствах бард сочинял прекрасные стихи. По его просьбам девочка часто заглядывала и к Музе, чтобы передать любовные послания. Кали помогала в больнице Марене, ей нравилось ассистировать с пунцами, потом слушала жалобы мавок. В общем, в свой кабинет Кали заходила редко, хотя, ей как «путешественнице во времени» это было не обязательно. Она могла провести там века и выйти через пять минут.       Больше, чем со всеми, Кали любила проводить время со своими «коллегами». Ей нравилось, когда Летта расчёсывала ей волосы и заплетала рыжие косы, придумывала разные причёски для любого возраста. Обычно она сидела перед зеркалом и видела, как Смерть с доброй усмешкой поглядывал на них.       По выходным Хранители гуляли по Земле. Было начало нового тысячелетия. Средние века. Крестовые походы, кровь и грязь — пророчество Летты дошло до пиков своего ужаса. Но во все времена можно было найти что-то прекрасное. И Кали умело это делала. В возрасте лет двадцати, она водила друзей по каменным замкам, высоким дворцам в каждой из частей мира и с восторженными глазами смотрела на женщин в дорогих нарядах, длинных юбках, жилетах с каменьями и шитыми рукавами.       Смерть воспринял её поведение как тонкий намёк, особенно после того случая с котом. Кота же ей так и не разрешили завести.       Её гардеробом с тех пор занялись лучшие модельеры. Кали сияла ярче звёздочки, когда за ней стали ходить, как за принцессой, снимать мерки и удивлённо спрашивать: «Ох, мадмуазель, сколько же у Вас ещё сестёр?» Ведь Кали нужны были наряды на любой возраст. Они наряжали её как куколку, а Смерть и Летта с интересом любовались работой мастеров с одной из соф в зале.       Портной с итальянским акцентом любил эксперименты, вместе с картографами он побывал в разных уголках континента и смешивал в своих образах моду каждой культуры. Меха с севера и лёгкие туники с юга, кожаные пояса и шёлковые ленты, перья, драгоценные нити. Для своего времени он был маргиналом, но его костюмы пользовались большой популярностью у знати из-за своей оригинальности и броскости. Кали было не больше шести, малютка крутилась у зеркала. Ей сшили салатовый котт — лёгкое нижнее платье — а поверх надели тёмно-зелёную ажурную тунику, сквозь узоры которой просвечивался нижний слой одеяния, сзади на талии пришили изумрудный бант. Радостно кружась рядом с коллегами, Кали цокала маленькими каблучками.       — В таком платье, миледи, только на бал, — Смерть сделал комплимент.       — Но тогда Летте тоже нужно платье.       — Нет, — чуть зло отрезала седовласая, прикрыв краем светлого балахона свои штаны. Она любила платья, но, по её мнению, современная мода излишне сковывала движения дамы. Бесчисленные юбки, подъюбники, тугие швы, что делали женский наряд тяжелее рыцарских доспехов. Летта привыкла к простому крою и свободы действий. — Я подобное не надену.       Было бы сказано.       Смерть устало сидел в кресле и гадал, когда женщины успели проклясть всех мужчин на неизбежное ожидание перед примерочными. Ему уже дважды успели перешить костюм, он сменил пять галантерейщиков, что предлагали ужасные перчатки и очки, а девочки всё не выходили из другой комнаты. Смерть даже случайно загипнотизировал помощника модельера, что засмотрелся на колебания его карманных часов. Он не выдержал. Постучал в дверь, та оказалась не заперта и отворилась от его касания.       Она стояла у напольного зеркала. Величественная, гордая, холодная, словно на картине художника, что решил написать в женском силуэте зимние прикрасы. Кали играла спокойную мелодию на клавикордах, тихую, чистую, как эхо ветров в хрустальном бокале. Летта заметила Смерть в дверях и повернулась, подобно изящной фигуре в музыкальной шкатулке.       Свет от свечей застревал в голубых каменьях на поясе и плечах белого бархатного блио — верхнее платье нежно повторяло изгибы женского тела и спадало вниз широкими колоколообразными рукавами, что делали движения рук призрачными и таинственными. Тонкий жакет ушивался голубыми лентами по бокам, что подчёркивало талию и позволило не скрывать декольте. Шелковистый пояс скользил вниз по длинной юбке до самого пола.       На ней было немного косметики, было решено лишь подчеркнуть её ледяные выразительные глаза и собрать волосы в косу с тёмно-синей лентой.       — Тебе не нужен меч, дорогая, — Смерть был очарован её красотой. В тот вечер он заново влюбился в Летту, — ведь ты затмеваешь королев.       В то время, как где-то проливается кровь — в другом месте звучит музыка, в одном городе царствует чума — в другом устраивают пиршества, пока где-то разворачивается война — где-то всегда будет мир. Это неизменно. Крестовые походы, монгольские завоевания, англо-французские и баронские войны, междоусобные войны на Руси — в тот вечер мечи скрещивались всюду, но в замке короля играли лютни. Музыке здешних бардов было ещё далеко до симфоний Маэстро, но Кали бегала по зале, сверкавшей от блеска свечей, танцевала под сомкнутыми руками в весёлых хороводах, приглашала в пляс принцев и виконтов. А в саду, при свете луны, сокрытые от глаз людских, кружилась чёрно-белая пара и только их силуэты отражались в серебряных лужах с первого весеннего дождя.       Он любил декабрь, она скучала по маю; его манил огонь, её успокаивал ветер; ему нравился снег, ей — далёкие грозы. И прекрасно то, что он был создан из того, что ей любимо, а она — из того, что им так трепетно ценимо.       — Выходи за меня, — Смерть вдруг решил сделать ещё одну человеческую глупость.       — Ты с ума сошёл? — Летта звонко посмеялась, найдя в его словах некую шутку, но Смерть был как никогда серьёзен.       — Да, в тот день, когда пришёл забирать душу сумасшедшей. Представляете, мон амур, она упала с лошади на опушке леса.       — И в какой церкви Вы предлагаете венчаться, мон амур? — от её улыбки расцветали полуночные цветы.       — Вы приняли моё предложение руки и сердца? — Смерть приобнял её за талию, продолжая вести в спокойном танце.       — Я не сказала «Да», милорд, — она не сводила взгляда с его счастливых белых глаз.       — Вы не сказали «Нет», — он поцеловал её ладонь. Где-то на балконе Кали прогнала с балюстрады сонных птиц.       — Я подумаю.       — Ты меня убиваешь, — он обижено вздохнул. Летта поспешила добавить:       — Я подумаю, в какой церкви нас не сожгут, если мы пригласим на свадьбу Дьявола.       Смерть воспринял это как согласие, их тени танцевали в звёздном саду — маленьком потерянном Раю.       — Но зачем это нам? — Летта спряталась в его объятьях.       Смерть запрокинул голову, смотря куда-то в Вечность.       — А зачем это людям? Ты официально возьмёшь мою фамилию, скрепим союз перед Богом.       — Арая тоже пригласим, — прошептала Летта, Смерть улыбнулся.       — Как пожелаешь, моя королева, — он так и не смог ответить на её вопрос, почему он сделал ей предложение. Разве за тысячу лет не стало ясно, что он навеки её, а она — его? Возможно, в Смерти просто проснулось что-то человеческое. Гладя её по волосам, он, усмехнувшись, спросил, — а титул передаётся через женитьбу?       — Ах, так это всё из-за короны? — в васильковый глазах поселился смешок.       — Конечно, — Смерть недавно научился сарказму, — о какой романтике может быть речь? Тонкий расчёт. Путь к трону через постель, — зря он это сказал. — Ай, это была моя нога.       — А я специально, мой король, — Летта положила указательный палец на его губы, — тс-с, больше не нужно слов. — Пока жених не наговорил лишнего, невеста украла его поцелуй.              — Почему ты не выбрала синее платье? — спрашивала Летта, танцуя с шестилетней Кали. Синее платье было сшито на её взрослую версию, — быть может, ты бы очаровала какого-нибудь герцога? Что думаешь о том высоком лорде? Через пять лет ему будет принадлежать маленькое королевство к югу отсюда.       Выбирать младшим вторую половинку — добрая традиция в семьях. О ней чаще вспоминают, когда старшие заявляют о помолвке.       — Не нужен мне тот лорд, — Кали попросилась на ручки, — и герцог тоже.       — Тогда кто? — проницательные глаза Летты подсказывали ей, что Кали уже в кого-то влюблена.       — Он ещё не родился, — девочка, загрустив, обняла колдунью, — но мы с ним виделись. Один раз. Мне кажется, это была любовь с первого взгляда. А по-другому и быть не может, правда? — Кали замолчала.       Летта стала потихоньку собираться, Смерть уже ждал их на выходе.       — Он чем-то похож на тебя, — вдруг продолжила Кали, — такой же светлый, любит историю. Он добрый, отзывчивый. И у него такие красивые серые глаза…       Чуть всплакнув, Кали попросила поставить её на ноги. Девушка в синем платье побежала к карете.       — Но до нашей встречи ещё восемьсот лет, а сейчас займёмся вашей судьбой!              «Даже Дьяволу не спится, когда невеста злится», — повторяла Кали, когда Люся советовался с ней, что подарить молодожёнам. Девочка отвечала что-то из заранее подготовленного списка и добавляла: «Летта любит фиолетовые цветы». Мефистофеля Кали и близко не подпускала к организаторским делам, хотя тот очень рвался.       «Почему на Земле? — не понимали приглашённые Боги, — мы бы устроили прекрасную церемонию в Тёмном или Светлом мире. В Преисподней чудесный оркестр». Но Хранители не хотели праздновать нигде, кроме Подлунного мира, по той же причине, почему Люций не женился на Небесах.       Земля была их домом. Они здесь родились, выросли и умерли, работали. Да, может быть, это было не лучшее место во Вселенной, но это была их Родина. Рассуждая об этом, три Хранителя заговорщически переглянулись, наконец, определившись с точным местом.       Им стала небольшая коммуна, чьи дома были врезаны в ста пятидесятиметровой скале над притоком реки Дордонь в каньоне Алзу. Названия излишне, ведь когда здесь жил Смерть, их поселение называлось просто — дом. Минуло много лет, люди переезжали, их выселяли, гнали из городов, и они находили здесь под большим скальным навесом укрытие. Roco major — долго передавали они из уст в уста. Название искажали французике диалекты, и до картографа оно дошло в виде Rocamadour (Рокамадо́р), а историки придумали красивую легенду о создании города на христианский мотив. Был на самом деле святой Амадор, что собственными руками высек дома в скале, уже никто не узнает. Кроме Хранителей, конечно, но они были слишком заняты торжеством, чтобы задумываться об этом.       В Рокамадоре было семь церквей, ибо архитектора очень тронули предания Иоанна Богослова и его семь церквей Апокалипсиса. В одной из них, на самой вершине скалы и было решено проводить церемонию.       Гостей было немного, их буквально можно пересчитать по пальцам. Свадьба была зарегистрирована в маленьком семейном кругу. Арай пришёл с Фемидой, что, увы и ах, не смогла досидеть до конца. Она лишь зашла в комнату невесты, оставила подарок и поздравления с интонацией соболезнований. Люций тоже пришёл не один, чем удивил Арая. С ним была Богиня самого непостоянства — кроткая и раскрепощённая Леля. Она пришла на праздник в чёрном, как на похороны, и с таким потерянным видом, будто хоронить должны были её. Но стоило Леле познакомиться с невестой и сделать подарки, как в демонице проснулся ангел с милейшими детскими глазками. Кажется, девушки подружились. Всё остальное время Леля не отходила от Люцифера, не отпускала его руки и сидела с ним в полуобъятьях на церковных лавках. Два демона целующихся в церкви, на освящённой земле, да, этот день был поэтичным, откуда не посмотри.       Кто пришёл ещё? Кто не пришёл? Взрослая Кали бегала от жениха к невесте с небольшим свитком. Скоро в храме появились Марена и Мефистофель. Как бы ни хотелось пригласить парочку заключённых Ада, законодательство это запрещало. Маэстро и Кол смогли отправить лишь письма и открытки. Самым неожиданным гостем по праву мог считаться Харон. Кали из уважения послала ему приглашение и не надеялась, что он придёт, но, смирив Люция и Лелю презрительным взглядом, Тёмный Бог занял место в затенённом углу.       Это из иномирцев, а как насчёт земных? Со стороны невесты, рядом с Хароном сел Мерлин, мы ещё вспомним о нём в биографии Летты. Со стороны жениха — сестра и брат.       В семье Этерни за минувшее тысячелетие произошли большие изменения. К сожалению, в данном отчёте не хватит бумаги, чтобы их подробно описать. И это повод выпустить отдельный отчёт! Но это ждёт, а пока расскажем кратко.       Элен получила заветный кулон примерно в начале первого века нашей эры. Кулон сводил некоторых братьев и сестёр вместе, но всех шестерых, увы, никогда не получалось. Жизнь за жизнью они находили друг друга и умирали с мыслью, что должны продолжить поиски, и так было пока в конце десятого века Давида не закололи благородные рыцари. Так закончилась его девятая жизнь, Смерть должен был направить душу брата в Ад, но… Но Кали подсказала ему, что он может этого не делать. Рыжеволосая ведьма пожала плечами и спросила: «А почему ты не можешь оставить его душу себе? Некоторые демоны так делают, и это не противоречит их Закону». Закону демонов, но не Хранителей. Юридические вопросы Летта взяла на себя, а Смерть привязал душу брата к своей. Так Давид стал бессмертным и вспомнил все свои прошлые жизни. Вспомнил семью.       Ближе к двенадцатому веку бессмертной стала и Элен. Она встретила брата, и сегодня они оба пришли поздравить Смерть и его невесту.       Смерть был в чёрном, Летта — в белом. Привычные нам свадебные цвета в те времена показались священнику странными, ибо в конце двенадцатого века были другие мода и порядки. Каждая традиция имеет начало. Смерть и Летта стали первой чёрно-белой парой у алтаря.       Алтарь! Кто вёл невесту к Алтарю?       Кали потеряла свиток с точным планом, поэтому за дверьми храма начался горячий спор, кто должен сопровождать Летту. У каждого из мужчин на то были свои основания. Люцифер был её учителем и близким другом, Арай просто был Всевышним, Харон считал Летту своей внучкой, даже у Мерлина были веские причины. Но право вести невесту к алтарю досталось тому, у кого не было ни единого громкого аргумента, вместо них — одна искренняя благодарность.       Давид знал, сколько Летта сделала для его семьи, а семья для него была превыше всего. Он был обязан Летте, был перед ней в неоплатном долгу. Не слушая Богов, Давид взял её за руку, чуть ли не с ноги открывая двери храма. Музыки, конечно, не было, точнее не той, к которой Вы привыкли, дорогой читатель. Феликс Мендельсон родится только в 1809-ом году, а композитором станет ещё лет через двадцать. Даже орга́н ещё не изобрели, но был хор.       Смерть был старшим в семье, но после его ухода, его обязанности перешли к Давиду. Это была большая ответственность — следить за братьями и сёстрами, защищать, отстаивать их мнения, опекать. Его слово всегда было решающим, сильным и неоспоримым, как от главы рода. Поэтому дойдя до алтаря, бессмертный остановился, чтобы сказать Летте:       — Благословляю, сестра.       Назвать её сестрой, было меньшим, что он мог для неё сделать, но в тоже время самым важным. Он поцеловал её ладонь и передал невесту жениху.       Пропустим клятвы, речь священника и усмешки Арая на каждом упоминании Бога. Найдя кольца, Кали вспомнила, что забыла поменять тексты, но было уже поздно. Священник сказал: «Пока Смерть не разлучит вас», вместо слов о единстве в Вечности. Но Смерть и не думал об их разлуке.       Кали принесла кольца. Поцелуй. Аплодисменты. Занавес. Не так велик праздник, как грёзы о нём. Наяву ожидаемая радость приходит лишь после приготовлений, нервов, волнений и ухода гостей. Цензура разрешает нам коротко описать первую брачную ночь — молодожёны уснули на танцах в Рокомадоре, Люций помог Кали переместить их в Межмирье. А вот описание первого брачного утра из-за цензуры и соблюдения личных границ мы запишем к двадцать первой встрече.              Несколько месяцев спустя. В королевстве смеркалось, на улицы стали выходить первые вампиры. Молодая семья гуляла у Темзы. Там ещё не было знаменитых мостов, только мощённая тропинка на берегу и череда каменных двухэтажных домов.       Хранители о чём-то болтали. Маленькая Кали последнее время ходила посередине, держа взрослых за руки. Она ждала пока у Смерти и Летты будет хорошее настроение, и они её покатают, или иногда сама подпрыгивала, используя их руки как качели. Но сейчас ей наскучило это занятие, взрослые говорили о чём-то важном, а ей бедненькой внизу было плохо слышно.       Кали остановилась, повернулась к Смерти и попросила поднять её.       — И почему ты не хочешь расти? — спросил он, обняв малютку. Кали меняла возраст по сто раз на день. Она могла обратиться старушкой или младенцем, но её излюбленным образом оставалась пятилетняя девочка с пышными рыжими волосами.       — Детей чаще носят на руках, — ответила Кали, целуя Смерть в щёку, — а я люблю, когда меня носят на руках.       — Я тоже, — неожиданно согласилась Летта.       — Почему вы так странно на меня смотрите? — спросил Смерть, завидев недобрый сговор в глазах ведьм.              — Тебе не тяжело? — Летта обнимала Смерть за шею.       — Ничуть, — почти не соврал он. Орудовать косой и мечом полторы тысячи лет — непростое занятие. Поначалу Смерть уставал, но потом почувствовал силу в руках, ногах, а за первую неделю работы понял, что в его теле всё это время были мышцы. Так что нет, наш Смерть был далеко не дряхлым скелетом.       Лёгким движением он подхватил жену на руки, и нести её ему мешало разве что скользкое платье на её коленях.       — Не говори, что мы тяжёлые, — сказала Кали, держась сзади за его плечи, — мы можем обидеться.       — Да что вы, девочки? Вы, — он на мгновение остановился то ли, чтобы перевести дух, то ли, чтобы определиться с весом, — вы — восемьдесят килограмм моего счастья.              В Межмирье они вернулись только к полуночи. И то только потому, что взрослые устали. Кали бы это не остановило, сна не было ни в одном зелёном глазу. Малютка бегала по кабинетам в поисках новых приключений, но Ад был закрыт на ночную смену, Люся, да как он посмел, тоже спал, и, в конце концов, Летте удалось уложить Кали в постель.       — Уснула… — ласково прошептала Летта, вернувшись в кабинет Смерти. Его владелец сидел в кресле за столом, рассматривая записи в дневниках.       Летта подошла сзади, обнимая его со спины. Томно вздохнула, задумавшись о чём-то приятном.       — Я хочу свой дом, — прошептала Летта. Человеческие глупости оказались заразными. Молодая жена замечталась, — там могла бы быть детская для Кали, с удобной кроватью и круглым окном, — тишина её внимательно слушала, — наша уютная спальня. Гостиная… И маленькая оружейная.       — Звучит чудесно… — Смерть взял Летту за руку, оглядывая свой тёмный кабинет. Так странно, он проработал в нём полторы тысячи лет, столько воспоминаний, но назвать Межмирье домом он никогда не мог. Хранители всегда оставались чужими в иных мирах, и душа звала на родину.              Идея найти дом для семьи у них появилась во времена правления Ричарда I известного так же как Львиное Сердце (всё в том же двенадцатом веке), но воплотить её они смогли лишь при Генрихе V — четыреста лет спустя. Хранители жили в разных городах, странах, континентах. Но везде находились минусы: то слишком сыро, то соседи — татаро-монголы, то слишком жарко. Их усадьбу в Рокамадоре случайно заприметили люди и стали досаждать Хранителям молитвами. Когда их дом окрестили собором Богоматери, жильцам пришлось переехать. Подобное продолжалось до тех пор, пока Смерть не предложил прогуляться по улицам Лондона. И как выяснилось, архитектура Преисподней таки оставила свой отпечаток на их вкусе.       В пятнадцатом веке королевство полностью пленил стиль готики. Замки украшали стрелочные окна, рёберные своды и аркубаты. Здания удивляли своей высотой и величеством, преображая город в призрачный наряд. Сколько бы людей в нём не жило, в каждый утренний туман улицы манили к себе всё тёмное и таинственное, завлекали мертвенным одиночеством и терзающей потусторонней скорбью. Быть может, готика в прямом смысле слова пришла в нашу архитектуру из другого мира, когда демоны в ссылке пытались создать тут немного своего уюта.       Стоя в храме напротив круглого витража розы, Смерть наблюдал, как начинается дождь. Он и не знал, что в город можно влюбиться. На следующий день он выкупил недавно построенный двухэтажный дом в центре Лондона.       — Это прекрасно! — Летта радостно разводила руками, обходя пустое помещение. — Здесь поставим стол. Сюда книги из кабинетов. — Ей больше понравился второй этаж. Идя по коридору, она свернула в первую комнату направо, — а тут будет гостиная.       Кали подбежала к подоконнику, сложила ручки, недовольно наблюдая за процессией на улице. Будущую гостиную вмиг наполнил запах палёной кожи. К сожалению, в пятнадцатом веке была мода не только на готику, но ещё и на сожжение еретиков.       — Мне тоже здесь нравится, — кивнула Кали, закрывая окно на засов, дабы не слышать криков псевдоведьмы, — а это только временные трудности.              Совсем скоро в безжизненном наброске из голых стен и белых коридоров поселился дух семьи. На высоких расписных потолках повесили люстры, стены обили обоями, полки в узких коридорах заполнили книгами.       По византийским тёмно-зелёным ковровым дорожкам бежали детские ножки. Кали прошла мимо кухни и музыкальной комнаты, заворачивая в кабинет Летты. Седовласая колдунья с серьёзным, даже грозным взглядом изучала свою рукопись, задумчиво исправляя какие-то линии в паутине судьбы. Одна часть её мыслей была с ангелами-хранителями, другая — в чёрной комнате, третья — писала лучший прогноз будущего, поэтому Летта не сразу заметила два зелёных глаза, выглядывающих из-за её стола. Малютка едва доставала до столешницы и молча ждала, пока на неё обратят внимание.       — Поиграй со мной, — потребовал ребёнок.       — Не сейчас, Кали, я занята, — на секунду возвращаясь в реальным мир, отмахнулась Летта.       Кали обиженно надула губки и хмыкнула:       — Но я играть хочу…       — Сейчас не могу, — уже ласково извинилась Летта. Смотря на бумаги перед собой, она устало взялась за голову, — у меня не сходится план первой мировой войны. Пойди к Смерти, он в столовой.       Но Кали не сразу ушла. Она забралась на стул рядом с Леттой, взяла какой-то листочек с эскизом на биографию Гитлера, и, вздохнув, сказала:       — Почему человек с таким красивым голосом пойдёт в политику? Ему бы петь или книги озвучивать, а не вот это всё, — девочка положила на место список его преступлений и убежала в коридор.       Кали хоть и знала будущее досконально, но никогда не делилась им с Леттой, говоря, что тогда ей будет не интересно работать. Хитрюга вприпрыжку шла к другому Хранителю.       Смерть, ничего не подозревая, сидел в столовой, допивая утренний травяной чай и читая итальянский роман. Привычка пить горячий чай по утрам у него появилась не так давно. Где-то с тридцать лет назад, на закате эпидемии чёрной чумы, он умудрился подцепить простуду. Работы было много, нужно было выходить «очно» и косить души больных вместе со жнецами. Голова гудела, температура поднялась на два градуса, но взяв косу и балахон, он выходил к людям. Да, в горячке Смерть забыл, что уже несколько веков носил очки, так и ходил с чёрным шарфом, в длинном одеянии и отросшими сальными волосами. Ему не повезло чихнуть в безымянном госпитале — в тот момент маг вышел за грани прямо в палате умирающих. Летта, конечно, скрыла сей инцидент в отчётах, но «Старуху с косой» мир запомнил надолго.       После выздоровления Смерть продолжил пить горячий чай по утрам, хотя правильнее говорить — травяной отвар. Чай в нашем понимании чая, что родом из Индии и Китая, появится в Англии только в середине семнадцатого века, а на дворе пока что был только пятнадцатый, поэтому в чашке Смерти был заваренный цвет лечебных растений.       Кали знала, что, если она применит ту же тактику со щенячьими глазками и жалостливым голосом, её отошлют к Летте, и она застрянет в порочном кругу. Поэтому малютка пошла на риск. Ворвавшись, как ураган, в столовую, Кали выхватила из рук Смерти книгу и убежала в коридор с криком:       — Догони меня!       Смерть увидел, как рыжий огонёк исчез за поворотом, и как ни в чём не бывало допил последний глоток чая. Догонять её было бессмысленно. Кали, прижав книгу к груди, меняла свой рост, чтобы бежать быстрее, съезжала по перилам лестниц вниз, прожигала пространство на другой этаж, чтобы запутать жертву, и притаилась. Смерти было легче оставаться на месте и прислушаться, как детские ботиночки стучат по паркету в музыкальной комнате, как неспокойное от погони сердце громко колотится в груди. Догонялки незаметно стали прятками.       Кали закрылась в шкафу, задвинула дверцы до маленькой щёлки, чтобы подглядывать за тем, что происходит в комнате. Она игриво крутила головой, сидя рядом со старой арфой. Тишина. Пыль оседала на старинные лютни. Грустно вздохнув, девочка решила, что о ней забыли. Дверца шкафа противно скрипнула, ведьмочка спустилась на ковёр. Оглянулась. Нет, никого нет.       И тут у неё возле уха прозвучал низкий голос Смерти:       — Поймал, — на его лица была одновременно страшная и добрая улыбка.       Кали взвизгнула и отпрыгнула от него, выронив книгу:       — Ты напугал меня, папа! — крикнула девочка, уже весело смеясь. Она подняла книгу и положила её на стол. — Ты выиграл, теперь я вожу. Давай, убегай-прячься! Пап? Пап, ты слышишь меня?       Смерть не двигался. Он вдруг забыл, как тут оказался, что делает в этой комнате, и как его зовут.       — Что ты сказала? — переспросил он.       Кали повторила последнюю фразу.       — Почему ты меня так назвала?       Ведьмочка пожала плечами, её ответ был прост и в силу возраста наивным:       — Так дети называют своих взрослых. Я — вечный ребёнок, а ты очень похож на моего отца. Или тебе не нравится? — Кали недолго ждала ответа, но его так и не последовало. Девочка вспомнила, что они играли. Она легонько толкнула Смерть в живот и убежала:       — Пап, ты водишь, догоняй! — кричала она из коридора.              Иногда они зримо ходили на балы, наверное, только ради того, чтобы услышать объявление: «Прибыли супруги Этерни с дочерью». Их маленькая легенда начала перерастать в действительность. Так однажды в грозовую ночь Кали испуганно прибежала к ним в спальню.       — Что такое, милая? Что случилось? — беспокойно спрашивала Летта, вытирая её слёзы. Малютка спряталась под одеяло посередине кровати.       Ей приснился кошмар. Ей часто снились кошмары, она видела свою смерть, падения цивилизаций, но такое увидела впервые.       — Мы были вместе, — плакала ведьмочка, смотря поочерёдно на Смерть и Летту, — мы были одной семьёй. Я и вы. В нашем роду был Люся, и Светлик тоже был. Не было ни Хранителей, ни Богов, мы просто были одной большой семьёй. Нас было так много. И мы были счастливы, но, — она зарыдала в ладошки, — но нас всех убили… Мы все умерли!..       Летта поспешила её успокоить.       — Ну что ты, это же был всего лишь сон. Мы ведь живы, и мы рядом, видишь? Всё хорошо.       Ударил гром и Кали вскрикнула: «Мама!», — бросаясь к Летте на шею. В ту ночь они спали втроём на одной постели.              Приблизительно век спустя. 1572-й год. Август.       Кали носилась по дому в разных нарядах, подбегала ко всем зеркалам, меняла туфельки к бантикам, а потом убегала в свою комнату за другой помадой.       — Праздник-праздник-праздник! — тараторила она.       Смерть это забавляло, но ни по одному земному календарю он не мог понять, что с ней. Потом его насторожил вопрос Летты:       — Какое платье лучше надеть: белое или чёрное? Может, то красное, что шили на прошлый бал?       — В белом ты безупречна, моя любовь. А что сегодня за день?       Она прошла мимо с вешалками в руках:       — Как? Ты не знаешь? Весь Тёмный мир трубит об этом уже месяц.       — У Люси сегодня день рождения! — крикнула Кали, внезапно появившись перед ними из портала.       В ту ночь побережья Тёмного мира сияли ярче Белой звезды. Паутинный город сверкал в огнях мириадов костров. В воде отражались гирлянды и маленькие феи. Мавки приглашали демонов на лодочные прогулки по волшебным рекам. Преисподняя пела и жила во всех своих красках. Но виновника торжества нигде не было. Люцифер заперся в своём кабинете, планируя провести этот день наедине с собой и хорошей книгой. Громкий праздник в его честь наскучил Богу ещё в прошлой Хронологии.       Кали не отходила от его двери, стуча и тарабаня без устали, ибо она спустилась в Преисподнюю не ради вкусных пирожных на ярмарке (они стояли в списке важности на втором месте), а ради именинника, что так некрасиво её игнорировал. Выглядело это весьма комично: малютка уговаривала Повелителя Тёмного мира выйти из комнаты, а тот упрямился как ребёнок.       — Тебе не обязательно быть там всё время, — говорила Кали, — откроешь бал, пригласишь Лелю на Макабр, она будет счастлива. А потом посидим в Нефилиме, в тихом семейном кругу.       Кали выбрала беспроигрышную тактику, она просто не умолкала, и Дьяволу пришлось открыть замок. Обратного пути у него не было.       В итоге веселились все, кроме Смерти. Он не мог позволить себе и улыбки, в то время как его жнецы вылавливали души из кровавой Сены. В баре Нефилим он занял дальний столик, слыша лишь отголоски радостных речей компании Люцифера, и скорбно смотрел на Землю глазами своих агентов. Было 24 августа 1572-го года, сегодня в полночь, когда Дьявол танцевал на набережной с Богиней, в Париже пролилась кровь невинных. И её было больше, чем воды в реках.       Эта страшная история началась из-за пары разных слов в одном и том же вероисповедании и одного наёмного убийства. Королева приказала поквитаться только с единицами неугодных протестантов, но ситуация вышла из-под контроля «сильных мира сего». Расправа католиков над гугенотами превратилась в бушующую волну насилия и бесчинства, в одну ночь охватившую всю Францию. Это была Варфоломеевская ночь.       — Это никогда не закончится? — спросил Смерть, когда Летта заметила его грусть. — Сегодня утром я нашёл твои записи на следующее тысячелетие. Ты не оставила и дня без войны…       Летта, тяжело вздохнув, села напротив. Смерть продолжил, его голос хрипел от горечи:       — Почему? — не понимал он. — Разве ты не должна их оберегать, заботиться?       — Я этим и занимаюсь, — тихо ответила она. — Мы уже говорили об этом. Я забочусь, чтобы их чёрные души исправились, и оберегаю развитие цивилизации. Все конфликты проходят под моим строгим контролем. Даже сейчас.       — У нас же столько силы, возможностей… Мы втроём способны менять мироздание.       — Но не человеческую природу, — Летта взяла его за руку. — Мы уже пытались, Смерть, неоднократно пытались. Но их душа темна, и только через трещины в неё проникнет свет.       Смерть несогласно закачал головой, протёр уставшие глаза:       — Но почему трещины? Почему ты учишь их через насилие, боль и смерть? Есть же гораздо сильные светлые чувства, что даруют чудесное исцеление! Почему мы не можем сделать человека просто счастливым?       — Человеческое счастье не прописано в пособии Хранителей.       — Но, а как же любовь? Любовь делает человека лучше! Ты же умеешь создавать любовь!       Летта отвела взгляд в открытое окно. В Межмирье царил шторм.       — Да, я пишу любовь, — согласилась она, — но ещё ни какой человек не был способен на искренность. В каждом сценарии один всегда слеп, наивен, а другой этим пользуется корыстно грязно, подло. И только трагедия в конце сюжета, сделает их обоих лучше.       — И эта история всегда повторяется?       — Без исключений.       Её слова задели его душу. Больно задели, оставив после себя неприятный осадок и отчего-то горький привкус во рту. Струны продолжали дрожать, эхом рассеивая где-то внутри низкие ноты. В тот день Смерть в первый раз холодно посмотрел на Летту, и во взгляде его было сомнение.              «Один всегда слеп, другой этим пользуется», — вспомнил Смерть, когда через несколько дней Летта спросила его о Вечности:       — Есть продвижения в твоей теории?       Пока Летта была одержима идеями о родственных связях и неприкаянной душе, Смерть заходил с практичной стороны точных цифр. С самого начала его интересовала «ограниченность».              Бог смотрит вниз. А люди смотрят вверх       Однако интерес у них различен.       Бог органичен. Да, а человек?       А человек должно быть, ограничен.              В чём разница между человеком и Богом, и кто эту разницу установил? Почему вычисляя дозволенные способности у человека — всегда получается десять процентов, а у Бога — семьдесят? Откуда такая идеальная закономерность? Смерть находил её во всём. В последовательном расположении планет Солнечной системы, в периодичности человеческой физиологии. За какой бы аспект он ни брался, всегда получались повторяющиеся одинаковые цифры, как подпись. Подлунный мир был создан «по образу и подобию», но почему автографы архитектора находились и в Божественных мирах? Так Смерть пришёл к теории, что всё живое создано неким одним очень умным и хитрым эстетом, и Смерть искал с ним встречи.       Это был не Арай — слишком идеальная работа для него. Хранитель поднял архивы, нашёл единственный сохранившийся документ со времён открытия Мира 001, но путь ко всем ответам ему преградила маленькая моль. Безмозглая бабочка каким-то проклятьем проникла в библиотеку на летающих островах Светлого мира и съела нижний угол листа, где было указано полное имя, должность и титул главы проектирования. Мерзкое насекомое посчитало несъедобными только первые четыре буквы в этой графе: «Бог Т». Смерть не отчаивался, подумаешь один документ. Если некий Бог Т был настолько важной персоной, что ему доверили создание Подлунного мира, то его имя должно ещё где-то значиться, всю бумагу моль не могла съесть. А ей и не нужно было, ибо более нигде не было пункта «глава проектирования», будто его и не существовало вовсе, как и таинственного Бога Т.       — А зачем нам это? — спросил Смерть, смотря в потолок. Летта крутилась у зеркала, разглядывая свою фигуру в белом пышном платье.       — Мы ещё на прошлой неделе договорились пойти в театр. Кали хотела посмотреть Гамлета, помнишь? — был уже 1613-й год.       — Я не об этом, — он украдкой посмотрел на жену, — я о нашей цели. Зачем мы ищем истину? Что нам это даст? — Смерть сложил руки на груди.       — Разве это не смысл нашей жизни? — Летта отвлекалась, крася губы. Она проверила, что Кали играет в гостиной и не слышит их разговор. Зачем малышке ломать себе голову такими вопросами?       — Кажется, в жизни всё имеет смысл, кроме поиска её смысла. Но разве человеческое существование вовсе не бессмысленно? Человек рождается, формирует у себя в голове какую-то картину мира и умирает. Всё — он перестаёт существовать. Насколько бы его картина мира не была правильной, даже в его семье через несколько поколений и не вспомнят чудаковатого предка и то, что он был чудаковат. Тогда вся его жизнь теряет смысл. Он мог заниматься чем угодно — любовью, наукой, насилием, поиском грёбаного смысла — это всё станет ничем после его смерти, потому что оно было по-настоящему значимо только для него самого. Так зачем тебе это, Летта?       — Ты сам ответил на свой вопрос, дорогой — потому что это значимо для меня.       Он её не слушал. Быть может, так на него повлияли поиски, зашедшие в тупик, а быть может, он начал сомневаться, что это значимо для него конкретно. Он продолжил размышлять вслух:       — Мы скованы с тобой одной целью, но в верном ли направлении мы идём? Может быть, наша цель ничем не отличается от чёрной человеческой. Чтобы выйти из тюрьмы, не нужен план побега, достаточно дождаться окончания срока.       — Я и не бегу из тюрьмы, — Летта гордо прошагала к выходу, — я только хочу знать, кто меня сюда посадил.              «О, рать небес! Земля.       И что ещё прибавить? Ад…» — актёр ходил по главной сцене театра Глобус. Суфлёр подсказывал ему очередной длинный монолог Гамлета. Так много слов, философских рассуждений, терзаний, вопросов, в то время как придворному главного героя, незаметному актёру второго плана достался единственно верный и лаконичный ответ:       «Тогда весь мир — тюрьма!»       Сия реплика не произвела никакого впечатление на публику, все ждали ответ Гамлета, и только двое Хранителей на балконе вспомнили недавнюю ссору. Да, они не поднимали голоса тогда и даже не проклинали друг друга взглядом, но и не смотрели друг на друга, что оставило после разговора неприятное ощущение холода.       Третий же Хранитель продолжал слушать пьесу, довольно покачивая головой. Благодаря Гамлету Кали на прошлой неделе выиграла пари с Дьяволом. Они поспорили, что она не сможет создать «несуществующую книгу». Тогда ведьмочка переместилась в будущее, купила в книжной лавке бесценную классику по дешёвке, сделала с неё копию и подарила малоизвестному драматургу в родном веке.       Через несколько дней Шекспир издал одну из своих лучших пьес, и на полках книжных лавок появился «Гамлет». Но кто тогда его написал?              — Я устал, — сказал Смерть, завалившись на кровать в тёмной спальне. Летта закрыла дверь, чтобы Кали их не услышала. Смерть продолжил, — две тысячи лет поисков — это же насилие над мозгом. И ради чего? Чтобы прийти в тупик? Ладно, провальной бы оказалась только моя теория, но и у тебя за последний век тоже нет продвижений.       Он тяжело вздохнул, запрокинув голову:       — Я устал…       — Ты сдаёшься? — Летта встала напротив ночного окна. Смерть молчал. В последнее время в их разговорах стало исчезать родное «мы», они всё реже говорили «вместе», «вдвоём», заменяя их эгоистичными местоимениями «я» и «ты». Делили одну мечту на моё-твоё.       — Раньше выстрела не падай, — в тишине прозвучал детский голос. Кали зажигала от горящей лампадки свечи на туалетном столике. — Глобус сгорел, — как будто ничего не случилось сказала девочка о происшествии в театре, где они были сегодня вечером, — где-то с полчаса назад. Кто-то из Этерни написал угольком на его руинах: «Весь мир — театр». Думаю, это сделал Ворон. Как там говорил Маэстро?              Все мы герои, возможно балета,       Или оперы, смотря какой вкус.       Лично мне трагедий сюжета       Хватает на скучную грусть.              А вы ещё долго будете от меня прятаться? Вы такие забавные, — Кали сделала шаг в сторону, и вместо малышки в комнате появилась бизнес-леди, — может быть, так вам будет проще со мной говорить на «взрослые темы»?       Интересный факт о превращениях Кали. Зритель никогда не мог его наблюдать, ведьма меняла возраст в те доли секунды, в которые зритель закрывал глаза — моргал. Наблюдатель видел исходник, результат, но процесс всегда происходил за опущенными вéками. В будущем некоторые любопытные из семейства Этерни проведут эксперимент в гостиной этого же дома, но, когда Кали превратиться в малышку перед шестью бессмертными, все они единственный раз в жизни синхронно моргнут.       — О чём ты хочешь поговорить? — уточнил Смерть.       — О Вечности, — спокойно ответила рыжая леди, поворачиваясь к коллегам лицом, — или вы думаете, вам одним дано задумываться о её смысле? Нас с вами связывает больше, чем вы думаете.              Все мы герои спектакля,       И у актёра возникает вопрос:       «Чем же был болен писатель?       Чтоб выдумать столько невроз».              Я тоже об этом думаю, — как-то отстранённо сказала Кали, как если бы говорила сама с собой в пустой комнате. — Даже больше, я искала. В прошлом. Хотела увидеть, с чего всё началось. Большой взрыв или таинственный создатель — но прошлое закончилось на подписании Мира 001, будто до этого прошлого не было. Так же не может быть? Не может что-то начаться с того, что всё уже было?       Меня это очень огорчило. Я решила, что у моих возможностей тоже есть границы, и тогда я посмотрела в будущее, чтобы найти того, у кого этих границ нет. И тут начинается самое интересное, друзья, — она вскочила с кровати, разводя руками, — ибо я нашла его! Вы когда-нибудь слышали о Девятом небе?       — То, что там прожжено пространство и нам запрещено туда подниматься, — усмехнулся Смерть, заводя руки за голову.       — Вот именно! — продолжила Кали, — разве вас обоих это не привлекло? Это же, как красный указатель! А знаете, почему запрещено? Потому что за «две тысячи лет поисков» Фемида вас заметила. И побеспокоилась о Sancta Sanctorum. Богиня никогда бы не позволила, чтобы вам — простым людям — открылись тайны Богов. Она организовала целую комиссию по цензуре, чтоб убрать любые упоминания о Девятом небе из всех библиотек иных миров. И закрыла ход наверх. Работа была проделана качественно, радикально, но Фемида забыла обо мне и то, что я могу заходить в библиотеки до создания комиссии, — на её лице засверкала коварная улыбка. — Фемида прятала от нас Оракула — Бога, что знает Всё. И, — она, смеясь поочерёдно на них посмотрела, — самое забавное, что каждый из нас всё это время искал одно и то же. — Пора было открыть им все карты, — главой проектирования Мира 001 был Светлый Бог Разума Тот, он же был профессором математики в академии Чёрных просторов в год выпуска Эриды, он же был её первым возлюбленным, а после её смерти, Тот закрылся на Девятом небе и стал звать себя Оракулом. И, раз мы втроём шли к одному ответу, значит, он определённо верный — нам нужно попасть на Девятое небо. Но! — Кали подняла указательный палец вверх, — с этого момента мы работаем вместе! Сообща. Одной слаженной командой. И больше никаких: «она маленькая — ей это знать не надо».       Летта была готова идти в Светлый мир прямо сейчас, Смерть скептически спрашивал об охране. Чтобы воспользоваться Небесной Википедией, нужно было обойти стражу Марса, уголовное преследование Фемиды и наткнуться на дверь, что уже более двух тысяч лет закрыта. Оракул запер её в тот вечер, когда Арай спрашивал его о Летте. С тех пор даже Арай не мог её открыть. Не потому что «нельзя», а потому что «не мог» — силы Всевышнего было недостаточно, чтобы взломать магический замок.       — Нам нужен план, — сказала Летта.       — Есть ли у меня план? Есть ли у меня план? Конечно, у меня есть план, мистер Фикс, — подбодрила Кали, смотря в будущее, — план-капкан. Мы обманем всех Богов!              Её план требовал серьёзных приготовлений. Если бы всё сработало, как было задумано — никто бы и не узнал, что Хранители говорили с Оракулом. Но для этого нужно было отвлечь внимание, потому Кали основательно подошла к личной жизни Богов. В назначенный день по её графику Люцифер должен был быть с Лелей где-то далеко от Преисподней, может быть, в саду Венеры, что к югу от княжества Тартар, или в театре Нимф. Кали уже давно сводила эту парочку вместе, знал бы Дьявол, что его приворожили до плотских утех, чтобы он просто никому не мешал. Арай должен был устроить романтический ужин Фемиде у них дома — на вилле. Фемида бы, ослабив бдительность, разрешила стражникам пойти на карнавал в Раю. А Марс забрал бы остальную часть для моральной поддержки в битве с Абадонной — в покер, конечно.       Тогда бы Хранители спокойно обошли единичных ангелов и с помощью силы «трёх» открыли дверь Девятого неба. С помощью этой же силы, ушли бы незамеченными, но до рокового дня было ещё очень далеко. Слишком много судеб должно было совпасть, пересечься, чтобы Хранители успели проскочить на белый свет. «Это наш единственный шанс», — говорила Кали. «Другого шанса узнать истину у нас не будет».       Самая большая ошибка человека, из-за коей сюжет его жизни заворачивает в страшные дебри трагедии, это не любовь, нет — это неумение разговаривать. Если бы человек свободно спрашивал то, что хочет узнать, и отвечал то, что думает, он бы не знал бед. Спроси Хранители Богов о Вечности, не надо было бы изворачивать свою судьбу в хитроумный замысел. Но, они выбрали то, что выбрали.       Или у них никогда не было другого выбора?              В графике Хранителя Времени были учтены даже выходные. Октябрь. 1791-й год. Утром, проходя мимо Летты, Смерть, как обычно, кротко поцеловал её, вдыхая запах её свежих духов. Чтобы между ними не происходило, Смерть не мог избавиться от этой привычки, ибо как-никак привычке было полторы тысячи лет. Примерно так же оправдывался Абадонна, когда Марена заговаривала о вреде курения.       — Девочки, вы скоро? — Смерть ходил по коридору, на ходу застёгивая чёрный жилет поверх тёмной рубашки. Карманные часы подсказали ему, что можно было бы и поспешить.       Летта сидела за туалетным столиком, широко раскрыв глаза, дабы накрасить ресницы.       — Да-да, я уже иду, — ответила она, когда Смерть приобнял её за талию, целуя в шею.       — А где Кали? — прошептал низкий голос у её уха.       — В своей комнате. А твой кафтан в гостиной.       Она спроектировала его маршрут. Из гостиной, поправляя шитые манжеты парадной одежды, Смерть направился в детскую. Постучал и после ленивого разрешения открыл дверь. Кали лежала в салатово-зелёном платье на своей кровати, раскинув руки крестом и тупым взглядом пялясь в потолок.       — Кали, ты…? — он хотел спросить «ты готова?» Но вместо этого озадаченно выпалил, — что с тобой?       Кали скучающе качнула головой. На вид ей сейчас было лет пятнадцать.       — У меня депрессия… — она следила за летящей к её носу пылинкой. Когда крошечная частичка достигла своей цели, девочка свела глаза к переносице. — Я подросток…       — У подростков не бывает депрессии, — Смерть зашёл в комнату.       — Я очень старый подросток. У меня переходный возраст. И я не хочу никуда идти.       Смерть усмехнулся, складывая руки на груди. Ей ли говорить о возрасте. Он достал часы, заключив пари с самим собой «За сколько он сможет изменить её решение». Часть сознания ставила на тридцать секунд, другая на пятнадцать минут.       — Через полгода Моцарт скончается, и мы не сможем прийти к нему в гости, — Смерть начал словесную битву.       — Пластинку купите через пару столетий, — Кали грустно вздохнула. — Или плеер, — реакция не изменилась — промах.       — Там будет Амадей, — попал. Девочка с интересом повернула голову:       — Дядя? — уточнила она.       — Да, дядя Амадей, — подтвердил Смерть, довольно убирая часы в нагрудный карман. Он справился за десять секунд.       Кали была на выходе первой: «Сколько вас можно ждать? — возражала она, — мы опаздываем к Моцарту».              Силой «трёх» Хранители пользовались редко. С революциями Летта сама справлялась, а втроём они вносили в мир немного красоты. Как и в случае с Жанной Д’Арк они давали избранным проведение, если угодно, дар. И, на радость Смерти, это не всегда было связано с войной. С их пера были написаны таланты Баха, Авиценны, Да Винчи, Паганини, Галилео, Ньютона, ещё многих и, конечно, Моцарта.       Их гений был в науке, искусстве, медицине. Он был искрой в кромешной тьме — маленькой надеждой для человечества. Но, к сожалению, Aliis inserviendo consumor. Кто-то из великих сгорал в прямом смысле слова, а кто-то выгорал изнутри, не жалея себя. Осенью 1791-го года нить души Моцарта тонко звенела в чёрной комнате, чувствуя приближающуюся смерть.       У Вольфганга было слабое здоровье, он болел часто и тяжело. Болезнь была с ним всегда, наверное, даже дольше, чем здоровье. Но смертный организм боролся с агрессивным миром, иногда брал верх, позволив хозяину, если не насладиться жизнью, то прославиться. Год назад иммунитет композитора сыграл свой последний аккорд. Знали бы тогда врачи, что ноты завершающего акты забрала недолеченная хворь из его детства. Они ставили новые и новые диагнозы, и только через двести лет после смерти Моцарта предположили, что это были осложнения скарлатины. Подлая бактерия, ставшая его «верной жизненной спутницей».       Очень подлая. Бактерия умела перенастраивать тело человека под себя. Она заставляла иммунитет атаковать собственный организм. Первыми из строя вышли и без того ослабленные от рождения почки. Появились отёки, неприятный запах тела, рвота, боли в пояснице. На очереди были кожа и суставы. На руках, ногах и шее Вольфганга появились плотные опухоли — подкожные узелки, воспалялась соединительная ткань, болели колени и локти. Сердце записалось на финал. Оно поражалось изнутри, травмировались клапаны, стенки, оно не справлялось с должной перекачкой крови. И всему этому аккомпанировала лихорадка — ревматическая сыпная лихорадка.       Сальери оправдан, Моцарта убил Стрептококк.       Хранители сидели в светлой гостиной его дома в Вене. Кали нравилась мягкая обивка стульев за круглым столом. Напротив кресел и стульев в зале стоял рояль и ещё несколько музыкальных инструментов, что композитор принёс из кабинета. Сам же он, извинившись перед гостями, продолжил корпеть за маленьким столом у окна и, нервно жуя перо, писал музыку. Знал бы он, кого на самом деле пригласил к себе домой…       Моцарт писал Реквием, в то время как за ним с невольной грустью наблюдал сам Смерть. Музыкант, берясь за голову, уже догадывался, что сей таинственный заказ будут играть на его похоронах.       В комнате был ещё один, пятый, человек. Тот, из-за которого Кали согласилась пойти со старшими — младший брат Смерти — Амадей. Вы, наверное, помните его, мы говорили о нём в самом начале. Тогда в 1791-ом у него, правда, ещё не было татуировок, но соблазняющим взглядом он обладал всегда, будто соблазн и похоть родились в его голубых очаровательно-опасных глазах. Амадей только вернулся из Венеции, где, наконец, избавился от прозвища «Казанова». С самим Казанова бессмертный не был знаком лично, но с большим интересом читал его мемуары.       — Что это? — спросила Кали, когда Амадей поставил на стол переноску. Прямоугольную клетку, обшитую плотной тканью. На девочку из тьмы за решёткой смотрели два больших жёлтых глаза с устрашающим вертикальным зрачком. Что-то чёрное шипело и скалилось на неё, царапало тканевой пол своей клетки. Что-то ненавистно дыбило шершавую шерсть. Оно скреблось, оно рычало и испепеляло мёртвым взглядом. Будто в переноске сидело само Зло.       — Это кот, — ответил Амадей, как самое очевидное, — разве не такого кота ты просила у меня в прошлую встречу? — Амадей нагнулся, чтобы посмотреть в клетку и вспоминал поставленные ему требования, — чёрный? Чёрный. Жёлтые глаза? Жёлтые. Умеет воскрешать крыс? Тут, прости, он плохо поддаётся дрессировке, пока остановились только на мёртвых голубях.       Кали была не рада подарку. Она фыркнула, откинувшись на спинку стула.       — Но ты же хотела кота, — не понимал Амадей.       — Это было до того, как мне подарили собаку, — ответила малютка.       Амадей удивлённо поднял бровь, уточняя у Смерти:       — Вы подарили ей собаку?       Вместо Смерти ответила Летта:       — Не то чтобы подарили. Кали разрешили выгуливать Клыкастика на пятом уровне.       На детском милом лице появилась улыбка маньяка, а в кукольных глазах заблестел безумный азарт:       — Я кормлю его трупами развратников. Мой пёсик отрывает им головы, кромсая черепа. Он валяется и измазывается в их гниющей, вонючей крови. И воет по пропащим душам в три глотки. Мой пёсик не кусается — он съедает заживо… — от её холодного шёпота побежали мурашки по коже, даже то Зло в переноске свернулось в клубочек в самом дальнем углу. Кали уже жизнерадостно добавила, — а на прошлой неделе я научила его давать лапу!       — Понял. Зря нёс кота, — Амадей достал комок чёрной шерсти из переноски и, не делая ни шага, швырнул его в открытое окно со второго этажа. Животное проорало дикое «мяяя-ооо-ууу» и шлёпнулось на голову случайному прохожему. Начинался дождь.       — Котик… — Кали с тоской посмотрела в окно, где он только что учился летать. Она передумала и хотела подарок обратно. Кажется, Амадею ещё придётся ловить этого кота. Кали нравилось издеваться над бессмертным, особенно в образе ребёнка, когда он не мог применить к ней свои чары обольщения.       Амадей сидел с Хранителями за столом. Он общался с Кали, заигрывал с Леттой, за что получал от Смерти, с коим тоже обменивался сухими фразами. Но стоило Амадею замолчать, как к ним подсаживалась тишина. Хранители говорили только с бессмертным, но не между собой. Юный маг впервые счёл их окружение некомфортным. Примечание, ни угрожающим жизни, ни устрашающим до смерти, а именно некомфортным. С ними было неприятно сидеть за одним столом, будто то была не семья, а встреча незнакомцев, заведомо настроенных друг против друга. Общение с ними стало для романтика медленной казнью, Амадею катастрофически не хватало чувств!       За окном потемнело, капли застучали по карнизу. Амадей подошёл к своему тёске, что болезненно вздыхал за заваленным бумагами маленьким столиком. Ещё утром он набросал в блокноте текст песни — стихи для хора. Он слышал её, песнь играла у него в голове, но, мучая себя, Вольфганг не мог достать из неё ничего больше, чем латинские буквы. Он не мог записать мелодию.       Прежде чем музыкант ударился головой об стол, Амадей забрал оттуда блокнот. Был полдень, а в комнате из-за начавшегося ливня стемнело как ночью. Кто-то из магов одним взглядом зажёг все свечи в комнате, но порывистый ветер вернул всё на круги своя. Лёгкие шторы раздувало до середины зала, дёргало деревянные створки окна. Бедный кот спрятался от дождя в подворотне.       Амадей задумчиво прочитал стихи дважды: «Чувств, мой друг, не хватает чувств!» — сказал он, затем развернулся и прошагал в другую часть комнаты. К роялю. Откинув полы кафтана, он сел на тонкую лавку, поднял крышку. В каждом движении мага была точность и изящность, везде: от ходьбы до взгляда, что всегда привлекало внимание эстетов и тех, кто даже не подозревал, что он эстет. Иными словами, на него зачарованно смотрели все. Амадей же скромно отвечал, что он не специально делал всё идеально, а просто был идеалом во плоти.       Несколько капель звонко разбились о подоконник синхронно с пробными высокими нотами. Бессмертный собирал музыку воедино, прислушиваясь к сочетанию клавиш. Ему не нужна была тетрадь и другие подсказки, достаточно было только идеи и желания. В игре он был также превосходен, как и во всём другом. Недаром Амадей брал несколько уроков музыки у самого Маэстро.       Мелодия смешивалась с мокрым ветром. Капли слезами текли по витражу.       Его старший брат никогда не понимал намёков. Амадей бросил Смерти три то приглашающих, то приказных, то угрожающих взгляда, и только на четвёртый Хранитель со вздохом повернулся к Летте, предлагая руку. Кали захлопала в ладоши, когда взрослые начали танцевать. В зале из неоткуда заиграла скрипка и другие струнные — целый симфонический оркестр стал дополнять мелодию клавиш. Амадей усмехнулся проказливой магии Кали, как она ещё хор не подумала зачаровать.       Чёрно-белая пара плавно двигалась в центре комнаты, под вспышки грозы делая повороты, медленно кружась, словно по воле ветра. Они касались друг друга, смотрели в глаза, их нити души дрожали, будто они и были теми струнами, что пели на скорбном бале. Души кричали из потустороннего мира, плакали, собирая осколки льда в их сердцах. Их объятье лишь на короткое мгновение стало близостью, что-то зажглось в остывшем взгляде, но в тот же миг жгучий огонёк обратился слезами.              — Вы поссорились? — вопрошал Амадей к Смерти. Вечером тоже же дня бессмертные были уже в Лондоне. Амадей стоял в гостиной у горящего камина, Смерть сидел у окна в своём кресле. Больше в зале никого не было — Летта укладывала Кали спать. Её детская была в другой части дома.       — С чего ты взял?       — Это трудно не заметить, брат. А уж тем более мне. Ты должен был это знать, когда приглашал меня на встречу.       Смерть ничего не ответил, найдя в лепестках огня что-то интересное. Все свечи были потушены, в комнате горел только камин.       — Что между вами? — озабочено спрашивал Амадей. — Вы сегодня без необходимости даже не смотрели друг на друга. А в глазах только грусть, тоска и пропасть. Вы расстались? — в последнем вопросе была нездоровая надежда. «Жена брата» было сродни запрету, только это и тушило в нём огонёк страсти.       — Нет, не расстались, — на выдохе ответил Смерть.       — А что тогда? — Амадей облокотился о раму камина, добавляя с сарказмом, — твоя любовь остыла?       — Нет, я… — он «умыл» лицо, вспоминая, что за этим и позвал Амадея. Что бы, наконец, сказать это вслух, — я сомневаюсь. Сомневаюсь, что любил её вообще.       Младший брат опешил, этих слов он никогда не ожидал услышать от Смерти. Тот продолжил, разочаровано смотря на огонь:       — Не знаю. Может, и она не любила никогда? Просто я был ей нужен. Я был нужен ей тогда в Риме, ибо никто кроме меня в то время не мог рассказать ей правду об иных мирах. И я это сделал. Как и всегда. А она. Она управляет миром с шестнадцати лет, с чего я взял, что со мной она будет искренней? Все эти сцены с Колом, Люцифером, она знала, что это вызовет во мне ревность и всё равно добавляла это чувство в приворотное зелье. Беседы, улыбки — она дурманила меня любовью, чтобы я, не замечая её жестокости, верным псом шёл рядом. Я для неё не больше пешки на шахматной доске — удобная фигура в руках императрицы.       Мне кажется, мои чувства к ней никогда не были настоящими… Моя любовь была написана ею…       — Довольно, — отведя взгляд, сказал Амадей. — Противно слушать. Ты сам себя слышишь? Ты… — Парень отвернулся, пытаясь всё сложить у себя в голове. Такой мерзости он никак не мог ждать от брата, — как эта мысль вообще пролезла в твоё сознание? — Амадей снова смотрел ему в глаза, — о какой фальши ты говоришь? Я был на вашей третьей свадьбе и, каким бы противником бракосочетания я не был, в тот день за тебя радовался даже я, ибо я не видел людей счастливее у алтаря.       — Она хорошая актриса, — тихо перебил Смерть.       — Такое не сыграешь! — младший брат перечил старшему. — Её чувства к тебе не были подделкой, как и твои к её. Вы — идеальная, не побоюсь того слова, великая пара. Вы созданы друг для друга! Без неё ты также бесполезен как мокрая свеча в темноте, без неё ты никто, ты мёртв, но и она без тебя потеряна. Летта как одинокий огонёк, неудержимый пожар, но в абсолютной темноте она не сможет гореть без свечи. Только вместе вам суждено выжить!       — Вместе нам суждено сгореть, — Смерть был неприступен.       — Гореть — так заживо. Дотла! — вспылил романтик. — Ты глупец, раз не понимаешь этого. Я не знаю, зачем ты обманываешь себя, но я знаю, что в глубине души ты сам с собой не согласен, — Амадей указал на него пальцем, — поэтому тебя терзают сомнения, брат мой, ибо ты продолжаешь её любить. Ты не назвал её имени ни разу за этот вечер, но это был голос твоего разума, а твоё сердце всё также стучит для неё. Ты даже не замечаешь, как продолжаешь оберегать Летту, но, когда вы рядом, я вижу, что она принадлежит тебе, она твоя, и она сама хочет быть под твоей защитой. Поверь, если бы Летта тебя не любила, я бы уже давно с ней переспал.       Смерть, поднял на Амадея свой убийственный взгляд, немного жалея, что для бессмертного это было не более чем угроза. Амадей вдруг вспомнил, что у него есть срочные дела где-то за два государства от этой гостиной.       — Знаешь, — мягко продолжил юный маг, — из нашей семьи ты единственный, кто ещё не втыкал в меня нож. Давай не будем изменять традициям, они этого не любят. Ты, — Амадей отошёл к выходу, — ты всё-таки подумай над моими словами. За века я научился разбираться в любви. А такой искренней и чистой как ваша я больше нигде не встречал, — уже в дверях он со смешком обернулся, — я поцелую Кали перед сном?       — Изыди, пока не заставил меня изменить традициям, — посоветовал Смерть по-братски.       Амадей усмехнулся, решив выйти из дома человеческим способом. Повернул в коридоре и тут столкнулся с Леттой. Она стояла недалеко от двери гостиной, со стеклянными глазами. Она всё слышала. От первого до последнего слова.              — Всё хорошо? — спросил ласковый женский голос. Летта зашла в гостиную. Уже светало. Смерть потушил камин. Он сидел в кресле. Она подошла ближе, садясь на быльце. — Амадей сегодня так быстро убежал.       — Повздорили немного, — прошептал Смерть, приобнимая жену за талию, — ничего серьёзного.       Прошло немного времени. За окном начали клекотать птицы. Летта не заметила, как уже лежала в его объятьях, свесив ноги с кресла. Она держала его за руку, прижавшись ухом к груди. Его сердце едва билось. Смерть гладил её по волосам.       — Я люблю тебя… — тихо промолвила Летта.       — Почему… Почему меня?       Смерти было к кому её ревновать. Кол, Люцифер, Амадей. Но почему-то она всегда оставалась с ним. Почему?       — Потому что это ты, — её слова нежно звучали в утренней полудрёме. — С тобой я чувствую себя настоящей, а не одной из придуманных мною ролей. Деката… Эрида… Какую бы роль я не играла, ты всегда видел во мне меня, даже когда я сама забывала себя. Ты прыгнул за мной в шторм, единственный видя, что я иду ко дну. Ты единственный видел, что я устала бороться одна. Ты поверил в меня… Только благодаря тебе я остаюсь сильной, остаюсь собой.       По ковру полз луч света, бесшумно играясь с тишиной. Летта подняла голову вверх, смотря в глаза Смерти:       — А ты? — чуть не плача спросила она, — почему ты любишь меня?       Смерть отвёл взгляд, целуя жену в лоб. Летта, пряча мокрые глаза, вновь припала к его груди и услышала, как громко колотится сердце.       — Потому что только ты заставляешь его биться, — тихо сказал Смерть о предательском сердце. — С тобой я чувствую себя живым… — Обман или правда, фальшь или реальность, всё равно. Если ему было суждено было сгореть, то только с ней. В её объятьях.       — Мы вместе? — прошептала Летта, но Смерть так и не ответил: «До конца».              Летта написала много гражданских войн, междоусобных, продолжительных, например, сражения Англии и Франции или русско-турецкие, революция Наполеона была её авторства, но мировую войну она написала только одну. Хранительнице крайне не нравились линии судьбы, где Гитлер доживает до сороковых годов, поэтому Летта планировала убить его немного раньше. Но тот как заговорённый обходил все падающие кирпичи, шатающиеся люки и шальные пули, будто у него был собственный ангел-хранитель.       Точнее демон-хранитель.       Летте надоело играть с его везением и в августе 1936-го её агенты занялись вербованием одного фанатика, что должен будет совершить убийство ради веры в конце этой недели.       Был вторник. 4 августа 1936-го года. День, который уже два века был отмечен в календаре красным цветом.       Хранители долго выжидали момент, когда совпадут все нити, и вот он настал. Коридор свободен. Сегодня они ответят на все свои вопросы, сегодня в полдень они встретятся с Оракулом.       Великий день!       Но с самого утра он как по нотам летел в Бездну. Труды веков скомкало в хлам. Всё началось с того, что Смерть потерял свои очки.       — Проклятье, да где они? Не мог же я их забыть в Нефилиме… — ругался Хранитель, переворачивая подушки в гостиной. Посмотрел на часы — без пятнадцати двенадцать.       У них был поминутный график. Девочки уже ждали его в столовой, где с помощью Видения Летты отслеживали местонахождение персон нон грата: Арая, Фемиды, Люция и Марса. В последний раз убеждаясь, что всё идёт строго по плану и Боги далеко от Рая.       — Ещё пять минут и выходим, — сообщила Кали, когда Смерть присоединился к ним.       Но в этот момент в столовой появился не только он. Напротив стола материализовался, точнее, возник за гранью, один из жнецов в классическом для того времени костюме тройке.       — Шеф, — он тут же обратился к Смерти, — по причине того, что от Вас нет указаний в потоке, вынужден обратиться лично. Внештатная ситуация. Потенциальный умерший вне досягаемости, — отрапортовал он.       Последний год выдался для Хранителей очень тяжёлым. Как бы непринуждённо они не руководили агентствами через мысленный поток, думать о миссии одновременно с ним не получалось, особенно Летте, что тратила магические ресурсы на магию Ока, постоянно подглядывая за Богами в других мирах. А если добавить к этому их волнения, то, да, Хранители последний год часто надеялись на самостоятельность своих агентств.       Как же не вовремя! Смерть всё ещё смотрел на часы, параллельно обращая взор в чёрную комнату.       — Где он? — спросил Хранитель, найдя дрожащую нить. Он не смог сквозь неё посмотреть, и причин тому могло быть две: либо кто-то её сокрыл, либо он находится…       — Он в прожжённом пространстве, шеф. И мы не можем попасть в помещение.       Смерть, рыча, сложил брегеты. Летта встревожено не сводила с него взгляда. «Мы не можем всё отменить», — кричали её глаза.       — Всё в силе, — уверил Хранитель коллег. — Я успею. Через пять минут я буду в назначенном месте, выходите без меня.       И открыл портал.              Пятый этаж, плесневелые стены, выцветшие обои. Огонь портала перенёс Смерть в безымянный хостел, как говорили местные — шестизвёздночный, ибо в каждом номере верхнего этажа через дырку в потолке ночью было видно по шесть звёзд. Заодно на космос можно было поглядеть почти за бесплатно.       Хранитель стоял напротив двери, казалось, самого дешёвого номера. Краска облущилась, замок проржавел, и внутри самой хилой деревяшки давно поселились термиты. Над дверной рамой висело распятие. Так себе преграда, но жнецы были бесплотны, поэтому взломать замок они не могли, а пройти сквозь дверь им мешали границы мёртвого пространства.       Откуда оно взялось в такой глуши, ещё и на пятом этаже? Смерть скептически посмотрел на расшатанные петли, потом на время и выбил клятую дверь с ноги.       Там было сыро, пауки свили навесной потолок над серыми обоями, обходя кресты и рамы икон. Хранитель переступил приколоченный порожек. Половицы скрипели в мёртвой тишине. Номер представлял из себя небольшую спальню с письменным столом и санузлом за тонкой ширмой. Много плакатов, свастики выцарапанной на стене. Местами это был не номер, а алтарь фашизму. Однако многие портреты были разорваны, облиты краской и повешены на распятия, засим было не до конца ясно, кем были люди с фотографий для хозяина комнаты — кумирами или врагами.       Смерть медленно шёл вперёд, бегло оглядываясь. Пыль тихо оседала в тишине. Он сделал ещё один осторожный шаг вперёд и тут сбоку, со стороны ширмы что-то щёлкнуло. Смерть резко повернул голову.       Когда занят чем-то возвышенным, забываешь о мелочах под ногами. Но мелочи ни о ком не забывают, особенно, если от всей души желают кому-то гореть в Аду.       Беллиар был рад испортить Летте карьеру и жизнь, а её невнимательность в последний год развязала его коварству руки. У него была собственная миссия, чей финал по несчастью выпал на ту же дату, что и план Хранителей.       Сначала он нашёл продажных агентов. Не все в агентствах Жизни и Смерти были из Рая, а выходцев Ада легко переманить на свою сторону — Беллиар умел предлагать хорошие цены. Ангелы-хранители передавали ему линии судьбы, жнецы — список умирающих, а взамен демон научил их обманывать мыслительный поток, с помощью чего получил врéменное укрытие на Земле. Агенты просто не думали о том, что видят его на улицах, в основном, Германии. Это, наверное, был первый и последний раз, когда Беллиар спасал чью-то жизнь. Да, это он заботился о сохранности Гитлера, а в августе 1936-го, узнав о фанатике, перешёл на крупную игру.       «Запрёшь дверь, — говорил он, перейдя по адресу с линии судьбы, — завтра в полдень к тебе придёт человек в чёрных очках. Он знает, что ты собрался сделать. Он знает, — Беллиар указал на плакаты, — обо всём этом. И он придёт тебя убить».       Фанатик трясся в углу. Демон ухмыльнулся, протягивая человеку пистолет:       «Если ты не убьёшь его раньше… Хочешь уничтожить фашистское зло и остаться в живых?»       Фанатик кивнул.       «Тогда слушай внимательно. Ни в коем случае не открывай дверь. Не стреляй в голову! Твоя задача снять с него очки и посмотреть ему в глаза, только после этого он перестанет нападать».       «П-почему?»       «Он болен — глаза не выдерживают солнечного света. Повтори, что я сказал».       «Закрыть дверь, стрелять в грудь, снять очки, посмотреть в глаза», — фанатик нервно щёлкал курком в пустом револьвере.       «А самое главное?» — уточнил демон.       «Посмотреть в глаза? Посмотреть в глаза! Глаза… Посмотреть в глаза…» — повторял смертник.       Беллиар даже не стал покупать душу бедолагли, его и так получилось легко завербовать. Дело оставалось за малым, нужно было обезопасить его номер от магии, взора Летты и обычных агентов. Прожечь пространство в крошечной комнате на пятом этаже, пф, демон даже не вспотел. Беллиар знал, что обрекает фанатика на самоубийство, от этого его душа начнёт дрожать, это привлечёт внимание жнецов, а когда они не смогут войти в силу того, что они существуют лишь за гранью, то они позовут своего хозяина. Беллиар улыбался острым оскалом, представляя, как легко смог подставить самого Смерть. Фанатик, на которого так надеялась Летта, умрёт от его взора — и Вторая мировая неминуема. Хранительница Жизни наверняка будет не в восторге от того, что её муж сломал столь дорожимую ею ветвь судьбы.       Всё получилось весьма изящнее и проще, чем задумывал хитрец, ибо Смерть сегодня потерял очки. Фанатик спрятался за ширмой, он слышал приближающиеся шаги, взвёл курок, решительно вздохнул и сделал выпад в сторону «гостя». В прицел револьвера попали безжизненные белые глаза. Человек рухнул замертво к ногам Хранителя.       — Чёрт, — это была ловушка. Смерть быстро обрезал нить утекающей души. Взглянул на время — ему нужно было срочно идти к остальным!       Его портал подавило мёртвое пространство.       — Дьявол, — вновь ругнулся Смерть, разворачиваясь к коридору.       — Ну, зачем же так агрессивно? Можно просто Люся, — прозвучало в тот же момент впереди. Люцифер стоял перед выломанной дверью, застёгивая рубашку.       Люцифер. Который сейчас должен быть в саду Венеры!       — Что ты здесь делаешь? — выпалил Смерть, доставая брегеты. Ему нужно было открыть портал в Рай ещё пятнадцать секунд назад.       — Мне пришло извещение, что демоны вмешались в работу Хранителя Жизни. Фемида обязала меня лично извиниться, думал, найду Летту на месте преступления, но тут только ты и труп.       — Когда пришло извещение? — Смерть заметил, что стал реже дышать. Он с ужасом смотрел на Дьявола, а мысленно повторял: «Отбой! Девочки, стоп! Возвращайтесь!» — забыв, что находится в мёртвом пространстве, где глушится любой магический сигнал.       — Где-то с минуту назад. В очень неподходящую минуту, — он, наконец, закончил с рубашкой.       Стрелки часов почти сошлись на двенадцати, по плану Хранители уже должны были открыть заветную дверь. Нервничая, Смерть зацепил крышку, та вновь открылась в его руках. «Momento mori», — бегло заметил он выгравированную надпись на брегетах. Хранитель, судорожно оглядевшись, быстро зашагал прочь из проклятой комнаты, но стоило ему перешагнуть порог, как Дьявол вцепился ему в плечи.       — Где они? — голос Люцифер стал даже не серьёзным, а грозным, — скажи, что это не из-за них сейчас трубят тревогу! — он услышал сирену в Раю.       Но Смерть не смог вымолвить и слова. Он опоздал.              Кали и Летта точно по графику прожгли пространство на Девятое небо. Здесь было пусто, как и планировалось.       Светлый коридор не имел одной стены, вместо неё были частые мраморные колонны, соединяющие высокий потолок с зеркально-белым полом. Проёмы между колоннами служили своеобразным окном или дверью для летающих существ, ибо за этой «стеной» начиналось небо. А заканчивался коридор большой арочной каменной дверью.       — Нам туда, — скомандовала взрослая Кали.       Но Летта нерешительно стояла на месте:       — Где Смерть?       — Он должен был уже появиться… Нам не открыть её вдвоём, — задумчиво сказала девочка, касаясь белой дверной ручки, и в Раю включилась сигнализация.              — Вы хуже чертей! — ругался Дьявол, открыв портал в Светлый мир, где на него в ту же секунду, в прямом смысле, налетел Арай.       Со стороны колонн слетались вооружённые ангелы, коридор оглушал лязг металла. За нарушение закона Ангелы Марса убивали на месте. Летта успела выхватить у кого-то меч, Кали прижалась к ней спиной, защищаясь своим клинком.       Боги открыли портал в самый разгар сражения.       — Останови их! — крикнул Дьявол Богу.       — Они мне не подчиняются. Я не могу найти Марса, — протараторил Арай.       — Как это они тебе не подчиняются?! Ты же Всевышний!       Пока Боги выясняли, кто тут главный, Смерть кинулся к своим, оттолкнув в сторону ангела с огненным мечом. Ему показалось, что время замедлилось или коридор был длиннее, чем представлялось на первый взгляд. Он целую вечность бежал к ним, целую вечность делал шаг.       Кали в образе ребёнка ускользнула от удара. Ангел-робот врезался в колонну. Девочку атаковали ещё двое. Между выпадами, Кали кликнула Летту.       — Что, огонёчек? — ногой откидывая мешающее тело, спросила она. Рыжеволосая нашла её взглядом и, кивая, будто так всё и должно было быть, по-доброму сказала:       — Не ссорьтесь из-за меня, хорошо?       Летта непонимающе посмотрела на малютку. Рядом, со свистом рассекая воздух, пронёсся огненный меч. Хранительницам пришлось разорвать взгляд, чтобы защититься от атаки.       — Остановитесь! Я приказываю немедленно прекратить! — крикнул Арай, но его услышала только Кали.       Она обернулась на его голос. Зелёные глаза встретились с белыми глазами Смерти, что бежал им на помощь. Малышка улыбнулась ему, и по её щеке побежала слеза. Она уже видела это. В своих кошмарах. Кали знала, что должно произойти…       В следующий миг вражеский меч рассёк ей горло.       — Нет! — Смерть бросился вперёд, расталкивая толпу. Он кричал, а голоса своего не слышал.       Он не видел, как в коридоре появился Марс, с грозным лицом поднимая кулак над головой. Он не замечал, что ангелы больше не нападают, а отходят в сторону. Он не услышал, как огненный меч звонко ударился о мраморный пол, выпав из рук Летты, и как она одними губами прошептала:       — Кали…       Рана на шее её малютки излучала тёплый свет и стремительно рассыпалась золотой пылью. Через мгновение Кали уже не было. Ни её улыбки, ни детского лица, ни рыжих волос. Только блестящее облачко, что подхватил с собой прохладный ветер…              

…Кали ушла в Вечность…

             …Летта забыла, как дышать, сердце в груди перестало биться. В глазах появились слёзы, но Летта не знала, как заплакать, как закричать.       Летта не замечала, как её трясёт.       Стало очень тихо. Боги молчали в начале коридора, не зная, что сказать, а Смерть упал рядом на колени, схватившись руками за голову. Всё произошло так быстро, всё пошло не по плану. Кто теперь виноват? Кто убийца?       Одно и то же воспоминание леденило кровь — её последний взгляд. Взгляд Кали, вместивший в себя весь страх и ужас мира.       Вдруг Летта оступилась назад. Смерть пересёкся с ней глазами.       «Предатель!» — читалось на её устах.       Ещё шаг — ещё один вдох — один удар сердца. Летта дышала часто, навзрыд. Ноги не держали её, вмиг став ужасно слабыми. Летта оглянулась на Богов, их сочувствующие лица. Лучше бы их не было! Ни Богов, ни ангелов, ни Смерти. Только она и никого больше во всей Вселенной. Во всей Вечности.       Не выдержав боли, от которой рвалась душа, Летта бросилась к колоннам. Блеск пепельных волос был последним, что увидели Боги.       Летта бросилась с Небес.