Прыгнуть с крыши, чтобы не разбиться. Пролететь девять этажей, упасть камнем вниз, провалиться в пропасть, только чтобы ветер вынес жгучую тоску из разбитой души. Удариться о землю, чтобы что-то сломанное внутри встало на место. Умереть, чтобы ожить.
Летта падала в небо. Разрезала облака, закрыв глаза. Воздух развевал волосы, белое платье. Вокруг был только воздух, но Летта всё равно не могла дышать. Её тело пробило грань миров раненой птицей, несясь навстречу морской глади. Но за секунду до смертельного столкновения Хранительница прожгла пространство.
Смерть нашёл её в Астрале. Она стояла у самого обрыва, обнимая себя за плечи, как в морозный ветер, и пустым взглядом смотрела вдаль.
«Где я ошиблась?..» — шептала девушка, а по её телу проходила дрожь. «Мы же всё просчитали… Я всё просчитала. Как я могла ошибиться? Что я упустила?..»
Смерть подошёл ближе, укрывая её своим плащом. Её глаза стали метаться из стороны в сторону, судорожно рыща в воспоминаниях.
«Мы шли строго по плану… Её плану. Неужели она знала, что ты не придёшь?..»
Тут сердце Летты замолчало, но только чтобы начать выстукивать ровный холодный ритм. Её взгляд сузился. Она, скинув с плеч чужую накидку, сделала резкий шаг в сторону.
— Не прикасайся ко мне! — крикнула колдунья, отходя ещё на шаг. — Не подходи!
— Летта, что?.. — он обезоружено поднял руки.
— Почему ты не пришёл?! Мы два века оговаривали чёртово время! Почему ты не пришёл?! — Летта рычала как волчица.
— Нас подставили, я пытался вас предупредить…
Хранительница не слышала его оправданий:
— Может, ты и не хотел идти с нами? Тебе никогда не нравилась наша идея!
— Это была наша общая идея, — Смерть старался сохранять спокойный голос.
— Это была Её идея! Только её! И ты с самого начала в ней сомневался!
— Я… — Смерть хотел было подойти, но Летта пригрозила ему звериным оскалом:
— Ты никогда в нас не верил!
Смерть начала раздражать её истерика, он попытался ей напомнить факты:
— Я выполнял свои пункты плана, я отвлекал Абадонну и Фемиду и, если ты помнишь, до этого я тоже искал ответы! Узнать истину было и моей целью!
— Тогда почему?.. — на лице Летты смешалось безумие и горе, — почему ты не пришёл? Что не так было в нашей цели? — обида, что сидела в ней несколько веков наконец вырвалась на волю. Пробилась как плотина, и поток гневных эмоций было не остановить. — Или в ней была лишняя Я?! Это же Я тебе мешаю уже больше века!
— Перестань, — сдержанность Смерти была на пределе. В Астрале поднялся холодный ветер.
— Почему перестать? Я же жестокая интриганка, которая пользуется всеми! Я же стерва, которая испортила бедному тебе жизнь.
— Мы это уже обсу… — Смерть смирил её грозным взглядом, но не успел договорить.
— «Нас» давно нет! — крикнула Летта под раскат грома. — Можешь звать меня аморальной, циничной, одержимой, такой, какой считал всегда. За что меня ненавидел! Любовь слепа, но ты же прозрел, мой дорогой! Как же ты мог трижды жениться на такой ведьме с чернющей душой?! — перед каждым предложением она делала паузу, будто заряжая пулю в револьвер, каждое её слово было разрушительнее выстрела. — Я скажу тебе, почему. Потому что без меня ты жалок! Ты никто без меня! Серая картинка в пыльном кабинете и одно название «Хранитель», — молния попала в дерево. В Астрале начался пожар.
— Ну, давай, уничтожь тут всё! — от голоса Смерти сотряслась земля. — У тебя это прекрасно получается. Ты только и умеешь, что уничтожать! Тебе и повод не нужен, чтобы вырезать несколько городов. Скажи, ты получаешь от этого удовольствие? Убивая, лишая жизни. Наслаждаешься? Чувствуешь власть? — теперь была его очередь стрелять на этой дуэли. — Когда ты такой стала? В Риме? В шестнадцать лет? — он коварно улыбнулся, найдя в своём кармане отравленную пулю, — или раньше? Когда на глазах маленькой девочки убили маму? — он выстрелил в сердце.
— Прекрати!
Стаи птиц с жутким криком взмыли в воздух, дым от пожара смешался с чёрными тучами.
— Отчего же прекратить, дорогая? — маска холодной злобы делала Смерть похожим на Дьявола. — Или тебе противно осознавать, что тебе было бы лучше с Колом? Бонни и Клайд древнего Рима. Я бы посмотрел, как вас вешают — двух бездушных тварей!
Огонь перешёл на траву луга, от землетрясения камни сыпались с гор.
— Конечно, ты же у нас святой. Я пришлю тебе открытку из Ада.
— Проваливай! Тебе там самое место. Только, когда будешь с Колом, помни, что это твоя одержимость погубила нашу семью! Может, если бы не твои принципы — Кали была бы ещё жива.
Между ними треснула земля, раскол заполняло лавой.
— Так зачем же ты лгал всё это время? Лгал, что пойдёшь со мной до конца?!
Лава растекалась по лугу, сжигала травинки, выжигала почву. Планета сгорала изнутри. Горы с грохотом обрушились. Горячий ветер раздувал огонь. Но в этом хаосе они слышали шёпот друг друга.
— Тогда скажи об этом сейчас. Признайся, пока не поздно, — просила Летта.
— Я давно не верю, — потрескивал огонь, искры пламени обжигали бледное лицо. Он смотрел ей в глаза, в холодную сталь, лёд океана и не видел в них ничего дорого, будто в них этого никогда и не было, — не верю, что мы дойдём до конца. Я не верю. Я не люблю, — слова неестественно слетели с его губ, оставляя после себя неприятный привкус, горечь.
Его слова отравили её душу:
— Жаль, что я не могу тебя убить… — прорычала девушка, словно одичавший волк, но её сердце разбилось на поражение, оно истекало кровью.
За лютым холодом во взгляде Смерть скрывал ту же боль. Но больше не произнёс ни слова. Слова уже были не нужны. Только чистая ненависть.
В пожаре возник огонь другой природы — портал Люцифера. Он пришёл за Леттой. Она нарушила закон, её надлежало доставить в Верховный суд. Дьявол решил привести её сам, отряд побитых ангелов не был против.
Летта знала, что с ней будет дальше, представляла, как обрадуется Фемида, увидев Хранительницу на скамье подсудимых. И впервые не стала сопротивляться. Но прежде, чем пойти за Дьяволом, колдунья прошептала Смерти, и шёпот её был страшнее проклятья:
— Обещаю… Клянусь, в день, когда мы встретимся снова — разве́рнутся небеса, ибо это будет Судный день.
Смерть остался один. Под землю уходили горы, в лаве тонул лес. Пока весь его мир не сгинул под его ногами, Хранитель прожёг пространство.
Напряжение на Земле мог почувствовать каждый. Оно было везде. Им был пропитан воздух. Большинство людей пребывало в состоянии необъяснимого страха и боязни будущего, что может не наступить. Близилась война. Шёл 1936-й год.
Смерть оказался в Нью-Йорке на оживлённой пятой авеню.
Несколько дней спустя. Седьмое небо Рая. Только что закончилось заседание суда.
— Слышал твою пламенную речь, — Смерть говорил сквозь зубы. Он стоял возле окна в коридоре за дверью зала, не смея нарушить условия Летты. Судебные разбирательства над ними были выставлены в разные даты, а в ту редкость, что совпадали — Смерть наблюдал за всем издалека, а Летта не смотрела в его сторону. К Хранителю подошёл Дьявол. Ученик зло продолжил, — такие красивые слова в её пользу, и столько презрения обо мне.
— Я говорил правду, как и полагает в суде, — сухо ответил Люцифер, став рядом с ним, — ты тоже участвовал в сей глупой миссии и не меньше, чем она, повинен в смерти Кали.
— Почему ты не стал её адвокатом? — Смерть продолжал брызжать ядом. — Засудил бы меня по девятой статье.
— И ты бы попал в Ад за предательство, — продолжил Дьявол. Смерть судили за нарушение линии судьбы, и только Люцифер настаивал на всей строгости обвинения, — ибо ты предал её.
— Я уже всё сказал вчера о своём опоздании, — шипел Хранитель, — но ты можешь дальше слушать её ложь. Вижу, ты охотно веришь любой россказни этой стервы!
Дьяволу надоело его поведение. Уже два дня у него чесались руки, но при людях провести воспитательные моменты он не мог. К счастью, они были сейчас наедине. Люцифер не хотел бить по лицу, но Смерть его вынудил, а губу тот себе разбил уже сам, поймав головой подоконник. Сохранив немного гордости, Смерть сумел устоять на ногах.
— Довольно, — Дьявол поправлял рукава плаща, — Кали вам обоим была как дочь, Летта чувствует то же самое, что и ты. Но я говорю не о твоём «опоздании», я говорю о предательстве. Ты предал её, когда перестал верить, когда лгал ей, когда сомневался в ней.
— Это она тебе сказала? — Смерть вытирал кровь с губы.
— Летта не сказала ни слова после расставания с тобой.
Она молчала, гордо и свысока смотря на каждого, как немая статуя великой королевы. Она не говорила ни с Араем, ни с Фемидой, ни с Люцием, но последнему было достаточно её взгляда, чтобы всё понять.
— За это ты меня ненавидишь? — Смерть не осмелился поднять на него глаза.
— Нет, — ответил Дьявол на прощание, — потому что тот, кто лжёт в любви, не заслуживает даже ненависти.
Фемида вынесла приговор. Когда Летту выводили из зала, все поднялись с мест, тишина присоединилась к ним в знак почтения. Её приговорили к бессрочному заключению в Аду в Её старой камере, всё равно, что пожизненно. Хранителей нельзя отлучать от должности, но ими же сформированные агентства позволили судье пойти на радикальные меры. Агентство Жизни перешло в руки общественности и стало существовать самостоятельно.
— Как же быть со Временем? — вопрошали Боги.
— Хранителей же нельзя добирать, только менять полным составом. А состав у нас уже не полный, — вспоминали другие.
— Говорят, Кали соткала нитей до 2020-го года, — наводили смуту третьи.
Фемида призывала их к спокойствию и тишине, уверяя, что волноваться не о чем.
Смерти она не могла выдвинуть то же наказание. Лишить мира всех Хранителей было противозаконно, даже при наличии Агентств. Он получил большой штраф и угрозу строгого контроля. Теперь, если Он вздохнёт больше положенного — об этом сразу узнает Фемида.
Он прожёг пространство на порог своей квартиры. Здесь было темно и непривычно тихо: ни детского смеха, ни стука пера в комнате жены — абсолютная тишина.
Она шла вниз по ступеням Межмирья. Руки скованны кандалами. Сердце больно сжималось, когда глаза замечали памятные места. Когда-то здесь они со Смертью пробивались сквозь отряды демонов. «Когда-то» — звучало как начало забытой сказки, в которую состарившиеся дети разучились верить.
Смерть прошёл мимо гостиной, Он шёл как в тумане, будто оказался в этом доме впервые. Вроде бы всё на своих местах, вроде бы всё знакомо, но в то же время всё было чужим. Смерть свернул в коридоре. Дверь в комнату Кали была закрыта. А дверная ручка почему-то была такой холодной, будто вымерзла изнутри.
Дьявол не потерпел, чтобы Её вели под конвоем, чего требовало преступление Её уровня. Шествия на виду у всех, под прицелом осуждения и позора поражения. Одна среди незнакомой толпы. Люцифер разогнал сопровождавших Её ангелов, как только они зашли на территорию замка Преисподней. Летта пройдёт свой путь от Рая до Ада, но не одна. Властитель Тёмного мира будет держать Её под руку, идя рядом с повинной головой.
Он дошёл до своего кабинета. В Лондоне пошёл дождь. Плакали статуи и горгульи.
Она опиралась на руку Люция, но тот делал вид, что не замечает этого, чтобы толпа расступающихся перед ними демонов не увидела Её слабости.
Маэстро нерешительно взял в руки смычок. Было время игры, торжественной и одновременно траурной музыки, но как же тяжело оказалось играть её для своих. Он собрал оркестр. За две тысячи лет в Аду, как уникальная коллекция, собрались великие музыканты: Моцарт, Бетховен, Чайковский, Шопен, Прокофьев, Бах, Вивальди, Дебюсси... Маэстро с любопытством слушал их истории, записывал их композиции и дополнял своими глубокими трагическими, ему нравилось слово, эпическими нотами. Он распорядился дать его друзьям инструменты, и сегодня ему аккомпанировали лучшие из когда-либо существовавших в его искусстве.
Бард положил смычок на струны, будто собственной души, затаился. Маэстро предстояло провести в последний путь Его и Её — Короля и Королеву. Ад, да что там Ад! Тёмный мир и миры за его гранью услышали, как музыка поднимает шторм, как мелодия блестит в потускневших коронах и инфернальных кандалах, как пела скрипка в каждой капле серого дождя, а сопрано Музы отражалось в пустых колоколах. Сильные протяжные ноты были Их гордым и разбитым взглядом.
Он закрыл окно, медленно подвинул стул в своём кабинете. Рана на верхней губе ещё болела, Он мог быстро затянуть её края, избавиться от шрама, но не стал. Эта боль, привкус собственной солоноватой крови придавали хоть какой-то оттенок его обесцвеченным чувствам.
Она прошла через главные ворота, Люций шёл рядом, Абадонна открывал перед ними двери. «Я же говорил, вернётся, — тихо буркнул Калин в новой камере». «Тс, — ударил его незнакомый сокамерник. Он, как и остальные заключённые в Аду, кроме музыкантов, стоял у затенённого стекла чёрной комнаты, опустив глаза вниз, — тс, не видишь, что ли? Ведут госпожу Летту». Очередное Её пророчество сбылось. Она ушла отсюда, чтобы вернуться легендой. Играл оркестр, резко, больно, отражаясь в самом сердце. Для Них двоих играл оркестр.
Абадонна открыл последнюю дверь. Камера двадцать семь, отныне и навеки одиночная. Только Её. Под затаившиеся взгляды и жалобные ноты, Дьявол отпустил Её ладонь. Она сделала ещё несколько уверенных шагов, переступив порог своей темницы. И не обернулась. Так и осталась стоять ко всем спиной.
Нехотя Дьявол собственноручно закрыл дверь на замок, в раздумьях передал ключ в руки бледного Абадонны, а она всё так же стояла — немая и недвижимая.
Смерть сел за стол, сложил руки перед собой, вздохнул. Даже пыли было не видно в мёртвом воздухе.
Оркестр звучал для королевского бала, для его главных героев, для близких танцев и дальних разлук, для призраков рыцарей, что не вернулись домой, и их жён, что держа в руках яд, не вынесли утраты. Оркестр звучал для бури, для высоких волн Межмирья. Маэстро отдавал все силы, всю громкость своих чувств, настолько, что струнами резал пальцы в кровь.
Дьявол уходил медленно, не оборачиваясь, дошёл до лестницы пятого уровня, как тут был остановлен удивлённым вздохом Музы. Это была часть композиции, вскрик с придыханием, как если бы в тело певицы неожиданно вонзили меч. Музыка на секунду сникла, а одновременно с ней над телом Летты будто обрезали театральные нити. Она упала на колени, а из её груди вырвался отчаянный крик. Это был всплеск ярости, горя и обиды — всё то, что она скрывала за немой маской несколько дней, отражалось от стен Ада, от её боли дрожали стеклянные двери, перегородки, окна. Грешники испуганно сделали шаг назад от границ своих камер. Звук имел тёмно-синий оттенок, как плачущее море, звук был холодным, как Её глаза. Он становился громче из-за эха, словно хотел достать до новой звезды на небосклоне — до крошечного зелёного огонька.
В Лондоне в квартире на втором этаже раздался треск стекла. Резко и настолько близко, будто что-то сломалось внутри Него самого. Смерть опустил взгляд и замер. Вот же они. Очки. Его чёрные очки. Всё это время они лежали на столе в его кабинете, успев запылиться за пару дней. Их стекла разбились у Него на глазах, осыпаясь одинокими осколками по тёмной столешнице.
Даже уличные кошки услышали вернувшуюся игру оркестра, с криком они спрятались в укрытие от несуществующей угрозы. Последний акт звался «Гнев и Принятие».
Смерть сорвался. Очки полетели в стену. Он снёс всё со своего стола. На пол падали Его дневники, стихи, рисунки Кали, заметки Летта, Его часы. Рухнуло всё — и Он вслед за всем. Точно, как Летта, он стоял на коленях с пустым виноватым взглядом, он скажет вслух «прости», но она не услышит. Прости — нам больше нет спасения.
Музыка смолкла. Маэстро убрал смычок.
У Смерти была своя пытка. Он жил в музее своей памяти, будто в доме призраков. Пытаясь сбежать от прошлого, он сложил все их вещи в картонные коробки. Тетради, чашки, одежду, картины, их портреты, фотографии, украшения — всё пошло в картонные ящики. Он зашторил круглое окно в комнате Кали, накрыл мебель белой простынею, оставил коробки и запер дверь на ключ. Этого оказалось мало, пришлось замуровать проход шкафом и магией. Свою спальню он тоже запер, ибо слишком много напоминало там о Летте, даже больше чем за её рабочим столом.
Он думал, что справился, но зайдя в гостиную, сев в кресло, он увидел рыжий курчавый волос, зацепившийся за плотную ткань быльца. В воспоминаниях зазвенел детский смех. Его рана вновь закровила.
Взяв волос в руки, он заметил на своём пальце обручальное кольцо, пережившее три свадьбы. И понял, что всё не упрячешь за закрытой дверью.
— Почему же так больно? — спрашивал он спустя некоторое время у младшего брата. Амадей сидел у него в гостиной и, покуривая сигарету, наблюдал за терзаниями Смерти. Тот был бледнее костей, отощал, ходил от окна к окну, а порой обессиленно покачивался, вот-вот упадя в обморок. Несколько раз таки падал, Амадей предлагал ему выпить, Смерть пару раз отказывался, пару раз нет.
— У тебя ломка, брат, — в голове юноши была тоска, ибо с этой зависимостью он был помочь не в силах. Такое он ещё ни разу не пробовал сам. — И у твоего наркотика есть имя, голубые глаза и нежная улыбка.
Получив в ответ взгляд полный отчаяния, Амадей решил остаться с братом ещё на пару дней, на всякий случай убрав подальше ножи и прочие острые предметы. Живя с сестрой-самоубийцей, он научился распознавать тревожные звоночки.
Смерть слишком поздно понял, что был не прав. Поздно, слишком поздно! Собственный яд минувшей ссоры отравлял его изнутри. Как он мог такое сказать? Сказать это Ей! Он презирал себя, ибо ненависть была слишком дорога для его поступка. Он солгал Ей. Солгал, что не любит. На каждом заходе солнца, Смерть надеялся, что никогда не наступит рассвет, не зная, выдержит ли он ещё один день без Неё.
Но зажигались фонари, светлело небо, а он оставался один. Он стоял на краю. Смерть вернулся на пятую авеню, но на этот раз немного ближе к проливу Ист-Ривер, относительно. Его берег было видно с высоты трёхсот двадцати метров. Смерть стоял на вершине Крайслер-билдинг. Это было второе по высоте здание в Нью-Йорке в 1936-ом году. Несколько этажей ниже, несколько метров меньше, всё это мелочи — небоскрёбам Земли никогда не сравниться с замками иных миров.
Сегодня он навещал сестёр. С Сильвиной это было весьма условно, ибо с восемнадцатого века девушка спала в гробнице, но брат душевно с ней поговорил в долине снов. Элен же сейчас жила в соединённых штатах, в шестой или седьмой раз оканчивая магистратуру. На вопрос «зачем тебе это?» девушка с безуменкой в глазах отвечала: «Собираю материал для книги». Ей было легче получить пару десятков высших образований, чем довериться мнениям экспертов.
Она была удивлена увидеть старшего брата на пороге своей квартиры. Ему нужно было исповедаться, получить родной осуждающий взгляд и проститься.
«Ты скучаешь по ней?» — спросила Элен, грустно забирая из его рук опустевшую чашку.
«Нет. Люди скучают, когда расстаются на вокзалах, зная, что когда-нибудь встретятся вновь. Но нам больше не суждено увидеться, пускай мы знаем точные адреса. Это страшнее всего — я знаю, где Она. Как бы Абадонна ни был к ней милостив, она там одна — наедине со своими кошмарами. Ей тяжелее, чем мне, и от этого я…» — он не мог подобрать точного описания чувства. Это сжигало его душу, ибо в её боли повинен он. Он казнил себя и не находил покоя.
«Тебе больнее от этого вдвойне», — дополнила Элен.
«И тому люди тоже придумали название…»
«В Греции, кажется, это носило имя Агапе — очень редкий вид любви, который трудно распознать за Манией и Эросом. Мягкая, жертвенная, снисходящая к ближнему любовь — вечная любовь. Современные люди вникли в сей аспект куда глубже, написав целое направление в психиатрии», — после получения медицинского образования, Элен узнала о себе много нового. На самом деле, это странное чувство — вдруг узнать, что все твои хобби имеют отдельные названия (а некоторые даже главы, книги и издания) в удивительном мире психопатии.
«Что будешь делать?» — спросила Элен, когда брат решился уходить.
«Мне нужно подумать», — сказал он, застёгивая плащ. И вот он стоит на крыше небоскрёба, одинокий незримый силуэт на фоне конусной вышки. Ветра не было, солнце медленно поднималось над горизонтом. Внизу, как муравьи копошились люди, спеша на работу, встречу.
Смерть занёс ногу над пропастью. Навязчивые мысли разворачивали в голове привлекательный сценарий: шагнуть вперёд, просто, чтобы сбросить с души тяжёлые эмоции, как-нибудь безобразно грохнуться об асфальт, сломав шею, ноги, разбив череп, запачкав кровью входную дверь Крайслер-билдинг. Испугать прохожих. Лежать на поломанной спине, смотря в утреннее небо и разочаровано понимать, что груз с сердца никуда не делся, а потом встать и как ни в чём небывало, уйти, исчезнуть среди миллионов незнакомцев в вечно спешащей толпе. Заманчиво.
— Подтолкнуть? Или сам прыгнешь, — Смерть услышал знакомый низкий голос сзади. Обернулся.
— Я и не собирался… — солгал он Дьяволу, отходя от края.
Крыша Крайслер-билдинг была отнюдь не местом суицида, как минимум, для Смерти, это было место встречи.
— Говори быстрее, а то, кажется, мы занимаем очередь, — Люцифер всё ещё говорил с пренебрежением, но по лестнице, правда, поднимались люди. Большинство банкротов в период Великой депрессии предпочитали Эмпайр-стейт-билдинг, но видимо сим отчаявшимся не нравилась его архитектура.
— Я освобожу Летту, — сказал Смерть, будто готовя для её план побега. — Ещё не представляю, как, но я добьюсь того, чтобы её выпустили. Суд — не проблема, вопрос времени. Но Летта не выйдет из камеры, даже если я восстановлю её в должности, просто потому что это сделал я. Она слишком гордая, чтобы быть мне обязанной. — Теперь он обратился к Люциферу, — я знаю, что низко пал в твоих глазах и не достоин прощения, но мне нужна твоя помощь. Ей нужна помощь. Я сделаю всё, что нужно, что потребуется, только скрой от неё, что ей помогал я.
Смерть заключил сделку с Дьяволом. И подал заявление на апелляцию по делу Летты. Фемида приняла заявление не сразу, но Хранитель заранее готовился к суду и не прекращал попыток. Консультировался в Раю, Аду и на Земле, составлял речи для присяжных и прокурора. И, в конце концов, Богиня Правосудия возобновила уголовный процесс.
Летту вели на свидание. К ней никто не подходил за прошедший месяц, поэтому открывшуюся дверь она восприняла с подозрением. Она не знала, кто требовал с ней встречи, но в уме уже планировала, как будет злорадствовать над мужем, и расстроилась, когда подошла к той единственной решётке на этаже почти у самого входа, ибо за решёткой стоял не Смерть.
— Не ожидала, что когда-нибудь эта ситуация повторится, — сказала Летта, подходя к Беллиару. — Чем удивишь на этот раз? Похвастаешься кознями против Люция?
Тёмный Бог усмехнулся:
— Есть пара планов, но сейчас не о них. Я пришёл поблагодарить тебя.
Летта подняла брови:
— Ты знаешь такие слова?
— Ради тебя пришлось выучить. Ты же так много для меня сделала. Одна только должность чего стоит!
— Какая должность?
— Ах, — Беллиар сделал вид, что обиделся, — ты ещё не знаешь? Я стал главой агентства Жизни. Пока что «временно исполняющим обязанности», но поскольку, ты вряд ли выйдешь отсюда в ближайшее тысячелетие, думаю, это будет самая стабильная временность. — Он значился руководящим, но в то же время не имел права менять установленные Хранительницей линии судьбы. Летта же догадывалась, что демону ничего не стоит добиться и этого разрешения. Она зарычала:
— Своего агентства было мало, ты решил прибрать к рукам Землю?
Немного ранее Беллиар вдохновился идеей Летты: взять души смертных и заставить работать на себя. Извратив первоначальный замысел, Тёмный Бог нанял пару грешников и научил их «покупать души» — процедура не буквальная, душа не покидает сосуд хозяина, но энергия, что её связывает со смертным миром, изымается до минимума, которого хватает ровно до конца одной жизни, по истечении коей грешник попадает в Ад, без права на реинкарнацию. А та энергия используется в Тёмном мире как незаконная валюта — образно выражаясь, Беллиар открыл академию демонов, где демоном мог стать любой желающий. Коренным жителям Тёмного мира это тоже пошло на пользу. Когда появились конкуренты, они стали работать активнее.
— Между прочим, о моём агентстве. Кол делает большие успехи, — наёмник Тени одним из первых пошёл к Беллиару.
— Рада за него, — наигранно ответила Летта.
Демон откашлялся, оглядываясь по сторонам. Он оставил самую страшную новость на десерт:
— Хотел сказать это при следующей встрече, но не хочу лишний раз спускаться в эту премерзкую дыру. Ты же сейчас без магии, и не Видишь, что происходит на Земле. Так вот, твой муж, кажется, развязал войну.
Летта не шевельнулась, она знала, за что судили Смерть, и была в курсе той нелепой случайности с очками — лишний повод его ненавидеть.
— Ни без моей помощи, конечно, — прошипел змий, приблизившись к металлическим прутьям. Взгляд Летты сузился, в голове собралась разбитая мозаика.
— Так это был ты!.. — голос окрасился ненавистью. — Это ты поднял шум в Раю, и ты подставил Смерть…
Всё это были мелкие пакости, Беллиар и не думал, что по случайности они обернуться судом над Леттой. Всё решил удачный момент. Удачный для Тёмного Бога и провальный для Хранителей.
Летта подобно хищнику прильнула к решётке, шептала, заманивая жертву. Воспользовавшись их близостью, она схватила Беллиара за галстук и резко дёрнула на себя. Демон врезался бровью в металлический край, его кровь была чёрного цвета. Он шикнул от внезапной боли. Летта не спешила его отпускать, намотав галстук на руку.
— Помни Беллиар, что когда-нибудь между нами не будет решётки, — колдунья и без магии была способна на страшное проклятье, — бойся, ибо ты не просто развязал войну… Ты убил моё дитя… За это я отберу у тебя всё, что тебе дорого, изничтожу твою жалкую честь, твоё имя заклеймлю позором и брошу гнить в Аду до скончания времён. Помяни моё слово, Беллиар, я превращу твою жизнь в Ад, ибо ты уничтожил мою.
Ещё раз ударив его голову о прут, но только с бо́льшей силой — такой, что часть чёрного галстука осталась в её руке — Летта развернулась в сторону своей камеры. А Беллиар, схвативший за рану, рухнул на пол.
Стараниями Смерти Летте смягчили наказание. За два года работы её тайным адвокатом, он смог добиться, чтобы она отбывала заключение строго под попечительством Люция. То есть тот сам мог решать, где её лучше держать под замком. В первый же день после удачного слушания, Дьявол забрал Летту из Ада, отдав ей одну из комнат в замке Преисподней.
Смерть никогда не спрашивал у Люцифера: «Как она?» — считая, что прежнее общение с ним в формате «друзья», для него было не по статусу. Но Дьявол, вновь начав видеть в своём ученике что-то светлое, стал рассказывать о ней сам.
— Два года пыток не проходят бесследно, но она понемногу приходит в себя. Вчера она снова начала говорить, недолго, тихо, но это уже успех. Летта очень мало спит, стесняется сказать почему, но я догадываюсь, что она боится. В те редкие часы, что она дремает, она дрожит от страха, неспокойно шепчет, а несколько раз просыпалась с криком. Ей снятся кошмары. Я предложил ей тоже средство, что ты покупаешь у Морфея от снов.
Люций заботился о ней, ухаживал поначалу, как за больным волчонком — беспомощным, напуганным, сломленным. Укрывал или уносил в кровать, когда она обессиленно засыпала в кресле. Летта отказывалась есть, потому Дьяволу приходилось контролировать, чтобы она съела принесённый им обед. Пытался разговорить её. Был рядом, когда её одолевала паника и истерика.
Как бы Смерть не ревновал к нему Летту, ему было спокойнее от мысли, что с Люцием она в безопасности и, пока он рядом, никто не посмеет причинить ей вреда. Но на этом он не остановится. Смерть продолжил ходатайствовать по уголовному делу и ещё через два года, осуждённой колдунье было разрешено снять браслеты, в случае соблюдения ею условий Верховного суда. Если свести весь перечень к сути, то Летте было запрещено пользоваться магией за пределами комнаты, да и пользоваться магией вовсе, ибо ограничения охватывали все уровни и силы магических воздействий. В пункт «разрешено» попадали лишь те мелочи, что даже простой смертный чарами не назовёт. Летта не имела права вмешиваться в дела людей и агентств.
— Она впервые улыбнулась, когда мы сняли кандалы, — рассказывал Люций, — когда к ней вернулась магия. Может, пока что она не в праве ей пользоваться, но она снова её чувствует. Чувствует себя колдуньей.
К сожалению, её радость была недолгой, ибо линию судьбы никто так и не исправил. Началась вторая мировая война.
— Она очень долго была Жизнью, — Смерть слушал Люция в тот недолгий перерыв, что мог находиться в Межмирье, — Летта не использует магию Ока, но она чувствует связь с механизмом своей чёрной комнаты, чувствует каждую нить.
Дьявол предлагал вновь надеть браслеты, чтобы переждать лавину человеческой боли. Доходило до драки. Летта была против кандалов, а Люций выходил из её спальни раньше, чем обозвать её мазохистской.
Смерти пришлось на время позабыть свою карьеру в юриспруденции, он даже со всеми агентами еле успевал за пулемётной очередью, внезапными обстрелами, минными полями, голодом и химическим оружием. Нити дрожали, их звон переплетался в траурную песнь, а их сияние являлось Летте в видениях. И она рассказывала, вытирая слёзы, она говорила Дьяволу об одном: о единственном выжившем ребёнке, что выбрался из руин своей деревни, ребёнка, чей крик никто не услышит; о матерях, обнявших своих детей в бомбоубежище, куда вот-вот ворвётся враг; о тех, кто спал, когда в дом влетел снаряд; о тех, кого перед расстрелом заставляли копать себе могилу; о мужьях, что кинувшись в битву, знали, что не вернуться к жёнам. И, обняв себя за колени, Летта вспоминала о другом: о тех, кто стреляет, кто выставляет людей в цепь перед стеной, пускает в подвалы газ и грузит в концлагеря; о тех, кто ради выгоды предаёт семью, поднимая дуло ружья на собственных братьев; кто не брезгует обворовать умерших, снять с трупа украшения и красивую одежду, разграбить расстрелянный дом; кто сдаёт друга врагу.
— Люди жестоки… — шептала Летта охрипшим голосом. Она испуганно смотрела куда-то сквозь, — ты был прав, их не исправить даже мне… И мне потребовалось две тысячи лет, чтобы понять это…
По причине войны редко присутствуя на новых разбирательствах, Смерть понемногу возвращал Летте полномочия Хранительницы. Теперь она могла пользоваться своим кабинетом, рассчитывать судьбы и посылать лучшие, по своему мнению, варианты в агентство Жизни, но окончательное решение всё равно принимали в суде и то через Беллиара. Летта стала консультантом собственного агентства. Ограничения в магии тоже послабляли.
Однако Летте было всё равно. Ей было всё равно на человечество. Пусть хоть все умрут, и она вместе с ними. За год она ни разу не поднималась в Межмирье на своё рабочее место и обходила стороной стол, где Люций оставил её кристаллы и конспекты.
Она не Хранитель, не мать и не жена. Её идеалы рухнули, мечты втоптали в грязь, опрокинули веру. Она — никто. И она не хотела больше никому помогать, ибо не могла помочь себе самой.
В 1960-ом Фемида чуть не выгнала Смерть из зала суда. Тот был намерен во что бы то ни стало выиграть дело, а Богиня всеми силами не давала оправдать Летту. Поддавшись в последний раз, Фемида громко заявила, что, согласно закону, Хранитель не имеет права занимать другую должность. Все двадцать четыре года Смерть спасало уточнение в пункте «другую оплачиваемую должность», ибо за защиту своей клиентки он денег не взимал даже с адвокатской конторы. Он был независимым адвокатом, но по незримому взгляду Фемиды, что ощущался как нависшее лезвие гильотины, Смерть понял, что на этом свою карьеру лучше прекратить. Лучше самому уйти на пике славы, чем уплыть безымянным трупом по вонючей реке.
С Летты не сняли всех обвинений, она продолжала значиться «консультантом Жизни» и находилась под строгим контролем Богов, но прочие ограничения были упразднены. Летта могла колдовать в рамках действующего законодательства, как и прежде, могла прожигать пространство в любой мир. В 1960-ом Летта вернулась на Землю.
Франция не была её Родиной, но к этой стране колдунья испытывала определённую привязанность. В первый день на свободе она гуляла по крутым каменным лестницам Рокамадора, проходила мимо старой церкви, до самого вечера стояла у расцветшей акации.
Была весна. Когда-то Летта любила весну.
Она не хотела отсюда уходить куда-либо: в Межмирье или Преисподнюю. Она не хотела ничего. Только покоя, какой получило её давно истлевшее прошлое тело. В последний раз взглянув на свою могилу, колдунья вернулась в город. Уже стемнело.
На одной из улиц, где она бродила заблудшей тенью, её привлёк знакомый голос. Насторожившись, девушка в белом пошла на звук, что привёл в уютное кафе. Все столики кроме одного были заняты. Люди, расслаблено сидели в зале с приглушённым светом, нежно улыбались друг другу и с наслаждением слушали сладостный голос певца. Музыканты обустроили себе крохотный уголок чуть вдали от столиков, днём они наигрывали спокойные мелодии, а по вечерам позволяли себе импровизированные концерты. Но сегодня народ собрался не из-за музыкальной группы, люди пришли сюда ради харизматичного юноши, что в один миг сделал себя их солистом.
Летта хитро ухмыльнулась, занимая свободное место, по всей видимости, забронированное для неё. На сцене пел Амадей.
— Дамы и господа, прошу минуточку внимания, — колдун прервал композицию, заметив званую гостью. Люди подняли на него любопытные глаза, маг продолжил, беря микрофон за штатив, — следующую песню я бы хотел посвятить одной очень сильной девушке, — на его лестный взгляд все девы в зале ответили томным вздохом, к придыханиям присоединилось и пара мужчин. Амадей спрятал за мембраной микрофона демоническую улыбку, — воистину сильной, я бы даже сказал, королеве. Гордой одинокой волчице, на которую ополчился весь мир, и она пошла одна против мира. Я всегда ею восхищался, ибо, как бы ни было тяжело, она никогда не сдавалась, ни перед кем не вставала на колени и опускала руки, только чтобы достать из ножен меч.
Эта девушка прошла через Ад, стерпела столько, сколько других бы убило, она спасла меня, всю мою семью. Не побоюсь этих слов, но она спасла и всех вас однажды, — понизив тон до шёпота, Амадей грустным взглядом посмотрел на дальний столик, посмотрел в глаза Летты. Девушка расстроено опустила голову, в лице появилось что-то стыдливое. Маг говорил о её прошлом. О ней былой. Но не о той Летте, что сидела в кафе Рокамадора, уставшей от вечной погони, изгнанной. Сдавшейся.
— Я верил, ничто не может её сломить, ибо она была самой Жизнью, — в его откровенной правде люди слышали иносказательность, красивые сравнения и метафоры, но только не буквальность. — И верю до сих пор!
Громкие слова зацепили Летту, Амадей ждал, когда она поднимет на него свой растроганный взгляд, но получил лишь ожидающий.
— Эта девушка сейчас сидит в этом зале. Поприветствуйте, — маг указал на её столик, — Летта Этерни — моя королева в потускневшей короне… — Амадей чуть оступился, поправляя шнур микрофона, и забрал акустическую гитару у скучающего музыканта. Взял несколько нот на минорный лад. Теперь он смотрел только на Летту влюблённо и вдохновенно, — и я прошу Бога, дать ей силы —
всё преодолеть…
…дать душе бескрылой, снова ввысь взлететь…
Создавать что-то душевное, прекрасное, а потом отдавать это людям под видом их идеи было в семье Этерни общим хобби. Как и Смерть, Амадей любил писать стихи, но понимал, что никогда не сможет выпустить их от своего имени. На старшего брата он был во многом похож. Будь Смерть более раскрепощённее или Амадей чуть скромнее, их бы точно путали. Амадей даже один раз задался вопросом: встреть Летта первым его, полюбила бы она тогда Смерть?
… разбитый хрусталь Иллюзий не склеить, не собрать, тепло так легко уходит его не удержать…
Амадей выбирал из собственной песни важные слова и пел так, словно читал прощание у могилы родственника, где сам высек эпитафию.
…без Веры ты как без ветра…
… одна под безмолвным Небом…
Его слушал зачарованно весь зал, померкли свечи, тишина села с Леттой за один стол и кивала, не сводя глаз с солиста: «А он прав».
… я знаю, как беспощадна и цинична Жизнь, всё то, что в тебе звучало, больше не звучит…
… Я смог бы твоей Надежды вновь зажечь Огонь! — Амадей протянул ей руку, — навстречу летящей искре лишь подставь ладонь…
«Поднимайся ко мне на сцену», — маг, играя на гитаре, мысленно позвал Летту.
«Зачем?» — прозвучал Её голос в его голове.
«Ради оваций. Думал, тебе будет приятно отпраздновать первый день на свободе. Хотел тебя встретить. Догадаться, куда ты пойдёшь в первую очередь, было нетрудно, — на самом деле ему дали небольшую подсказку, а он воспользовался случаем,
— не прощу себе, если ты продолжишь грустить. Давай, поднимайся на сцену».
«Может, это последнее, что мне остаётся? Просто грустить».
«Летта, которую я знал раньше…»
«Её больше нет, — девушка перебила его в мыслях,
— как и её принципов, и её веры. Хранительницы больше нет. Только осуждённый консультант — одно унижение. Пусть лучше я буду никем».
Амадею было больно смотреть, кем она стала. Во что себя превратила.
«На бумаге они могут писать всё, что угодно, но ты всегда будешь Хранителем, ибо никто не может отнять твоё имя. Ты и есть Жизнь, как ты можешь от этого отрекаться? Когда однажды я сказал, что жизнь — борьба, ты велела мне не сдаваться».
«Мне не за что бороться. Не за кого. Теперь нет».
«А как же ты? — пора было переходить к припеву. Амадей позвал девушку рукой, сказав напоследок
, — сражайся ради себя».
Летта не хотела вставать, но что-то её подтолкнуло подняться на ноги. Оказавшись под прицелами взглядов, она уже не смогла сесть обратно.
«Ради себя». Слова волшебника ещё не сработали в полной мере, но Летта сделала шаг навстречу. Гордый, уверенный шаг. Амадей подал ей руку, притягивая ближе.
… Боже! Дай ей силы всё преодолеть, дай душе бескрылой снова ввысь взлететь…
… быстротечны дни, мы наполним их
дыханием последней любви…
Что произошло между ними в тот вечер, Амадей в прямом смысле унёс с собой в могилу. Пока что можем сказать лишь то, что оба получили с того раза по главному уроку. Любовник понял, что девушка брата — это неприкосновенно девушка брата, а Хранительница вспомнила, что она Хранительница. Впервые за двадцать лет она воспользовалась ключом от своего кабинета, в конце концов, она обещала Беллиару убить его, а обещания нужно выполнять, мечты нельзя забывать, идя к цели — нельзя останавливаться.
— Почему ты мне ничего не сказала? — спрашивала Летта у тишины, ходя по кабинету с открытой книгой. — Ты же знала, что должно случиться, почему всё равно пошла на это? Что ты задумала, Кали? — взявшись за голову, она села за стол. В смерти третьего Хранителя была какая-то загадка, и поиск разгадки стал новым смыслом её жизни.
Дверь Девятого неба по-прежнему оставалась закрытой, Беллиар лёгким движением складывал рекомендации Летты в мусорную корзину, Хранительница не выходила из кабинета. Люцифер был рад, что она вернулась к работе, хотя бы такой. Хорошо, что он не знал, что всё это было лишь её прикрытием. В отчётности отвести от себя подозрения Богов, ослабить их бдительность.
— Что ты творишь?.. — вслух вопрошала она, наблюдая с помощью магии Ока за Беллиаром и его хитрым планом.
Тёмный Бог, пускай и добился высокой должности, не желал быть вечность в подчинении Верховного суда. Он искал Летте замену — человечку с её способностями, нового Хранителя, что будет работать под его начальством и на которого при случае можно свалить всю вину и ответственность. «Да, смена Хранителей без Кали невозможна, — говорил Беллиар Фемиде, — но нам необходимы новые доверенные лица. Летта вне закона, Смерть психически не здоров, и больше некому ткать нити времени. Пускай сила будет завязана на наших Хранителях, но, по моему мнению, мы обязаны собрать второй состав».
— Второй состав… — задумалась Летта, — ещё трое колдунов с нашей магией. Такие же, как мы, — она откинулась на спинку стула, смотря на разбросанные всюду бумаги. Труды по некромантии, заметки Люция о Вечности, линия судьбы от Беллиара. Прочитав последнее Летта злорадно улыбнулась, ибо демону нужно было просто не мешать — он сам сводил себя в могилу.
— Вдвое больше силы… Неужели всё связано? Всегда было связано, — в её глазах блеснуло безумие.
Планы сошлись, все воедино, с последней частью уравнения. Истина. Кали. Беллиар. Вечность. Чуть не смеясь, Летта складывала всё в одну картину. Этот мир ждёт грандиозное представление!
И Летта станет его режиссёром, записав кульминацию на Судный день.
— Мне нужна ваша помощь, — вот мы и вернулись к началу, объективно, конечно, к концу. К концу всему сущему. Да, в сценарии Хранительницы были большие риски, но поверьте, игра стоит свеч.
Четверг. Двадцатое августа 2020-го года, ресторан в Сиене. Летта набирала последних актёров.
— Нам нужно уничтожить астероид? — шутил Амадей, — или нас ждёт восстание зомби? Ах, — маг сделал вид, что догадался, — второе пришествие?
— Нет, не так театрально, — Летта подвинула к себе фиолетовый букет. Вернулась к теме, — провал нашей миссии, моё отстранение и назначение Беллиара на мою должность определили дату Армагеддона.
Смерть устало подпёр голову рукой, ресторан на секунду поплыл перед глазами.
— Пандемия его рук дела? — отчего-то закашлявшись, спросил он.
— Да, и не только она. Как ты? — она обратилась к Смерти, — как ты себя чувствуешь?
Амадею показалось, что он услышал в голосе Летты беспокойство. Эх, а он ожидал великолепную ссору.
— Всё хорошо, — соврал Смерть, — просто устал.
«Просто устал», — подумал он несколько месяцев назад, обессиленно рухнув в кресло. Наутро головная боль не прошла. Он почувствовал ломоту в костях, неприятный озноб и решил, что по традиции подцепил простуду в разгар эпидемии. Через неделю должно было пройти. Но стало только хуже. И хуже было с каждым днём. Вчера он проснулся от мучительной судороги, а сегодня утром, прежде чем включить музыку, долго не мог остановить кровь из носа, раковину он так и не отмыл.
Летта перешла к сути:
— Конец Света уже близко, но я знаю, как его избежать. Поэтому я вас и позвала, ибо остановить его могут только Хранители.
— А я здесь зачем тогда? — не понимал Амадей.
— Ты приведёшь других.
— Каких «других»? — маг вскинул одну бровь.
— Новеньких, — Летта улыбнулась и объяснилась, — Беллиар в начале недели подписал с последними контракт. Твоя задача найти их и привести к нам.
— Почему ты сама эт… — маг осёкся, вспомнив о вежливости, — почему именно я?
— Ты сейчас единственный из нас, за кем не ведёт наблюдение небесная канцелярия, и ты способный маг. Найти трёх юнцов тебе под силу.
Амадей смотрел на неё с подозрением. Чего-то она недоговаривала, маг сложил руки на груди:
— В нашей семье есть ещё один чародей вне наблюдения, и её способности куда больше моих. Недаром она в каждой из жизней была директрисой школы магии. Почему не попросишь Сильвину тебе помочь? — Амадей рассчитывал на ответ ревности, как-никак Сильвина была первой любовью Смерти, но Хранительница нашла более веские аргументы:
— У неё плохая репутация в делах Апокалипсиса. Чего только стоит 2012-й год или 1710. — Летта мило улыбнулась, — так что ты — меньшее из зол.
Смерть достал часы, но опять взялся за голову, от внезапной боли скрипнув зубами. Седовласая колдунья, наклонившись в сторону, коснулась его руки. Амадей, что сидел между больными влюблёнными, почувствовал себя лишним и неловко покачнулся на стуле назад.
Она дотронулась до его руки холодной, бледной. И не хотела отпускать, ибо вновь почувствовала умиротворяющее спокойствие, тишину весеннего леса, коего ей так не хватало все восемьдесят четыре года. За проклятьями, ненавистью и злобой к нему всегда таилось жалобное «я так скучаю», но Летта лишь сейчас признала, что искренне ждала с ним встречи.
«От любви до ненависти… От ненависти до любви…» — громко подумывал Амадей, качаясь на стуле.
Летта протянула к Смерти вторую руку, случайно коснулась кожи на виске, обхватывая пальцами дужки очков. Он припустил голову, когда она снимала окуляры, и медленно поднял на неё взгляд. Амадей, как сторонний зритель, заметил, что на лице Летты появилась жалость или испуг за родного человека.
Она посмотрела в Его глаза. Белые, безжизненные, выцветшие изнутри. В них был холод. Но не такой, как в их прошлую встречу. Холод бывает разный — бывает лютый, напускающий бурю и метель, напускающий страх как ледяная сталь, а бывает липкий мороз, мёртвый, как погасшая свеча в заброшенном доме. Его глаза будто остыли, в них не было ни тепла, ни света, последнее живое тлело в белой дымке. Посмотрев в Его глаза, Летта поняла то, о чём Смерть догадывался уже несколько месяцев.
Он умирал.
— У нас мало времени, — тревожно сообщила девушка, не отрывая взгляда, — меньше, чем я рассчитывала…
Смерть в болезненном приступе кашля отвернулся. Непослушная от непонятной болезни кровь отхлынула от головы. Хранитель, покачнувшись, опёрся о столешницу. Руки ослабли, и серебряные брегеты выпали из его ладони.
— Амадей, Хранителей нужно найти сегодня, — бросила она магу, любяще поддерживая Смерть.
— Хорошо, — расслабленно ответил бессмертный.
— Не «хорошо», а сейчас. У нас нет Времени.
Времени у них не было с 1936-го года. Но её план исправно осуществлялся и без неё. Кали всегда говорила Хранителям правду. «Это наш единственный шанс узнать истину», «мы должны сделать это все вместе!» Просто в 1936-ом году — как в первом акте — на сцену вышли не все. Кали предупреждала, что её план очень сложный — 1936-й был его первым и необходимым этапом.
Часы на цепочке соскользнули со стола.
— Но я обещаю, — таинственно сказала Летта, когда брегеты начали падать вниз. Тишина ради интереса замедлила их полёт и приглушила разговоры за ближайшими столиками, она подошла ближе, чтобы расслышать уверенное пророчество. Колдунья не отпускала руки Смерти, тот ожидающе смотрел на неё, — я обещаю, что верну наше Время.
Часы разбились, упав на деревянный пол. Крышка с надписью Momento Mori открылась, надломившись в сторону. А стекло разлетелось на осколки, отражая потусторонний зелёный свет,
каким сверкала далёкая в небе звёздочка.
Её одинокая звёздочка.
В далёкой Вечности.
Отчёт подготовил АлА17Т.
