Национальный гимн

Я перевожу взгляд с настенных часов, стрелки которых начинают ползти еще медленней, стоит мне начать наблюдать за ними. Дженсен сосредоточено роется в квитанциях оплаченных штрафов, желая доказать, что мое сумасбродство — дорогое удовольствие. Все штрафы всегда оплачивал он. Совесть грызла меня, и я всегда возвращала долги по мере возможностей. Однажды даже пришлось устроиться на вторую работу, чтобы оплатить несколько сеансов и штраф за разбитое окно в банке. Но то, что когда-то Дженсен задолжал мне больше двух тысяч долларов, хоть немного облегчает ситуацию. — Я тебя прошу не как психолог, а как твой друг — прекрати, — на выдохе тяжело произносит он, не глядя на меня. Я краснею до кончиков ушей, неуверенно прижимая к себе мягкую подушку, чтобы согреться. За окном собираются грузные темные тучи, и я жалею, что не прихватила зонт. Глаз нервно дергается, когда Дженсен в очередной раз закатывает глаза, видя то, как я прожигаю воздух взглядом, не внимая в его слова. Кожаное кресло отдает глухим характерным скрипом, когда Дженсен поднимается из-за стола и садится рядом со мной на диван, подминая под себя одну из подушек. Я смотрю на его кадык, и чувствую, как слюна заполняет рот. Если сглотну, то он все поймет — язык моего тела дается ему лучше всего. Он мой друг? Я хочу улыбнуться, видя то, как уголки его губ дрожат, но не могу. Он такой спокойный и мягкий, такой красивый, что мне не верится, что он сидит рядом со мной. Как бы это глупо ни звучало, но мне хочется протянуть руку и коснуться его щеки, убедиться, что это не сон. Но вместо этого я лишь отсаживаюсь от него, спиной упираясь в податливый подлокотник. В ушах звенит, я невольно вспоминаю пожилую женщину, которую встретила сегодня утром. Я не верю во всю эту магическую чушь, вообще не признаю ничего сверхъестественного, но она казалась мне такой лукавой и просвещенной, будто кто-то на бумаге изложил все мои мысли и подсунул их ей под дверь. Я вытягиваю руку перед собой и начинаю рассматривать ногти, которые старательно красила пару дней назад. Красный лак потрескался на безымянном и указательном пальце. Дженсен не наблюдает за мной, увлеченный пейзажем за окном, и я прикусываю губу, неслышно сглатывая. Его короткие русые волосы торчат непослушным ежиком. Я считаю его веснушки, не оставляя попыток успокоиться. Такие приступы накатывают на меня каждый сеанс, когда он, убедившись, что меня не переубедить, просто садится рядом и смотрит в окно. Я слышу, как накрапывает дождь, и небо окончательно затягивается серой беспросветной пеленой. Редкие капли бесшумно разбиваются о стекло, кривыми ручейками устремляясь вниз и искажая изображение. Я прикрываю глаза, так и не сосчитав веснушек. Я все время сбиваюсь, когда Дженсен непроизвольно облизывает свои пухлые губы. Мне нравится замечать в нем каждую деталь. Интимный полумрак и размеренный шелест за окном убаюкивают. Я помню тот дикий сентябрьский ливень. 24 сентября, 2012 год. Компания молодых людей ввалилась в бар и шумно прошла к стойке, на ходу стягивая с себя мокрые куртки и оставляя за собой роспись следов грязных подошв. На коричневой кожаной куртке Америки собралось множество темных крапинок, и девушка поспешила встряхнуть ее, обдав незнакомку холодной пресной водой. Глупо потупившись и извинившись, она уселась на высокий стул и заказала себе бутылку пива. Рядом с ней уселась длинноволосая блондинка, удвоив заказ. Они пили пиво вместе со своими случайными знакомыми, обмениваясь дружелюбными улыбками и действуя на нервы всем посетителям. С приходом ночи зажигались неоновые огни, люди пьянели все больше, у бильярдного стола собралось куча народу, делая ставки на двух игроков. За десять минут до этого двое байкеров подрались, и владельцу бара едва удалось вышвырнуть их, получив гневный удар под дых. Америка лениво потягивала светлое пиво и наблюдала за спором, внезапно ее подруга затейливо пихнула ее локтем так, что брюнетка поперхнулась. — Слабо поставить все деньги вон на того красавчика в клетчатой рубашке? — она пальцем указала на русого подвыпившего мужчину, который натирал кончик кия мелом, самодовольно ухмыляясь, слыша, как половина публики не раздумывая ставит на него. — Да запросто, — прокашлявшись и допив содержимое бутылки с отодранной этикеткой залпом, усмехнулась Америка. Она кинула бармену мятую купюру и поднялась из-за стола вместе с высокой блондинкой, вежливо, но настойчиво пробираясь через толпу, распихивая улюлюкающих зевак. Вселенная захотела, чтобы именно в этот день Америка получила зарплату. Благоразумно отложив одну тысячу в задний карман джинсов, девушка наконец протиснулась в центр, налетев на угол темно-зеленного стола, приводя в движение несколько шаров для бильярда, не убранных предыдущими игроками. Толпа насмешливо гоготнула, и незнакомец тоже хохотнул, отложив мел в сторону. — Можно тебя на пару слов? — распрямившись и наклонившись к мужчине, от которого пахло мятой, плохо сбивающей запах пива и сигарет, подозвала его девушка. — Конечно, — кивнул он. Провожаемые взглядом толпы, они не без труда вышли на холодную улицу. Дождь бил в лицо, и они предпочли остаться у входа, под бардовым навесом. Благо не было сильного ветра, и девушке не пришлось надрываться, чтобы докричаться до мужчины. Поплотнее укутавшись в куртку, она, неловко переминаясь с ноги на ногу, взглянула в его зеленые глаза, чувствуя, как мурашки стремительно пронеслись по спине — то ли от омерзительного холода, то ли от ярких выразительных глаз. — Слушай, я ставлю на твою победу две тысячи баксов, не подведи, — невпопад клацая зубами, выдавила она из себя, невесело улыбаясь и стараясь обратить все это в шутку. Если бы не две бутылки пива, осушенные ей, обжигающий холод бы давно пробрался под куртку. Мимо них проносились машины, окатывая водой из луж, но это едва ощущалось на фоне бесконечного ливня. Люди пробегали в бар мимо них, держа руки над головой козырьком, спасаясь от дождя. Причудливые тени бродили по стенам, неоновые огни отражались в вездесущей воде, косой дождь застилал глаза. — Ого! — изумился он, обхватив свои предплечья руками и начав растирать их, гоняя по телу кровь вперемешку с крепким виски. — Ты вообще с бильярдом дружишь? — вдруг усомнилась Америка, в точности повторяя действие незнакомца. — Обижаешь. — Слушай, давай вернемся обратно, — беспорядочно дрожа от холода, проскулила девушка. — Я прошу тебя только об одном — не продуй, иначе должен будешь. Он слегка подтолкнул ее к входу, неловко опустив ледяную ладонь ей на плечо, и она прошла в душное помещение, коря себя за уступчивость. Они растворились в толпе, пытаясь пробраться к центру. Его звали Дженсен, и в тот вечер он проиграл и навсегда задолжал Америке.

***

— Финч, ты сегодня в ночную работаешь? — задумчиво спрашивает Дженсен. — Нет, — бормочу я, раскачиваясь на одном месте и продолжая тискать «успокоительную» подушку в форме причудливого зайца, набитую чем-то вроде бисера. — Хочешь, пива выпьем? — бесстрастным тоном произносит он, тяжело поднимаясь с дивана и подходя к столу, сгребая все квитанции в охапку. — И это сожжем, давно пора, а то пылится здесь без надобности. Я от неожиданности сжимаю пальцы на шее игрушечного зайца, замирая в одном положении. Если бы бедняга был настоящим, то я бы уже придушила его. Дженсен стоит прямо, как струна, и держит в руках кучу листков с чернильными печатями, заинтересованно глядя на меня. Руки его напряжены, на них выступают венки — листки не сойдут за груз, но удержать их нелегко из-за количества. — Ты поссорился с Дэннил, да? — зная ответ, спрашиваю я, просто потому, что этот факт согревает жалкий комочек надежды в моей груди. — Хочешь поменяться ролями и стать моим психологом? — сам того не желая, огрызается Дженсен, сминая листки, но тут же приходя в себя и сквозь зубы выдавливая: — Извини, я с языка сорвалась. — Я была бы не прочь послушать о твоих проблемах, Дженсен, — упорно называю его по имени. — Мистер Эклз, — автоматически исправляет он. — Дженсен. — До семи часов я для тебя мистер Эклз, — он смотрит на часы и речисто выплевывает: — Дерьмо, уже половина восьмого. — Что насчет пива? — Я поднимаюсь и подхожу к нему, зазывно протягивая руки вперед. Почти все документы мужчина спихивает мне и обходит стол, снимая со спинки стула свой выглаженный темно-серый пиджак. Я жду, пока он выключит свет, держа в руках кипу когда-то полезных бумаг. Он молча хватает свой портфель и выходит из кабинета, останавливаясь в приемной и придерживая дверь за мной. Это первый раз, когда мы уходим вместе. До этого он дожидался Дэннил с работы — она работает в салоне красоты через несколько кварталов от торгового центра, в котором я сейчас нахожусь вместе с Дженсеном. Лицо Лизы вытягивается, девушка даже отвлекается от просмотра забавного ролика на экране своего компьютера, взглядом прожигая дырку во мне. Она восхищается мной или осуждает? А за что меня осуждать? За то, что хочу выпить пива со своим психологом после работы, чтобы выслушать, что у него на душе? Он тоже живой человек и имеет быть права быть выслушанным, даже если делает вид, что не хочет этого. В койку я к нему не прыгну, их союз с Дэннил разрушать не стану, мы просто выпьем по бутылке пива, и я провожу его до метро, усажу на нужный рейс и с чистой совестью отправлюсь домой досыпать остаток ночи. Секретарша отворачивается, когда Дженсен бросает на нее быстрый взгляд, призывая к работе. — Обзвонишь вот этих людей и можешь быть свободна, — опуская на стол перед Лизой ежедневник, раскрытый на нужной странице, говорит психолог. Она кротко кивает, с напущенной серьезностью берет ежедневник в руки и с повышенным интересом начинает изучать список номеров. Дженсен кладет руку мне на плечо и толкает меня к выходу, а я верчусь как юла и оборачиваюсь на Лизу, чтобы увидеть ее реакцию. Мужчина замечает это и тяжело вздыхает, как мать ребенка, который успел наделать глупостей, не вставая с места. Обычно он так многозначительно вздыхает, когда забирает меня из полиции. Если бы наш город был чуть меньше, то меня бы знал каждый офицер. В лифте мы стоим молча, прислонившись к стене. Каждый думает о своем, когда наши взгляды сталкиваются в огромном заляпанном зеркале напротив, я отворачиваюсь. Я физически ощущаю, как горят мои щеки, наливаясь ярким пунцовым цветом. Ладошки потеют, дыхание сбивается, и ужасно хочется пить. Я готова выхлебать ящик пива, лишь бы избавиться от этого детского смущения. Я пытаюсь согнать с лица глупую улыбку, но когда вижу Дженсена, она самостоятельно находит путь обратно. Я как школьница подавляю глупые смешки все то время, пока лифт предательски медленно спускается на первый этаж. Наконец характерный щелчок оповещает нас о том, что мы прибыли. Дженсен уже на автомате пропускает меня вперед, по-джентельменски шествуя сзади. — У меня в машине есть зонт, — сообщает он, когда мы выходим на людную парковку. — Я сегодня не за рулем, ты не против? Найдем бар где-нибудь поблизости и осядем там, не хочу добираться до работы в нетрезвом виде и наткнуться на полицейских — это твой приоритет. Я не обращаю внимания на то, что он хочет вернуться на работу после нашей мирной посиделки, и согласно киваю. Мы хлюпаем по лужам, быстрыми шагами подбираясь к его машине. Дженсен держит свой портфель над моей головой, спасая от назойливых капель дождя, заливающихся за ворот рубашки. Я благодарю небо за то, что в тусклом свете фонарей невозможно заметить то, как пылают мои щеки. Дорожки струятся по лицу, охлаждая мой пыл. Мы подходим к его Лексусу, и в гробовой тишине я жду, пока он возится, отпирая багажник, и на ощупь ищет свой зонт. Мои волосы мокрыми нескладными палками разметались по спине, все лицо покрыто бусинками дождя, вода попадает даже в рот. Волосы Дженсена больше не торчат в разные стороны — он неловко приглаживает их рукой, и они выглядят прилизанными. Наконец он находит зонт и звучно захлопывает багажник. Он зол? — Пойдем в парк, — бросает он, выхватив квитанции и раскрыв надо мной темно-серый зонт. — А пиво? — В супермаркет зайдем, — отмахивается он. — Дождь на улице. — Финч, у тебя есть я, мой кошелек и зонт, чего тебе еще надо? — злобно бурчит он, снова несуразно толкая меня в спину, заставляя сдвинуться с места. Я серьезно задумываюсь над этим вопросом. — Ничего, — вслух произношу я. Мне и вправду больше ничего не нужно.