Староста Том Реддл

Ему снился обшарпанный, покрытый сажей потолок в приюте Вуда. За окном стучал дождь, вокруг стонали дети и какой-то маггл в белом мятом халате обходил их, ставя под мышку градусник. И хмурился — хмурился он страшно. Стекла его пенсне то и дело отсвечивали, мешая заглянуть в глаза; белые, мокрые перчатки пахли резиной и йодом, а вытянутая лампа, поставленная на полу, отсвечивала от стетоскопа как острый, красный меч. Все в Лондоне тогда были перепуганы эпидемией ветрянки. Миссис Коул тоже. Госпитали ломились от больных. Детдома закрыли на карантин. Мистер Хэмфри опечатал входную дверь, оставив лишь черный ход — по нему и пришел доктор. Белый, безглазый, точно мертвый. Он вечно тыкал пальцем — это значило, надо посмотреть туда или сюда, повернуться или показать язык — никаких слов. Молча, как Смерть, он проверял каждого из них и забирал с собой, если находил осложнения. В тот день не повезло Джеку, Люси, рыжеватому мальчугану в клетчатой пижаме, косоглазому Уилли и какой-то девочке (Том не упомнил всех имен). — Их забирают в больницу, — сказала Эми Бенсон, расчесывая свои прыщи. Розовощекая, с куцыми косичками, она казалась тогда еще отвратнее чем до болезни. Ее тоже забрали. А потом очередь дошла до Тома. — Фамилия? — Он успел только заметить, что врач произнес это почти не разжимая губ и ощутил холод в боку. — Реддл, сэр. Том Марволо Реддл. Очки сверкнули, не выдав никаких эмоций. Затем маггл оттопырил тонкий, паучий палец и покрутил в воздухе, призывая обернуться к нему спиной. Том повиновался. — Действительно… загадка, — пробурчал врач, вынимая градусник как кинжал из тела. — Вы никогда не болели раньше? — Никогда, сэр. — Совсем ничем? Даже простудой? — Ничем, сэр… Это нормально? Лицо маггла, словно стеклянное, расплавилось и потекло перед ним жидкой кляксой. — Нет. — зазвучало эхо в голове. — Чувствовать боль — значит быть живым. Пора бы и вам это понять, мистер Реддл. Раньше лучше, чем позже. Когда Том очнулся, боль властвовала вовсю. Сначала он ничего не видел, но потом вокруг возникли очертания кровати. За окном стояла ночь; тонкий месяц вырисовывал трещины на выложенном плиткой полу. “Больничное крыло, — только и мог сообразить он. — Я лежу в больничном крыле Хогвартса”. Том попробовал крикнуть кого-то, но голос не шел из глотки. Его руки обмякли, а тело, наоборот, так затвердело, что едва отзывалось на попытки встать. Это открытие испугало его. Странно… С каких это пор он стал так слаб? Огонь пожирал грудь точно голодный зверь. Боль накатывала волнами и Том уже не разбирал, кажется ли ему, или и вправду по стенам сейчас ходили единороги, объятые пламенем, а из их глаз капали красные слезы. Выпростав свою размякшую руку из под одеял, он мог только погрозить им. “Прочь. — пытался сказать Том. — Прочь, пошли вон.” Но красные тени только расхохотались и грудь снова пронзило болью. Когда он очнулся вновь, было уже светло. В воздухе пахло какой-то микстурой из злат-травы, лепестками водоцвета и свежим гноем. Теперь он видел, что не один тут: рядом на койках лежало около дюжины гриффиндорцев — тощих, бледных, словно выпитых изнутри. Кто-то из них стонал, прочие же едва могли пошевелить губами. От целебных трав слезились глаза. Плачу я, что ли? Только б эти дурни не увидели. Он выше этого, он Волан-де-Морт, владыка Темных искусств. Если бы не эта боль… Том вглядывался в лица, припоминая, кого же из них он сбрасывал в колдовской фонтан. Круглолицый Ламли, тот веснушчатый паренек с жабой и Джинн, Префект Гриффиндора. Последняя лежала, страшно вывернув в сторону левый глаз — казалось, она им не видит, но стоило чуть пошевелиться, как зрачок дернулся в сторону и со злобой уставился на него. — Ненави...жу. — прошептали потрескавшиеся губы. — Нена…ви… Человечье око стало звериным. Зрачок обратился в медь и хлынул долгим красным водопадом. Том провалился в небытие. Теперь он шел по Лондонской Чаринг-кросс, напруженной гудящими автомобилями. Хмурые тучи иссекали небо словно огромные, черные раны, черные здания теснились друг к другу, а по ним, как по трупам, ползали белые сточные трубы. Здесь должен быть книжный магазин, большой и пыльный. Рядом — квадратная потертая вывеска. Ее видят только маги. Том вспомнил, как боялся в первый раз, как искал сокровенные золотые буквы, но те все не появлялись. Неужто Дамблдор ошибся и в нем нет и капли магии? Одна мысль об этом была невыносимой. Наконец, вход показался. Пришлось обогнуть лавку раза четыре прежде чем заметить дырявый котел, свисающий со стены в самом углу дома, где короткая темная лестница уводила к дубовым дверям. Том потянулся, чтобы открыть их, но рука прошла вскользь, точно призрачная. “Умер я что ли?” — подумал он про себя и тут же увидал тело: бледное, тонкое, валявшееся на тротуаре. Его тело. Смерть выбелила ему волосы, иссушила губы и вcпучила вены, но не узнать свое лицо он не мог. Как же… страшно?. Отпрянув, Том бросился прочь. Где-то поблизости должен быть врач, маггловский лекарь, волшебник, или кто-нибудь… что-нибудь, что поможет. “Глупец, уже слишком поздно. — крикнул он на себя. — Все кончено, разве не видишь?”. Каждый увянет так, из каждого поползут черви, сколько ни хитри. Ноги подогнулись под ним, улица закружилась колесом, но он нашел в себе силы бежать. Гнилые окна, все в трещинах, выступали из гнилых стен, а гнилые дома неслись ему навстречу. Все умирало, все падало, все рушилось. Лица прохожих стекали белой краской по асфальту. Ему хотелось скрыться, уйти туда где он будет в безопасности, без этих мертвых. Но когда он достиг конца улицы, чья-то рука схватила его за шею. Холодная, тонкая, костлявая. Его рука. — Мистер Реддл, — просипел чей-то голос. — Голубчик, будьте любезны, скажите что-нибудь! Проморгавшись он понял, что все еще лежит на койке, а его горло щупают высохшие пальцы миссис Фрост. — Эа-а, — с трудом вышло из глотки. Говорить он не мог — только мычать. Мерлин великий, как это жалко… Том ненавидел слабость, особенно в себе самом. Она унижала его, а унижение вызывало гнев. К счастью, видеть этот позор будет лишь старая хогвартская врачиха, давно потерявшая зубы, волосы и чувство омерзения. Миссис Фрост служила в Больничном крыле долго, слишком долго, чтобы кто-нибудь мог припомнить, когда она вообще нанималась. . Почтенный Катберт Бинс, самый старый из ныне действующих преподавателей, обмолвился как-то, что знал ее до своей смерти — тогда она еще не потеряла все зубы, а Дамблдор, если верить слухам, попал к ней на лечение сам не моложе Тома: на четвертом курсе ему не посчастливилось спалить шторы в гостиной Гриффиндора и те, похоже, вернули обидчику должок. Фрост работала и при прежнем Директоре Блэке, и при прежнем Арагоне — профессора по-разному рассказывали эту историю. Сама же старуха всегда говорила, что ее поставил сюда некий мистер Лаймбер — но тогда выходит, ей больше сотни лет: Лаймбер занял кресло Директора в середине прошлого века. Супруг ее давно умер, дети, как слышал Том, тоже. Вот и жила миссис Фрост одна, чуждая времени и людей; пережившая всех, кого только можно знать — так могут лишь бессмертные… и Боги. — Ну хорошо хоть очнулись, голубчик, а то мы сильно переживали — за голову вашу в особенности. — заворковала врачиха. Голову? Перебарывая боль, он приподнял ладонь, и пальцы нащупали ткань, туго сжимавшую лоб. Бинт. Он ударился головой и видно крепко. Пол, летящий навстречу, танцующий единорог с меча Гриффиндора вдруг промелькнули перед ним огненной вспышкой. Не в силах задать вопрос он обратил глаза к старухе. — Ага, потрепало вас, мистер Реддл. — кивнула та, перехватив его руку. — Но лежите сейчас смирно и слушайте: по всему видно, это проклятие. Не знаю, где вы его подхватили, однако оно чрезвычайно мощное. Чары живого пламени… и эти кусочки чешуи на ваших руках. Мистер Трэверс интересовался, не вступали ли вы в контакт с тем демоном? Изо всех сил стараясь сохранять невозмутимость, Том мотнул головой. — Ох, слава Мерлину! Но самое страшное еще впереди, голубчик. Поскольку мы не знаем, кто наслал эту хворь на вас, течение болезни может быть непредсказуемо. Мисс Мириад сейчас в Мунго, в очень тяжелом состоянии… а вы чудом остались живы. — Старуха по-дурацки улыбнулась. — В горле еще болит? Кивнув, Том посмотрел по сторонам. Никого в крыле уже не было — видно, ему досталось больше всех. Проклятый меч…Он и не думал, что так тяжело ранен. — Инспектор донимался вас три дня, но я его не пускала — вы были слишком слабы. Нахал, уж простите меня, он знатный. И его мракоборцы туда же: все с ума посходили: делают что хотя… “Три дня!” — изумился про себя Том. Уже три дня. Как долго …впрочем, если Трэверс что-то серьезно подозревал, то выволок бы его и полумертвым из постели. А раз так — пусть принюхивается, едва ли он взял правильный след. Ему же, больному, нечего бояться. Пока что. — …выгнали того непонятного русского и сняли все картины, какие только нашли — голые стены кругом! — продолжала кудахтать миссис Фрост. — Потом еще на шестом этаже… Да слушаете ли вы меня, голубчик?! Том изобразил, что слушает. Внутри же он ничего не хотел так сильно, как избавиться от этой назойливой боли. Огонь щекотал грудь, вползал в горло и, едва погаснув с одной стороны, тотчас переходил на другую. Это выматывало, донимало… Злило. Голова, точно перезрелая тыква, казалась слишком большой и тяжелой, позади глаз стучала кровь — но далеко не это было важным. Видения. Они казались такими настоящими, что было трудно отличить морок от реальности. Он лежал здесь, на кровати и в то же время уплывал куда-то вниз, в пустоту. Марево красного света застилало половину мира и в нем мерещились огненные силуэты, тени, призраки. Откинув одеяло, Том попытался сесть, но даже от этого небольшого усилия у него помутилось в глазах и комната закружилась колесом. — Нет-нет, не вставайте, вам нельзя! — крикнул кто-то, хватая его костлявыми старушечьими руками. “Холодные же они”, — только и успел подумать Том. А затем провалился в сон. В густом мраке мелькали картины. Хозяин “Дырявого котла” показывал ему, как попасть в Косой переулок. Высокий волшебник с окладистой бородой стоял возле рыцарского щита с двумя метлами, из перекрестья которых вырывался золотой снитч. Потертый старый домик выползал из-за громады торговых зданий. Дверь на латунных петлях скрипела, впуская темноволосого мальчика внутрь. — Добро пожаловать! — прокричал кто-то. Голос его звучал как сквозь воду. — Вы за палочкой, верно? Том ожидал увидеть сгорбленного старца, изборожденного морщинами. Великого волшебника из древних легенд, способного превратить мертвый сучок в магическую реликвию. Но перед ним стоял лишь юнец. Рябой парень ненамного взрослее, чем он сам. — Сэр? — Гаррик Олливандер с вашего позволения! — конопатое лицо его так и просияло от счастья. — Джервейс — мой отец, Олливандер-старший. К сожалению, он сегодня на Чертовой горе в разъездах и потому лавка выдает только заказы. — Гаррик как-то внезапно нахмурился. — Вы пришли без родителей… — Потому что их у меня нет. Во взгляде юноши проскользнуло нечто неуловимое. — Интересно. Как вас звать? — Том. Том Реддл, сэр. — Утром, мистер Реддл, я собирал ингредиенты для палочек и… удивительно: как раз сегодня феникс дал целых два пера! Это знак. В моих краях верят, что он предвещает судьбоносную встречу — встречу, которая повторится лишь раз в жизни. Забавно… — Олливандер отошел от прилавка и пристально вгляделся в него. — Что вы знаете о фениксах, мистер Реддл? — Немногое, сэр — я и о вашей лавке-то узнал дня два назад. Кажется, они бессмертны, верно? — Бессмертны. Неуязвимы для многих проклятий и каждый раз воскресают из пепла. Говорят, они самые независимые из всех магических существ. Я видите ли, их обожаю… Перо, что дает такая птица, способно наделить палочку невероятной силой и только редкий мастер может раскрыть весь его потенциал. Том вспомнил ребячее воодушевление, охватившее его в этот миг. — Я желаю себе такую палочку, сэр! — Не сомневаюсь, но… — Лицо Олливандера, до того веселое, вдруг побледнело — будто бы он увидел что-то и ужаснулся. — Но… как я сказал, тут нужен великий мастер. Мой отец быть может… — Сэр, вы дрожите? Тогда Олливандер действительно дрожал, как осиновый лист. Но Тому едва ли была понятна причина. — Может быть… Если я возьмусь за это, ваша палочка будет первой моей работой. Я еще никогда не собирал их без отца и мне все казалось…— он вдруг просиял от изумления. — Ну да, точно! Неужто не знак это: перо феникса, а теперь и вы? Судьба указывает мне начать собственное дело. — Но справитесь ли вы с ним, сэр? — Том отчего-то был уверен, что такой юнец едва ли годится для работы, столь серьезной в мире магов. Вместо ответа Олливандер присел, вытянув перед собой мерную ленту. — Вот давайте и выясним! Он проснулся в поту, не видя ничего, кроме красного марева — лишь волосы, спадавшие на глаз убедили его в том, что он не ослеп. В горле болело. Язык распух и не давал дышать, так что пришлось перевернуться на бок. Бессонная ночь. Какая уже по счету? Он не знал даже, день ли сейчас. Сквозь алую дымку Том различал над собой что-то желтое. Оно грело и вытягивало слабость. Вот и хорошо — от слабости ему давно пора избавиться. Прошел по его подсчетам час прежде чем туман в глазах рассеялся и перед ним вновь заиграли краски: он увидел свои руки, белые и тощие, как кости, столбики своей кровати, полосатый плед — но это было уже не больничное крыло. Со всех сторон Тома обступали хрустальные стены и дюжина зеркал на шарнирах кружили вразнобой, отсвечивая лимонные ореолы от большого магического шара, парящего над потолком. — Проснулись, значит? — осведомился кто-то. Бледное, без единой кровинки лицо сверкнуло в краю трех зеркал. — Вы помните, как сюда попали? Том попробовал что-то сказать, но язык как будто прилип к небу — вышло только мычание. — Тогда напомню, мистер Реддл. По моей просьбе вас доставили сюда на допрос. Директор Диппет взял с меня слово, что он будет короток, так что отвечайте быстро, а коли не можете просто кивайте головой. “Соглашайтесь со всем, что я скажу”, — так ведь это стоит понимать? Том кисло улыбнулся, предвкушая долгий и неприятный разговор. — Вижу, вы рады. — Без тени эмоции буркнул Трэверс. — Поверьте: это не взаимно. И перед тем как приступим должен предупредить, что над вами — сфера Вивезинга Целителя. — Инспектор махнул кованой перчаткой куда-то вверх, к потолку. — Пока она кружится, будете в сознании, но если начнете хитрить… — Тут он повернул одно из зеркал и глаза Тома пронзила резкая боль — точно стеклом зрачок выковыривали. — Надеюсь, мы поняли друг друга? Том кивнул. — Прекрасно. Тогда, думаю, начнем с главного: это ваше? Мракоборец вышел под свет магической лампы и начал крутить в руках палочку — черную, резную, чуть покрытую бледными проплешинами. Его палочку. По затылку Тома прошел холодок. — А, вижу-вижу, можете не отвечать — своим лицом вы уже все сказали. — Инспектор довольно улыбнулся. — Тис, тринадцать с половиной дюймов, малогибкий. Сердцевина из пера феникса — учитывая материал, очень сложная работа — но вот мастера я не узнаю… Резьба, фактура — все похоже на Олливандера, разве что Джервейс не ставит на рукоять такое клеймо и эта кость, выпирающая из древа… — Ногтем, Трэверс подковырнул навершие. — Могу поспорить, какая-то черная магия. Вы практиковали когда-нибудь Темные искусства, мистер Реддл? Том возмущенно мотнул головой — вышло как ему показалось неплохо. — Допустим. Без распоряжения Визенгамота нам все равно не дадут проверить вашу палочку на заклинания, но вот последнее из них… Последнее узнать мы можем. — Трэверс дернул ртом, как собака. — Убивающие чары. Неоконченные. Единственный, против кого вы могли бы их применить лежал рядом с вами в Подземелье. Профессор Валерия Мириадд. Сначала вы стерли ей память, а затем попытались убить! Ну же, признавайтесь, это так! Да уж, стоит признать он недоглядел: мракоборец из Инспектора оказался приличный. Просто чудо какое-то… как и эта чертова палочка. О, Мерлин! Неужто ему вконец разум отбило, чтобы попасться на такой глупости? Тому хотелось верить, что нет, и он снова мотнул головой. — Лживый мальчишка! — взъерепенился Трэверс, ударив по одному из зеркал. — Ты что думаешь, мы все тут идиоты!? — Боль врезалась в глаза тонким зазубренным кинжалом. — Я подозревал вас с тех пор, как ступил за порог этой школы! Лучший ученик, гордость факультета, любимчик Директора Диппета, Префект, а потом и Староста — какой почет! И вместе с тем — скромность, скрытность. Серость. В вашем личном деле нет ни одного выговора, ни одного замечания — редкое достижение для Хогвартса. За сорок лет работы в мракоборцах я знал едва ли трех студентов, которые разделили его с вами — и все они пресные идиоты, поверьте! Но вы.... Нет. Вы осторожны. Хитры. Все в вас одним словом… слишком хорошо, чтобы сойти за правду. А какова же правда, я стал думать. Толстый Монах рассказал, как вы спрашивали его о друидском Кромлехе в Запретном лесу, Хагрид видел вас у отвесных скал над озером, а ваш Смотритель часто примечает, что вы никогда не спите и даже перестали есть — поверьте, это далеко не полный список ваших чудачеств. Подозрительных чудачеств. Просто до сей поры у меня не было ничего, чтобы вам предъявить… но вот, этот день настал. — Инспектор разбил стекло локтем и подошел ближе. — Тот демон… я знаю, вы заключили с ним сделку, не отпирайтесь...Что он пообещал? Что лежало в том фонтане? Меч Гриффиндора, да? Его, да? Отвечайте! “С чего ж ты спрашиваешь так, будто сам неуверен?” — вяло подумал Том сквозь боль. У него болело все: болели уши, болели глаза, болели мысли. Мотнуть головой, и то было больно — но он мотнул. — Ах ты… — Рука Трэверса уже была готова разбить еще зеркало, но тут его одолел кашель. — Ты, кхе-кхе, чертов мальчишка. Знаешь, сколько моих людей эта тварь убила!? — Инспектор согнулся и закрыл рот платком — белая ткань окрасилась алым. — Да-да, знаешь — по глазам вижу! Я хочу, чтобы ты сознался. Хочу, чтобы… — и мракоборец опять закашлялся. — Вам нехорошо, сэр? — спросил кто-то, стоящий за зеркалом. — Принести микстуру? — Нет, Каспер. Я справлюсь. — Выплюнув розовый сгусток в платок, Трэверс снова обратился к Тому. — Сознайся, поганец, не то обещаю: одним Азкабаном ты не отделаешься! “Чем же еще? Поцелуем дементора?” — подумал Том, ощутив странное спокойствие посреди жутких мук, что раскалывали череп. Интересно, как бы Трэверс удивился, узнав что у него давно нет целой души. — Сознайся! — громыхнуло снова — уже настойчивее — и снова оборвалось кашлем. — Сознайся, кхе-кхе, созна… — дальше было трудно разобрать Закатив глаза, Том изобразил, что устал. Его и впрямь стали покидать силы — будто что-то острое пробурило грудь и из открытой бреши хлынуло наружу, в зеркала, в хрустальные стены… Но он уже не мог ни о чем думать. Проваливаясь в очередной кошмар, ему слышались лишь обрывки фраз: — Ничего… Директор займется… Уверен… — Уже завтра? — прошептал другой голос, принадлежавший “Касперу”. — Вы же не думаете… Ждать… Я сам пойду… — Он безнадежен? — Так же как и вы, Крауч… Этот… мальчишке осталось лишь молить о том, чтоб смерть забрала его раньше… — Пожалуй… Над ним светили жаркие свечи, желтые, совсем как целебный шар в той хрустальной комнате. Сотни лиц приветствовали его и сотня чаш со звоном сходилась вместе. Потолок, сотканный из звезд и облаков плыл меж стен, озаряя призраков светом половины Луны. Красиво. Должно быть красиво, но он этого не замечал. Виски давила тупая боль. “Это все от зеркал” — уверял себя Том, хоть дело было вовсе и не в них. Голос, явившийся из ниоткуда, говорил с ним — и каждое слово отдавалось в черепе. — Хм… Вижу… Много вижу… Вижу амбиции, коварство, еще неплохой ум… И хитрость разумеется. Да-да… Ох, изворотливый ж характер, право! СЛИЗЕРИН! С дальнего стола, драпированного изумрудной вуалью, раздались приветствия. Корвус Лестрейндж, тогдашний Префект, поднялся и снял свой колпак перед новичком. На мгновение Том поверил, что все это взаправду. Какая глупость. “Не верь, дурак, это лишь прошлое”, — напоминал он себе, отгоняя морок. Но если он видит прошлое, может ли им управлять? Ему хотелось проверить: обернувшись, Том сквозь силу посмотрел назад — на нового ученика, ждущего свой черед к Распределению. С мгновение все было ожидаемо тщетно и лишь серые размывы сопровождали место отсутствующего воспоминания, но затем, будто пробиваясь искажениями, ему явилось лицо — сначала одно, затем другое, третье… все лица всех распределенных в тот год. И Кетти тоже. В детстве у нее было еще больше веснушек — этого Том не мог помнить. Не мог он помнить и то, как девчонка схватила шляпу за уши, как натянула на себя, а челюсть ее тем временем дрожала — такое у зверей бывает, когда те очень волнуются. — СЛИЗЕРИН! — громко разнеслось над собравшимися. — Мерлин великий, да отпусти же меня! СЛИЗЕРИН! СЛИЗЕРИН! КОНЕЧНО СЛИЗЕРИН! Зеленые глаза светились ядом. Он скоро и сам смотрел сквозь них: мир стал блестящим, четким, наполненным запахами. Каждый человек разил теплотой и каждая свеча источала долгий красный след. Высунув язык, Том почувствовал, как колеблется ветер и растворился в новых картинах — будущего, прошлого, настоящего. Старый молочник обнимал его… или совсем не его, называя “конопатой принцессой”; мистер Генри Коутс улыбался, стоя на платформе Девять и три четверти, затянутой клубами дыма; в сантиметре от носа проскочил квоффл и травянистая земля полетела ему навстречу. Острый как бритва клинок рассек шею (это был гриффиндорец, он знал), металлическая кровь маггла текла по его горлу, кто-то высокий и темный сидел на троне из костей и приказывал. “Ужин подан, Нагайна” — раздалось где-то вдали, а затем стихло так же быстро, как и появилось. Теперь он скользил по холодному полу на животе, подбираясь все ближе к цели. Факела разили жаром, человечий запах бил в нос, перемешиваясь с гарью и кожей, но жертва была близка — Том не мог потерять ее след. Вытянув свое тело, он юркнул в узкий лаз меж камней и очутился в темной зале, доверху набитой магической броней и стойками с оружием. За столом в дальнем углу сидел волшебник в туго застегнутом сером пальто. Он кашлял кровью и перебирал в руках какую-то палочку. — Кто здесь?! — хрипнул мракоборец, оторвавшись от своего занятия. — Я чую тебя, не пробуй скрыться… Том и не пробовал. Взвившись с пола, он всадил зубы в мягкую плоть, чувствуя, как ломается человечья шея. Волшебник попытался отвести удар, но было слишком поздно: его клыки сошлись на ране раз и другой, довершая дело. Человек не взвизгнул — просто съехал по стене. — Трево… — донеслось из разорванной глотки. — Трево…га. Смерть пришла быстро, оборвав судорогой последнее слово. Том отчего-то почувствовал злорадное ликование. По губам его текла кровь, внутри резвилось восстающее чудовище и что-то слабое, глухое из темноты кричало: — Тревога! Голубчик! Мистер Реддл! ТРЕВОГА! Он открыл глаза. Миссис Фрост стояла над ним и озабоченно теребила за плечи: в слипшихся, серых глазах старухи читался ужас. — Инспектора Трэверса убили! Ох, зря я на него ругалась, ох зря! Всю школу сейчас эвакуируют, мы должны идти... “Вот как? Так значит, не сон…” — Нет… — Как бы тихо это ни прозвучало, он, похоже, смог говорить. — Я… слишком слаб… останусь. — Ну не могу же я вас тут бросить, голубчик! Поймите, моя помощь… Изо всех сил Том поднялся на локтях и прорычал. — Не понадобится, будьте спокойны! Вы… нужнее в другом месте. — Каждое слово давалось с болью, но чем настойчивее он пробовал, тем лучше выходило. — Вы уверены, голубчик? — Старуха улыбнулась ему страшным, беззубым ртом — от одного этого вида Тома помутило. — Если что-то не так… — Все хорошо, — солгал он. — Ну, будь по вашему: останьтесь здесь под охранными чарами. Может оно и к лучшему. Присмотреть за вами, правда, никто не сможет… но это ненадолго так что… — Идите… Вас, наверное, уже ждут. Коротко кивнув, миссис Фрост пообещала вернуться так скоро, как только сможет, и упорхнула в раскрытые двери. Защитный купол опустился за ней, сверкнув радужным бликом, “Ну наконец-то.” Выждав минуту, Том с гневом сорвал одеяло и привалился к подушке — от такого усилия в его голове помутилось, но он быстро пришел в себя. “Что ж, как видно я иду на поправку”. Красных зверей, танцующих в пламени он уже не видел, а грудь не раздирало огнем. Том поглядел на свои руки, затем на ноги. Он стал настолько худым, что кожа его сморщилась и так истончилась, что под ней виднелись жилы и кости. “Неважно — я жив! Жив…”. Далеко на Часовой башне зазвонил колокол и замок наполнился пением тревожных рогов. “Аруууууууууууу! — послышался знакомый клич. — Аруууууууууууу! Аруууууууууууу! Аруууууууууууу!” Том попробовал встать, но бухнулся на колени и его чуть не вырвало. “Ничего, ничего…”. С каждым новым вдохом он чувствовал, как к нему возвращаются силы. Вокруг стояла ночь, большое слюдяное окно дробило Луну на куски, но даже во тьме он видел все ясно, четко, без теней. И слышал. Голоса, человечьи и звериные, уходили вниз по перепутьям лестниц, как пауки, бегущие от огня. В каменных рамах шелестел ветер. Рога трубили медленно. Скорбно, как будто собрались провожать Трэверса в гроб. Оперевшись о столбик кровати Том наконец стал на обе ноги. “Как же хорошо!” Боль глодала хребет и колено, но уже не с той силой. Точно беззубая песья пасть, она старалась вернуться, вгрызться в него снова и получала отпор — с каждым разом все больший. Одной рукой Том уцепился за кровать, другую выставил в сторону, чтобы сохранить равновесие — так он дошел до окна, нагнулся, потянул ставни… — Аруууууууууууу! — тут же раздалось с новой силой. Рога теперь трубили без умолку и нигде не было от них спасения. — Аруууууууууууу! Аруууууууууууу! Аруууууууууууу! Ночной воздух тут же ворвался внутрь, прихватив с собой сырость, холод и жухлые осенние листья. Послышался треск заклинаний. Чары защиты рухнули, прошипев от натуги, но это было так неважно. Ветер трепал его волосы, смахивая налипшие пряди со лба — чего еще желать после долгой огненной хвори? Том бросил взгляд во двор. Внизу под ним уже вовсю копошился замок: все быстрее и быстрее в закругленных окнах мелькали огни. Синие, холодные. “Пламень мракоборцев”, как они его называли, не давал ни искр, ни дыма — только бледный, железный свет, отгонявший нечисть. Окованные башмаки авроров скрежетали по камню, производя шум сотни звенящих мечей. Интересно, каково им станет теперь без Трэверса? Новый Инспектор, если его и назначат, будет избран не скоро — у Министерства своих дел невпроворот. От мыслей его отвлек новый порыв ветра. Дементоры в обросших инеем балахонах поднялись над Большой башней и затянули свою скорбную песнь. Из того, что осталось от их ртов шел ужасный тонкий звук, похожий на свист, только гораздо сильнее — словно вурдалак пытался всосать кровь через соломинку. Воздух вокруг остудел, а потом и вовсе промерз, так что пар шел изо рта. Вдруг что-то темное скользнуло ввысь, спугнув ворон, ночевавших на парапете. Тень взвилась перед самым его носом и, словно дразня, исчезла в переплетах окон. — Кто здесь!? — хрипнул Том. — “Потрошительница Инспекторов Магии”! Сойдет? Не дожидаясь приглашений, девица сползла с метлы и втянула свое тело на подоконник — кроме рубахи и мантии на этом теле больше не было ничего. — Уж извини: как есть. — хохотнула Кетти, перехватив его взгляд. — Мой Лорд разумеется простит мне, что я не успела приодеться. Зеленые, немигающие глаза смотрели без страха, но челюсть ее дрожала — девица быстро утерлась рукой, пытаясь это скрыть. — Простит, если узнает, что тебя не заметили. — Кого? Змею или человека? — Заляпанный в крови подбородок ее еще не обсох, и долгая красная нить стекала с него на рубаху, пятная багрянцем ткань. Том нашел это по своему красивым. — Обоих. Кетти озорно подмигнула: — Ну, не то, чтобы я не старалась… — Поболтав ногами, девица спрыгнула на пол. — Но те, кто видел, не скажут. Трудно им говорить с разорванными глотками-то. — Трудно, действительно… — Том не знал, что еще спросить. — Так зачем ты сюда пришла? — И правда, зачем? Давай расскажу: ночь, луна, подготовка к ЖАБА. Я, знай себе, мирно дрыхну в постели и тут кто-то вворачивает в мой мозг огроменное шило — БАХ! Представляешь? А потом еще обращает в змею, волочит с полмили по земле, тащит по сточным трубам — и все ради того, чтобы ужалить тифозного старика в замызганной салом кладовке — ну как, я ничего не упустила? — Девица почесалась за ухом. — Ах да! Твой зов еще, конечно — такой долгий, страшный. И моя рука. — Выгнув предплечье, Кетти показала Черную метку, пылающую тьмой. — Видишь? По воле твоей я здесь. Вдобавок… я знаю: мой Лорд любит подарки. — Подарок из тебя… — но не успел он договорить, как девица протянула ему тонкую тисовую палочку. — Уверен? Тогда быть может, я у себя ее оставлю? Красивая, знаешь. Такой и в носу ковыряться можно! — Дай. — Том сжал пальцы на древке и попробовал тис на обхват — палочка сидела в руке как родная. — Приятно же, правда? А то лежала бы она сейчас в лужище крови у охладевшей тушки Трэверса — боюсь даже представить, кто бы что подумал. — Действительно… — протянул Том. — Ты славно потрудилась. Молодец. Щеки девицы разрумянились — не то от холода, не то от гордости. — Да, молодец, — согласилась она, двинув бровями. — А молодцу не положена награда? Том уставился на нее не мигая. — Ты что, цирковая обезьянка? Служение — вот награда истинного Пожирателя Смерти. Служение и трепет — только так постигаются Темные искусства и все, что сокрыто мраком. Но не надейся и не тешь себя иллюзиями, что за эту жертву ты хоть что-нибудь получишь — все что тебя ждет и какие дары с тобою пребудут решу только я. — Служение, трепет… Все это проще зовется — “слабость”. А мой Лорд учил, что слабым темная сила не покоряется. “Выучил на свою голову.” — Глупым тоже. — Ну, надеюсь, это не про меня. — Кетти плюхнулась на его койку, расставив руки. — Кстати, мы тут скучаем. Нейдж на взводе всю неделю: говорит, надо тебя проведать, да старуха беззубая не дает — знай себе, брюзжит что-то о проклятии, да о том, что с тобой плохо. Как ты, мой Лорд? Разное говорят, знаешь, и про демона, и про тех гриффиндорцев… Том вдруг резко обернулся. — Что говорят?! — Да всякое. Одни — что ты всех спас и принял проклятие на себя. Другие — что демона вызвал Грин-де-Вальд, а тебя загипнотизировали… или чего похуже. Рассказывали, что ты обращен в камень и лежишь сейчас глыбой где-то в стене, что ты заморожен чарами, что превратился в улитку или выхухоль какую-нибудь. Никто не знает одним словом. Оупли так вообще воды в рот набрала — с того дня как ее выписали ни словечка не пикнет, говорит что “память стерло”, но я-то вижу, лжет. Этот, как его… низкий, с веснушками, Долгопупс, единственный кто хоть что-то сказал, но так неразборчиво — профессора с трудом сумели понять. Кажется, с жабой связано это: она дескать, неуязвимой стала и постоянно просится на волю — подозревают, в нее демон мог залезть, но некоторые вообще не уверены, что это был демон — так, мелкая магическая зверюга, а Флетчли с Пуффендуя даже назвал ее: “шведу”. — Шеду. — Ага, так он и сказал. “Владыка загадок — тот, от кого каменеют жилы”. Бред все это как по мне: откуда в Шотландии взяться твари из далеких пустынь? — Действительно… А что профессор Мириадд? Я слышал, она в Мунго. — Ну, не знаю, где она, но уроки ее нам отменили — это клево! — Девица с удовольствием потянулась. — Кстати, говорят, вас нашли вместе в Подземелье... Если так, то спасибо — через неделю контрольная по загребущим Основам магического правопорядка, а у меня на лице так и написано: “неуд”. — изо рта ее вырвался едкий хохоток. — Будем надеяться, теперь только на лице. Кетти облизнулась, и Том почувствовал вкус крови во рту — чужой крови. — А вообще, если говорить об этой Мириадд, Гриффиндор, думаю, пережи… — Стой. — перебил он. — После убийства Трэверса тебе приходили какие-то видения? — Видения? — глаза девчонки округлились. — Ах да, бред… Мой Лорд, разумеется, сочтет это неинтересным. — Не сочтет. — Том посуровел. — Рассказывай. — Ну… какой-то кролик бегал по дому и я его ловила, потом пещера, полная змей, говорящих как люди; медосмотр в темной комнате — врач там был такой жуткий, тощий. Глаз я его не разглядела из-за… — Очков. Сквозь их стекла ничего не было видно. — Как ты… — Кетти приподнялась на подушках. — Да, именно! В тех грезах я была, словом… не собой. Кем-то другим. — Мной. — “Хоть я и сам не знаю как”. — Ты была мной, видела моими глазами. — “А я — твоими”. — И, кажется, благодаря этому я жив. — Хочешь сказать… я вдвойне молодец? — Не зазнавайся. Вместе с укусом ты как-то передала мне чужую жизненную силу — только и всего. Этому фокусу должно быть объяснение. — Столько лишних слов — и все, ради того, чтоб избежать простого: мы стали ближе. — Чушь. — холодным мертвым голосом произнес Том. — В ту ночь, как мы спустились в Тайную комнату, я наказал тебе жевать лепестки златоцвета, чтобы замедлить проклятие — они-то и спасли меня. — Эта гадость? — Эта гадость способна исцелять чары живого пламени и даже погасить драконий зоб — если замешать с кровью. Кетти слегка улыбнулась. — Думай что хочешь, мой Лорд. — Думаю тебе стоит убраться отсюда, пока не подоспела миссис Фрост. — “И пока я не разгневался” — дерзость Кетти его уже выводила. Склонив голову набок, девица картинно вздохнула. — Гонишь меня, значит? Ну что ж, ты — мой Лорд в конце-концов. Я покоряюсь, но… — Она отвела взгляд к окну. — Знай только, просто все: и ты и я похожи. Мы оба боимся Смерти. — Я не боюсь. — прорычал Том. — А я — гриффиндорская девственница. Все Смерти боятся. Все… Но не так, как мы. В то время, как прочие верят в ее неизбежность, мы-то знаем, что карга эта уязвима и ее можно одолеть. Рот Тома сжался в твердую линию. — К чему это ты? — Да к тому, что мы пили кровь единорога вместе. Помнишь? Лрейг его звали. Ты спас меня тогда — хоть мог и бросить — и пил со мной, хоть мог и напоить. Зачем? Вопрос повис между ними как отравленное жало. Том оперся рукой о подоконник: — Ты — верный рыцарь. Негоже такому умирать. — Негоже. — повторила она. — И потому ты разделил со мною его кровь? — Я разделил проклятие с тобою. — “Быть может, зря”. — Вот и ответ мой Лорд… Вот и ответ на все. — Кетти двинула бровями. — Мы прокляты. И в этом наше счастье. На следующий день, сняв бинты, его вызвали к Директору. Ходить сам он еще не мог и Миссис Фрост предложила помощь. Глупая старуха. Вместо нее Том предпочел опереться на костыль: если Директор не пришел сюда сам, а позвал его в башню, то значит, разговор этот точно не для троих. Может, Трэверс успел рассказать Диппету про его палочку? Впрочем, едва ли стоит упрекать старика в том, что он не может посетить Больничное крыло сам — с недавних пор Директора одолевают боли и ему все труднее ходить. “Молодые бегут через две ступеньки зараз, а вот мне каждая из них — сущее мучение”, — как-то признался он Тому. Его ждали, однако не в башне. Двое мракоборцев, стерегущих проход, остановили Старосту на половине пути и проводили к саду. Замок казался чужим: окна заколочены, двери закрыты, вместо картин на стенах — магические зеркала, и даже призраки Хогвартса будто исчезли — настолько все выглядело пустым. Ковыляя по галерее, он заметил, что на улице холодно: в просветах досок сыпал снег — Директор вас ждет. — буркнул один из часовых, приотворяя ставни. — Не задерживайтесь. Внутренний двор занесло пургой: у колонн отросли ледяные зубы, знакомые дорожки спрятались под сугробами, а над всем этим, в рваных облаках продолжали кружить целые стаи дементоров. — Прошу прощения, мальчик мой, что вызвал вас при такой болезни. — хрипнул Директор. Голос его тоже казалось, замерз. — Врачи говорят, вы поправляетесь? Армандо Диппет закутанный с ног до головы в соболью мантию с опушкой смотрелся как нельзя кстати здесь — среди заиндевевших цветов и выбеленных льдом статуй. Старик грел руки от огня, разведенного в каменной нише домовыми эльфами и топал ногами, чтобы разогнать кровь. — Да, сэр. Мне уже лучше. — Вот и отлично... — Взгляд его, хоть и потухший, был все так же суров. — Вы, разумеется, слышали уже о произошедшем? Инспектор Трэверс — тяжкая потеря для всех нас. — Да, сэр… Это ужасно. — Ужасно в самом деле, Том, ведь знаете, перед смертью Торкуил просил со мною встречи. — Директор задумчиво обвел глазами сад. — Он просил встречи, а я, дурак, тогда спал и решил отложить дело до завтра. Кто знает, если б все пошло по другому… Но полно причитать — сейчас не время. Мы недосчитались двадцати мракоборцев за этот год, десяток наших студентов чуть не погибли и мисс Мириадд… Все это требует ответов, Том. “Надеюсь, не от меня?” Отставив костыль, он приложился к стене. — Сэр... Уверен, виновные понесут наказание. Война заканчивается. Скоро Грин-де-Вальд… — Почему вы так уверены, что это он? — Диппет нахмурился. — Скажите честно, как думаете, станет Грин-де-Вальд снова нападать на Хогвартс, зная, что Дамблдор принял его вызов? Нет, мой мальчик, если б он и хотел, то решился на это еще тогда, когда был в моем кабинете. Я думаю, здесь кто-то другой приложил руку. — Но, сэр… Кто? Сейчас в мире есть только один Темный лорд, который на это способен. — Разве? Том выдержал взгляд Директора. — Других.. просто нет. Иначе бы они себя показали. Как Нирн Древозмей, например, или Моргана. Эгберт Нечестивый заявил о себе сразу, как изучил Некромантию, а Мергриру Темному так не терпелось, чтоб о нем узнали, что тот польстился на титул короля магов. Наконец Эмерик из Гиртра еще в Шармбатоне практиковал Темные искусства, за что его оттуда и исключили. . — Вы хорошо знаете темных волшебников, Том. — Я должен хорошо их знать, сэр. Как Староста. — Да… верно. Потому я и позвал вас сюда, мальчик мой. Мне предстоит нелегкое решение. Хочу, чтобы вы о нем узнали первым. Пришла сова от Эррола Хоукворта, верховного судьи Визенгамота и Министра Магии мистера Муна… Нутро его обратилось в воду, а жилы напряглись. — Они ведь не закроют школу, сэр? — Они уже ее закрыли. — Меховая перчатка Директора упала на его плечо каменной горой. — А теперь, ее предстоит закрыть и нам, Том.