Староста Том Реддл

Ранний закат окровавил небо над зубчатыми снеговыми пиками, и долину по которой они поднимались залило багрянцем. — Далеко еще? — спросил Том, отряхивая сапоги от камней. Протяжный хрип Уиллана раздался где-то внизу. Нотт едва поспевал за ним, выдыхая пар при каждом слове: — Ну… Эх-х! Не совсем. — Он согнулся, тяжело переводя дух. — Самая… Самая легкая дорога в Нурменгард — это идти вверх по Дрюненгальму. — Нотт кивнул на ущелье меж двух скал. — Но если двинемся так, Грин-де-Вальд узнает о нашем приближении еще засветло. Это уже Германия. — Есть другой выход? — Можно зайти с юга, если конечно там еще не засели американцы. — А еще? — Увы, мой Лорд, — Нотт подышал на замерзшие ладони и ухмыльнулся. — Если б к Грин-де-Вальду вело столько троп, так бы каждый был горазд! На метле сюда не долетишь, трансгрессия в горах бесполезна, а порталы закрыты — хоть ты под землю провались. — Под землю. — уцепился Том. — А что гномы? Улыбка на лице парня разом завяла. — Вонючие, жадные твари… и вы хотите иметь с ними дело, мой Лорд? — Дело у нас только одно: прийти в Нурменгард без цепей на ногах. — С чего вы взяли, что они сами на нас цепи не навесят? — Уиллан надулся. — Мой отец вел дела со здешним королем Оррином: мерзавец заточил в золотых рудниках десяток его рабочих за то, что те не поклонились ему как подобает. Кроме того… не верю я в их нейтралитет, что бы они ни говорили. Ходит слух, Кузнечный город плавит теперь не только золото, но и сталь для Геллертовой армии. — Сталь для мертвецов. Война скоро кончится — с ней или без. — Думаете, все из-за денег, мой Лорд? — По лицу Уиллана можно было понять, что он скрывает улыбку. — Ну, если так, нам тоже придется облегчить карман, и я что-то не вижу, чем мы расплатимся. Эти выродки обязательно потребуют мзду за переход. — Потребуют. — согласился Том. — И чем же мы ее оплатим? Камнями? — Тобой. Нотт отшатнулся, чуть не упав в снег. — Заложником? К ним?! Мой Лорд шутит? — Твой отец богат и сможет выкупить тебя. В ином случае мы все рискуем попасть в лапы Грин-де-Вальда. — Том испытующе посмотрел на него. — Что скажешь? Ты вел нас всю эту дорогу — тебе и решать. Вечерние тени поползли по его лицу — жесткие и мрачные, как сами горы, от коих и были сброшены. Уиллан поджал губу. — Мы пойдем на юг. Так безопаснее. Американцы высадились в Кавалер-Сюр-Мер — до нас им еще далеко, а Италия вышла из войны. Грин-де-Вальд не ожидает нас здесь увидеть. “Так ли уж не ожидает?” — эту мысль Том оставил при себе. — Ну хорошо! — Он брезгливо отмахнулся. — Иди в лагерь и передай остальным: этой ночью нам предстоит большой переход. — Ночью? — По выражению Уиллана можно было догадаться, что он едва сдерживает стон. Неудивительно: четвертый день они идут к горам без всякого отдыха. — Дайте привал, мой Лорд. Прошу, хоть ненадолго, а то я… — На миг парень качнулся, теряя равновесие. Том удержал его рукой. “Да ведь он на ногах едва стоит”. Темные круги возле глаз, потрескавшиеся, обмороженные губы… только теперь Том заметил как измотался Нотт. Его можно понять - он всего лишь человек. Он устал и здесь, кажется холодно. Легко забыть, каково это, если сам давно не чувствуешь… Еще один переход они не выдержат. — Простите, мой Лорд, я... — Два часа. — с неохотой выдавил он. — Идем. Тебе нужно поспать. Лагерь они разбили прямо в долине, напротив деревушки недавно покинутой немцами. Кое-где на месте домов остались только груды щебня, в других же виднелись следы пожара. Там, где заканчивалась единственная улица стоял колодец, доверху набитый телами. Некоторые магглы были еще живы, когда им довелось прийти сюда. Некоторые. И очень недолгое время. — Стой! Кто это такой красивый идет? Два медно-желтых диска вспыхнули в темноте. Кетти стояла у разрушенного сельского магазина, обхватив себя руками и засунув ладони под мышки. “Ей тоже холодно” — понял Том. Но что он может? Попробуй разведи тут костер — на него тотчас половина долины слетится, не говоря уже о согревающих чарах — их-то геллертовцы учуют безо всякого огня. — Свои. — Мой Лорд. — Легонько кивнув, она обратила взгляд к Нотту. — И тебе не хворать. Выглядишь как тухлый мурлокомль. Такой бледный, знаешь, с иголочками. — Отстань, веснуха. Кетти кисло улыбнулась. — “Веснуха”? Даже не “грязнокровка”? — Она выгнула бровь. — Да ты видно совсем плох, Уиллан… Хотя нет: дело не в тебе. Больно прозвище красивое. Чувствую, ко мне приклеится. — Непременно. — Ой, какие мы зубастые. Скажи лучше, куда двигаться будем, бледненький ты наш. — На юг. — ответил за него Том. — Юг это хорошо. Тепло. Мне задницу морозить надоело. И не только мне. — Она кивнула в сторону где стоял Хагрид. Великан, обросший инеем, напоминал скорее сугроб, нежели живого человека; под широким мясистым носом застыли сопли, ручища в меховой рукавице сжимала ножны годрикова клинка. — Тебе было велено его сторожить. — Том нахмурился. — Что с ним? — Трагедию ломает, мой Лорд. Ничего особенного. Взял в голову, что с мечом ему мороз не страшен, да так и стоит. — Дурак! Умереть тебе захотелось? Великан гневно обернулся; в черных бусинах глаз блеснул огонь. Может, он и впрямь захотел — удивляться нечего при его-то уме. — Мертвый ты нам не нужен. — напомнил Том. — Как и Дамблдору, впрочем. Рухнешь сейчас в снег — и его некому будет нести. — Он указал на ножны. — Без этого куска стали мы все равно что покойники. — Так ты заботишься о стали, Реддл? — Великан дернул ртом. С начала похода Хагрид отпустил бороду, и теперь снег, облепивший щетину, превратил его в настоящее чудище. — Не обо мне? Том не видел причины лгать. — Конечно о стали. — Отчего ж ты не выбрал любого другого гриффиндорца на эту роль? Доддериджа, Уизли… Поттера? Чем я заслужил такое? — Видишь ли, у тебя есть неоспоримое преимущество перед всеми ними: ты — признанный убийца, осужденный Визенгамотом; чудище, изгнанное из школы; одиночка; срам магического сообщества, чью палочку прилюдно преломили. Будь у такого даже самое сильное желание рассказать все, что он тут увидел, никто не поверит. Мне известны все твои секреты, известно, где прячется твой гадкий паук — одно слово, и я уничтожу все, что тебе дорого. Подчиняйся. Или я заставлю тебя подчиняться. — Будь ты проклят, Реддл… — Я уже проклят. А теперь отряхнись и ступай с нами. Тебе надо поесть. Как только они вошли в горы, Том запретил им готовить на огне. Есть приходилось холодную солонину, сухари и еще более твердый сыр, загодя припасенный Фоули с Хогвартских кухонь. “Впервые не жалею, что мы взяли эту сучью пуффендуйку с собой. — как-то сказала Кетти, набивая рот. — У ее барсуков-приятелей всегда есть что пожрать!”. Сам Том никогда не ел: ему уже давно был чужд голод, а всякая пища казалась противной. Вот и сейчас, когда Ярвия подносила тарелки он отвернулся. — Точно не будешь, Том? — Я сыт. Позаботься о них. — Выпустив Уиллана из рук, он уложил того на груду плащей и меха (что-то им удалось снять с магглов, а что-то лежало прямо в домах — счастье, что немцы торопились и забрали не все). — Через два часа выступаем. — В горы? Подъем будет нелегким… — Нет, на юг. Услыхав это, Фоули сузила глаза — похоже, такой расклад ее не обрадовал. — Тоже глупо. Не лучше ли через гномов? — Да что ты о гномах знаешь, пуффендуйка? — встрял Нотт. — Я знаю их язык. И еще много чего. — Девица надулась — при свете догоравшего дня шрамы у нее на лице выглядели еще страшней. — Профессор Харт вел у нас Историю мировых культур и волшебных существ. Все на Пуффендуе должны знать хотя бы один магический народ. — … и ты выбрала гномов. — Уиллан хотел было откусить солонины, но она не полезла в рот. — Как мерзко. — О, напротив: Руг-Даладан самые искусные из… Нотт устало закатил глаза: — Ох, Мерлин, дай мне сил! Руг-чего? — Руг-Даладан — так они себя называют. Альпийские гномы, самые искусные из кузнецов. Правит ими пентархия, пять наследных королей… — Неправда. — сквозь зев поспорил Нотт. — Один король у них: Оррин. Мой отец копал рудник здесь — это имя было на всех бумагах. — Твоему отцу лгали. “Оррин” — дух камня. Его именем обычно скрепляют все клятвы с наземниками, дабы потом легко их отозвать. “Не верь словам, рисованным на древе” — так гласит гномская мудрость. — Велика мудрость. — мрачно съязвил Том. — Чему же они верят? Фоули как-то странно улыбнулась. — Железу. Камню. И золоту, конечно. В Алмазных чертогах под Кузнечным городом стоит Сад Тверди — поле, усеянное литыми таблицами из ценных пород металла: на них выбиты договоры, почитаемые непреложными. Пентархи обращаются к ним всякий раз, как приходит черед платить. — И они не могут нарушить такую клятву? — Им проще было бы перестать дышать. Каменные договоры святы. — И как заключить такой договор? — Мой Лорд, вы все еще думаете о… — Тебе давно пора спать, Уиллан. — Рукою, Том коснулся его лба и Нотт тут же рухнул в груду плащей. — Спи. — Вернув взгляд к Фоули, он продолжил. — Так как? Девица опустила глаза. — Скажу, но и ты ответь. — На что я должен ответить? — Я заметила: ты никогда не спишь. И не ешь — ни разу за весь поход. Даже воды не пригубил. — Она взглянула исподлобья. — А потом еще тот труп: тебе удалось поднять мертвого, чтоб он выдал нам место, где держат Дамблдора… Ты — темный волшебник, Том? — А по нему-то не видно! — буркнул Хагрид, зажевывая кусок сыра. — Или, думаешь, вон эти от усталости полегли? — Он кивнул через плечо, в сторону колодца. — О, — Фоули окинула скучающим взглядом трупы. — Я помню: они так противно кричали, эти магглы. Но это же магглы, Хагрид. Что здесь такого? Великан глянул на пуффендуйку с изумлением, словно увидел ее первый раз в жизни. — Ты… ты такая же как они… — Я — это я, как и ты. Мы волшебники. Что нам за дело до магглов? Режут их, жгут, убивают — разве это не их война? Разве не их лидеры ее начали? Мой отец хотел, чтоб маги отстранились от этой бойни, да все тщетно. Теперь льется кровь и все расплачиваются за свою глухоту. — И магглы — тоже? Что сделали нам эти крестьяне? — Они могли сбежать, позвать помощь. Выдать наше присутствие, наконец. Здесь в горах все друг другу родня — нетрудно представить, кого бы они накликали, да и потом… Кровь волшебников бесценна, а их кровь что водица. — Она посмотрела на Тома. — Так ведь говорил Салазар Слизерин? Ты его наследник. Скажи же: я хочу знать. Там, в Париже, с рыцарями Круа ты назвался Волан-де-Мортом. Это правда? — Да. — Значит, ты убьешь меня… теперь, когда я знаю правду? “Стоило бы”. — Есть и другой способ. — Поднявшись, Том посмотрел на нее сверху вниз. — Преклони колено — тогда станешь одной из нас. — Темным магом? — Выбора у тебя немного… с такой-то фамилией. Фоули ведут свой род от самой Пенелопы Пуффендуй — глупо было бы пресекать его. — Служить тебе еще глупее, Реддл! — Хагрид сплюнул, глядя на Ярвию. — Хочешь правды, девочка? Глянь на меня: я тоже с ним связался однажды — и вот что вышло. Я… — продолжил было он, но Фоули уже бухнулась на колени. — Да простит тебя Мерлин, несчастная… Пуффендуйка подняла вопросительный взор на Тома. — Я должна произнести какие-то слова? В чем-то поклясться? — Клянись, что навеки и по собственной воле связываешь судьбу со мной. — Навеки и по собственной воле я связываю судьбу с тобой. — Лорд. — напомнил ей Том. — Ах да, верно. Я связываю судьбу с тобой, мой Лорд. — Протяни руку. Когда она это сделала, Том рассек ее предплечье волшебной палочкой. Рубаха до локтя вспыхнула бледно-синим пламенем и обнажила кожу, на которой проступили змей и череп. — Он даст знать, когда я тебя призову. Отныне и до конца дней своих помни — и не забывай. Метка прожигала плоть, впитываясь черными разводами в руку, но Фоули не выдала во взгляде боль. — Буду помнить, мой Лорд. — Славно. — Он огляделся по сторонам. Геллертовцы похоже далеко, раз не почувствовали такой магии, но рисковать все же не стоит. — Встань! Нечего попусту в земле стоять. Собери лагерь… Тотчас потемневшее небо огласил металлический рокот. Звук был слабый и далекий, но ошибки быть не могло: это трубил рог. — Ловчие! — оповестила Кетти, поднявшись на крышу сарая. — С юга летят. Четыре метлы! “Теперь путь в обход закрыт. — подумал Том. — Южная дорога под контролем Нурменгарда. Они загоняют нас на Дрюненгальм, прямо в лапы Геллерта“. — Всем на землю! — скомандовал он, направив палочку себе под ноги. — Delluminazio! В мгновение ока земля и все вокруг слилось в бесконечном потоке цвета. Руки его стали прозрачны, словно хрусталь, напоминая то свежевыпавший снег с вершин, то угольную тень деревьев. С каждым движением новый узор пробегал по телу, пока он не замер, невидимый для посторонних глаз, как и все остальные. С визгом, отозвавшимся над долиной, Ловчие спикировали вниз, к колодцу. Один из них, тощий, весь в прыщах, сошел с метлы и заглянул внутрь. — Чего там, Гед? — поинтересовался другой, не потрудившийся даже cпуститься. — Магглы. — И всего-то. — Дальний Ловчий зевнул. — Ты теряешь хватку. Стоило тратить наше время… — Помолчи. Видишь — эти свежие. И без пулевых ран: их зарезали. Новость, похоже, не произвела на его спутника ни малейшего впечатления. — Что с того? — Немцы так не делают, вот что! Думаешь, было у них время всем шеи протыкать? Маггл, если у него есть ружье, предпочтет куда более быстрый способ… И громкий. А недостатка в ружьях у них как будто нет. — Может и так, а может, у них патроны кончились. — хохотнул третий Ловчий, рябой мальчишка лет десяти. — Это могли быть просто мародеры. Мало ли здесь их бродит — что, за каждым будем гоняться? — Если он лезет в Нурменгард, то да. Кто-то хочет скрыть от нас свое присутствие здесь — иначе зачем столько возни? Говорю вам, я чуял магию. Темную магию… — А я чую, что от тебя несет, как от козла. — Четвертый Ловчий сплюнул, оскалившись на горы. — Дозор кончается. Нам пора возвращаться. Не знаю как вы, а мне неохота получать нагоняй за опоздание. Даллен с нас шкуру спустит — и в этот раз я не шучу. Он нынче был чернее тучи. — Станет еще чернее, если мы упустим лазутчиков. — Прыщавый вгляделся во тьму, как бы подыскивая доказательства. — Мерлином клянусь, тут что-то нечисто, и если так… Тут дальний ловчий вновь нарочито громко зевнул, перебивая его: — Ну и что, Гед, если так? Где они, эти твои лазутчики? Под землей? На десять миль вокруг ни одного костра — думаешь, они снегом тут греются? На это у прыщавого не нашлось ответа. — Залезай на метлу уже, Гед. Сегодня у Даллена потеха: будет слушать, как ты что-то там учуял! — И нас заодно побьет. — добавил мальчишка. — Это само собой. — Ловчий вздернул метлу и растворился в черном небе — за ним последовали остальные. Лишь после того, как свист четырех метел затих вдали, Том позволил себе снять деиллюминирующие чары. Хагрид, упревший под грудой плащей, выдавил из себя вздох облегчения. — Рано радуешься: они вернутся. Идти по южной дороге теперь небезопасно, а Север закрыт… — Он глянул на Фоули: девица так и припала к земле на одно колено, боясь пошевелиться. — Мы, кажется, говорили про гномов. Знаешь, где их найти? — Да, То… мой Лорд. Кузнечные врата стоят здесь еще со времен Витрада Златобородого. Я покажу. Тотчас собрав лагерь, они поспешили из деревни и двинулись к западному склону напрямик через луга. К полуночи ветер окреп настолько, что начал срывать с них плащи, но снега по крайней мере не было. Вскоре трава уступила камню, и идти стало легче. Луна, сверкнувшая из-за туч, показалась Тому какой-то странной, отливая в небе льдисто-голубым огнем. Вдруг он резко надвинул капюшон на глаза. — Скройте лицо! Это Вящее око. — Серьезно? Я слыхал, его можно наложить разве что на волшебный шар. Неужто ты думаешь, что Грин-де-Вальд… — Да, Уиллан. Он мог бы такое сделать. — “Тем более здесь, в сердце своих владений, откуда до Нурменгарда рукой подать”. Том перевел взгляд на Фоули. — Скоро мы увидим врата? — Уже. Вон они. Девица указала куда-то вдаль, заставив Тома приглядеться. Сначала перед его глазами проплывали лишь камни да скалы — причудливые кручи горы, прячущейся в черных, как уголь, тенях. А потом он заметил огонь — железные чаши, выраставшие из крутого склона; свет от них покрывал оранжевым заревом гномьи истуканы, утопленные в скале. Грубые лики хмурились, наполовину сокрытые за золотыми бородами, а ручища их сжимали в тронутых инеем пальцах молоты из целикового гранита. — Эдд Моратин, Кузнечный город. Здесь начинаются земли гномов. — Тут Ярвия помолчала, будто задумавшись. — Гномы — очень мнительные существа. Каменный закон, конечно, предписывает им гостеприимство, но лишь в тех случаях, когда почтителен гость. За малейшее неуважение — лава, дыба, или пропасть с кольями. Мой Лорд должен делать все, как я скажу. И вы — тоже. — С какой это ста… погоди, кого это ты назвала своим Лордом? — Тут Кетти покосилась на ее руку. — Дементор же ссаный… — Дело сделано. — отрезал Том. — Она выбрала свою судьбу. — Да уж, вижу. Бяшка будет выть с волками — что за прелесть. Этим-то мой Лорд занимался, пока я на крыше задницу морозила? Том не удостоил ее ответом. — Наш Лорд в своем праве. — кисло проговорил Нотт. — Вспомни только: он и нас не слушал, когда тебя захотел принять. — И верно, что не слушал, ведь я — просто чудо, но эта… — Она послала девице взгляд, полный горечи и обиды. — Несправедливо! Ярвия застыла в искреннем недоумении. — О, прости меня, Кетти. Тебя это очень задело? Могу я что-то сделать, чтобы загладить вину? — Знаешь, Фоули… еще поганей от того, что ты спрашиваешь. Наверху их ждали каменные врата и часовые — два рослых гнома верхом на загадочных тварях, чем-то напоминающих козлов, в тяжелых шлемах с рогами из молочной стали. На одном красовались толстые чугунные браслеты, покрытые рунами, широкую грудь обтягивала кольчуга, поблескивавшая при луне — не иначе волшебная. Он-то и выехал вперед. — Двэлл тан Друмд!* — нараспев произнесла Фоули, скрестив руки в сжатых кулаках. — Каран тан Двэлл!* — Гном нахмурился. — Ты знаешь слова священного приветствия, человек… Говори, зачем пришел, и я не убью тебя. Из глотки Кетти чуть не вырвался смешок. — Ох, какое гостеприимство. — шепнула она Ярвии на ухо. — Воображаю, чтоб он ответил, не знай ты этих слов. — Кто человек этот, что стоит за тобой? Чую, больно он дерзок. — А я чую, что от тебя несет как от ко… — Схватившись за горло, Кетти скрючилась пополам. — Человек, который не умеет держать язык за зубами — Том чинно поклонился, сгребя девицу за плечо, и заставив ту согнуть спину. — Прошу прощения. — Так не пойдет! — Уперся гном. — Оскорбление было нанесено и я требую извинений лично — пусть человек сам скажет. Кетти мучительно закатила глаза. — Сучий ж ты Мерлин… Начинаю понимать, почему о гномах ходит так мало шуток. — Это была еще одна дерзость? — Нет. — Она припала на оба колена, склонив голову. — Я прошу прощения… — Венгест, сын Хрольфа. — Венгест, сын Хрольфа. Я поступила бесчестно, покрыв тебя позором. Прошу, прости меня. — Назови свое имя и имя своего отца. — шепнула Ярвия. — Он не сможет отпустить обиду, пока не узнает их. — Ох ты ж п-п… прости меня, Кетти, дочь Генри. Гном медленно кивнул. — Итак, зачем вы здесь, люди? — О, Венгест, сын Хрольфа, — начала Фоули. — Идем мы с благими намерениями, и в подтверждение сего открываем тебе имена. Я — Ярвия, дочь Гектора, со мной Кетти, дочь Генри, Уиллан, сын Гиллена, Рубеус… — Девица обернулась к великану. — Сын Барла. — … сын Барла, и Том. У него нет семьи. Он безродный. На этих словах Венгест, сын Хрольфа сдвинул брови. — Сочувствую, Том Безродный. У нас в Подгорье те, чей род угас, селятся у Зольного чертога подле кузниц и могут рассчитывать лишь на милость Камня — жизнь их проходит в изнурительных трудах и вечной скорби, а смерть не милует прощением. Надеюсь, твоя участь будет иной. — Я уж постараюсь. — Том обратил глаза к Фоули. — Скажи, зачем мы здесь. — О Венгест, сын Хрольфа, мы хотим пересечь Кузнечные врата. — Откровенное признание, человек. Всем известно: Руг-Даладан не участвуют в войне магов. Врата закрыты до тех пор, пока на поверхности, не уймется кровопролитие. Вы ведь, люди, глупые существа: сколько уж веков бьетесь друг с другом, да все без толку — не можете взять в бошки свои, что кровь не водица. — Ты прав. Мы тоже так думаем — и потому не держим ничью сторону. — Человек-миролюбец… Хо! Все люди держат чью-то сторону. Все. Даже те из них, кто считает о себе иное — это ваша природа. Рассказывай другому свои сказки, Ярвия, дочь Гектора! Том не хотел вмешиваться, но судя по оскалу, с которым гном сопровождал теперь каждое свое слово, видно было, что разговор начал ему докучать. Еще чуть-чуть, и мгновение будет утеряно. Надо решиться — сейчас или никогда. — Мы заплатим. — Золотом? — глаза Венгеста, сына Хрольфа, жадно заблестели. — У человека есть золото, чтоб оплатить переход? — У человека есть золото. Нотт! Скривив рот, Уиллан только осведомился. — Сколько? — Десять галлеонов. С каждого. Великан пусть вдвойне платит — больно уж он толстый. — А этот — больно жадный, — шепнул ему Нотт. — У нас от силы сорок. Взять с собой еще я не смог: боялся отец прознает. — Половину здесь, а другую — как приведешь нас к королям. — Не в твоем праве диктовать условия, Том Безродный! — Но может быть в моем, — Нотт насупился. — Я — Уиллан, сын Гиллена. Вы знаете моего отца — он владел здешним прииском, а ваш король заточил его слуг в золотых копях. — Гиллен… и почему это имя мне знакомо? Второй гном-всадник, прежде молчавший у ворот, пробасил: — Дум Давад-динн! Уруг дан Кромм-ван Нотт — уруг Эдд Гиллен.** — В самом деле? — Венгест, сын Хрольфа казалось, был искренне удивлен. — Дурмонд, сын Дарина говорит, что знает твоего отца, а он тут дольше меня — полвека в карауле отстоял… — Он скривил рот. — Дурам-венн!*** Стало быть, только пентархи могут разобраться. Ты можешь пройти. Но деньги оставь: все, что есть. Давай сюда! Отняв из рук Нотта кошель, гном прикусил монету. — Доброе золото. — Улыбка его стала шире, когда он взвесил мешочек в ладони. — Идите за мной, люди. И не отставайте — в лаву сброшу. Сказав это, он развернул своего козла и повел их к воротам. Дурмонд, сын Дарина налег на рычаг в скале; петли пронзительно взвизгнули и из-за створок хлынул жар — такой, что даже Том почувствовал. Пепел, сера и горящее золото ждали за тьмой. Венгест, сын Хрольфа шагнул вниз, поманив их боевым молотом. — И помните, люди: вас здесь никогда не было. — Никогда. — согласился Том, переступая порог. Кузнечный город представлял собой настоящий лабиринт из серого камня, но Венгест, сын Хрольфа с легкостью вывел их к передней зале, где тридцатифутовые колонны упирались в выдолбленный скальный свод, а со стен стекали лавовые водопады. Огненная река под ними кипела жаром, колебля воздух, и ступенчатые дворцы на противоположном берегу казались миражом. — Мы в Златном чертоге… — с придыханием обронила Фоули. — О, Мерлин, он даже прекраснее чем в книгах! По легенде Бриндум Отец Тысяч сложил его из магмового камня и янтаря Глубин. Четыре поколения гномов строили эту обитель. — Но главное тут тепло! — Кетти блаженно улыбнулась, глядя на запекшиеся бронзовые руны. — Люблю тепло. Если конечно, тебя не варят здесь, словно утку. — Растерев над паром руки, она присвистнула. — Это не гномское письмо. Человечье. — Не может быть… и в самом деле. Эти колонны не здешние. Надписи сделаны мистдейлльскими магами. Венгест, сын Хрольфа выпятил грудь. — Подарок от наземников, да! В знак уплаты долга. Хороший металл, славный камень. “Не может быть!” Мистдейлл, если Том помнил верно, град магов на острове Авалон, последнее пристанище короля Артура: его отвезли туда после битвы с Мордредом на исцеление, и там же он заснул вечным сном. — Им должно быть тысяча лет, не меньше. Драконы испепелили Авалон еще во времена Мерлина — Пока там, наверху, вы, люди, все разрушаете — здесь, под горой, берегут. Перейдя по мосту над реками кипящей лавы, они двинулись мимо торговых гильдий, рынков и бань. На площадях, где текли магмовые фонтаны, гномы за каменными столами предавались азартным играм и пили пиво из широких оловянных кружек. Некоторые поглядывали на них, но если кто и задерживал взор, то совсем ненадолго. Людям тут видно не рады — как и великанам, впрочем. Скоро пузатые дома из красного камня остались позади. Их путь лежал на юг, вдоль разлома, за которым начиналась мощеная дорога, усеянная статуями — многим из них недоставало голов, другим — рук и ног, но они все равно казались внушительными в пурпурных сумерках. — Наземничьи дары. Все это мы взяли в уплату долга. — Много же вам задолжали. — Это так, Том Безродный. Каждый раз, когда какой-нибудь человечишка не исполняет договор, Дорога Обид прибавляется новым сокровищем, отнятым у него. Так и с вами будет, если обманете наших пентархов. Том вгляделся в красный полумрак: подле изваяний, разбитых молотами, лежали сундуки, горы яшмовых пуговиц и драгоценные камни, выковыренные из людских украшений. — Темно тут. — заметила Тому Кетти. — Если бы я хотела покрасоваться своими трофеями нашла б и посветлее палаты. — Хо! Значит, ты усомнилась в нашем могуществе, Кетти, дочь Генри? Какая дерзость! Но я не истребую с тебя прощений, глупый человек — ты и сама вскоре увидишь, как ошибалась. Когда Венгест, сын Хрольфа сошел со своего козла и повел их через второй мост над разломом, Том понял, что статуи были лишь началом. Взойдя под арку, втрое выше той, что стояла у входа, они очутились в зале, полном диковинных монет всех волшебных народов — их было так много, что с двух сторон от тропы располагался скат, пенящийся от бесконечных галлеонов, причудливых дракотов из Америки и немецких айнцаутов. Сверкающие горы сходились и расходились, подобно волнам в буйном море, а над всем этим висел свод, сколоченный из чистого лазурита. — Да здесь золота больше, чем в Гринготтсе! — воскликнул Нотт. — Намного больше. Откуда вы, люди, думаете, Гринготтс его добывает — из своей задницы? За полузатопленными в златных песках колоннами искрилось живое серебро. Еще один зал — и этот, как видно, самый красивый из всех. Здесь, наконец, показалась гномская стража и теперь на каждом новом переходе ее становилось все больше. Каменные стены росли ввысь, улицы спрямлялись, а дома разили неприкрытым богатством. Кристальные купола, венчавшие кое-где жилища знати, светились магией, проливая белоснежный огонь на мощеные дороги и площади. С непривычки у Тома начали слезиться глаза. — Ну что, дочь Гектора! — пробасил гном. — Ты, кажется, говорила, что в наших чертогах темно? — Я ошиблась. — признала она. — Даже солнце здесь покажется тусклым. Вскоре дорога под ними влилась в огромную дворцовую площадь, и света стало еще больше. Великий Мерлин… Башни с самоцветами, колонны, ступени, стены точно вытесаны из одного драгоценного камня, не меньше чем хогвартсткий холм! Видно, тут и живут их короли. Потрясая молотом, Венгест, сын Хрольфа заставлял других расступиться. Замковые пределы полнились народом — дородными гномами в меху и шелках, каждого из которых сопровождало по дюжине слуг. Одетые не в пример скромнее, они согбенно стояли в тени, татуированные ярко-желтыми клеймами. — Но так метят рабов. — удивилась Фоули. — Гедвинд Подземный в “Истории гномов” не пишет о… — Ишь какая! Волнует кого, что пишет этот ваш человек! — Венгест, сын Хрольфа с силой толкнул одного наземь. — С дороги, чернь! Разойдись! — ревел он, но все равно еле плелся, болтаемый толпою, словно бревно. — Дорогу стражу Врат! Я с человечьим отродьем. Внушение это как будто подействовало на них, но знатных господ, желающих получить аудиенцию во дворце обойти было не так просто — по подсчетам Тома еще с четверть часа они поднимались к замку, прежде чем достигнуть врат. — Ничего не понимаю… — бубнила себе под нос Фоули. — С самого основания гномских королевств невольники были у них вне закона. Четыреста лет назад Блистающая Сигге и Тролльм Огнебородый провозгласили… — Избавь меня от истории... Скажи лучше, кто ими сейчас правит. Какие у них слабости? Что их влечет? — А? — Девица, казалось, не сразу вынырнула из своих мыслей. — Пентархов меняют по одному каждые пять лет, мой Лорд. Очень трудно уследить за их сменой, учитывая еще и то, как мало магов сюда добирается. Профессор Харт ходил в экспедицию к Эдд Моратину еще до войны, и тогда королями Камня признавались Крайн, Неввин, Рогг, Кинвульф и Горм — последний самый гадкий. Будем надеяться его и сменили за это время. — Почему? — Горм Алчный — вот его имя. Профессор говорит, он жаден как нюхлер — и до почестей не меньше, чем до золота. Посмотришь косо, сразу в лаве окажешься. Одного такого просителя, который посмел дерзить, даже в янтаре утопили, и он затвердел там заживо. Безумный король потом слепил из него статую... Жадный безумец. Алчного все ненавидят, даже гномы. Даже его собственная семья. Нотт меланхолично улыбнулся: — Теперь я знаю, кто бросил в шахты отцовских работяг. — Худо так отзываться о нашем короле, человек, — заметил Венгест, сын Хрольфа. Подав страже знак, он мрачно вгляделся в алмазные двери, медленно отворяющиеся во тьму. — Но ты права… Молись Богам — всем, какие у тебя есть — чтобы не встретиться с этой тварью. Не оглядываясь, гном ступил вперед. Том и остальные последовали за ним. Пятеро королей расположились в огромном зале с колоннами, сработанными из голубых сапфиров и чистого лазурита. Купол усеянный бриллиантами падал на них, и, как видно, должен был изображать небесный свод, звезды и Подгорье — ближе к земле камни розовели, перетекая в разные оттенки красного, оранжевого, золотого, точно облака на закате, а самый пол был выложен мрамором, белым как горный снег. — Наземники. — Склонившись, объявил Венгест, сын Хрольфа. — Идут до вашей милости. Свершите суд, и пусть будет сказано Слово. Стоявший у входа герольд громко возгласил: — Пусть будет сказано Слово! Кто из святой пентархии желает их судить? — Я! Взгляд Тома обратился к одному из пяти престолов; спинка его была так высока, что тень, падающая на сидение не давала разглядеть говорившего. Вскоре однако, он сам соскочил с трона и вышел под свет, опираясь на каменный молот. — Поклонитесь, — шепнула Фоули. — Сжатую ладонь к сердцу, спину прямо — вот так. — И девица показала жест. Как только все повторили, она принялась декламировать: — Дрэммунд ард Кай, Танн Двэлл Ремн!**** — Что это я слышу? — гном с длиннющей бородой, доходившей ему до пят, сощурился. — Человечишко чешет на нашем. Это что за шутка такая? На подземном наречии говорят только гномы! — Горм, — сказал один из владык, сидящий с краю. — Ты забываешься: наземники учат наш язык еще со времен Витреда Златобородого. И, хоть мы это не приветствуем, они имеют право произносить слова благодарения. Фоули, тем не менее, упала на колени: — О, Горм Алчный, сын Таннреда Безродного, великий Блистающий! Я поступила недостойно, покрыв тебя позором. Прошу, прости меня, Фоули, дочь Гек… Каменный молот упал в дюйме от ее головы. — Разве я спрашивал тебя, Оннар!? — Скулы гнома побагровели от ярости. — Ты стал королем всего два года назад — и то благодаря батюшке. Кабы не он, кто б расстегивал мошны золота перед Хранителями? Что? Молчишь? Вот-вот! Не забывай об этом! Твои наставления мне не нужны! — Взгляд Горма наконец вернулся к девице. — Так, я не услышал кто ты, еще раз? — Фоули, дочь Гектора. — Женщина… — Горм скривил рот, как будто в нем змеи зашевелились. — Она еще и женщина! Почуял же неладное — и на тебе! Вы, люди, хоть бороды не брейте а то вас отличить никак. Парень, девица… Нет, так не пойдет! Я отказываюсь с тобой общаться Фоули, дочь Гектора — твое племя нечистое. — О, Горм Алчный, сын Таннреда Безр… — Да-да, прощаю! — отмахнулся Горм. — А толку-то тебе? С тем же успехом я мог простить камни под ногой — и даже те камни были бы ценнее. Здесь, в Подгорье, женщина не имеет прав и не может просить что-либо у мужчины. — Она человек. — заметил один из королей. — Допускаю, наш обычай ей незнаком. — Вступаешься за наземницу, Крайн? Хо! Напомню: я сужу это сборище. Я! И буду говорить так, как хочу, и с тем, с кем хочу, понял?! — Оперевшись на каменный молот, все еще утопленный в полу, он погрозил кулаком. — Так-так, кого же выбрать… вот ты, высокий, с бородой. Как тебя? — Рубеус Хагрид. Сын Барла, с вашего позволения… — Великан? — Горм поморщился. — Железо и камень, да что с вами не так! Женщины, полулюди, белобрысые… — Он указал на Нотта и Кетти. — Ненавижу белобрысых. “Волос в снегу — рыло в пуху” — так мне отец еще сказывал. Не верю я вам, ох не верю… — Тут его взгляд упал на Тома. — Что же, ты один тут нормальный, а? Молви, человек: как твое имя? — Том. Безродный. — Безродный? Ха, вот так диво! Знаешь, мой отец был Безродным. — Горм фыркнул. — Ушлый ублюдок. Но добился всего сам! Не то что эти вон знатные выползни. Рогг! — Толстый как два тюленя гном поерзал на своем троне. — Напомни нам, когда ты в последний раз держал в руках хоть что-нибудь тяжелее подноса с вепрятиной? Что, никогда? — Не забывайся, Горм… — И не подумаю! Мой отец ковал Двуокую башню в Зольном чертоге еще когда ты на золотые пеленки обмарывался. Все, чего он достиг, пришло к нему с потом и кровью — слыхал про такое? Глянь, человек! — Горм обернулся на Тома. — Глянь на них! На них всех. Что ты видишь? — Зависть. — непринужденно солгал он. — Они завидуют тебе, о Горм, сын Таннреда — Именно! Именно, да-да! — Горм судорожно закивал вверх-вниз. — Они только и думают как свергнуть меня. Хо! Кому как не тебе, Безродный, это понимать! Нам, кующим свою судьбу, нигде и никогда не будут рады. Мы ползем вверх, не стоя ни на чьих плечах, вершим историю, не оборачиваясь на предшественников. Мы — избранные, Том. И этого нам никто не простит. — Ты прав, о Горм, сын Таннреда. Никто. Король, как и рассчитывал Том, расфуфырился еще пуще: — Эти ничтожества смеют указывать нам, что делать. Нам! Беленькой рукой, да с розовыми ногтями они отмахиваются от дел, которые безбоязно творят загрубевшие в мозолях пальцы. — Тут он поднял перед собой ладонь, и Том увидел, что кожа на ней вся загрубела и потрескалась. — Меня, в отличие от них не выбирали. Я, сын Безродного, бродяга, возведенный в пентархию из Зольного чертога, поднялся из ничего и стал Блистающим. Знаешь, кто такие Блистающие, человек? Подыскивая ответ, Том обратил взгляд к Фоули. Заметив это, девица тут же пригнулась ближе: — Блистающие — великие мастера гномов, мой Лорд. Нет на свете более искусных умельцев. Тот, кого прозвали Блистающим, коронован самим Камнем, а потому возводится в пентархию и без согласия Хранителей. Правда… их редко переизбирают. — Причина по которой мы его терпим. — отозвался жирный гном. “Рогг” — так, кажется. Корона толстяка сползала на заплывшие жиром глазки. — Кабы не это, сидел бы он под золой, да ковал железо. — О! Уверен, вы так бы и хотели! Да-да! Хо! Козлиное дерь… Не дав ему закончить, Том стал на колени. — Полно! Не слушай их, о Горм, сын Таннреда! Мы пришли быть судимы под твоей рукой и ничьей больше — твое решение мы и примем. — Хо! — протянул Горм. — Мое решение, говоришь? А что, если я сварю вас в лаве? Или лучше — в плавильне! Интересно, как-то людишки вопят, когда их перемалывают вместе с железом... О, я могу закалить в крови дюжину мечей из вас! Да-да! Руки его тряслись, так что он не отнимал их от молота. “Мерлин великий, да он действительно безумен!” — подумал Том, глянув на дергающиеся глазки Горма. Но, может, это и к лучшему… — Твое слово — закон, о Горм, сын Таннреда, — Смиренно проговорил он. — а мудрость твоя неоспорима. Всякий, кто думает иначе глупец. Как можно сомневаться в твоих решениях? Горм блаженно улыбнулся: видно было, слова пришлись ему по душе. — Хо! Лучше и не скажешь, человек! — Огладив бороду, он вдруг резко повеселел. — Да-да! Я, пожалуй, выслушаю тебя… Чего хочешь? — Мы хотим пройти в Нурменгард. — прямо сказал Том. — Какой наглец! — закудахтал один из гномов. — Известно тебе, Безродный, что Эдд Моратин не участвует в войне чародеев? — Со времен Бриндума Осторожного мы храним нейтралитет. — вставил другой. — Распри наземников обходят нас стороной вот уже шесть веков, и, буде на то воля Камня, обойдут еще больше. Не тебе рушить этот порядок, человек. — Открой мы ворота, — проблеял толстяк. — Грин-де-Вальд тут же пошлет сюда войско. На его стороне будут великаны, минотавры, нежить, а еще этот дракон… — Гвиндирр. — самый седой из королей вздохнул. — Отец моего отца сражался с ним у Эдд Даммар. “Пурпурное пламя” — так его зовут, ибо огонь у этой твари что порфир — багряный, весь в лазури. Никак сам царь-дракон! Эдакий змей и сталь способен испарить — помрешь прежде, чем сумеешь меч достать. — Если это будет твой меч, Крайн. — Горм прищурился. — Признай, старик, ты сикаешь под себя со страха. Да что там, вы все! Да-да, все! — Разведя руками, он сплюнул. — Вот она, ваша змеюка! С каких это пор гном сторонится неравного боя?! — Помни, Горм, Бриндум Осторожный… — Был трусом и осторожным. Его семью убили маги, а сам он отправился в изгнание, разделив Корону Глубин между пятью уродами. Славная участь, как ни посмотри: пять голов, пять королей — пять пальцев, что сжимают Кузнечный город! — На том мы и стоим. — весомо заметил старик. — Ты не можешь открыть чужакам путь через Тропы без нашего позволения, а нам незачем война с Нурменгардом. Людям придется уйти. — Гном кивнул герольду. — Зови следующего просителя… Но только раб собрался задуть в рог, как здоровенный молот снес ему голову. Несчастный рухнул, содрогаясь всем телом. — Мы еще не закончили! — рявкнул Горм. Подойдя к покойнику, он вытащил каменное ковало, вымазанное мозгами и осколками кости. — Суд не свершен и Слово не сказано. Или кто-то из вас, сикунов, оспаривает мое право тут говорить? Ну! Кто-нибудь? Зал безмолвствовал. Наконец старший из королей кивнул: — Говори. — Я думаю вы все бараны, вот что. Просрать такой шанс! Геллерт, сучий хвост, дрожит в своей башне, его армии развеяны по миру, отовсюду бегут — что ж это, как не повод всадить нож в спину мерзавца? Мы выскочим, откуда ублюдок не ждет, застанем его врасплох! До Нурменгарда меньше дня перехода, а с такими силами, как у нас, нечего и думать, что кто-нибудь их остановит. Великаны, оборотни… Что они в сравнении с гномскими Козлорогими, одетыми в сталь! И чем не дракон наши машины, изрыгающие ядра из огненных жерл? Хо! Орочьи дубины да когти — вот их оружие. А те мечи, что мы им шлем — в чьи руки, думаете, их вложат? Живые покойцы обнимут их разложенной плотью, скелеты едва удержат в неверных костях. Представьте-ка, каково им будет биться с настоящими мастерами, закаливавшими каждый такой клинок! Вы прозвали меня Алчным, и это так. Я алчен! Алчен, как стоило быть и вам! Сколько Грин-де-Вальд задолжал Кузнечному граду, не считая того, что ты простил еще до войны, Крайн? Вернул ли он хоть сикль из тех, которые были даны ему тобой, Оннар? Известно, этот ублюдок ограбил пол-Европы. С чего же оказывается у него нет средств? А я вам скажу: сучий маг дурит нас, да прячет все в башне! Что мы, не потребуем своего назад? Как-то подумают о гномах, если мы хоть раз не вернем одолженное? Что сделают люди, когда увидят, что золотом Эдд Моратина можно сыпать, точно песком? Хо! Да всякий плюнет вам в рожу, и первый из них я! — Остановись, Горм, сын Таннреда, ты зарвался. — заметил ему толстяк. — Эдд Моратин не выступит на войну, а Тропы останутся закрыты — вот тебе Слово. Да будет оно и последним, коли заупрямишься. — Хо! Четыре Слова, значит? И все против одного. Никак гордишься собой, а Рогг? Коровина ты жирная. У моей жены титьки и то меньше, чем у тебя, а ума поболе будет. Тяжко, наверное, с куричьими мозгами корону носить? — Довольно! — Король Крайн поднялся с трона. — Суд свершен и Слово сказано. Ты подчинишься нашему решению. Лицо Горма побагровело. — Бараньи ж вы головы… Упрямые суки в коронах из камней! — Он изо всех сил сжал рукоять молота. — Да что ж мне с вами делать!? Почувствовав, что пора вмешаться, Том шагнул к гному за спину. — Убей их. Горм так и уставился на него во все глаза: — Что? Что ты сказал, человек?! — Убей их. Прямо сейчас. Не видишь что ли, как они глядят на тебя, о Горм, сын Таннреда? Клянусь, едва нас выведут из залы, эти мерзавцы воспользуются моментом и заберут твою корону. Слышал ведь, как тот жирный сказал — “Да будет оно и последним, коли заупрямишься”. А Крайн? Седой глупец посмел заявить, что ты ему подчинишься! — Да-да! Все так! — Согнешь перед ними колено — и ты мертвец. Единожды подчинившийся всегда подчиняется. Не дай себя одурачить! — Тебе, человек, слова не давали! — рявкнул один из королей. — Дурачишь нам головы здесь только т… Но он не успел закончить, как камень раскроил его собственную. То же последовало и с Оннаром, Крайном и Роггом. Старик умер прямо на троне, поливая престол кровью; толстяк, уворачиваясь от молота, завизжал, споткнувшись о подол мехового халата — но вот молот взмахнул еще раз, и тот смолк, обмякнув в каше собственных мозгов. Оннару, успевшему схватить меч, повезло больше — он даже собрался кликнуть стражу, но рухнул у выхода с раздробленными ногами. Горм стащил его со ступеней и прикончил одним ударом. — Хо! А знаешь, без головы ты даже лучше! — сказал он, отделяя череп от тела. — Красота-то какая! — Подойдя к трону, Горм вытолкнул умостившийся на нем труп и сел сам. — Чего молчишь, не нравится?! — Руки его задрожали, на шее забилась толстая синяя жила. — Баранья башка, Оннар… Да-да! Ты — баранья башка! С противным чавканьем он выдавил оторванной голове глаз, а потом другой, и лишь затем, точно нехотя, обратил взор на Тома. Темные от крови губы искривились в улыбке. Он сразу понял, что надо делать. — Да здравствует король Горм! — Том раскланялся, припадая к земле. — Горм Великий! Единственный король, владыка Эдд Моратина! — Глянув на остальных, он сделал знак и те поклонились тоже. Голова Горма довольно закивала вверх-вниз. — Так и быть, Безродный… Я пропущу вас, вот тебе мое Слово. В знак нашего союза вы оставите здесь заложника. Великана или белобрысого — мне дела нет. Хо! Только не ту девку, что мне перечила. Ее не возьму. — Я дам Уиллана, сына Гиллена. — Гиллена? Ах да, помню что-то… Гоблинские рудники. Батюшка ваш невежа был, ох невежа! Но платил хорошо. — И заплатит еще больше, — уверил Том. — За него и за наш договор: мы требуем, чтобы слова эти были высечены в Саду Тверди железом и камнем. — Ох и хитер ты, Безродный… Хорошо! Я скрепляю сие в железе и камне — вот тебе мой Суд. Врата Подгорья будут открыты, а Эдд Моратин выступит на войну. Но нельзя мешкать: Грин-де-Вальд вскоре обо всем прознает. Вы отбудете в Нурменгард немедля же, и самым коротким путем — по Тропе Тэрина. — Но ведь… она заброшена, — удивилась Фоули. — Тысячи лет назад, когда ее копали гиганты Эдд Да-Руун в поисках Колодца Ночи? Им удалось найти самую земную твердь — так глубоко, что и свет не мог туда пробиться. Никакой магией или огнем не дано разжечь этот сумрак. Кристаллы там меркнут, магма стынет в гранит. Будь у нас хоть тысяча свечей, вместе или порознь, ни одна не одолеет и начала пути. Мы просто потеряемся. — Хо! Вы не потеряетесь, женщина! Или забылось тебе, дочь Гектора, за что меня сделали Блистающим? Кто надел на меня эту корону, а? — Король гномов откинулся на каменном сидении. В водянистых серых глазах заплясал огонь. — Големы. Мои големы — они поведут вас сквозь тьму!