God Hates Us All

Под ногами скрипел песок, припорошенный первым ноябрьским снегом. Два бойца, нацелив лезвия друг на друга, кружили по арене, и каждый ловчился подловить оппонента на неловком шаге, мгновении рассеянности или иной мельчайшей ошибке, способной дать преимущество в схватке. Один, в помпезном синем костюме и отполированной кирасе с гребнистой драгунской каской, поигрывая изящно украшенной французской шпагой, своим лицом выражал глубокое неудовольствие противником. - Несмотря на все мои усилия, ты так и не отказался от своего варварского оружия. - Оно эффективно. Большего от него не требуется. – донеслось из-под глухого черного с золоченой резьбой шлема. - Ты дворянин! – повысил голос первый – Дворянину должно обладать изяществом во всем – за едой, в танце, в разговоре и в бою. Тяжелым мечом, вроде твоего полуторного – дерутся. Много ли утонченного в вульгарной рубке? А шпагой – вальсируют со Смертью! Взгляни хоть на европейских аристократов, хоть на японских самураев – все они сражаются легким и быстрым оружием. Скорость – хозяйка битвы! Порази противника раньше, чем он тебя, и избирай себе следующего партнера на балу Войны! - Шпага слаба против других мечей – ей невозможно парировать что-то кроме вражеской шпаги. Ее можно отбить латной рукавицей, а то и перехватить прочной кожаной, и вместе с тем она неспособна пробивать серьезные доспехи и щиты. В скорости же я не испытываю недостатка. К чему этот разговор? Мы заводили его множество раз, и непременно приходим к единственному результату. - Мой опыт говорит о твоей ошибке! - А мое мастерство доказывает обратное. Боец в синем возвел очи горе, будучи удручен твердолобостью соперника. - Даже если варварство поможет тебе одержать верх в бою, в мире оно непременно тебя погубит. Задумайся хоть на краткий миг, что скажет Свет, если ты предстанешь перед ним в этом ужасающем вороненом доспехе? С этим грубым клинком, которым впору забивать скот, а не побеждать благородных оппонентов? С этой разбойничьей манерой битвы? Самое острое лезвие беспомощно против злых языков, мой друг. Самый проворный фехтовальщик не парирует сплетни, атакующей из кулуаров. И даже самых вольных нравов дама не выразит своей приязни звероподобному злодею! - Учитель, ваши предки случайно не с Островов*? Я не могу поверить, чтобы чистокровный француз сказал такую глупость о женщинах. - Ах ты паршивец! – взвился оскорбленный шпажист, и немедленно бросился в атаку. Его яростный натиск едва не обернулся проигрышем в первые секунды боя – противник, чья тяжелая броня вызывала иллюзию медлительности, нарочито неловко блокировал удар сверху серединой своего меча. Тут же французу пришлось ретироваться – легко отбросив тонкий клинок противника, черный исполнил неожиданный финт, целясь в кисть оголовьем рукояти. Попади он в цель – и тренер лишился бы оружия. На свое счастье, тот успел верно среагировать, и массивное «яблоко» лишь смяло гарду. Франт разорвал дистанцию и перехватил шпагу, теперь примеряясь к схватке куда внимательнее. Да, ученик колоссально вырос. Из мальчишки, в котором было много злобы и упорства, получился воин уникального таланта. Обучить такого – заветная мечта любого мастера; нужно перебрать великое множество «заготовок», но лишь с той, где сойдутся дар, прилежание и характер, появится шанс достигнуть этой высокой цели. Микеланджело некогда говорил, будто шедевры рождает природа, а сам он только отсекает лишнее. Так и тут – учитель должен не дать самородку отклониться от верного пути. Он следовал этой доктрине, как и ранее, когда ему случалось учить действительно талантливых воинов. Но в глубине души ветеран наполеоновской Старой Гвардии, еще в бытность человеком подготовивший изрядное количество бойцов, признавал – и признание это не мог затмить даже знаменитый французский гонор – что ученик вылепил себя скорее вопреки его, учителя, советам. Мальчишка слушал, внимал, но выполнял только то, что считал нужным, и так, как считал нужным. Ему говорили о преимуществе легкой защиты – он обвешивался броней по брови. На лекции по технике и приемам фехтования, когда речь зашла о подлых, бандитских ударах, ученик лишь презрительно улыбался и тщательно зарисовывал каждый из них. Бесчисленное количество раз они спорили о пресловутом мече в сравнении со шпагой. Без толку – своим маниакальным упорством на тренировках и вне их его подопечный снимал с себя все упреки. Он носил тяжелый доспех вместо повседневной одежды, занимался с гирями, чтобы чувствовать полуторник легким, как перо, не менее трех часов в день рубил, колол, исполнял финты и полюбившиеся грязные удары. В схватке велся на уловку лишь в первый раз, во второй – успевал вовремя вычислить обманку, а в третий сам использовал ее против учителя. Не задумываясь, платил малой раной, чтобы нанести в ответ большую, и свою жестокость к противнику превосходил только жестокостью к самому себе. Из таких юношей, знал старый француз, получаются великие – а уж благодетельные государи или безжалостные диктаторы, это как выйдет. Они кружились, звеня клинками и раскидывая свежий снег, и учитель, к огромному собственному огорчению, был принужден отбросить эстетику ради эффективности – иначе ему не удалось бы совладать с учеником. Атака, уход от удара, контратака, переход в наступление, отскок противника в сторону и движение ему вслед – а потом заново, во множестве вариаций, с ложными маневрами и обманными ударами. Карусель схватки набирала обороты. - Да чтоб тебя! – злобно рыкнул бывший драгун, когда оппонент просто отмахнулся от его очень хитрого выпада, почти достигшего цели. Мальчишка грамотно реализовывал свои преимущества – парируя далеко не все удары, он большую часть отбивал свободной рукой, принимал на доспех или красиво уклонялся, разминаясь со шпагой в считанных сантиметрах. Атаковал ураганом, бешеная сила которого вынуждала учителя двигаться на предельной скорости, чтобы не попасть под стальной вихрь. Тот надеялся на ошибку – ибо подопечный, навязав свои условия боя, сделал прочие тактики бесполезными: перефехтовать было невозможно, так как тяжелый меч просто сносил, не останавливаясь, любые шпажные блоки, а разница в быстроте ударов едва уловима, что не позволяет выиграть инициативу проворством. Можно попытаться затянуть бой, рассчитывая на утомление от массивной амуниции, но француз знал – если изрядно выносливого бойца называют двужильным, то у его ученика этих метафорических жил никак не менее четырех. Еще вопрос, кто из них ослабеет раньше. Схватка продолжалась. Отполированную кирасу наискось пересекала глубокая царапина от едва не пробившего сталь рубящего удара по животу, а выше щербилась вмятина от укола в ключицу. В реальном бою с заточенным оружием любое из этих попаданий стало бы фатальным, и учитель ярился, понимая, что сам не нанес ни одного столь же существенного «ранения» противнику. Формально – это проигрыш, и лишь азарт борьбы заставлял бойцов продолжать драку дальше, до тех пор, пока один из них будет не в состоянии сражаться. Старый солдат пустил в ход всю свою ловкость, и, перебрасывая шпагу то в правую, то в левую руку, начал беспрерывно атаковать с разных сторон. Хоть немного, хоть на малейшую долю, но он быстрее – и обязан использовать скорость, чтобы вынудить оппонента к ошибке. Его клинок серебристой молнией устремлялся вперед, стоило только носителю черного доспеха сделать зазор между ударами. Ученик будто бы даже отступил; учитель перешел в наступление, уцепился за слишком сильно приоткрытую слева голову, атаковал – и упустил из виду тот же финт, что был использован против него в начале боя. Увесистое оголовье обрушилось на локоть, в глазах француза потемнело от острейшей боли. Он не был слабым или хилым, не испытывал недостатка в силе воли – закусывая губу до железного привкуса во рту, сумел собраться и был готов вернуться в бой; но заминка оказалась непозволительно долгой. Противник в своей беспощадной манере выбил шпагу у ошеломленного, с хищным оскалом приставил острие к горлу: - Туше, учитель. *** Без пяти час Мирелия, обретавшаяся в библиотеке в поисках материалов для своей кандидатской работы по педагогике, отложила старинные фолианты на персональную полку и отправилась к своим ученикам. Под ее предмет был выделен один урок ежедневно – последний перед обедом. Сейчас дети, после теории магии и подвижных занятий, были преданы высшему из искусств – музыке. Куишу, как Мира узнала от Эринии, обучал старый профессор, еще в позапрошлом столетии преподававший в Венской императорской консерватории, а Иезекиль после своей бравады занимался самостоятельно. Его комната была ближе, чем фортепианный класс, поэтому за ним гувернантка отправилась в первую очередь. Подходя к обители своего воспитанника, Мирелия поймала себя на мысли, что до сих пор не знает, какую музыку он предпочитает. Кажется, его сестра что-то об этом говорила… Или не говорила? За круговертью дел и остротой первых впечатлений такой, казалось бы, маловажный вопрос попросту забылся. Но пренебрегать им вовсе не стоило – музыкальные пристрастия могут немало помочь в изучении индивида. Достаточно вскользь упомянуть их в разговоре – и собеседник, умиротворенный кажущейся легкостью темы, с радостью, совершенно добровольно приоткроет свою душу. Да и вообще, это просто любопытно… Иезекиль умело дозировал информацию о себе – он говорил много, о нем говорили много, но все больше мелочи – действительно интересного, глубинного, в этой болтовне почти не встречалось. Пусть Йез снял перед ней свой внешний, демонстративно-бунтарский слой и обнажил личину расчетливого и холодного прагматика, у него за душой осталось еще немало недоступного Мирелии. И вот в этом-то глубоком слое, как была убеждена гувернантка, и крылся фундамент личности юного Абаддона. Помня о принципе, что подобное тянется к подобному, и зная любимых композиторов кого-либо, можно провести шутливый анализ характера, результаты которого, несмотря на всю свою несерьезность, зачастую коррелируют с истиной. Так, почитатель Вагнера и Чайковского будет стремиться к подвигам и грандиозным свершениям, обожающий Шуберта скорее всего окажется натурой романтичной; тот же диагноз можно поставить и Григу с Шуманом. Ценитель Листа – перфекционист и трудоголик с тягой к утонченному эстетизму, а поклонник Верди, Баха и Сальери вдумчив и склонен к философии. Моцарт и Вивальди многого не скажут – не любить этих двоих все равно, что не любить музыку вовсе. Бетховен неоднозначен – многие находят в нем что-то для себя, но более всего он резонирует в душах смятенных, жаждущих и горячих. И Мира была практически уверена, что, заглянув в комнату к наследнику, она обнаружит на пюпитре ноты либо первых, либо последнего. Реальность оказалась интереснее. У самой двери Мирелия услышала неожиданное. Агрессивный гитарный проигрыш – быстрый настолько, что аппаратура перегружалась и искажала звук посторонними шумами. Из-за огромной скорости и «грязи» было трудно разобрать ноты – улавливался только ритм. Когда к гитаре подключились барабаны, звучание стало напоминать скорее пулеметную стрельбу, чем музыкальное произведение. Но грохот ударных быстро стих, и на смену пулемету пришла неизвестная Мире напряженная мелодия. Она вслушалась внимательнее, прильнув, будто проказливая девчонка, ухом к замочной скважине, и с помощью этого смогла разобрать текст.

Pumped with fluid, inside your brain Pressure in your skull begins pushing through your eyes Burning flesh, drips away Test of heat burns your skin, your mind starts to boil Frigid cold, cracks your limbs How long can you last In this frozen water burial?

Иезекиль пел яростно, грубо, отрывисто, будто забивал слова молотком в бешеный ритм песни. Мира, лишь очень приблизительно разбиравшаяся в музыке за пределами академической, была искренне удивлена – такой кипящей злобы в высоком искусстве она даже не могла представить.

Sewn together, joining heads Just a matter of time 'Til you rip yourselves apart Millions laid out in their Crowded tombs Sickening ways to achieve The Holocaust Seas of blood, bury life Smell your death as it burns Deep inside of you Abacinate, eyes that bleed Praying for the end of Your wide awake nightmare

Девушку передернуло. Либретто опер или легкие строчки романсов, которые она привыкла читать, таили в себе куда более написанного, для постижения их подлинного смысла требовалось знать исторический и культурный контекст произведения, а иногда биографию автора и его мировоззрение. Тут же никаких метафор и иносказаний не водилось – все было куда проще и грубее. Такого концентрированного описания жестокости и зверств ей не доводилось видеть даже в древних летописях, посвященных великим битвам.

Wings of pain, reach out for you His face of death staring down, Your blood running cold Injecting cells, dying eyes Feeding on the screams of The mutants he's creating Pathetic harmless victims Left to die Rancid Angel of Death Flying free

Снова загрохотали барабаны, а Мира задумалась, ожидая окончания песни – а чему она все-таки посвящена? Хотелось бы верить, что это лишь абстрактное описание актов умопомрачительного садизма, никогда не имевших места в реальности. Наверное, подобные вещи пользуются спросом у узких кругов почитателей экстремального творчества, к коим, как теперь ясно, принадлежит и ее подопечный.

Angel of Death Monarch to the kingdom of the dead Infamous butcher, Angel of Death Angel of Death!**

- Мирелия, заходите! – донеслось из-за двери после того, как стихли последние ноты. Эта внезапная прозорливость смутила девушку; выходит, ее присутствие было заметно все время, и, если Иезекиль смог узнать еще и то, в какой позе она пребывала, Мира будет выглядеть глупо. Тем не менее, согнав красноту с щек и сделав вид, будто все в полном порядке, гувернантка вошла. Нот на пюпитре не оказалось – на нем лежал планшет с табулатурами. Несколько вульгарно для академической музыки, но приемлемо для эстрадной, и тем более – для того ужаса, который только что играл ее воспитанник. Он сам же тем временем убирал «эту новомодную гадость», как выразилась Эриния, в чехол. Эбендери взглянула на гитару – и тут же поняла недовольство библиотекарши. Дека инструмента вместо привычных округлых форм была вся в острых вырезах, раскрашена под огонь и декорирована перевернутыми крестами. Над бриджем красовалась надпись Slayer, сделанная гранеными, частью стилизованными под руны красными буквами. А на тумбе у кровати стоял небольшой куб с дисплеем и набором кнопок, на верхней крышке которого были нарисованы барабаны. Мира рассудила, что это, должно быть, электрический заменитель ударных. - Одну минуту – наведу порядок, и отправимся за сестрой. – бросил Йез, опустившийся на одно колено перед каким-то ящиком, несколькими небольшими, похожими на педали, коробочками с тумблерами, и мешаниной кабелей, соединявших все это хозяйство. Несколько раз клацнули металлом извлекаемые из гнезд штекеры, и оборудование, скрученное-сложенное в поддон, отправилось под кровать. Дотошная гувернантка бы сделала замечание за неподобающее хранение вещей, но… Очередное «но». - Знаете, мне никогда не доводилось слышать подобной музыки. – сказала Мирелия, когда они покинули комнату – Что это такое? - Треш-метал, а если точнее, то его экстремальная часть. – усмехнулся наследник – Не уверен, что вам это многое скажет, потому опишу иначе: это такой жанр рок-музыки, который находится на границе между тем, что могут слушать обычные люди, и тем, что могут слушать только фанаты тяжести. - В этом жанре принято писать тексты на… темы насилия? - По большей части – да. - Не уверена, что мне это нравится, – обтекаемо проговорила Мира – но я допускаю, что кого-то может привлекать брутальная энергия такой музыки. - Рад, что вы это понимаете. Большинство моих знакомых слепо превозносит академическое творчество и поносит эстрадное, демонстрируя при том глубину познаний, достойную в лучшем случае трактирного лабуха. - Вам не по душе классика? - Отчего же? Очень даже по душе, но я не делаю из нее культа. Я стремлюсь стать хорошим музыкантом – а для этого нужно постичь музыку вообще, не ограничиваясь каким-то одним жанром или направлением. Тут важны и сольфеджио, и понимание процесса звукообразования, и многое другое. Музыкальная эрудиция – в том числе. Я пренебрегаю только примитивной коммерческой музыкой, среди прочей же у меня, как и у всех, есть фавориты и аутсайдеры; последние были прослушаны лишь однажды, для того, чтобы подкрепить систему моих познаний, тогда как к первым я обращаюсь регулярно, а что-то даже и разучиваю. - У вас очень взвешенная позиция, Иезекиль. Большинство молодых демонов даже не пытается вникнуть в музыкальную науку, ограничиваясь лишь теми азами, которым их сумели обучить под страхом родительской кары. Избранный же вами подход в высшей степени похвален. - Дураки, что с них взять. Впрочем, и сама музыка – искусство, требующее любви и склонности. Учить ей до той глубины, что принято сейчас, всех поголовно – довольно бессмысленное занятие как раз из тех соображений, что вы озвучили. Многим хватило бы минимальных навыков игры на том или ином инструменте да умения читать ноты. Остальное пусть бы добирали сами, если в зрелом возрасте обострится желание. Они ступили на печать лифта, тут же унесшего их вверх. Музыкальный класс, а по сути своей – небольшой концертный зал с подсобкой, наполненной инструментами в таком количестве и разнообразии, что хватило бы оснастить оркестр любого толка, располагался на десятом ярусе. Пейзажи, которые открывались из огромных панорамных окон, по замыслу строителя должны были сподвигать музицирующего на творческие порывы. И действительно, есть изрядная прелесть в том, чтобы наигрывать увертюру, когда рядом стекло штурмует войско снежинок, или когда багровый шар светила Преисподней, выныривая из туч, бросает последние лучи на клавиатуру фортепиано. Мира уже успела опробовать эти ощущения – Иезекиль, заметив в первый визит туда ее молчаливый восторг, усмехнулся и протянул ей дубликат ключа от музыкального класса. Что ни говори, а галантность юноше была не чужда… - А вы играете на чем-то, кроме гитары? – полюбопытствовала Мирелия. - М-м… Наверное, я еще не забыл, как играть на пианино. С несложными партиями на бас-гитаре справлюсь, сумею выжать пару нот из скрипки – и, пожалуй, все. Иного пока не пробовал. А вы? - Я в юности очень хотела, уподобившись героям древности, освоить лиру и арфу. Но увы, со струнными у меня плохо сложилось – сложно на них играть, имея чувствительные пальцы. Поэтому только клавишные – клавесин, фортепиано. - Ой, будет вам стариться, Мирелия. Ваша юность продлится еще изрядно. – хмыкнул парень – А что до клавиш… - Абаддон запрокинул голову, будто погружаясь в воспоминания – Занудная пакость, как по мне. Особенно клавесин. Совершенно бездушный, монотонный инструмент. Я с ним рассорился на вторую неделю занятий. А вот Куиша его любит. - Что значит – бездушный? – удивилась Мира, даже пропустив мимо ушей комплимент. - У него звук ровный и гладкий, как отполированный паркет. Даже громкость практически не меняется. Пусть в нем и заметно больше октав, чем в гитаре, что с них толку? Неизменное «та-та-та, та-та-та-та», только высота меняется. А гитару я могу заставить визжать, или реветь, выть, скрипеть, издавать совершенно потусторонние звуки! Ноты из нее добываются целым арсеналом разнообразных способов, а уж какие безумные штуки можно сделать с электрогитарой, при должном-то оборудовании… Это несравненно более эмоциональный инструмент. После нее из семейства клавишных меня может заинтересовать разве что орган. - Вы говорите об арсенале приемов звукоизвлечения, а я, между тем, даже не представляла себе существование такового до этого разговора. Похоже, многое прошло мимо меня… - печально вздохнула гувернантка. Иезекиль, конечно, понял такой очевидный намек. - Я вам как-нибудь покажу, если захотите. - Буду признательна. Мирелия втайне восхитилась своей удачной попытке напроситься на приватный диалог. Такое следовало делать исключительно осторожно, чтобы юноша не заметил попытку(хотя бы сразу) очутиться с ним в атмосфере его страстного увлечения. Это непременно располагает к откровенности, чего Мира и на самом деле и добивалась. - Иезекиль, а могу я спросить, что вы находите в лирике, состоящей из сплошного описания жестокости? – неожиданно поинтересовалась гувернантка. - Эмоциональный заряд. Смыслу песни должно подобать ее звучанию, а что может подчеркнуть надрывную злобу треш-металла лучше, чем история про безумного ублюдка, уничтожившего четыреста тысяч человек?** Разве только… О, что я слышу! Сестра еще не окончила репетировать. Из-за очередного поворота коридора доносились негромкие звуки музыки. Мирелия и ее подопечный замедлили шаг, чтобы топотом не сбить с ноты Куишу, и, подойдя поближе к приоткрытой двери в музыкальный класс, остановились. - Что-то очень знакомое, но никак не отгадаю, что. – прошептала гувернантка на ухо Иезекилю. - Сейчас Иша начнет петь, и вы непременно поймете. – ухмыльнулся парень.

Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen, Tod und Verzweiflung, Tod und Verzweiflung flammet um mich her! Fühlt nicht durch dich Sarastro Todesschmerzen, Sarastro Todesschmerzen,

В приоткрытую дверь было видно, как Куиша, облачившаяся в темное газовое платье со специфической формы кокошником, напоминающим полумесяц, держа в руках игрушечный кинжал, с излучающим пафос лицом выводила ноты. Мира не удержалась и хихикнула. - Моя сестра тоже склонна к музыкальному бунтарству, но, как видите, в куда более умеренных масштабах, чем я. – едва слышно проговорил Абаддон – Хорошей девочке полагается учить партию прекрасной принцессы Памины, или на худой конец веселой хохотушки Папагены, однако Куиша уперлась: «Хочу петь Царицу Ночи!» И, надо сказать, у нее отлично получается!***

So bist du meine Tochter nimmermehr, So bist du mein', Meine Tochter nimmermehr, Meine Tochter nimmermehr; So bist du meine Tochter nimmermehr!

- Нет, вы только послушайте, как звенят верха! – шепотом восхищался Иезекиль – Точно хрусталь! Вот ля второй октавы, си, соль, ля-диез, опять соль… Прыжок выше – до третьей, снова ля второй, си-бемоль, си. Ре третьей и ре-диез! И вот оно – безумное фа третьей октавы! Эх, а мне ведь ни в жизнь не добраться до фа…

Verstossen sei auf ewig, Verlassen sei auf ewig, Zertrümmert sein auf ewig Alle Bande der Natur, Verstossen, verlassen und zertrümmert Alle Bande der Natur, Alle Bande, Alle Bande der Natur! Wenn nicht durch dich Sarastro wird erblassen! Hört, hört, hört Rachegötter, Hört der Mutter Schwur!

Музыка затихла; Мира и наследник зашли в класс и остановились, не смея отвлекать профессора от наставлений, что он давал своей ученице. - Ах, вы уже тут, мисс Мирелия? Покорнейше прошу, позвольте мне занять еще минуту от времени вашего драгоценного урока! – быстро проговорил преподаватель, отворачиваясь от Куиши к подошедшим. - Никаких проблем, мистер Фауст. – учтиво ответила гувернантка. - Так вот, юная леди, последнее, что я вам на сегодня скажу – не цепляйтесь за маску как за единственную дверь к нужным нотам. Попробуйте абстрагироваться от нее, упражнения для этого я вам показывал в начале занятия. Если вам будет трудно представить себе, каково это, можете посмотреть записи хотя бы Кристины Дойтеком – эта дива стоит на сцене непоколебимой, бесстрастной скалой, но как же виртуозно из ее уст звучит Моцарт! Засим я откланяюсь. До свидания, ваши светлости! – обратился профессор поочередно к Куише и к Иезекилю, потом улыбнулся Мире и принялся собирать партитуры. - Сестрица, ты была сегодня хороша. – ласково потрепав подбежавшую девочку по голове, сказал Абаддон – Пошли же учить кое-что более приземленное. *** - Войдите! Никос, перебиравший бумаги в кабинете, добродушно кивнул появившемуся на пороге Марселю Ивенсоло, тренеру Иезекиля по фехтованию. Тот поклонился в знак приветствия… и неожиданно бухнулся на колени. - Господин, простите меня. Сигара, которую собирался было подкурить Лорд Абаддон, выпала у него изо рта. - Что стряслось, Марсель? - Я подвел вас. - Да что случилось-то, скажи толком? - Я не справился с возложенной на меня миссией. – опустив глаза долу, могильным тоном проговорил Марсель. - Но я ведь не поручал тебе ничего, кроме… Иезекиль! Он опять выкинул фортель?! - Нет, вовсе нет. Все намного хуже… Никос, запаниковав, вскочил из своего кресла и торопливо подошел к стоящему на коленях тренеру. Он обхватил его лицо ладонями и силой обратил к себе, вопрошая в исступлении: - Да говори уже! - Некогда вы приказали мне передать весь мой опыт вашему сыну и выжать из него максимум. Год назад он выигрывал шесть схваток из двенадцати. Полгода назад – восемь. В том месяце – десять. На сегодняшней тренировке Иезекиль выиграл все двенадцать учебных схваток, обозначив тем самым, что получил от меня все, что я мог ему дать. Но это не предел – он может и должен двигаться дальше. Этого я ему обеспечить уже не могу. Необходим новый учитель, который позволит мальчику освоить нечто, со мной недоступное. – совершенно спокойным, будничным тоном проговорил Марсель. - Тьфу ты… - недовольно обронил Никос, выпуская лицо слуги из рук – Сумасбродное галльское племя! Из ничтожного затруднения играют трагедию в двух действиях! Неужели нельзя было просто сказать, мол, я исчерпал себя, Иезекилю нужен новый тренер – и все? - Господин, вы не понимаете. Передача знаний, опыта и навыков от учителя к ученику – процесс возвышенный, сакральный, можно сказать! Его окончание – это все равно что расставание после долгой дружбы. Нет, не так! Это все равно, что утрата связи с прекрасной дамой, с коей вас связывает водоворот бурлящих чувств! Это… - Избавь меня от неуместной патетики, будь добр. – буркнул Абаддон, усаживаясь обратно за стол – Скажи лучше, есть ли у тебя какие мысли о своем возможном преемнике? - Лишь смутные догадки. Позволю себе высказать предположение – Иезекиль, вероятно, понимает ситуацию не хуже меня, и сам уже начал присматривать себе нового тренера. Такое весьма в его характере. - Верно подмечено. – согласился Никос – Так и быть, спрошу сына после обеда. * Тонкая шутка на тему нелюбви французов к англичанам(и наоборот). ** Slayer - Angel of Death. Одна из самых известных песен американских экстрим-трешеров, посвящена экспериментам над людьми циничного ублюдка Йозефа Менгеле. Вопреки распространенному мнению, отнюдь не про-фашистская - просто характерная для тяжелой музыки спекуляция на теме жестокости. *** Имеется в виду вторая ария Царицы Ночи из "Волшебной флейты", знаменитой оперы Моцарта. Это одна из самых известных оперных арий в мире, и, если ваши познания об опере ограничиваются "Ну, я че-то слышал, там еще женщина высоким голосом тянет "А-а, а-а-а-а!"", то, скорее всего, именно она вам и попалась. В исполнении Дианы Дамрау, например: https://www.youtube.com/watch?v=zFqGNI9QqT8