God Hates Us All

- Да уж, Иезекиль тогда заставил меня понервничать… У него кровь на пол-лица, а он спокойно обсуждает с этим Мэнсоном условия найма! – эмоционально рассказывала Мирелия, глядя, как за окном на снегу бьются две проворные тени. - Он всегда наплевательски относился к таким вещам. – пожала плечами Эриния, сидя с чашечкой чая у камина – Не погиб – значит, все в порядке, а дыры в шкуре зарастут, мол. Ох уж эта циничная беспечность молодости… - Надеюсь, мне удастся хоть немного его образумить. Будущему Главе Столпа не пристало вести себя как бретеру и сумасброду. - Сумасброду? Едва ли. Его риски почти всегда выгодны, просто… Он очень легко принимает эти ставки. Не могу не признать зависть к этой легкости. - Например? - О, это вам лучше спросить у него самого. Я знаю лишь то немногое, что Иезекилю не удалось скрыть, а эти истории не особенно впечатляют. - Я непременно поинтересуюсь, когда представится удачный момент. А сейчас, к сожалению, мне придется оставить ваше общество - скоро у нас будет урок. Мирелия допила свой чай и откланялась. Плутая в пока ещё плохо изученных коридорах Инсмазера, Мира вышла в некую залу, где, важно подбоченясь, стоял неизвестный ей господин с рыжими бакенбардами. - Наконец-то! Я уж думал, мне придется отправить за вами слугу. - Простите, мы не представлены… - опустив взгляд, ответила гувернантка, уже не слишком удивляясь чьей-то беспардонности. - Не представлены, но вам категорически следовало бы меня знать! Влиятельных лиц в доме, где предстоит служить, нужно узнавать заранее, чтобы не встревать в вот такие вот конфузы! Запомните, я – Барт Гариенс, заместитель председателя совета старейшин, многоуважаемого Хьюго Абаддиса. Миру пробили мурашки. В игру включились теневые господа любого аристократического дома - старейшины, эдакий кабинет министров при Главе Столпа. Они держали в своих руках большую часть нитей, непосредственно управляющих жизнью рода, и недооценивать этот неприметный узкий круг было смертельно опасно. Если родители искренне были заинтересованы в образовании своих отпрысков, то старейшин привлекала исключительно возможность укрепления собственной власти через влияние на наследников - и сейчас девушку начинали опутывать сетями интриг. Нужно было следить за каждым словом. - Вам вверили, несмотря на вашу молодость, - продолжал Барт - воспитание детей досточтимого Лорда Абаддона. Нельзя не осознавать, сколь значительную роль играют Иезекиль и его сестра в настоящем и будущем нашего Столпа, а потому совет обязан контролировать процесс их обучения. - Полагаю, совету не о чем беспокоиться. При первой встрече с его светлостью мы обсудили нюансы… - осторожно попыталась оборониться от попытки контроля Эбендери. - Однако различные вопросы, тем не менее требующие внимания, могут появиться когда угодно. Его светлость весьма плотно занят, и не стоит отвлекать его от дел незначительными мелочами учебного процесса. - небрежно отбросил возражения Миры Барт - Поэтому будет лучше, если вы станете каждый вечер докладывать мне о том, что произошло за день, а я, в свою очередь, буду давать вам рекомендации, как поступить в той или иной ситуации. - Позвольте, но такие рекомендации вправе давать только родители… Гариенс надулся, как индюк перед дракой, и грозно спросил: - Вы считаете возможным мне противоречить? Прежде чем Мирелия сообразила, как стоит ответить на такую недвусмысленную угрозу, в разговор вмешались. - О, Барт, неужели ты обеспокоен моей учебой? Из коридора за спиной гувернантки вышел Иезекиль. Мира обернулась на голос - ее воспитанник был только с тренировки: волосы слиплись от пота, на лице и шее лиловели синяки, а запястье правой руки было перевязано бинтом. Заместитель председателя резко лишился всей своей спеси - он растерянно уставился на младшего Абаддона, забыв даже поздороваться. - Ваша светлость, я… - Замечательно, что ты так рвешься поучаствовать в учебном процессе. - перебил его Иезекиль - Знаешь, манекен для фехтования поизносился, а отрабатывать удары надо. Кажется, я знаю, кто мне поможет. Верно, Барт? Юноша здоровой рукой выхватил висевший на поясе меч и бросился в атаку. Гариенс неуклюже отскочил в сторону - видно было, что он пренебрегал регулярными физическими нагрузками, и потому едва ли мог тягаться с проворным молодым соперником. Тут же свистнуло в воздухе лезвие - Абаддон едва не рассек Барту руку, и тот с воплем ужаса метнулся к выходу. - Куда?! Мы только начали! - Йез, весело оскалившись, выскочил из портала прямо перед злополучным заместителем. Перепуганный до смерти, Барт рванулся вбок, вновь разминувшись с мечом в считанных сантиметрах(Мире, впрочем, показалось, что Иезекиль скорее пугал, чем на самом деле пытался ранить - она имела возможность наблюдать его схватку с Марселем, и сейчас не видела и десятой доли того бешеного напора). Абаддон огромными прыжками обогнал его и вновь атаковал, оттесняя в угол. Уклоняясь от очередного выпада, Гариенс взвыл: - Да остановите же его! Но Мирелия не шелохнулась. Зачем? Едва ли она сможет осадить вошедшего в раж воспитанника, да и, по правде говоря, желания останавливать грубую шутку над столь неприятным господином Мира совершенно не имела. А Барт тем временем оказался зажат в углу. Он беспомощно смотрел на стальной вихрь, в который от быстрого вращения обратился меч Иезекиля; по его лбу ползли крупные капли пота. - Ты отвратительно знаешь этикет, Барт. - не прерывая движения клинка, проговорил Йез - Очень, очень невежливо вот так ловить дам в коридорах и вести с ними всякие дурацкие разговоры. Лезвие вдруг остановилось, и его кончик легонько ткнулся Гариенсу в подбородок; тот побелел, с видимым усилием удержавшись на ногах. - Туше. - констатировал Абаддон. И вполголоса прошипел, начисто растеряв всю игривость: - А теперь исчезни отсюда, если не хочешь, чтобы оно превратилось в мортале. Барта как ветром сдуло. Иезекиль схватил Мирелию за руку, вспыхнул портальный разрыв - и они очутились в совершенно другом месте замка. Юноша быстро пошел вперёд, и Мира едва поспевала за раздражённо шагающим воспитанником. - Мирелия, пообещайте, что, если у вас возникнут какие-то проблемы, вы пойдете ко мне. Ни к отцу, ни к мачехе, ни тем более к Хьюго или Барту, а ко мне. Девушка подумала, что было бы странно перекладывать свои заботы на плечи мальчика в два с половиной раза младше нее, но Иезекиль простым мальчишкой ни в коем случае не являлся. Он действительно был способен разрешить… конфликтную ситуацию, но с другой стороны это ставило Мирелию в зависимость от него, что недопустимо с точки зрения педагогики. Ученик ни в коем случае не должен иметь возможность помыкать учителем. С третьей стороны, Иезекиль имел эти возможности и раньше, но вел себя весьма благородно; да и Мире было по-женски очень приятно, что кто-то предложил ей защиту - нигде в домах, где Эбендери прежде приходилось служить, такого не случалось. Поскольку опытом политического лавирования она похвастаться не могла, то предложение выглядело привлекательным… Находясь во внутреннем противоборстве, Мирелия неопределенно кивнула головой. - Я хочу услышать ответ. - вторгся в её мысли голос Иезекиля. Слово далось ей неожиданно трудно. - Хор-рошо. - задыхаясь от волнения и быстрого шага, рвано выговорила Мира. - Прекрасно. Скорее всего, я узнаю о ваших проблемах раньше вас, но тем не менее мне важно получить это обещание. Не бойтесь никого, эта шваль не посмеет вас тронуть. Слишком дорого это ей обойдется. Девушка собиралась задать вопрос, когда Йез увлек ее в зев одного из множества боковых коридоров, и воздух, запасенный для слов, стал топливом для быстрого движения. Лишь спустя минуту она выровняла, сколько возможно, дыхание, и сумела спросить: - Мне думалось, что подобные предложения делаются несколько более… изящно. - Так и есть. – ответил Абаддон, которого собственный скоростной темп, казалось, нисколько не стеснял в разговоре – Просто Барт – идиот. Единственное, почему он занимает свое место – слепая преданность председателю. Хьюго, разумеется, не мог обойти вас вниманием, и отправил кого не жалко проверить мою реакцию. - И что же будет дальше? Я признательна вам за избавление от неприятной ситуации, но ваш поступок выходит очень далеко за грань допустимого! - Да плевать на это. - презрительно бросил Иезекиль - Все, что формально может сделать Барт - это пожаловаться отцу. Пусть плачется сколько влезет, никто даже не почешется из-за него. Втихую же - Абаддис под предлогом оскорбления своего заместителя может начать строить козни, но он прекрасно понимает, что схватка со мной ему дорого обойдется. Едва ли эта опасливая крыса полезет на рожон. Мира явственно ощутила, как представляемая ею схема отношений в руководстве Столпа Абаддон начала трескаться. - Схватка? О чем вы? Я не понимаю… Да остановитесь вы наконец, Иезекиль! Абаддон уже укротил вызванную стычкой с Бартом злобу, и осознал, что довольно долго тянул гувернантку за собой, как буксир. Он отпустил ее руку и пошел спокойнее. - Как вы думаете, Мирелия, - спросил Иезекиль свою спутницу - почему мы с сестрой пользуемся свободой, которой нет ни у кого из наших сверстников? Почему наша жизнь не расписана поминутно на всяческие дурацкие мероприятия, мы сами выбираем себе учителей, и отец ещё не заключил помолвки? Мира поняла, что наступает момент откровения. Вольница подшефных ее действительно удивляла; пусть она была искренне рада тому, что им не подбирали политических супругов с ранних лет, но прочие свободы вызывали у нее недоумение и порой даже беспокойство. Сейчас было до крайности важно было правильно подобрать слова - иначе воспитанник мог счесть ее недалёкой или неискренней. Это бы непременно разрушило столь осторожно протоптанную дорожку к душе Иезекиля - а о последствиях Эбендери даже думать не хотела. - Честно говоря, я не определила для себя ответ вполне точно. - она решила не лукавить, тем более, что и в самом деле была лишена уверенности в словах, которым скоро предстоит прозвучать, но и не говорить об этом прямо - Однако мне кажется, что дело отчасти в ваших… переговорщицких способностях, и отчасти в характере вашего отца. Опасных слов, детализирующих личность Никоса, не прозвучало, но Йез все понял правильно. - Это лишь небольшая доля всей правды. - проговорил он, усмехнувшись - Остальная заключается вот в чём. Номинально вторым лицом в иерархии Столпа является наследник - он обладает практически всеми теми же полномочиями, что и его отец-лорд, и может в меру сил их реализовывать. Зачастую его привлекают к управлению чем-либо, чтобы дать тренировку во власти; но стоит лишь немного отойти от позволенного фарватера, потянуть политическое одеяло на себя - и тут же все мнимое могущество растворяется, как дым, а зарвавшемуся указывают его место. До совершеннолетия же он и вовсе существует на птичьих правах. Поэтому в действительности вторым лицом, а порой и подлинным центром политического влияния в Столпе всегда является глава совета старейшин. Своими длинными руками он дотягивается до того, о чем его господин порой даже и не знает; любое значимое дело проходит через него, а порой - и совершается им самостоятельно, в обход лорда. Именно Хьюго подал отцу идею жениться на Крисии - помолвки вообще часто режиссируются старейшинами, хотя окончательное решение и принимает глава Столпа. И все же этот проходимец вместе со своей сворой не отважились решать за нас нашу судьбу. - Неужели вам удалось уговорить и их? - неуверенно спросила Мирелия. - Конечно нет. - отрезал Абаддон - Они меня попросту боятся. *Флешбек. Пять лет тому назад* Иезекиль довольно быстро осознал, что не может более надеяться ни на кого, кроме самого себя. В доме все рушилось; былое благолепие прорвалось, будто гнойный нарыв, междоусобицами между всеми, кто мог претендовать хоть на какой-нибудь кусок власти. С Куишей от нервного потрясения, вызванного гибелью мамы, случилась болезнь - большую часть времени она пребывала в апатии, для стороннего соглядатая схожей с поведением гомункула: девочка ходила, принимала пищу, умывалась и одевалась, но делала это исключительно по слову окружающих. Предоставленная же сама себе, она могла часами бесцельно бродить по комнате, или смотреть в одну точку, или бесконечно повторять что-либо иное монотонное и бессмысленное, помрачившее бы здоровый ум в половину часа. Редкие же проблески самостоятельности не давали облегчения - это были истерические припадки, вызванные чужим прикосновением; только руки брата она воспринимала спокойно. Иезекилю пришлось освоить умение сплетать косы и завивать локоны, соединять пряди в сложную прическу - на протяжении полутора лет он каждое утро становился личным парикмахером сестры и приводил ее волосы в порядок. Иезекиль помогал доктору производить различные манипуляции, следил за исполнением его рекомендаций, режимом, вел дневник болезни; отец же счёл проблему в таком виде малозначимой, и полностью отстранился, погрузившись в политику. Абаддон-младший тоже вынужден был уделить ей внимание. Изо всех, боровшихся за место под солнцем, спустя небольшое время победителем оказался Хьюго Абаддис. Родственник по невесть какому колену - Иезекилю претила сама мысль, что этот мерзавец имеет с ним пару капель общей крови - он еще много лет назад вошел в совет старейшин, и уже на памяти мальчика стал его главой. Высокая должность и ликвидация конкурентов дали его власти простор, который Хьюго немедленно принялся занимать, и вскоре если не сравнялся со своим владыкой Никосом, то во всяком случае приблизился к нему по уровню политического могущества. Случись между ними противостояние, сложно сказать, кто бы тогда вышел из него победителем; однако Абаддис, как всякий порядочный интриган, не стал идти в лоб. Своим лукавым языком он принялся убеждать отца Иезекиля, что является его первейшим союзником, мастером управления, способным разобрать бардак недавней властной борьбы и наладить жизнь Столпа заново. Прицел был выбран верно - и Никос поверил. Спустя полгода после негласной победы Хьюго в подковерной возне Лорд Абаддон, видя успокоение дел, налаженное главой старейшин, поддался слабости - не укротил изрядную власть, врученную своему заместителю на время исполнения работы. Никос понадеялся, что "сподвижник" будет и дальше избавлять его от значительной доли рутины, не становясь при том опасным - не было прежде в истории Абаддонов случая, чтобы старейшины подняли бунт против главы Столпа. Хьюго же и не собирался становиться первым - к чему драться, если достаточно лишь докладывать лорду то, что он желает услышать? В конечном итоге каждый получил что хотел: Никос - возможность сибаритствовать, его новоиспеченный фаворит - власть и попустительство сверху, чтобы реализовать ее сполна. А малолетний наследник, разрываясь между уходом за сестрой, учебой и соглядатайством доступных ему кулуаров политики, по ночам тихо ругался в подушку, последними словами костеря отца, пронырливого старейшину и весь белый свет впридачу. Он не плакал, нет - в слезах толку не взять. Он злился. Злоба будоражила мысль, а мысль точила кинжал мести. Именно тогда Иезекиль стал таким, каков он есть поныне. Невзгоды и ответственность закалили волю, опасность стала привычной и лишилась способности наводить оцепенение; превосходящая сила противников принудила его освоить змеиную манеру борьбы - хитроумную, неожиданную, смертоносную. Нельзя было давать противнику и шанса - мальчишка мог ходить только ва-банк, и второй раз ставить на кон будет просто нечего. Лишь мертвецы не смогут ударить в ответ. Из этой смеси выросла жестокая привычка к беспощадному уничтожению врагов. И наконец, самоконтроль - ярость не должна затенять разум, ибо нет страшнее ловушки, чем собственная эмоциональная глупость. Время шло, и Иезекиль прекрасно понимал, что рано или поздно они с сестрой попадут в зону интересов Хьюго. Его, как наследника, до сих пор обходили вниманием лишь потому, что никто не предполагал в десятилетнем ребенке той силы и того ума, что в нем были на самом деле; Ишу же до определенной степени хранила ее болезнь. Вечно это продолжаться не могло, и маленький Абаддон принялся готовиться к схватке. Слабым местом его противника были подчинённые - глава наполнил совет малоспособными, неумными демонами, обязанными своему новому положению исключительно Абаддису. Он намеренно создавал завязанный на себя аппарат, где основным активом была личная верность председателю; через восемь месяцев из трёх с лишним десятков старейшин только трое были независимы от Хьюго - Херберт Броуди, Сириус Малис и Свен Ариас. Впрочем, эти старые зубры, повидавшие множество смен власти, не могли радикально изменить положение - у них с новым главой совета было молчаливое соглашение не мешать друг другу. Такая система позволяла без труда списать любого подчиненного в расход, если ситуация вдруг того потребует; однако были и вещи, которые Хьюго приходилось решать лично. Случись конфликт, он оказался бы включен в него напрямую, что являло собой опасность: власть Абаддиса держалась на множестве тонких нитей интриг, кулуарных сговоров и взаимовыгодных обязательств. Противостояние с кем-то испугало бы трусливую клиентеллу, и львиная доля этих нитей была бы порвана тотчас. Хьюго нашел выход. Должность своего заместителя он предложил Сиару Лиаросу - безвестному прежде юнцу, младшему сыну захудалой дворянской семьи. Тому не исполнилось и сорока лет, когда все остальные были минимум втрое старше; честолюбие молодости заглушило тихий шепот интуиции, предостерегавшей от неожиданного повышения - и Абаддис заполучил таран, готовый принять на себя всевозможные риски. Теперь у него была возможность атаковать любого, кого потребуется, и при необходимости отыгрывать назад - выступая справедливым властителем, укрощающим порывы чересчур напористого помощника. Казалось, такое дуалистическое управление прочно хранит председателя от всяких рисков, однако именно в нем Иезекиль разглядел уязвимость. Сиар был заносчив и бесцеремонен, как и многие, с кем случился головокружительный взлет карьеры; это спускали из-за маячившей за его спиной тени Хьюго, однако влияние самого Абаддиса тоже имело пределы. Были вещи, которые даже ему не сошли бы с рук. Сам Хьюго прекрасно понимал, где проходят опасные границы, и не приближался к ним - однако его неопытный и дерзкий заместитель мог совершить фатальную ошибку. И тогда сформированная связь превратилась бы в удавку на шее главы старейшин. Юный Абаддон решил использовать свое самое сильное оружие - статус. Покушение на жизнь наследника приведёт в ярость всех, от его отца до последнего слуги. Это игра очень далеко за гранью фола; даже во время древних междоусобных войн детей старались не трогать. Хьюго не помогла бы и вся паутина, сплетенная им за годы - одно подозрение в соучастии сделает его парией, а если оно будет доказано, то с председателя гарантированно снимут голову. Осталось лишь убедительно сыграть. План был прост. Разговор без свидетелей - чтобы никто не смущал Никоса альтернативными версиями. Провокация - разозлить Сиара и сподвигнуть на необдуманные действия. Агрессия - чтобы даже при допросе с ментальным контролем утверждение о нападении не было ложным. Контратака и убийство. Необходимость причинения смерти не беспокоила мальчика - ожесточение в его душе было столь сильным, что пролитая кровь лишь оросила бы алтарь злобы. Методы занимали Иезекиля куда больше. В равном бою у него не было и шанса, потому требовалось изыскать оружие столь могущественное, чтобы поразить противника одним ударом. Юный Абаддон отправился в катакомбы. Древние подземелья хранили в себе множество трофеев тех времен, когда боги гибли, будто простые воины. Обыскав при неверном свете факела множество пещер, в одной из них мальчик обнаружил старинное распятие. Ненавистный демонам символ веры лежал в пыли, весь покрытый патиной, и своим жалким видом будто символизировал триумф нечестивой силы над прежним праведным владельцем. Однако Иезекиль заинтересовался им - распятие было разомкнуто под перекрестьем, там, где длинный луч отходит вниз. Внутри что-то слабо поблескивало. Опасаясь болезненного прикосновения серебра, он перехватил факел и негорящим концом оттянул верхнюю часть на пару дюймов дальше. Оранжевые всполохи отразились на незапятнанных коррозией гранях клинка. Это была “Эпитафия” - оружие последнего шанса. Стилет, замаскированный под массивный наперсный крест, в битвах прошлого погубил немало самонадеянных глупцов, решивших поглумиться над побежденным воином Церкви. Один порез лезвием из освященного серебра валил высшего демона с ног, глубокий укол же практически гарантированно отправлял его в Бездну. То, что надо. Замотанная в толстую мешковину, на обратном пути “Эпитафия” неприятно жгла Иезекилю руку. У себя в комнате он раскидал по столу все бумаги, какие только оказались под рукой - для отвода глаз, и, аккуратно действуя щипцами для углей, извлек находку. Битвы, грязь и время обезобразили Спасителя, изображенного на кресте; чернь съела все глифы и литании, какими было исписано оружие. Только сам клинок блестел, как будто был сегодня откован. Но этого было достаточно - змееныш получил свой ядовитый зуб. Юный Абаддон стал прикидывать, как и из чего можно сделать оплетку для рукояти, чтобы можно было спокойно взять оружие в руки, как вдруг заскрипела дверь. Проклятье! Он забыл провернуть ключ в замке, и теперь незваный гость имел все шансы застать его с находкой. Времени хватило лишь на два молниеносных движения. Перед глазами неожиданного посетителя Иезекиль предстал погруженным в разбор бумаг. Он поднимал листы, осматривал их и раскладывал в стопки, стараясь держаться так, чтобы со стороны этот спектакль был похож на осмысленную деятельность. Одна из бумажных груд при этом тщательно игнорировалась - под ней была спрятана "Эпитафия". Гость не сказал ни слова, но Иезекиль уже понял, кто стоит у него за спиной. Не так много жителей Инсмазера могло без стука зайти к нему в комнату и не выскочить с извинениями через пару секунд. Он бы узнал размеренную поступь Отиса, как и тихий стук туфелек Куиши; отец тоже ходил по-другому, чем нынешний вторженец, а Хьюго сейчас далеко от замка. Выбор оставался невелик. Похоже, игру придется начинать безотлагательно. Абаддона пробил пот, руки налились неприятной тяжестью. Схватка будет молниеносной, ставки предельно высоки, и ошибка может стоить жизни. Нельзя ее допустить. Нельзя дать страху отравить решимость сомнениями. Тем временем гость притворил дверь, и возможные соглядатаи остались снаружи. Первая часть плана была исполнена - ход перешёл к Иезекилю. Он собрался с духом. - Что за паршивая привычка красться, будто крыса по ночной кухне? - как бы в воздух произнес мальчик - Тебя не учили стучаться и спрашивать разрешения, Сиар? - О, его светлость всё-таки соизволил заметить моё присутствие? - ехидно ответил заместитель Хьюго. Впрочем, за усмешкой Иезекиль почуял раздражение - мало кому льстит надменное безразличие. Это был удар по больному - по самолюбию оппонента, обостренному молодостью и головокружительным взлетом карьеры. Вчерашний бедный клерк, теперь помыкающий теми, перед кем ещё недавно почел бы за счастье пресмыкаться сам, лютой ненавистью ненавидел пренебрежение собой. А мальчишка беззастенчиво пренебрег им. И это унижение было тем язвительнее, что по закону юный Абаддон стоял выше Сиара. - Тебе стоит не острить, а выучить, как положено обращаться к наследнику Столпа. - бросил Иезекиль, так и не оторвавшись от бумаг. Он боялся, что не сумеет удержать контроль над мимикой; одним голосом играть проще. Сиар заскрипел зубами, но сдержался, пустив в ход только язык. - Вам же, ваша светлость, стоит помнить, что вы ещё малы, и в ваши годы полагается быть вежливым и послушным старшим. А дерзость будет строго наказана. Абаддон промолчал, и старейшина, приняв это за победу в словесной схватке, продолжил: - Рад, что вы меня поняли. Сейчас Столп переживает непростые времена. Ваш отец денно и нощно работает над укреплением наших позиций в обществе, а уважаемый господин Хьюго помогает ему во всем. Право слово, доставлять им беспокойство дурным поведением будет очень плохо, ваша светлость. Я бы даже сказал, недостойно для того, кто носит высокий титул наследника. Поэтому вам, ваша светлость, стоит слушаться меня - и, конечно, уважаемого господина Хьюго - чтобы в меру ваших сил содействовать нам в нашем общем… - Идиот. - Что?! - Ты идиот, Сиар. - Иезекиль наконец обернулся - Ты шавка Хьюго, принявшая ошейник за корону. Слуга, возомнивший о себе незнамо что! Я прикажу высечь тебя плетью за хамство и снять с должности. Сегодня же поговорю с отцом. А теперь пошел вон. Сиар подавился воздухом. От бешенства его аж затрясло, и Абаддон решил добивать. - Вон, я сказал! С руки мальчика сорвался простейший воздушный удар, для оппонента - не страшнее пощёчины. Но именно эта оплеуха стала решающей. Сиар взорвался. - Паршивое отродье, сейчас я научу тебя манерам! - рявкнул он, и шагнул к Иезекилю. Все произошло молниеносно. Абаддон потянулся было к кипе бумаг, скрывавшей "Эпитафию", но тут комнату озарила вспышка света. Он обернулся - у Сиара на ладони сияла печать парализующего заклинания. Проклятье! Между ними были жалкие три метра, Иезекиль метнулся в сторону, но не успел - его шарахнуло об стол, и вся правая половина тела, принявшая на себя магический удар, оказалась будто закована в рубашку из стальных труб. Он потерял равновесие и рухнул лицом в пол. Провокация вышла из-под контроля Несколько секунд Иезекиль слушал шаги, а потом чужая рука подняла его за волосы. Паралич, вместе с движением притупляющий чувствительность, показался за счастье - без него мальчик бы ошалел от боли; но и того, что пробилось сквозь эту зловредную анестезию, хватило пустить слезы по щекам. Удар - его голова мотнулась вбок, что, впрочем, почти не вызвало страданий благодаря тому же параличу. Вторая оплеуха пришлась на глаз, и заплывшее синяком веко лишило Иезекиля половины обзора. Но первый шок уже прошел - он пошевелил пальцами левой руки, поняв, что может ей управлять. Противник был так близко, что Абаддон слышал, как неровно колотится его сердце. Надо только дотянуться до оружия, и… Додумать он не успел - его тряхнули, вызвав новую волну боли, и приложили об стол. - Теперь ты ответишь за свой дерзкий язык! - прошипел Сиар. Прижатый лицом к крышке стола, лишенный зрения, Иезекиль выкинул руку и под бумагами нащупал “Эпитафию”. Сейчас! Держаться за освященное серебро - все равно что взять голыми руками раскаленную докрасна сталь, но выбора уже не осталось. Мальчик схватил кинжал и наотмашь полоснул позади себя. Оружие не удержалось в обгоревшей ладони дольше и улетело в сторону, но удар достиг цели - противник зашелся диким, истошным воплем и рухнул на пол. Вслед за ним вниз сполз и юный Абаддон. Своим единственным глазом он оценил результат атаки. Поперек бедра Сиара шел длинный дымящийся порез. Кровь медленно проступала, а не лилась фонтаном; это плохо, артерия не задета. Надо добить ублюдка, пока он не уполз - иначе конец всему. Иезекиль глянул на руку, которой взялся за кинжал - ладонь превратилась в один большой ожог, местами сквозь почерневшее мясо белели связки. Боль была несильной - нервные окончания сгорели до того, как успели утопить мозг в истерических сигналах об опасности. Только слабость, страшная слабость свидетельствовала о том, что его организм отравлен светом. Он не мог даже сдвинуться с места. А вот его враг уже очнулся. Сиар, жалобно стоная, пополз к выходу. Он категорически не был готов к такому отпору от десятилетнего мальчишки, и шок от ранения усугубился ужасом от церковного оружия, начисто лишив его духа. Он сбегал, ползая на пузе, как крыса, как червь - чтобы скорее доложить уважаемому господину Хьюго. Иезекилю надо было срочно снять оковы паралича. Счёт шел на секунды, и он решился на отчаянную меру. Магические цепи Абаддона стали раскаляться, голубым орнаментом просвечивая сквозь кожу и мышцы. Там, где тело обволакивали колдовские путы, заклинание Сиара вступило в противоборство со стремящимися разорвать его изнутри потоками энергии. Иезекиль использовал старинную технику тренировки цепей, форсированную до предела. Если напора в цепях не хватит - он упустит врага. Если перенапряжется - останется магическим инвалидом. Сиар между тем успел отворить дверь и выполз в коридор. Испуганные голоса служанок снаружи свидетельствовали, что очень скоро к нему придет помощь; время почти вышло. Иезекиль разогрел цепи ещё сильнее - энергии вырывалось столько, что затлела одежда, а парализующий покров завибрировал от напора изнутри. Но не лопнул. Пан или пропал! Все оставшиеся крохи сил юный Абаддон бросил на запредельный разгон магических жил. Внутренности будто окатили расплавленным свинцом, что означало - ещё пара секунд, и цепи сгорят. Парализующее заклятье сдалось раньше. Иезекиль вскочил на ноги, забыв про боль и усталость. Таяли узоры, разукрасившие его во время этой безумной операции; затухал внутренний жар. Через несколько минут нахлынет откат, он свалится от ран и истощения, ну и пусть - времени ему хватит. Вылетевшая при ударе “Эпитафия” лежала на кровати. Абаддон стянул с вешалки свой плисовый шарф, намотал его на здоровую правую руку и взял оружие… - Быстрее! Беги к господину Хьюго! - валяясь на полу, кричал Сиар дрожащей от страха служанке - Скажи ему, что… - Стоять! - появившийся в дверном проеме Иезекиль оборвал уже готовую броситься наутек девушку - Сделаешь хоть шаг - и тебя освежуют заживо вместе с семьей! Бедная горничная побледнела в тон своему переднику, привалилась к стене и, хныкая в полголоса, сползла на пол. Старейшина замер, глядя на юного Абаддона как мышь на кобру. Он завороженно смотрел, как Иезекиль останавливается рядом, перехватывает кинжал в обмотанной тканью руке, замахивается… Клинок вошел под нижнее ребро и поразил сердце. Было почти не больно - будто вместе с воздухом Сиар выдохнул жизнь. Потом, конечно, было разбирательство. Никос, приведенный все той же перепуганной служанкой, пришел в ярость. Покушение на наследника вырвало его из ленивой блаженной неги, и разбудило в сибарите ястреба. Сей же час из дальней поездки был вызван Хьюго. Иезекиль впервые увидел его растерянным - таким ударом для главы старейшин стало обвинение. До поздней ночи они закрылись в кабинете отца; самого пострадавшего там не было, Иезекиль ещё несколько дней отлеживался в постели. Целители наращивали ему новую плоть вместо сожженной, чистили организм от отравления святым ядом, присматривали за перегруженными магическими цепями. Юный Абаддон не был бы собой, если бы и тут не разрушил прогнозы - вместо ожидаемых двух лечебных недель он на четвертый день встал, на пятый - творил магию, а к исходу седьмого дрался восстановленной рукой, как старой. А тем временем расследование по случаю покушения закончилось. Увы. Расчет не оправдался - Хьюго сохранил не только голову, но и должность. Иезекиль так и не узнал, как тому удалось убедить отца в своей невиновности; однако с тех пор вольница Абаддиса прекратилась - Никос вспомнил, что он Лорд Абаддон, и взял власть в кулак. Бардак был прекращен, интриги стали крутиться втихую в темных углах, а старейшины с печальными вздохами вспоминали сладкое время своего владычества. Пожалуй, главная потеря Хьюго была в том, что он лишился доверия своего господина. Что же до Сиара - кажется, никто не смог объяснить вполне внятно его неожиданное нападение на наследника. О провокации и не думали - никому в голову не пришло рассматривать десятилетнего ребенка как самостоятельного игрока. Поэтому произошедшее было решено объявить внезапным помешательством Лиароса, а победу Иезекиля - его отвагой и благоприятным стечением обстоятельств. Такая версия устроила всех; даже если у кого-то и были к ней вопросы, их не решились озвучивать вслух. Больше всего же в этой истории выиграла служанка. Натерпевшись несколько минут страху, она в награду за помощь наследнику получила премию и дом, которые в ином случае достались бы ей лишь многими годами усердной службы. *** - После этой истории на меня стали оглядываться. Конечно, потребовалось еще множество стычек - одна даже закончилась фатально - чтобы приучить эту свору бояться, но начало было положено именно тогда, пять лет назад, в моей комнате. Все как в древности – балом правит сила и жестокость. Быть слабым – преступление, быть добрым – опасная глупость. Старейшины постоянно мутят воду, играя в свои грязные игры. Но они не рискуют лезть ко мне. Они знают, что есть границы, за которыми я начну сносить головы. И никто не хочет проверять своей шеей остроту моего клинка. - Это все так страшно… - в растерянности пробормотала Мира. - Страшно? Может быть. Но такова политика. Я отвечаю не только за себя, но и за сестру, которая не может защититься сама. И я не имею права на слабость или милосердие.