Нам вместе быть...

      Капитан Крозье почувствовал недомогание буквально на второй день плавания. Тело ломило, его тряс озноб, голова раскалывалась и с каждым часом всё сильнее болело горло. Френсис удивился — откуда у него простуда в мае? Ни в одной полярной экспедиции он никогда не болел простудами. И вдруг — на тебе! Слева по курсу в туманной дымке ещё виднеются берега родины, а он уже позволил себе такую блажь, как простуда. Неужели это старость? Или это тоска по конкретному человеку сделала его слабым и уязвимым?       Крозье приказал себе не киснуть и постарался взять себя в руки. Работа, обычные капитанские хлопоты, горячий чай и стакан-другой виски должны были справиться с этим досадным недомоганием. Но на следующий день капитан Крозье с большим трудом вытащил из койки своё пышущее жаром тело, все суставы которого точно выкручивали на дыбе. Поднявшись на капитанский мостик, он обнаружил, что голос его, обычно громкий и зычный, абсолютно не повинуется ему — он не в состоянии отдать ни одной команды. Прохрипев Литтлу приказ принять командование, Крозье спустился в лазарет на непослушных, подгибающихся ногах. Перед глазами всё плыло, в багровом мареве колыхались зелёные круги и вспыхивали золотые искры. Волевым усилием капитан Крозье заставил себя сконцентрироваться и не свалиться без сознания прями к ногам Джона Педди — главного хирурга на «Терроре».       Впрочем, изображать лёгкое недомогание перед опытным врачом было делом неблагодарным. Доктор Педди сразу заподозрил неладное. Он помог капитану стащить шинель и, усадив на койку, стал задавать обычные вопросы о самочувствии. Голос Крозье, вернее, почти полное его отсутствие, заставили врача внимательно осмотреть горло пациента. После осмотра врач порылся в аптечке, вынул оттуда какую-то склянку, отправил дежурного матроса за тёплой водой и приготовил полоскание. Совершая все эти действия, доктор Педди говорил:       — Капитан Крозье. Я предписываю вам полный покой и постельный режим. Вам нужно отлежаться, если вы хотите продолжить своё путешествие. Полный покой, регулярное полоскание горла и тёплое питьё сделают своё дело.       Крозье молча кивнул. Говорить он не мог. Глотать было больно. Он и дышал-то с трудом. Подавляя досаду и мысленно ругая себя словами, самыми мягкими из которых были «неженка» и «кисейная барышня», капитан Крозье тяжело поднялся, натянул шинель и, пошатываясь, побрёл к своей каюте. Корабль качало на волнах и, если бы доктор Педди, решивший проводить капитана, вовремя не подхватил его, тот позорно рухнул бы на пол в узком проходе.       Педди довёл Крозье до его каюты и сдал с рук на руки капитанскому стюарду Томасу Джопсону, дав тому подробные указания по уходу за больным. Весь день Крозье провалялся в постели, то полоща горло, которое, несмотря на это, болело всё сильнее, то пытаясь пить тёплый чай или бульон, заботливо приготовленный лично для него судовым поваром Джоном Динглом. Каждый последующий глоток давался капитану всё труднее. Горло сжимало, жар усиливался. К вечеру Крозье уже метался на своей узкой койке в полубредовом состоянии. Осмотревший его врач только удручённо покачал головой и доложил лейтенанту Литтлу, что капитан Крозье очень плох. Литтл отправил донесение Франклину на «Эребус». Тот ответил запиской, что завтра утром он лично проведает капитана Крозье.       Эта ночь оказалась для Френсиса Крозье одной из самых тяжёлых в его жизни. Он метался в жару и лихорадке, хрипел и, задыхаясь, бессознательно рвал рубашку у себя на горле. Помощник Педди доктор Макдональд и верный Джопсон не отходили от капитана всю ночь. Утром пришёл Педди. Крозье полулежал в постели с закрытыми глазами. Джопсон сунул ему под спину свою подушку, чтобы приподнять голову капитана и тем самым облегчить ему дыхание. Когда врач вошёл в каюту, Крозье чуть приоткрыл запавшие глаза и тут же вновь бессильно прикрыл их.       Доктор Педди осмотрел больного, пощупал пульс и попросил:       — Капитан Крозье, откройте, пожалуйста, рот.       Это простое действие далось Френсису Крозье с большим трудом. Заглянув в горло капитана при неверном свете фонаря, врач покачал головой. Джопсон с беспокойством воззрился на него покрасневшими от бессонной ночи глазами.       — Взгляните, коллега, — Педди сделал приглашающий жест рукой.       Макдональд так же внимательно заглянул Крозье в рот, придавив его язык серебряной ложкой, пока Педди светил фонарём. После чего утвердительно кивнул в ответ на взгляд, брошенный Педди.       — Капитан Крозье, — позвал главный хирург.       Крозье медленно открыл глаза.       — Капитан, в последнее время никто из ваших знакомых, ближних или дальних, не болел дифтерией?       Крозье слабо качнул головой. Смысл вопроса доходил до него с трудом. Однако слово «дифтерия» за что-то зацепилось в его мозгу.       — Росс, — прохрипел он. — Его сын… болел…       Врачи вновь переглянулись между собой.       — Мистер Джопсон, — сказал Педди. — Приказываю вам никого к капитану не допускать. И ни с кем из экипажа не контактировать. Полощите горло тем же лекарством, что и капитан — я пришлю вам ещё. Питаться будете здесь, мы с доктором Макдональдом будем приносить вам еду.       — Я доложу лейтенанту Литтлу, — Педди шагнул к выходу из каюты. — Пусть предупредит сэра Франклина, что ему нельзя подыматься на борт «Террора». И что капитана Крозье нужно срочно отправить на берег в больницу.       До Крозье слова врача доходили, как сквозь вату. Он не сразу понимал их смысл. Однако сознание медленно, но верно схватывало суть — его нужно отправить на берег, чтобы из-за него не заразилась команда. Это был конец. Экспедиция для него закончилась, едва начавшись. И закончилась из-за дурацкой детской болезни, которая, однако, может причинить непоправимый вред и стать причиной задержки, а, возможно, и временной отмены всего предприятия. Проклятье! Таких ударов Френсису Крозье судьба ещё не наносила.       Через два дня корабли бросили якорь в шотландском Абердине. Никто с «Эребуса» не посещал «Террор», а те из команды «Террора», кто непосредственно общался с Крозье, постарались как можно меньше контактировать с прочими членами экипажа. Состояние капитана неуклонно ухудшалось. На берег его отправили на носилках — самостоятельно передвигаться он не мог. Жар не проходил, наоборот, казалось, он с каждым днём усиливался, из-за чего капитан всё чаще впадал в забытьё. Бредить вслух он не мог — голоса не было. Горло постепенно затягивала серая дифтерийная плёнка. Она душила Крозье, грозя напрочь перекрыть доступ воздуха.       Носилки с лежащим на них в беспамятстве Крозье доставили в местную больницу на телеге. Туда же погрузили сундук с личными вещами капитана. Для Крозье выделили отдельную палату, наименее обшарпанную и грязную из всех, имеющихся в этом лечебном учреждении, куда попадали лишь те, кто не имел собственного дома и не мог оплатить услуги частного врача.       Доктор Педди несколько раз убирал плёнку из горла капитана с помощью губки, укреплённой на проволоке. Но на её месте неизменно появлялся новый налёт, и временное облегчение вновь сменялось удушьем. «Удавка» на шее Френсиса Крозье затягивалась всё сильнее.       «Эребус» не стал задерживаться в Абердине и вместе с сопровождавшими его транспортными судами направился к Оркнейским островам, а оттуда взял курс на Гренландию. В ходе обмена записками между сэром Джоном Франклином и лейтенантом Эдвардом Литтлом, принявшим командование «Террором» была достигнута договорённость, что «Террор» проведёт в Абердине неделю и в случае, если на борту появятся больные, их оставят на берегу, после чего "Террор" присоединится к флагману в заливе Диско, где «Эребус» будет принимать на борт груз с транспорта, чтобы не терять понапрасну время.       Лейтенант Литтл по просьбе врачей приказал Ирвингу и Хорнби найти в Абердине квартиру, куда можно будет перевезти капитана Крозье из больницы. Это удалось им далеко не сразу — хозяева не горели желанием сдавать помещение на короткий срок человеку, который может умереть в любую минуту. Но на третий день поисков вопрос был решён. Хозяин небольшой квартирки, состоящей из спальни и малюсенькой гостиной отчаянно нуждался в деньгах, а посему оказался весьма сговорчив.       Перевозили капитана Крозье в бессознательном состоянии. Как только больного доставили на место, к нему был приглашён местный врач Эндрю Макферсон, с которым доктор Педди заранее договорился о том, что тот возьмёт капитана под свою опеку. Собравшись втроём, медики решили, что единственной возможностью избавить пациента от удушья будет трахеотомия — наиболее действенный способ в борьбе с дифтерией со времён античности. Операцию провели немедленно, благо, Крозье по-прежнему пребывал в бессознательном состоянии. Нанятая по рекомендации доктора Макферсона сиделка провела у кровати пациента всю ночь и наутро докладывала доктору Педди, что больному лучше, он приходил в сознание, а теперь спит.       Томас Джопсон рвался ухаживать за своим капитаном, однако доктор Педди поставил его перед выбором — либо он ради этого сходит на берег и остаётся с Крозье, либо отправляется в экспедицию, но в таком случае не приближается к нему, чтобы свести риск заражения к минимуму. Верный стюард капитана не на шутку расстроился, но выбрал участие в экспедиции — он и так слишком долго болтался на берегу, а ведь ему приходилось кормить семью — жену и маленького сына.       За время короткого вынужденного карантина врачи с «Террора» старались как можно меньше контактировать с капитаном. Никому не хотелось получить вспышку опасной инфекции на борту корабля в открытом море. Поручив Крозье заботам доктора Макферсона и сиделки миссис Робинсон, они регулярно справлялись о состоянии здоровья капитана Крозье и обсуждали с местным врачом меры по улучшению оного, не прибегая к личным посещениям пациента.       А состояние больного оставляло желать лучшего. Трахеотомия позволила справиться с удушьем, однако разрез заживал плохо, рана гноилась, и Крозье вновь метался в жару и в бреду, пытаясь в бессознательном состоянии вырвать у себя из горла торчащую наружу трубку. И только сильные руки миссис Робинсон не позволяли ему этого сделать.       Когда «Террор» покидал причал Абердина, не потеряв более ни одного человека, кроме своего капитана, состояние Крозье несколько улучшилось. Жар спал, хотя температура тела была ещё далека от идеальной. Серый налёт на горле и миндалинах значительно уменьшился, и доктор Макферсон считал, что опасность «удавки» через несколько дней будет равна нулю. А это значило, что можно вынимать трубку из трахеи и зашивать рану. Команда «Террора» отплывала в надежде на то, что их капитан скоро поправится. Кое-кто даже думал, что он сможет догнать экспедицию с каким-нибудь попутным транспортом. Некоторые написали капитану Крозье ободряющие письма с пожеланиями скорейшего выздоровления, которые доктор Педди передал Макферсону, чтобы тот вручил их Крозье. Конечно, сам Педди, как врач, понимал, что подобные надежды беспочвенны, и никакими молитвами не поставить капитана на ноги за столь короткий срок.       Это понимал и сам Френсис Крозье. Лёжа на спине с закрытыми глазами или глядя в потолок в лихорадке и полубреду, когда болело всё — не только рана на шее, из которой торчала стеклянная трубка — но и сердце, суставы, всё тело, а главное… Главное — душа. Даже в полубредовом состоянии Френсис Крозье помнил, что он упустил свой последний шанс выдвинуться вперёд и наконец-таки добиться в жизни чего-то важного, что поставит его имя в один ряд с Россами, Барроу и Парри. Ему сорок девять. Другого шанса уже не будет. Он так и останется неудачником и прославится лишь тем, что не смог принять участие в экспедиции из-за паршивой детской болезни.       Впрочем, «детская» болезнь оказалась для Крозье чреватой весьма недетскими последствиями. После жара и удушья, наряду с болью в сердце, в печени, в желудке, наряду со слабостью и головокружениями на него навалилась «жажда». Так он сам называл невыносимое, доводящее до умопомрачения желание выпить. Спасибо, что первые и самые тяжёлые симптомы этой «жажды» пришлись на дни, когда он провалялся без сознания. Но и сейчас, испытывая дикое, непреодолимое желание выпить и при мысли от невозможности осуществить это желание, Крозье трясло, а временами просто выворачивало наизнанку. Оставалось лишь благодарить Бога, что стеклянная трубка уже не торчала из его заштопанного горла, в котором каждый новый приступ рвоты вызывал дикую боль.       Вначале были моменты, когда Крозье умолял врача и сиделку хотя бы о глотке виски, но всякий раз получал строгий и недвусмысленный отказ. Со временем он научился сдерживаться и больше не унижал себя подобными мольбами, продолжая то блевать, то бредить, то буйствовать, в редкие минуты просветления поражаясь терпению миссис Робинсон, методично обихаживавшей его и содержащей его тело в максимально возможной чистоте.       Капитан без корабля, Френсис Крозье считал, что его жизнь кончена. Стоило ли бороться за неё? Стоило ли платить столь высокую цену за выздоровление? Ради чего? Ради последующего прозябания в позоре и безвестности? Или ради женщины, которой ему будет стыдно посмотреть в глаза? Ради Шарлотты… Лотти… Она говорила, что любит его. Но разве можно любить такое ничтожество? Шарлотта… Она так добра к нему. По крайней мере, была. Может быть, она и впредь будет доброй с ним, только из жалости. Потому что любить его невозможно — жалкого пьяницу, слабака, упустившего все шансы в своей нелепой, никому не нужной жизни. Он не позволит, чтобы женщина, которую он любит, находилась рядом с ним из жалости… Не позволит ни себе, ни ей.       И всё же, где-то глубоко в душе Френсиса Крозье жила уверенность, что всё не так. Что Шарлотта действительно любит его. И никогда не унизит его жалостью. Что такая женщина остаётся рядом с мужчиной только по любви. И что она любит его — стареющего, неустроенного, неловкого — непонятно, почему, но — любит. Крозье всё чаще вспоминал их встречи, её улыбку, глаза, голос… Она была маяком, на который Крозье держал курс среди адских душевных и физических страданий. Хотел он этого или нет, но эти воспоминания взывали к жизни, вытаскивали его на поверхность из глубокого омута тоски и отчаяния, из боли, мути, со дна алкогольного полубреда. Они не давали ему сдаться, требовали бороться и победить. В конце концов, воля к жизни, которую Френсис Крозье ощущал в своей груди постоянно, несмотря на жестокие приступы чёрной меланхолии, которым он был подвержен едва ли не с детства, всё же победила и заставила организм затормозить на пути к смерти, призывно протягивавшей к нему руки, обещая покой и утешение. ***       Заметка под рубрикой «Новости об экспедиции сэра Джона Франклина» бросилась в глаза, как только Шарлотта раскрыла утреннюю «Таймс». В ней сообщалось, что суда Её Величества «Эребус» и «Террор» зашли в порт Абердин. Капитан «Террора» Френсис Крозье был госпитализирован в местную больницу с признаками дифтерии. «Эребус» покинул Абердин на следующий день. «Террор» проведёт несколько дней в порту на карантине на случай, если кто-то из экипажа вдруг подхватил заразу. В дальнейшем «Террор» присоединится к флагману уже в Гренландии. Пока что заболевших на борту нет.       Шарлотта опустила газету на стол. Её трясло. Френсис… Френсис заболел. Это может быть опасно. Дифтерия считалась детской болезнью, но Шарлотта, как дочь врача знала, как тяжело переносят её взрослые. Если Френсису вовремя не помочь… А кто ему поможет в больнице — в этом рассаднике всех и всяческих болезней, куда идут работать самые бездарные и бесталанные представители профессии? Господи, только бы он выкарабкался! Френсис! Пожалуйста, Френсис…       — Миссис Мэдисон!       Шарлотта похвалила себя за то, что голос её не дрожал. Она постаралась придать лицу непроницаемое выражение и, судя по всему, это ей удалось. Когда экономка появилась в комнате, Шарлотта уже полностью овладела собой и была готова к решительным действиям.       — Миссис Мэдисон. Немедленно узнайте, когда отходит ближайший дилижанс до Абердина. И купите на него билет для меня.       С этими словами она протянула деньги, которые экономка взяла, но осталась на месте, словно хотела и не решалась что-то сказать.       — Что-то ещё? — спросила Шарлотта.       — Миссис Фицджеймс. Вы позволите… Могу я поехать с вами? — Джейн Мэдисон подняла глаза и решительно взглянула на хозяйку.       Шарлотта пытливо оглядела экономку. Миссис Мэдисон была полноватой седеющей женщиной за пятьдесят. Насколько «за пятьдесят», определить было трудно. Шарлотта свободно дала бы ей и пятьдесят два, и пятьдесят семь. Лицо миссис Мэдисон всегда хранило строгое и неприступное выражение, но где-то в глубине светло-серых глаз плескалась теплота. Все в доме знали о том, что миссис Мэдисон неравнодушна к капитану Крозье и беззлобно подтрунивали над этой её слабостью. Только теперь Шарлотта поняла, насколько всё серьёзно. Она не рассматривала миссис Мэдисон, как конкурентку. Что-то подсказывало Шарлотте, что они не соперницы, а союзницы. Откуда такая уверенность, Шарлотта не знала, но привыкла доверять собственной интуиции.       — Хорошо, миссис Мэдисон. Два билета на ближайший дилижанс. И поскорее возвращайтесь — нам нужно собрать вещи.       Мисси Мэдисон пулей вылетела из комнаты, поразив Шарлотту своим необыкновенным проворством. «Господи, как же она его любит! — подумала Шарлотта без тени насмешки. — Впрочем, кому, как не мне, её понять». ***       Френсис Крозье лежал на кровати со слегка запрокинутой назад головой, тупо уставившись в потолок. Его «жажда» постепенно ослабевала. Желание выпить уже не было столь острым и мучительным. Оно таилось где-то в глубине сознания, привычно идя рука об руку с меланхолией, которая тоже стала какой-то расплывчатой и уже не рвала душу на части, а лишь растекалась по жилам вязкой тяжёлой жидкостью. У Френсиса Крозье наступила стадия равнодушия и отупения, довольно опасная и отнюдь не способствующая выздоровлению — это мог бы подтвердить любой практикующий врач. Пациент больше не метался, не стонал, не умолял о выпивке — он молча лежал, часами глядя в одну точку на грязном потолке. И медленно угасал, несмотря на заживающую рану на шее и общее улучшение состояния. Однако он пока способен был реагировать на редкие происходящие вокруг события, что давало надежду — он всё ещё здесь, на этой стороне.       Миссис Робинсон, добросовестно продежурившая у постели Крозье всю ночь, поутру умыла его и тщательно побрила, чтобы отрастающая щетина не препятствовала обработке раны на шее. Подставила судно, обработала спину подопечного, чтоб не было пролежней, накормила традиционной овсянкой и отправилась на рынок за продуктами. Вернувшись, приготовила крепкий бульон — лучшее средство для восстановления сил после тяжёлой болезни. Накормив пациента и убедившись, что ему ничего не нужно, миссис Робинсон по обыкновению прилегла на диване в гостиной — нужно же было и ей поспать.       В доме стояла тишина. Окно в комнате Френсиса было открыто. Оно выходило на пыльную пустынную улочку, по которой не то что повозки — люди проходили лишь пару раз в день. По крайней мере, до слуха Крозье не долетали ни человеческие голоса, ни птичий щебет. Как в могиле… Он медленно перевёл взгляд с потолка на окно. Кажется, в дверь постучали? Ну да. Наверное, пришёл доктор Макферсон. Больше некому.       Крозье услышал душераздирающий звук диванных пружин. Это миссис Робинсон тяжело поднялась и пошла на стук. Её шаги. Звук открываемой двери. Бодрый голос доктора Макферсона. Крозье не мог разобрать слов. Снова шаги. Дверь осторожно приоткрылась. Миссис Робинсон заглянула внутрь, присматриваясь к лежавшему неподвижно пациенту.       — Капитан Крозье, — тихонько позвала она. — Вы не спите?       Френсис медленно повернул голову и хрипло прошептал, с трудом разлепляя губы:       — Нет, не сплю.       — К вам пришли, — миссис Робинсон широко распахнула дверь, пропуская в комнату посетителей.       Сперва Крозье подумал, что бредит. Возникшие на пороге две женские фигуры никак не вписывались в его теперешнюю реальность. Это мог быть только плод его больного, изнывающего без алкоголя воображения. И тем не менее…       Шарлотта лишь на мгновение задержалась на пороге, охватив комнату быстрым взглядом. В следующую секунду она уже сидела на стуле, стоявшем рядом с кроватью и, держа Крозье за руку, тихо и проникновенно восклицала:       — Френсис! Хвала Господу, вы живы! Как же мы за вас испугались!       Она гладила его холодную руку и, Крозье показалось, если бы не зрители вокруг, она, пожалуй, прижалась бы к ней щекой или губами. От звука её голоса Френсис оцепенел — столько в нём было неприкрытой тревоги и искреннего, неподдельного беспокойства.       В первый момент в его глазах вспыхнула откровенная радость, но тут же потухла, сменившись смятением. Что это? Неужели она специально приехала сюда ради него? Да стоит ли он её тревоги и её страха? Судорога сдавило горло Крозье. Сейчас он не смог бы издать ни звука даже под страхом смерти. Спасибо Макферсону, который разрядил обстановку, подойдя к кровати и произнеся своим обычным полушутливым тоном:       — Ну вот, миссис Фицджеймс. Ваша пропажа нашлась. Жива, но, правда, не совсем здорова. Однако теперь, я думаю, наш капитан быстро пойдёт на поправку. Я считаю, что продолжать болеть, когда рядом столько заботливых дам — просто невежливо.       Шарлотта улыбнулась и, продолжая держать Френсиса за руку, обернулась к врачу:       — Спасибо вам, доктор Макферсон. И за спасение капитана Крозье. И за то, что помогли нам с миссис Мэдисон отыскать его…       Только теперь Френсис сумел оторвать взгляд от сидящей рядом Шарлотты и посмотрел на вторую женщину, стоявшую у двери в простом дорожном платье. Миссис Мэдисон не сводила с него глаз. И в этих глазах было столько нежности, любви и преданности, что у Крозье перехватило дух. Заметив, что он смотрит на неё, миссис Мэдисон «потушила» взгляд и придала лицу обычное строгое выражение.       — Здравствуйте, капитан Крозье, — чинно произнесла она. — Я рада, что вам лучше. Надеюсь, вы скоро поправитесь.       — Ну уж теперь-то вы никуда не денетесь, — в голосе Шарлотты звучало облегчение. — Если за вас, Френсис, возьмётся миссис Мэдисон, у вас просто не будет другого выхода. Поправитесь, как миленький.       Шарлотта улыбалась, миссис Мэдисон с привычным недовольством поджимала губы — всё было так же, как тогда, в Лондоне, в счастливые дни их совместных посиделок в тёплом радушном доме Фицджеймсов. Внезапно Крозье почувствовал, как на него снисходит умиротворение. Комната вдруг перестала казаться склепом. Могильная тишина, окружавшая его, стремительно заполнилась множеством разнообразных звуков. А воздух оказался полон различных запахов, среди которых запах лекарств оказался не самым главным.       — Доктор Макферсон, — услышал он голос Шарлотты. — Подскажите, здесь рядом есть приличная гостиница? Мы остановились в «Отель Ройял», но это слишком далеко отсюда. Или, может быть, вы знаете кого-то поблизости, кто сдаст нам квартиру?       — Думаю, вам подойдёт «Роза ветров», — ответил Макферсон. — Довольно уютный отель и, главное, расположен здесь, буквально за углом.       — Благодарю вас, доктор Макферсон, — Шарлотта улыбнулась ему, отчего Крозье внезапно почувствовал укол ревности. — Вы — наш добрый гений. Что бы мы без вас делали?       — Ну что вы, миссис Фицджеймс. Рад был вам помочь. Если желаете, я сейчас договорюсь с хозяином, чтобы вам с миссис Мэдисон выделили самый уютный номер. А вы можете сразу отправляться за вещами, чтобы перевезти их сюда.       — Если это не составит для вас труда… Мы с миссис Мэдисон будем вам очень благодарны. Кстати, она может пойти с вами и получить ключ от номера.       — Хорошо, мэм, — отозвалась экономка.       — Потом возвращайтесь сюда. Съездим в «Ройял» за вещами и немного отдохнём. Лично меня эта дорога вымотала до крайней степени. В дилижансе так трясло, что мне до сих пор кажется — все мои внутренности перепутались и смешались в кучу.       — Стоило ли ради меня терпеть такие неудобства? — еле слышно прохрипел Крозье.       — Стоило, Френсис, стоило, — Шарлотта повернулась к нему, по-прежнему удерживая его руку в своей тёплой мягкой ладони и посмотрела так, что у Крозье защемило в солнечном сплетении. — Если выбирать между несколькими днями тряски либо постоянным страхом неизвестности и тревогой за вашу жизнь… Поверьте, первое предпочтительнее.       Только теперь Крозье рассмотрел её всю, воспринял её облик со всеми подробностями, не упуская ни одной малюсенькой детали. На Шарлотте было простое дорожное платье цвета гнилой вишни, довольно измятое и запылённое. Её милое любимое лицо казалось осунувшимся. Тёмные круги под глазами говорили о тревоге и усталости. Но её губы улыбались ему, а глаза смотрели с такой теплотой, в них было столько искреннего участия, что следы усталости нивелировались, казались незаметными.       — Давно вы приехали? — спросил Френсис.       — Около полудня, — ответила Шарлотта. — Заселились в отель и сразу бросились в больницу. Тамошний врач дал нам адрес доктора Макферсона. Который был столь любезен, что лично сопроводил нас сюда.       — Так вы с утра ничего не ели! — воскликнул доктор.       Шарлотта и миссис Мэдисон удивлённо переглянулись.       — Я… Мы… Да, наверное…       Шарлотта потёрла рукой лоб.       — Но мне и не хочется. А вам, миссис Мэдисон?       — Пока нет, — сдержанно ответила та.       — Ну, так нельзя! — воскликнул Макферсон. — Это я вам как врач заявляю. Вам обязательно нужно поесть!       — Мы так и сделаем. Перевезём вещи, пообедаем и ляжем спать. А уж потом, с новыми силами, возьмёмся за вас всерьёз, капитан Крозье!       Шарлотта грозно посмотрела на Френсиса, который молча улыбался ей, мысленно ругая себя за то, что сейчас выглядит полным идиотом с этой своей дурацкой улыбкой на устах.       — Попробуйте только не выздороветь! — произнесла она каким-то приглушённым, бархатно-мягким интимным голосом, от которого тело Крозье покрылось сладостными мурашками.       — М-да, капитан… — глубокомысленно заявил Макферсон. — Официально заявляю — теперь у вас нет шансов. Вам придётся поправиться, хотите вы этого или нет.       И, обращаясь к Шарлотте, продолжил:       — Не беспокойтесь, миссис Фицджеймс. Отдыхайте спокойно. Миссис Робинсон — прекрасная сиделка. Капитан Крозье в надёжных руках.       — Не сомневаюсь в этом.       Шарлотта, будто случайно, слегка сжала руку Крозье. От этого лёгкого пожатия вся кровь бросилась Френсису в голову. Он мучительно покраснел, мысленно ругая себя за это последними словами. Заметив его смущение, Шарлотта встала так, чтобы заслонить его от посторонних глаз, обвела взглядом комнату и произнесла несколько недовольным тоном:       — Миссис Мэдисон. Вы не находите, что помещение нуждается в уборке?       — Ещё как нахожу. Нуждается давно и основательно.       — Что ж, завтра же займёмся этим, — Шарлотта продолжала осматривать комнату, решая, что нужно сделать в первую очередь.       — Непременно, мэм, — поддержала её миссис Мэдисон.       Крозье посмотрел на доктора шутливо-умоляющим взглядом. Тот развёл руками:       — Терпите, больной. И поскорее выздоравливайте. Предупреждаю — это в ваших же интересах.       Он направился к двери со словами:       — Пойдёмте, миссис Мэдисон. Я покажу вам гостиницу. Всего доброго, господа.       Миссис Мэдисон отправилась следом за доктором. Миссис Робинсон тактично вышла, прикрыв за собой дверь спальни. Наконец-то они остались вдвоём и им никто не мешал.       — Ну, здравствуйте, Френсис, — тихо произнесла Шарлотта, будто отменяя, зачёркивая их первую встречу при свидетелях.       — Здравствуйте, Шарлотта.       Она всё ещё продолжала держать его за руку. Френсис, не отрывая взгляд от лица Шарлотты, бережно поднёс её кисть к своим губам и слегка коснулся ими нежной кожи. От этого робкого, почти неощутимого прикосновения по телу Шарлотты пробежала дрожь, которая не укрылась от глаз Крозье. Он судорожно сглотнул, прикрыл глаза и прижался щекой к её руке, как верующий припадает к величайшей святыне. Он содрогнулся всем телом, вдохнув тонкий, едва уловимый запах её кожи и замер, ощутив болезненный, остро-пронзительный, как удар ножа, приступ счастья. Счастья, постепенно переставшего причинять боль и разлившегося теплом по жилам, когда руки Шарлотты коснулись его лица, которое он спрятал в её мягких ладонях, замирая от нахлынувшей нежности и умоляя Бога, в которого не слишком-то верил, продлить это мгновение как можно дольше.       Крозье осмелился накрыть её руки своими и удерживать их так, зажмурившись, наслаждаясь странным и непривычным ощущением счастья, залившим его с головы до ног. Он почувствовал, как Шарлотта склонилась над ним низко-низко, но не открыл глаза, замерев в предвкушении невероятного, сказочного, несбыточного… Когда её губы легко прикоснулись к его губам, это не стало для Френсиса неожиданностью. Он ждал этого прикосновения, знал, для чего она склонила над ним лицо… Но, несмотря на это, лёгкое невинное касание губ стало потрясением, гораздо более сильным, чем тот откровенный жаркий прощальный поцелуй в прихожей её квартиры. Может быть, виноваты в этом были болезнь и слабость, но Крозье трясло, словно в приступе жесточайшей лихорадки. Он не сразу понял, что трясёт его от сухих, беззвучных рыданий, рвущихся наружу откуда-то из глубины его души.       Не говоря ни слова, Шарлотта осторожно обняла Френсиса и прижалась щекой к его щеке. Её рука поглаживала его волосы — и это успокаивало. Дрожь постепенно проходила. Крозье вновь взял руку Шарлотты и прикоснулся губами к её ладони. Так они и замерли, не говоря друг другу ни слова, до тех пор, пока не послышался стук в дверь.       Шарлотта выпрямилась медленно, будто нехотя. Казалось, она вовсе не боится, что кто-то застанет их в столь двусмысленной позе. Она убрала свою ладонь от лица Френсиса, но вновь взяла его за руку. Вошедшей через минуту миссис Мэдисон показалось, будто эти двое так и просидели, держась за руки и глядя друг на друга с глупыми улыбками.       — Нас посели в номер, мэм. Довольно приличный и уютный. Мы можем ехать за вещами. Извозчик ждёт внизу.       Говоря это, миссис Мэдисон не сводила с Крозье обеспокоенных глаз. Но он не видел этого. Его взгляд тонул в затуманенных тёмно-карих глазах Шарлотты, которые постепенно принимали обычное мягкое, полунасмешливое выражение.       — Хорошо, миссис Мэдисон. Мы едем. Спасибо, что позаботились об извозчике.       — Это не я. Хозяин гостиницы мистер Гриффин был столь любезен, что отправил портье за извозчиком для нас.       — Прекрасно. Френсис, — обратилась она к Крозье. — Я не требую, чтобы к нашему приходу вы полностью выздоровели. Но постарайтесь в ближайшее время не умирать.       — Сделаю всё возможное, — Крозье изобразил самый бравый вид, на какой только был способен.       Поднимаясь на ноги, Шарлотта бросила на Френсиса прощальный взгляд, окативший его новой волной мучительно-приятного тепла и произнесла тем самым приглушённым бархатным голосом:       — До завтра, капитан Крозье. Больше не пугайте нас с миссис Мэдисон, пожалуйста.       — До завтра. Я постараюсь. Тем более, что сам вас боюсь.       — Это правильно, — Шарлотта улыбнулась озорно и задорно. — Попробуйте только не выздороветь! ***       Первое ощущение безбрежного, безграничного счастья от встречи с Шарлоттой прошло уже к вечеру. Всю ночь Крозье одолевали сомнения, достоин ли он любви такой женщины — он, жалкий неудачник, который может рассчитывать в лучшем случае на сочувствие. К утру он уже убедил себя в том, что не имеет права отвечать на знаки внимания Шарлотты и обязан пресекать любые проявления нежности с её стороны. Но, едва они с миссис Мэдисон появились на пороге, эти мысли куда-то исчезли. Френсис Крозье снова почувствовал себя неприлично счастливым и, главное, неспособным сопротивляться этому восхитительному состоянию.       А женщины развернули вокруг него бурную деятельность. Поначалу Шарлотта взобралась на придвинутый к окну письменный стол и сняла занавески, висевшие там, судя по всему, со времён короля Артура. Пылища поднялась такая, что все начали чихать.       — Френсис, — спросила Шарлотта, — доктор вам не разрешает вставать?       — В последние два дня разрешал садиться, — ответил Крозье.       — Давайте, мы попробуем переместить вас на диван в гостиной, — предложила Шарлотта. — Иначе от пыли вы так расчихаетесь, что, не дай Бог, швы разойдутся.       Крозье в замешательстве посмотрел на неё.       — Боюсь, что это невозможно, — он попытался придать голосу уверенность и лёгкую насмешливость, изо всех сил стараясь скрыть смущение. И это бы ему удалось, если бы не предательски покрасневшие щёки. — Видите ли… Я не совсем одет.       И он указал глазами на свои укрытые одеялом ноги. Теперь настал черёд Шарлотты покраснеть до корней волос. Она смущённо опустила глаза и неуверенно пролепетала:       — А-а-а… Если мы с миссис Мэдисон поможем вам?.. Ну-у-у… Найти необходимые вещи?       — А стоит ли? — голос Крозье стал твёрже и уверенней.       — Думаю, стоит, — Шарлотта подняла на него глаза и смело встретила его насмешливый взгляд. — Где ваши вещи?       — В сундуке, — коротко ответил Крозье. Будь он проклят, если позволит смущению одержать над ним верх! Капитан он или тряпка? Пускай и без корабля…       — Вы позволите мне? — вмешалась миссис Мэдисон, доселе безмолвно наблюдавшая за этой сценой.       — Да, конечно, — Крозье был чертовски благодарен ей за это неожиданное вмешательство.       Миссис Мэдисон, ничтоже сумняшеся, открыла сундук. Чистые подштанники капитана лежали сверху, как вещь первой необходимости. Вынув их и не разворачивая целиком при Шарлотте, миссис Мэдисон сказала:       — С вашего позволения, я помогу капитану Крозье одеться?       — Да-да, — Шарлотта вновь смутилась и торопливо вышла из комнаты, испытывая к миссис Мэдисон не меньшую благодарность. Поправляя покрывало на диване, она слышала возню, сопение, шёпот и хлопанье открываемой и вновь закрываемой крышки сундука, доносящиеся из спальни, загадочно улыбалась и завидовала миссис Мэдисон.       — Миссис Фицджеймс, готово, — донёсся до неё голос миссис Мэдисон.       Шарлотта вошла в спальню. Крозье уже сидел на кровати, спустив на пол босые ноги, одетый в форменные брюки, которые были ему явно велики. Рубашка была заправлена в них с максимальным тщанием. Миссис Мэдисон сидела рядом, подставив Френсису плечо, на котором лежала его рука. Со стороны казалось, будто эти двое обнимаются, не стесняясь присутствующих.       Шарлотта не удержалась от многозначительной улыбки, опустила глаза, словно стыдясь смотреть на эти «объятия», взяла с постели подушку и отнесла её на диван. Вернувшись, она села рядом с Френсисом с другой стороны, положила его руку к себе на плечо и обняла за пояс. Он замер от удовольствия, почувствовав её руку на своём теле. Она была близко, так близко… Несмотря на это, Крозье попытался сопротивляться:       — Я сам.       На что Шарлотта просто ответила:       — Ещё не хватало, чтоб вы тут грохнулись. Сам. Давай-те ка… раз-два, встали! — скомандовала она.       Несмотря на то, что они поднялись плавно и осторожно, у Френсиса закружилась голова. Его качнуло, и он едва не свалился обратно на кровать. Но удержался на ногах, поддерживаемый с двух сторон на удивление сильными женскими руками. Он сделал шаг, другой и вдруг почувствовал наслаждение от этих простых движений, которых был лишён в течение столь длительного времени. Путь от кровати до дивана показался ему слишком коротким, хоть и отнял много сил. Он готов был весь день брести неизвестно куда, лишь бы ощущать под рукой надёжное округлое плечико Шарлотты. А заодно и не менее надёжное, хоть и не настолько привлекательное, плечо миссис Мэдисон.       Но путь этот быстро закончился. Женщины уложили его на диван, несколько раз переспросили, удобно ли ему, поправили подушку, укрыли одеялом и скрылись за дверью спальни, оставив его на попечение миссис Робинсон, которой, впрочем, он не доставил никаких хлопот. Видя, что пациент не нуждается в её услугах, миссис Робинсон не удержалась и тоже направилась в спальню. Френсис понял, что и она решила принять активное участие в наведении порядка в его «каюте». Как капитан корабля, Френсис любил чистоту и порядок, стараясь везде поддерживать оный. Однако во время болезни он не обращал ни малейшего внимания на окружавший его быт, полностью потеряв интерес к жизни. И вот теперь вдруг почувствовал прежний вкус к этой самой жизни, к чистоте внешней, ведущей к порядку внутреннему, душевному. Перед его мысленным взором возник «Террор» во всей своей суровой красоте, матросы, драящие палубу и начищающие до блеска металлические детали, требующие чистки… Теперь он лишён возможности требовать соблюдения порядка в своём личном пространстве. Скорее всего, уже навсегда.       Из спальни тем временем доносился шум, иногда грохот передвигаемой мебели и оживлённые женские голоса. Время от времени мимо него в кухню пробегали то миссис Мэдисон, то миссис Робинсон с ведром воды в руках — грязной или чистой в зависимости от направления. Шарлотта, к его глубокому сожалению, появилась всего лишь раз — такая по-домашнему милая и сосредоточенная, с закатанными рукавами и выбившимся из причёски локоном, оттенявшим её порозовевшую щёчку…       — Френсис, вам что-нибудь нужно? — Она склонилась над ним, поправляя подушку, жаркая, распаренная интенсивной работой. Странно, что она не гнушалась заниматься тем, что в их кругах считалось делом прислуги, но никак не достойным занятием для леди.       — Нет-нет, ничего, — поспешил ответить Крозье, вместо того, чтобы высказать своё заветное желание: «Очень нужно, Лотти. Сядьте со мной рядом и не отходите ни на шаг».       Часа через два миссис Мэдисон проследовала мимо него на кухню, да так и осталась там. Вскоре из кухни потянуло таким запахом, от которого у Крозье потекли слюнки. Впервые за много дней он ощутил настоящий голод. Желудок отреагировал на запах сильным спазмом и громким урчанием, и Крозье возблагодарил Бога, что в этот момент рядом с ним никого не было.       — Френсис, раз уж вы здесь, в гостиной, мы пообедаем вместе, хорошо? — спросила Шарлотта, появляясь в дверях спальни. Она уже поправила причёску и застегнула манжеты на рукавах.       — Боюсь, что вряд ли смогу быть для вас приличной компанией, — с сомнением возразил Крозье. — Меня пока что кормят с ложечки, аки младенца.       Его губы искривила горькая усмешка. Шарлотта подошла к нему и положила руку поверх его руки.       — Ничего страшного. Такое может случиться с каждым. Миссис Мэдисон с удовольствием покормит вас с ложечки — для неё это будет, как подарок судьбы. А я пообедаю с вами… тут, за этим столом, — она кивнула на убогий обеденный стол, сдвинутый ими к окну, когда они перемещали Френсиса на диван. — Если, конечно, вы не против.       Он был против. Ему не хотелось, чтобы Шарлотта видела, как его кормят, точно беспомощного младенца. Неужели она не понимает этого? Ведь она всегда всё понимала с полуслова…       — Я знаю, что против, — она словно прочитала его мысли. — Но я хочу, чтобы вы перестали стыдиться меня. Выша слабость временна. Да и не слабость это вовсе, раз вы победили такую опасную болезнь. Я хочу, чтобы вы поскорее вернулись к обычной жизни и перестали чувствовать себя больным. Пусть это будет обычный обед. Забудьте о том, что вас кормят. Не думайте об этом. Отдайте должное стряпне миссис Мэдисон — она так старается!       — Хорошо, — Крозье сдался. — Но предупреждаю вас — это будет не самое лучшее зрелище в вашей жизни.       — Я постараюсь это пережить.       Её проникновенный взгляд глаза-в глаза, лёгкое пожатие руки — и он решил, что сопротивление бесполезно. Пусть будет так, как хочет она. Может быть, во всём этом есть какая-то непонятная ему логика.       Стол установили у дивана так, чтобы Френсис и Шарлотта видели друг друга, но чтобы он не мешал миссис Мэдисон усесться на стул рядом с Крозье. Старая пыльная скатерть со стола была безжалостно сорвана и унесена в кухню. Откуда на столе появилась новая — белая и чистая, Френсис выяснять не стал, решив, что это — чисто женская магия, понять природу которой не стоит и пытаться. Супника в этом доме не нашлось, и миссис Мэдисон пришлось водрузить на стол кастрюлю, от которой шёл восхитительный аромат. Миссис Робинсон осталась обедать на кухне, в то время как Джейн Мэдисон накрыла в гостиной на стол, разлила суп по тарелкам и уселась на стул рядом с Френсисом, которого они совместными с Шарлоттой усилиями усадили, приподняв его подушку и подсунув под спину другую.       — С вашего позволения, миссис Мэдисон…       Он взял ложку в руку, стараясь, чтобы та не дрожала. Это ему почти удалось. Миссис Мэдисон поднесла тарелку к нему поближе, держа наготове салфетку, готовая в любую минуту прийти ему на помощь. Крозье неуверенно взглянул на Шарлотту. Та бросила на него ободряющий взгляд и перенесла всё внимание на собственную тарелку, произнеся:       — Приятного аппетита, Френсис. Боже, как я проголодалась!       С этими словами, она проглотила первую ложку супа и сказала:       — Миссис Мэдисон, вы гений. Это божественно. Френсис, пробуйте! Вам должно понравиться.       Крозье почувствовал, что смущение напрочь покидает его, уступая место чувству голода. Он будет есть, как сумеет, как получится. Он точно знал — никто здесь не осудит его за слабость, за беспомощность или неаккуратность, за трясущиеся руки и пролитый суп. Он зачерпнул неполную ложку, медленно понёс её ко рту, стараясь не расплескать ни капли и с удовольствием глотнул. Впервые за много дней он вновь чувствовал вкус пищи и испытывал истинное удовольствие от её вкуса, вида и запаха. Вторую ложку он подносил ко рту уже более уверенно. Миссис Мэдисон, держа в руках тарелку, успевала промокать салфеткой его губы после каждой новой ложки. Лицо её, поначалу суровое и сосредоточенное, постепенно приобретало всё более умильное выражение. Когда Френсис справился с супом, она смотрела на него с такой нежностью, что ему стало не по себе.       — Хотите добавки, капитан Крозье? — спросила миссис Мэдисон.       — Спасибо. Очень хочу, но не могу, — ответил Френсис, и это была сущая правда.       Он вдруг почувствовал страшную усталость. Сон буквально валил его на подушку. Веки отяжелели и закрывались сами собой. Шарлотта, из-под опущенных ресниц с удовольствием наблюдавшая за тем, как он ест, поднялась из-за стола со словами:       — Френсис, вам нужно отдохнуть. Пойдёмте.       Она подошла к нему и вновь подставила плечо. Миссис Мэдисон, вернув на стол пустую тарелку, подставила другое. Вместе они помогли Френсису спустить ноги на пол и подняться на них, опираясь на их плечи.       Войдя в спальню, Френсис замер, не узнав помещения. Окно было распахнуто, но казалось, что стёкол в рамах нет вовсе, до того чисто они были вымыты. Лёгкий ветерок с улицы колыхал светлые занавески взамен тяжёлых пыльных тряпок, до этого наводивших на него уныние и тоску. Казалось бы — ничего нового в комнате не появилось. Только исчезли пыль и грязь. Но теперь ему здесь дышалось значительно легче и в прямом, и в переносном смысле слова. Постель, на которую его бережно опустили заботливые женские руки, благоухала чем-то приятным и успокаивающим. Накрахмаленные простыни хрустели. «Откуда?» — успел подумать Френсис, но вопрос исчез, растворился в тёплой туманной неге, охватившей тело и сознание, и через минуту он уже крепко спал, заботливо укрытый одеялом. Он не слышал, как миссис Мэдисон убирала посуду в гостиной. И не чувствовал, как рука Шарлотты, сидящей рядом с ним, нежно поглаживала его исхудавшее лицо и отросшие светлые с лёгкой проседью волосы. Впервые за много дней его сон был крепким, спокойным и глубоким. Поистине — исцеляющим.       Явившийся на следующий день доктор Макферсон был приятно удивлён переменами, произошедшими в состоянии больного за столь короткий промежуток времени. Собственно говоря, больной перестал быть больным. В его глазах затеплился огонёк, красноречиво свидетельствующий, что пациент хочет жить. И пускай сил у него ещё было недостаточно, но врач точно знал — он поправится, потому что сам этого захотел. И всё благодаря присутствию двух женщин, которые просто навели порядок в окружавшем пациента пространстве. Всё-таки есть в этих слабых существах какая-то непонятная магия. Не зря мужчины их побаиваются и считают ведьмами.       — Доктор Макферсон, мы вчера позволили себе несколько нарушить ваши предписания, — Шарлотта покаянно стояла в дверях, пока врач мерил пульс, осматривал рану на шее Крозье и накладывал новую повязку, в то время как сиделка миссис Робинсон подавала ему бинты и лекарства. — Мы заставили капитана Крозье подняться с кровати и отвели его в гостиную. А после уборки, естественно, вынудили его проделать такой же путь обратно в спальню.       — И правильно сделали, — одобрительно отозвался доктор. — Эта прогулка явно пошла капитану на пользу. Я доволен его состоянием.       — Значит ли это, что ему можно понемногу вставать? — поинтересовалась Шарлотта.       — Да, конечно. Но только понемногу. Не перетруждаясь. По нескольку шагов в день, с каждым разом увеличивая их количество.       — Спасибо, доктор, — Шарлотта улыбнулась, наблюдая, как ловко врач и сиделка управляются с перевязкой. Крозье в это время любовался ею, не отдавая себе в этом отчёта. Внезапно столкнувшись взглядами, оба смутились и отвели глаза.       Когда доктор Макферсон ушёл, миссис Робинсон обратилась к Шарлотте:       — Мэм, я могу отдохнуть? Думаю, капитану Крозье в ближайшее время не понадобятся мои услуги.       — Разумеется, миссис Робинсон. Полагаю, мы с миссис Мэдисон справимся.       — Спасибо, мэм. Я приду часа через три.       — Отдыхайте, миссис Робинсон. И… спасибо вам за всё.       — Это моя работа, мэм.       Когда миссис Робинсон с достоинством удалилась, Шарлотта села на стул рядом с Френсисом и осторожно взяла его за руку. Миссис Мэдисон гремела посудой на кухне, полностью освоившись там, захваченная мыслью о том, что для скорейшего выздоровления «этого ирландца», как она мысленно называла Крозье, нет ничего лучше и полезнее её стряпни. И, как показала практика, она была права. Кушанья миссис Мэдисон творили чудеса. Казалось бы, что особенного в обыкновенном бульоне? Любой может сварить курицу, добавив в отвар соли и специй. Но, если варево миссис Робинсон Крозье проглатывал, не замечая вкуса, то бульон в исполнении миссис Мэдисон вызывал у него чувство истинного наслаждения. И, поскольку это чувство явственно отражалось у него на лице, миссис Мэдисон получала полное удовлетворение, глядя на то, с каким аппетитом капитан уплетает её стряпню.       — Френсис, почитать вам что-нибудь? Или, может быть, вы хотите просто отдохнуть?       Лёгким неуловимым движением Крозье высвободил руку из-под руки Шарлотты, погладил её запястье и тихонько сжал его. Он пристально вглядывался в лицо Шарлотты, пытаясь определить её реакцию. Её полуопущенные ресницы вздрагивали, по губам блуждала лёгкая тень улыбки.       — А что вы могли бы мне почитать? У меня нет ни одной книги. Я, признаться, рассчитывал на библиотеку «Террора» и не брал с собой книг.       — Я собиралась впопыхах и бросила в сундук какой-то роман. Не думаю, что он вам понравится, — произнесла Шарлотта извиняющим тоном. — Думаю, Библию миссис Мэдисон мы тоже читать не станем?       — Пожалуй, нет, — улыбнулся Крозье. — Может быть… Там, на столике должны быть письма… Если вы их не переложили во время уборки.       — Вот они. Все на месте, — Шарлотта поднялась и принесла несколько конвертов. — А что это за письма?       — Отправляясь в плаванье, кое-кто из команды захотел написать мне несколько слов и пожелать выздоровления. Миссис Робинсон читала мне их, вперемежку с Библией, — он усмехнулся. — Мне бы хотелось услышать их в вашем исполнении.       — Не слишком ли это личное? — Шарлотта бережно погладила стопку писем, что не ускользнуло от Крозье. Как же он был ей благодарен за этот жест!       — Нет, что вы? Там нет ничего такого, что мне следовало бы скрывать от вас.       — Ну хорошо, — Шарлотта поудобнее устроилась на стуле и стала перебирать конверты. — С кого начнём?       — Давайте с Хорнби.       Шарлотта нашла нужный конверт, бережно извлекла письмо и стала читать, всё больше увлекаясь. Послание было обстоятельным. Помощник капитана подробно описывал состояние корабля на момент написания письма, уверял Крозье, что будет и впредь поддерживать порядок, желал ему скорейшего выздоровления и выражал надежду, что капитан ещё успеет догнать экспедицию и вновь принять командование «Террором».       Оторвавшись от чтения и взглянув на Крозье, Шарлотта заметила горькую усмешку на его губах и отложила письмо в сторону.       — Френсис…       Она осторожно коснулась кончиками пальцев его щеки. Он вздрогнул, как будто вернулся к реальности откуда-то издалека. Она поняла — слушая её, он был весь там, на своём корабле, со своей командой. Горькое чувство вины подкатило к горлу, затопило её всю. Шарлотта отдёрнула руку и низко опустила голову. Движение было резким. Крозье с удивлением посмотрел на неё. Он хотел спросить, что случилось, но замер, не произнеся ни звука, поражённый внезапной мыслью. Что, если она приехала сюда из жалости и сидит с ним сейчас из христианского человеколюбия? Может быть, она забылась немного, поддавшись сочувствию, а теперь опомнилась и отдёрнула руку, как от прокажённого? Имеет ли он право требовать у неё отчёта о её мыслях и чувствах?       Шарлотта, встретив его взгляд, всё поняла и ещё ниже опустила голову.       — Простите меня, Френсис. В последнее время я всё время думаю… Мне всё чаще кажется… — Шарлотта кусала губы и, наконец, решительно подняла голову и взглянула ему в глаза. — Мне кажется, что это я виновата во всём. Я приношу несчастья тем, кого люблю. С кем оказываюсь слишком близко.       — Шарлотта, ну что вы такое говорите? — Крозье погладил её руку, безвольно лежавшую на коленях. — Как можете вы принести несчастье?       — До встречи со мной Джеймс считался везунчиком и баловнем судьбы. Брак со мной сделал его несчастным и отнял удачу. Его буквально вышвырнули из экспедиции. Стоило нам с вами сблизиться — и вас тоже выбросило из экспедиции, но уже другим способом. Френсис, разве вы не видите, что я действительно приношу несчастье тем, кого люблю?       Крозье медленно поднёс её руку к лицу, прижался к ней щекой и прикрыл глаза. Он чувствовал лёгкую дрожь её тела, каждой клеткой кожи впитывая её отчаяние и пытаясь дать успокоение. Помолчав с минуту, он открыл глаза и более хриплым, чем обычно, голосом произнёс:       — Значит, вы всё-таки любите меня?       — Вы сомневаетесь в этом? — В глубине её глаз, полных отчаяния, внезапно вспыхнула нежность. Она росла, разливалась, крепла — и отчаяние отступало, таяло под её напором.       — Я… Видите ли… У меня было время подумать и дать себе отчёт, что я представляю из себя. Я не нашёл в себе ничего, достойного любви. Пожилой неудачник, упустивший свой последний шанс. Капитан без корабля. Слабак, спрыгнувший с поезда в самом начале движения. Ирландец низкого происхождения, бедняк. К тому же, пьяница…       Шарлотта порывисто протянула руку и коснулась пальцами его губ, словно налагая на них печать молчания. Она неотрывно смотрела ему прямо в глаза, качая головой.       — Френсис, всё это не имеет никакого значения. Важно другое. Я думала - пока вы в экспедиции, у вас будет достаточно времени, чтобы обдумать всё, о чём вы услышали от меня. Обдумать и принять взвешенное решение. Я не тороплю вас. Вы знаете обо всём, что сулит вам связь со мной. Включая то, о чём я вам только что сказала. Я никогда не обижусь на вас и не стану держать зла, если вы решите держаться подальше от меня. Это будет верное и взвешенное решение. И я всегда буду любить вас. Я буду для вас, кем захотите — сестрой, любовницей, другом… Или дальней знакомой — выбор за вами. Но любить вас не перестану никогда - знайте это.       — Я уже давно всё обдумал, — Френсис сжал её пальцы, покрывая их поцелуями. — Я люблю вас. И хочу, чтобы вы были моей. На любых условиях. Я готов прятаться, изворачиваться, лгать… Только чтобы быть с вами.       Шарлотта неуловимым плавным движением соскользнула со стула и оказалась на коленях перед его постелью. Она обвила Френсиса рукой и спрятала лицо у него на груди. Заключив её в объятия, он почувствовал, как содрогается в рыданиях её тело и как рубашка у него на груди становится влажной от её слёз.       — Шарлотта… Лотти… — он растерянно гладил её по голове, по плечам, не зная, как успокоить и от этого приходя в смятение.       Она подняла заплаканное лицо и взглянула на него.       — Френсис… Если бы вы знали! Я так ждала этих слов! И так боялась, что не услышу их!       Сердце Крозье радостно подпрыгнуло и часто-часто заколотилось в горле, забивая дыхание. Неужели это правда? Она боялась, что окажется ненужной ему? Боялась потерять такое «сокровище», как Френсис Родон Мойра Крозье? Едва не задохнувшись от нежности и благодарности, он взял лицо Шарлотты в свои ладони и, будучи не в силах произнести ни слова, большими пальцами попытался утереть слёзы, катившиеся из её глаз. Она подалась вперёд и осторожно склонилась над ним, стараясь не касаться раны на шее. Их губы встретились — и оба забыли обо всех препятствиях, которые они мысленно воздвигали между собой.       В эти мгновения реальность для Френсиса словно перестала существовать. Не было на свете ничего, кроме этих губ, поначалу осторожных и трепетных, а после всё более яростных и страстных. Он и сам от робких поначалу прикосновений перешёл к более требовательным и властным. Её язык первым раздвинул его зубы и проник внутрь, исследуя рот, дразня его язык своими касаниями. Он ответил ей тем же. Яростная борьба, сплетение и простые касания языков так увлекли Крозье, что он перестал воспринимать что-либо из окружающего мира. Его ладони лихорадочно скользили по спине Шарлотты, вверх-вниз, остро ощущая каждый изгиб её тела и будто впитывали эти ощущения, неосознанно наслаждаясь ими. ТАК с женщинами он ещё не целовался. Поцелуи шлюх в портовых борделях, куда он заходил довольно редко, лишь в случае крайней необходимости, и то, не столько по зову плоти, сколько повинуясь крику уставшей от одиночества души, носили формальный характер. Он помнил ту, свою первую, открывшую ему истину о том, что поцелуи возбуждают и прикасался губами к их губам машинально, скорее, чтобы распалить себя самого.       С Шарлоттой всё было по-другому. Он чувствовал, как дрожит в его объятиях её гибкое сильное тело под тонкой тканью летнего платья. Он чувствовал, как разгорается в ней страсть от их умопомрачительно затянувшегося поцелуя — и возбуждался сам, ощущая властный зов плоти там, внизу, куда устремилась вся его кровь по внезапно расширившимся венам.       По всей видимости, Шарлотта в этот момент сохранила способность контролировать ситуацию. Когда из кухни донеслось особенно громкое громыхание посуды, она вздрогнула, замерла и медленно, словно извиняясь, прервала поцелуй. Подождав, пока Крозье вынырнет из водоворота наслаждения, полностью захватившего его и когда его взгляд станет более осознанным, Шарлотта виновато вздохнула, будто извиняясь, погладила по щеке и прошептала:       — Ах, Френсис… Мы ведь даже дверь не заперли.       Она поднялась с колен, села на стул у кровати и, кусая губы, произнесла:       — Вот видите, Френсис. И так скрываться, прятаться и не давать волю чувствам нам придётся всегда. Подумайте ещё раз — хотите ли вы этого?       — Хочу, — просто ответил он. — Пусть будет так. Лишь бы быть с вами.       У Шарлотты задрожал подбородок. Она прикрыла глаза, показавшись ему в этот момент совсем юной и беззащитной.       — Спасибо, Фрэнк… — Шарлотта нагнулась к нему и легонько коснулась губами его щеки. — Я сделаю всё от меня зависящее, чтобы вы не пожалели об этом своём решении. А теперь… Давайте просто поболтаем. Можно, я не буду сейчас читать вам эти письма? Или помолчим… С вами легко молчать.       Шарлотта взяла его за руку, и какое-то время оба действительно молчали, совершенно не тяготясь этим. Крозье прикрыл глаза и постарался обуздать так некстати восставшую плоть. Он благословлял укрывавшее его одеяло, прятавшее то, что сам Френсис считал постыдным и неприличным. Шарлотта будто чувствовала его состояние. Она всегда знала, когда ему нужно поправить подушку, когда промолчать, а когда отвлечь непринуждённой болтовнёй.       — Френсис, вы любите цветы?       Вопрос был неожиданным и застал его врасплох.       — Я… Не знаю… Наверное.       — Значит, вы не привыкли обращать на них внимание, — сделала вывод Шарлотта. — В таком случае, вам будет всё равно, какие цветы я поставлю на этот столик, — она кивнула головой на стол у кровати, уставленный лекарствами и всем необходимым для перевязок. Тут же лежали письма, которые Шарлотта так и не прочла ему.       — Да, пожалуй, — Крозье улыбнулся ей.       — Завтра же принесу какие-нибудь.       — А вы сами какие любите?       — Розы. Алые или белые. Но вообще, любые. А если нет роз, подойдут любые цветы.       — Я запомню, — Крозье нежно погладил её кисть свободной рукой.       Шарлотта с нежностью провела ладонью по его волосам, убирая их со лба и внимательно пригляделась к нему.       — Френсис? Вам нужно?.. — она указала глазами вниз, туда, где под кроватью пряталось судно.       Крозье мучительно покраснел. Он понимал, что рано или поздно эта проблема встанет перед ним. Не зря он потребовал сегодня у миссис Робинсон принести ему брюки, чтобы не предстать перед Шарлоттой с голыми ногами и прочими «прелестями». И всё же, когда пресловутый момент наступил, он вызвал у Френсиса жгучий стыд, тем более что ему действительно было нужно справить нужду. Терпеть дальше становилось невозможно. Но и допустить, чтобы эти ручки подкладывали судно ему под задницу и после выносили его испражнения он не мог. Его чувство собственного достоинства и самоуважения и без того были втоптаны в грязь проклятой болезнью. И вот теперь — последняя капля.       Шарлотта внимательно следила за борьбой, отражавшейся на его лице. Она коснулась его щеки кончиками пальцев и посмотрела ему прямо в глаза:       — Френсис. Успокойтесь. Если вы любите меня… Вы ведь любите меня?       — Да, — выдохнул он, продолжая сгорать от стыда.       — Если мы любим друг друга, между нами не должно быть стыда. Мы не можем стыдиться один другого. Это — естественные проявления вашего тела. Все мы люди. И не будет ничего страшного, если я помогу вам теперь, когда у вас ещё недостаточно сил, чтобы справляться с этим самостоятельно.       — Да, но-о… Начинать отношения с этой грязи… — с сомнением протянул Крозье.       — Не вы первый начали с грязи, — горько усмехнулась Шарлотта. — Если вы помните, это я вывалила на вас ведро помоев, раскрыв вам нашу с Джеймсом постыдную тайну.       — Это другое, — возразил Крозье.       Шарлотта медленно покачала головой и провела большим пальцем по его щеке:       — Господи, как я люблю ваши веснушки. Краснейте чаще, Френсис!       И, склонившись над ним, нежно коснулась губами его щеки. Крозье высвободил руки и обнял Шарлотту, прижав её к себе изо всех сил.       — Френсис… — прошептала она, пытаясь высвободиться. — Френсис… Не сейчас!       Он с сожалением разжал объятия. Шарлотта, загадочно улыбаясь, поправила слегка растрепавшиеся волосы и чуть сжала губы, словно проверяя, всё ли с ними в порядке.       — Предлагаю вам альтернативный вариант. Поскольку доктор разрешил вам понемногу ходить, мы с миссис Мэдисон отведём вас до гальюна, а там уж вы сами как-нибудь справитесь. Надеюсь, ваше достоинство от этого не пострадает.       Крозье улыбнулся, с удовольствием отмечая про себя, что она назвала уборную морским термином «гальюн».       — Да, так будет лучше, — ответил он.       — Тогда давайте для начала сядем? Ну-ка, обнимите меня. У вас это неплохо получается.       Шарлотта вновь нагнулась над ним. Френсиса не нужно было просить дважды. Его руки легли ей на плечи. Шарлотта просунула свои руки ему подмышки и приподняла над подушкой. Общими усилиями им удалось посадить Френсиса в кровати. Следующий этап — он откинул одеяло и спустил на пол босые ноги. Шарлотта критически взглянула на его брюки.       — Френсис, вы собираетесь постоянно бороться с брюками только потому, что я сижу у вашей постели? По-моему, вполне хватило бы подштанников.       — Пощадите мою мужскую гордость, Шарлотта, — Крозье попытался скрыть смущение за шутливым тоном. — От неё и так уже ничего не осталось.       — Ох уж эти мужчины, с их гордостью и чувством собственного достоинства! — проворчала Шарлотта себе под нос. — Завтра же куплю вам домашний халат! Надеюсь, ваша гордость не пострадает, если вы предстанете передо мной в домашнем халате? Будем жить просто и по-семейному.       — Ну что вы?.. Не нужно…       — Ну а что? Не лежать же вам целыми днями при полном параде? Или мне не приходить к вам, пока вы болеете? Миссис Мэдисон вы, вон, не стесняетесь! Вы что, любите её больше меня? Смотрите, а то я стану ревновать вас!       Говоря это, Шарлотта изо всех сил пыталась сохранять сердитое лицо. Френсис же откровенно потешался:       — Конечно, я люблю миссис Мэдисон! Как можно не любить женщину, которая так вкусно готовит? И от которой, в сущности, зависит твоя жизнь?       Всё дело в том, что Крозье видел нечто, недоступное взгляду Шарлотты, сидевшей спиной ко входу в спальню. После её слов о ревности, дверь в комнату открылась, и на пороге возникла миссис Мэдисон с небольшой кастрюлькой в руках, которую она держала за ручки с помощью белоснежного полотенца. От кастрюльки шёл пар. Аппетитный запах тут же разнёсся по спальне. Слова Френсиса были предназначены лично ей.       Миссис Мэдисон недовольно поджала губы и с превеликим достоинством проследовала к столу.       — Льстец! — осуждающе бросила она в сторону Крозье, грохнув кастрюлькой по столу.       — Не сердитесь, миссис Мэдисон, — тихонько хохотнула Шарлотта. — И впрямь, как не стать подхалимом, когда от вашей стряпни зависит его жизнь?       — Тем более что я никогда не ел ничего более вкусного! — улыбаясь во весь рот добавил Крозье, демонстрируя щербинку между передними зубами, которая так нравилась Шарлотте.       Как ни старалась миссис Мэдисон сохранить суровое выражение на лице, ей это не удалось. Она покраснела от удовольствия и расплылась в ответной улыбке, что-то ворча себе под нос о коварстве мужчин вообще и ирландских нечестивцев в частности.       — Миссис Мэдисон, помогите мне, — сказала Шарлотта. — Давайте-ка сначала проводим капитана в места не слишком отдалённые, чтобы потом он в полной мере смог отдать должное вашему супчику.       Миссис Мэдисон без лишних слов подставила Френсису плечо. Шарлотта обняла его с другой стороны. Вместе они поднялись и потихоньку добрели до уборной. Там женщины оставили Крозье одного, давая ему возможность проявить самостоятельность и доказать себе, что он не совсем уж беспомощное существо. Хотя, стоя за дверью, обе с тревогой прислушивались, не упадёт ли он там без сознания. — всё-таки их капитан был ещё довольно слаб. Но всё обошлось. Они втроём благополучно вернулись в спальню. В этот раз Крозье держал ложку значительно уверенней. Силы действительно возвращались к нему, что не могло не радовать заботливо ухаживающих за ним женщин.       На следующий день Шарлотта, как и обещала, отправилась в город. Результатом её поездки был приобретённый для Крозье халат и пара домашних шлёпанец. Кроме того, Шарлотта купила трость, на которую Френсис сможет опираться, когда у него прибавится сил и его прогулки станут более продолжительными. Помимо прочих магазинов, она посетила книжную лавку, где приобрела нашумевший роман Чарльза Диккенса «Мартин Чезлвит», чтобы было что почитать Френсису вслух, сидя у его постели. Завершилось её турне посещением цветочной лавки, откуда она вышла со скромным букетом алых роз. С этого дня на столе в комнате Крозье всегда стояли живые цветы. Казалось бы — мелочь, но сколько она привносила в его жизнь домашнего уюта и тепла. Того уюта и тепла, которого так жаждала его одинокая душа. И которые он теперь связывал только с Шарлоттой. И плевать, что она носила фамилию Фицджеймс. Она была его и только его. Разве ради этого не стоило жить?