Нам вместе быть...

      После этой ночи выздоровление капитана Крозье двинулось вперёд семимильными шагами. С каждым днём у него прибавлялось сил. Вскоре капитан уже не только свободно передвигался по квартире, не ощущая головокружений и слабости, но впервые смог выйти на улицу, опираясь, с одной стороны, на трость, подаренную Шарлоттой, с другой — на руку самой Шарлотты. Воздух Абердина пах морем. Этот запах щекотал ноздри, кружил голову и растравлял душу, будил желание вновь оказаться на корабле — пусть даже не на капитанском мостике. Всё-таки море было у него в крови и крепко держало в своих объятиях. Но рядом шагала Шарлотта, он любовался ею, чувствовал под своей рукой её крепкую надёжную руку — и тоска по морю отпускала.       Рана на шее Крозье затягивалась буквально на глазах. Доктор Макферсон был доволен, но рекомендовал пока воздержаться от длительного путешествия в Лондон по тряским дорогам, повременить ещё недельку-другую. Поскольку у обоих — и у Френсиса, и у Шарлотты не было причин стремиться в столицу, они решили не торопиться и дождаться, пока Крозье окрепнет и поправиться окончательно. Их ночные свидания повторялись регулярно через ночь, становясь с каждым разом всё ярче и развратнее, что приводило обоих в восторг. Трудность заключалась в том, чтобы следить за выражением лиц в присутствии посторонних и постоянно одёргивать себя, гася счастливый блеск в глазах, следя за голосом, жестами и мимикой, стараясь вести себя естественно и непринуждённо.       Проснувшись утром после одной из таких ночей, Френсис уловил восхитительный запах, доносившийся из кухни. В последнее время аппетит у него был отменный, особенно если по ночам у него дежурила Шарлотта. Крозье умылся, побрился, привёл себя в порядок и явился на кухню не так уж поздно — часы показывали без десяти десять.       — Доброе утро, миссис Мэдисон, — приветствовал он экономку, раскрасневшуюся от жара плиты.       — Доброе утро, капитан Крозье.       — А чем это так восхитительно пахнет? — поинтересовался он.       — Думаю, пирогом с земляникой и патокой, — ответствовала миссис Мэдисон, на минуту оторвавшись от стряпни.       — О-о-о… Пирог — это великолепно. У нас какой-то праздник или?..       — Как? Разве вы не знаете? — экономка была искренне удивлена.       — Чего не знаю?       — Разве миссис Фицджеймс ничего вам не сказала?       — Нет, — пришёл черёд удивляться Френсису. — А что она должна была мне сказать?       — Ну-у… Раз не сказала… Наверное, хотела, чтобы это был сюрприз.       — Миссис Мэдисон. Не томите. Раз уж сказали «А», говорите и «В». Что у нас за праздник, о котором знают все, кроме меня?       — У миссис Фицджеймс сегодня день рождения. Только я вам ничего не говорила!       — Как? У Шарлотты день рождения, а я об этом ничего не знаю? В какое положение вы хотите меня поставить, миссис Мэдисон? Я буду гостем на её дне рождения без подарка?       — Но раз она сама не стала вам говорить… Значит, это она решила поставить вас в такое положение, а не я, — миссис Мэдисон обиженно поджала губы и продолжила сосредоточенно нарезать морковку.       — Резонно, — согласился Крозье. — Но вы ведь понимаете, что я не могу этого допустить. Думаю, Шарлотта не станет долго сердиться на вас за то, что вы невольно выдали этот секрет. Тем более что всю вину я возьму на себя.       — Капитан Крозье, завтрак будет подан через десять минут, — ответила на это миссис Мэдисон.       — Но не позже! — нетерпеливо воскликнул Френсис. — Когда планируется праздничный обед?       — Часам к трём, я полагаю. Когда придёт сама именинница.       Была в словах экономки какая-то недосказанность, какой-то намёк на то, что миссис Фицджеймс долго отсыпается после дежурства у постели капитана Крозье, потому что не спит ночами. Но Френсис решил не обращать на это внимания. Вернувшись к себе, он открыл сундук с вещами и достал оттуда шкатулку с финансами — свой личный «золотой запас», который взял на борт «Террора» в надежде потратить часть денег в Китае, если им всё-таки удастся найти пресловутый проход, да и просто на всякий случай. Не оставлять же их дома в пустой квартире. Крозье углубился в подсчёты — сколько придётся заплатить за услуги врача, за обратную дорогу в Лондон, сколько оставить на первое время, чтобы хватило на более или менее сносную жизнь и сколько он может позволить себе отдать за подарок для Шарлотты. Выходило не так уж много, особенно если учесть, что Френсису хотелось бы озолотить её, подарить любимой женщине самые лучшие украшения, которых она, несомненно, достойна. Френсис видел, что вкусы Шарлотты довольно скромны. Кольцо на пальце — очевидно, свадебный подарок Джеймса, изящные серьги в ушах, пара брошей, колье, которое она надевала лишь для выходов в свет… Ему всегда казалось, что это не драгоценности украшают Шарлотту, а она украшает их, надевая на себя. Что же ей подарить? Крозье не знал, решив определиться на месте и выбирать из того, что предложит ему ювелир.       Наскоро позавтракав, Крозье отправился в город. Он отсутствовал более двух часов, но вернулся весьма довольный собой. Впрочем, чем дольше он ждал прихода Шарлотты, тем больше его одолевали сомнения. Миссис Мэдисон, не торопясь, накрывала на стол. Крозье расхаживал по гостиной, заложив руки за спину, время от времени преграждая экономке путь. Натыкаясь на Крозье, миссис Мэдисон бросала на него сердитые взгляды, но продолжала молча сновать между гостиной и кухней. К приходу Шарлотты Френсис уже совершенно извёлся, сомневаясь в том, что действительно приобрёл хорошую вещь и что его подарок достоин внимания любимой Лотти. Но другого у него не было. Услыхав стук в дверь, он весь подобрался, остановился посреди гостиной и замер, не сводя глаз со входа.       Когда Шарлотта появилась в дверях — юная, свежая, улыбающаяся — Крозье накрыл новый приступ неуверенности. Однако отступать было поздно. Он сделал шаг ей навстречу, взял руку и поцеловал — не обычным светским поцелуем, а надолго припав губами, наслаждаясь нежностью кожи и исходящим от неё волнующим запахом. Шарлотта сжала его ладонь и, не удержавшись, провела свободной рукой по волосам, слыша, как миссис Мэдисон направилась в кухню.       — Добрый день, Фрэнк, — произнесла она голосом, от которого у него сладко защекотало в груди и защемило под ложечкой.       — Добрый день, Лотти, — ответил он тихо и хрипло. Впрочем, эта хриплость теперь, пожалуй, останется с ним навсегда, как напоминание о перенесённой болезни и о том, каким способом ему удалось сохранить жизнь. — Я поздравляю вас с днём вашего рождения.       — Миссис Мэдисон проболталась? — звонко рассмеялась Шарлотта.       — Не ругай её, — улыбнулся Френсис. — Она не виновата. Пирог пах так вкусно, что я стал расспрашивать, по какому поводу готовится столь роскошное угощение. Она не знала, что ты решила держать этот повод в тайне от меня. — Да и Бог с ней, — Шарлотта продолжала улыбаться, не спуская с Френсиса ласкового взгляда. — Спасибо, Фрэнки, — прошептала она, быстро целуя его губы и резко выпрямляясь. — Я хотел бы… Подарить тебе подарок.       Вот чёрт! Он никогда не дарил подарки женщинам и теперь испытывал крайнее смущение, изо всех сил стараясь не показать этого. Когда он полез во внутренний карман сюртука, его руки весьма заметно тряслись, и он ненавидел себя за это. «Ну же, Фрэнки! — насмешливо подбадривал себя он. — Больше уверенности! Ты же теперь умелый любовник. Так чего ты дрожишь, как мальчишка?»       Френсис вынул из кармана узкий футляр шести дюймов в длину и, раскрыв его, протянул Шарлотте. Внутри на красном бархате лежала тонкая золотая цепочка с маленьким кулоном в виде золотого кораблика, в корпусе которого поблескивал малюсенький бриллиант. Шарлотта приняла подарок из его рук, полюбовалась им и подняв на Френсиса сияющие глаза, воскликнула:       — Боже мой! Фрэнк… Какая прелесть! Спасибо… Ты… Я…       И, не думая о том, что в комнату в любой момент может войти миссис Мэдисон, Шарлотта бросилась к нему на шею, предварительно положив футляр с украшением на край стола.       У Крозье отлегло от сердца. Его подарок был принят, причём принят с восторгом и благодарностью. Он почувствовал себя счастливым. А Шарлотта, отпрянув от него, вновь занялась подарком. Она вынула цепочку из футляра, рассмотрела кораблик и произнесла с восторгом ребёнка, получившего игрушку, о которой он даже не смел мечтать:       — Фрэнки… Он такой красивый… Спасибо…       И, схватив за руку, увлекла Френсиса к нему в спальню. Захлопнув дверь, Шарлотта снова накинулась на него с поцелуями. Ошеломлённый Френсис охотно отвечал на них.       — Фрэнк. Помоги мне пожалуйста, — попросила Шарлотта, наконец найдя в себе силы оторваться от него.       Она расстегнула застёжку на цепочке и протянула украшение Френсису. Он понял, взял у неё цепочку и, дождавшись, когда Шарлотта повернётся спиной, с трепетом надел на неё украшение. Он долго возился, пытаясь застегнуть цепочку непослушными пальцами. Шарлотта замерла, моля Бога, чтобы он как можно дольше не смог сделать этого. Чтобы чувствовать у себя на шее его горячее дыхание, ощущать нервную дрожь его непослушных пальцев, зная, чем вызвана эта дрожь…       Но вот Френсис наконец справился с застёжкой и, обняв Шарлотту сзади, прикоснулся губами к её шее. Шарлотта задрожала, подалась назад, прижимаясь к нему всем телом. Ощутив, как мгновенно затвердела его плоть, Шарлотта отстранилась и повернулась к нему, виновато улыбаясь.       — Фрэнк. Боюсь, что сейчас не время… Хотя мне так жаль…       И она бросила взгляд, действительно полный сожаления, на его предательски вздыбившиеся брюки.       — Прости… — Френсис смущённо отвернулся и постарался взять себя в руки.       — Я пойду, посмотрю, может быть нужно помочь миссис Мэдисон, — сдавленно произнесла Шарлотта. — А ты приходи, когда… когда справишься.       Выйдя в гостиную, Френсис застал там Шарлотту, стоявшую к нему спиной и разглядывавшую что-то за окном. Услыхав его шаги, она обернулась. Её задумчивое лицо озарила улыбка, от которой в душе Френсиса разлилось ставшее привычным тепло, без которого он уже не мыслил своей жизни. Эта улыбка предназначалась лишь ему, ему одному, и осознание этого факта бальзамом проливалось на его уставшую от долгого одиночества душу.       — Присаживайтесь, Френсис, — Шарлотта сделала приглашающий жест рукой. Кажется, за пределами спальни она решила обращаться к нему официально, чтобы не сбиться с нужного тона в присутствии экономки, которая могла появиться в любую минуту.       — Вы… не откажетесь выпить со мной шампанского? Я знаю, что доктор Макферсон запретил вам алкоголь, но… Может быть, глоток шампанского вам не повредит?       Крозье на минуту задумался. Конечно, шампанское для него вообще алкоголем не считалось. Но он вдруг испугался того, что этот несчастный глоток может спровоцировать возвращение той, настоящей «жажды», которую ему удалось побороть ценой невероятных мук и усилий воли. Увидев сомнения у него на лице, Шарлотта коснулась его руки и произнесла:       — Френсис, я ведь совершенно не обижусь, если вы откажетесь. Ваше здоровье важнее моих прихотей.       Крозье смешался. Рассказать ей о причинах отказа? Возможно, стоило бы, чтобы она не питала иллюзий относительно того, с кем связалась.       — Лотти… Я, пожалуй, действительно откажусь. Видите ли… Раньше я слишком много пил. И… выход из этого состояния… дался мне… слишком дорогой ценой.       Френсис часто останавливался, мучительно подбирая слова. Поймёт она, как стыдно ему признаваться в своей слабости? Впрочем, иногда ему казалось, что Шарлотта способна понять всё без слов или, по крайней мере, с полунамёка. Вот и сейчас. Она внимательно взглянула ему в лицо и просто произнесла:       — Хорошо. Тогда сегодня обойдёмся без шампанского. Миссис Мэдисон приготовила отличный лимонад.       — Нет-нет, Лотти, — возразил Крозье. — Я не хочу лишать вас удовольствия в ваш день рождения. Давайте так. Я буду пить лимонад, а вы — шампанское.       — Что-то мне не хочется надираться в одиночку, — Шарлотта широко улыбнулась.       — Тогда пригласите миссис Мэдисон составить вам компанию, — шутливо предложил Крозье.       — А что? — неожиданно уцепилась за это предложение Шарлотта. — Неплохая мысль. Если вы не против…       — Ну, я же сам предложил, — усмехнулся Френсис.       — Ладно. Пригласим её ненадолго, — согласилась Шарлотта и позвала: — Миссис Мэдисон!       Экономка тут же появилась на пороге.       — Миссис Мэдисон. Окажите мне услугу. Я хочу выпить шампанского, а Френсис, к сожалению, не может участвовать в попойке по состоянию здоровья. Станьте на время моей собутыльницей и составьте мне компанию. Не напиваться же мне в одиночку.       Миссис Мэдисон покраснела, Крозье показалось, что от удовольствия.       — Но-о… мэм… — попыталась возразить она.       — Миссис Мэдисон. Всего один бокал. За моё здоровье. Вы ведь не чужой нам всем человек. И, если бы не вы, сегодняшний праздник вообще не состоялся бы.       — Вы умеете убеждать, мэм, — кажется, миссис Мэдисон решила, что она сопротивлялась достаточно долго и приличия соблюдены.       — Вот и отлично. Несите для себя ещё один прибор и давайте усаживаться поскорее. Здесь всё так вкусно пахнет. Я есть хочу!       Когда все наконец уселись за стол, Крозье откупорил бутылку шампанского и наполнил дамам бокалы. Шарлотта в качестве хозяйки застолья разлила по тарелкам суп и разложила рыбу. Миссис Мэдисон чувствовала себя неловко и не знала, куда деть руки, но при этом пыталась сохранять своё обычное достоинство.       Налив в свой бокал лимонад из графина, Френсис встал и произнёс:       — Дорогая Шарлотта. Я от всей души поздравляю вас с вашим днём рождения и желаю вам всех благ, которых вы, несомненно, достойны. Спасибо вам, что дали себе труд родиться — иначе, кто бы вытаскивал меня с того света?       — Эгоист, — расхохоталась Шарлотта, — только о себе и думаете.       Крозье не обиделся. Он уже привык к её чувству юмора, тем более что в глазах её светилось совсем другое: «Спасибо, любимый!»       Миссис Мэдисон сделала глоток и скромно поставила бокал на стол. Шарлотта отпила треть из своего бокала и принялась за еду.       — Френсис, скажите, а в Ирландии празднуют дни рождения?       — Конечно.       — Так же, как в Англии? Или есть какие-то особые местные обычаи?       — Не без того. В Ирландии именинника принято поднять за ноги и стукнуть головой об пол столько раз, сколько ему исполняется лет. Плюс ещё один раз — на счастье.       Шарлотта с миссис Мэдисон переглянулись.       — Ну и дикий же народ! — не выдержала миссис Мэдисон.       Шарлотта хохотнула. Крозье улыбался.       — Детям нравится, — сказал он.       — А вас тоже так поздравляли? — спросила Шарлотта.       — В детстве — бывало, -- ответил он.       — Френсис, а когда у вас день рождения? — поинтересовалась Шарлотта.       — Шестнадцатого августа, — кажется, он понял, куда она клонит и улыбнулся ещё шире.       — Мы обязательно поздравим вас по-ирландски, — пытаясь сохранить серьёзный вид, заявила Шарлотта. — Сколько вам исполнится?       — Сорок девять, — так же серьёзно ответил Крозье.       — Ну вот. Сорок девять, плюс один на счастье — итого, пятьдесят раз. Круглая цифра.       — Боюсь, что моя голова не выдержит такого поздравления, — Крозье сокрушённо вздохнул, пряча улыбку в уголках губ. — Раза три максимум — и отобьёте мне мозги окончательно.       — А мы легонечко, правда, миссис Мэдисон? Главное, чтоб у нас хватило сил удержать вас за ноги. Надеюсь, к тому времени Джеймс вернётся и поможет нам.       Шарлотта потянулась к бокалу и вдруг залилась громким неудержимым хохотом. Крозье и миссис Мэдисон с улыбками смотрели на неё.       — Ой… — у Шарлотты на глазах выступили слёзы. — Я представила… Картина маслом… Мы с миссис Мэдисон стоим на диване… Держим вас за ноги… Вниз головой…       Продолжить она не смогла. Но это было и не нужно. Миссис Мэдисон и Крозье внезапно представили то же, что и она — и покатились со смеху. Миссис Мэдисон корила себя за несдержанность и неприличное поведение, но ничего не могла с собой поделать. Она достала платочек и вытирала слёзы, катившиеся у неё из глаз. Крозье смеялся так, что заболела рана на горле. Его смех был хриплым и лающим, но лёгким и беззаботным — он давно не смеялся так. Очень давно…       Заметив, что его рука машинально потянулась к шее, Шарлотта внезапно прервала смех и вопросительно взглянула на него:       — Френсис?       — Всё в порядке, — заверил он.       — Тогда давайте выпьем, — предложила Шарлотта. — Миссис Мэдисон, не стесняйтесь. Я одна не выпью всю бутылку. Вы должны мне помочь.       — Что вы, мэм? Разве мы можем столько выпить? — ужаснулась экономка.       — Нет, конечно. Но, как минимум, бокал вы осилите. Тем более что я хочу выпить за моих гостей, за тех, кто разделил со мной мой праздник. И поблагодарить вас за то, что вы есть. И что вы — рядом со мной.       После первой перемены блюд миссис Мэдисон уже не вернулась за стол. Разговор между Френсисом и Шарлоттой стал более сердечным. Их взгляды и руки постоянно встречались, и каждое такое столкновение вызывало в их душах приступы волнения и томительного беспокойства.       Отдав должное восхитительному пирогу и расхваливая на все лады кулинарное мастерство миссис Мэдисон, они решили прогуляться по городу. Воздух Абердина пах морем. Этот запах щекотал ноздри и бередил душу капитана Крозье. Шарлотта шла рядом, держа его под руку и искоса наблюдая за выражением его лица. Она понимала, что происходит в его душе. Море в крови у каждого, кто посвятил себя служению ему. Оно притягивает, манит и зовёт. И излечиться от этой тяги непросто. Да и нужно ли? Френсис — моряк до мозга костей. В душе Шарлотты, как и в случае с Джеймсом, боролись противоречивые чувства. Ей хотелось, чтобы Френсис всегда был рядом с ней. Но она понимала, что без моря он никогда не сможет почувствовать себя полностью счастливым. Шарлотта не хотела быть помехой его счастью. И не хотела расставаться с ним, отдавая его на милость морю, которое могло оказаться весьма немилосердным. Во всяком случае, пока море было для Френсиса недоступно, и он полностью принадлежал ей. Шарлотта чувствовала, что готова на всё — лишь бы он не тосковал по морю, не думал об упущенных шансах, лишь бы ощущал себя счастливым рядом с ней.       А Френсис в эти минуты и впрямь был счастлив, вдыхая полной грудью запах моря, всем своим естеством наслаждаясь присутствием рядом любимой женщины и ощущая на своей руке тепло её ладони. Он не думал ни о печальном прошлом, ни о туманном будущем, наслаждаясь восхитительным настоящим. И хотел лишь одного — подольше удержать в душе это светлое чувство, не расплескать его и не дать обычным мрачным мыслям вытеснить его, погасить этот трепетный тонкий огонёк, дающий силы жить дальше.       Они вернулись домой в сумерках. Когда экономка впустила их, Шарлотта сказала: — Миссис Мэдисон. Вы сегодня отлично потрудились. Вам нужно отдохнуть. Идите в гостиницу и выспитесь хорошенько. Нам больше ничего не понадобится. Я подежурю в эту ночь вместо вас.       Миссис Мэдисон открыла было рот, чтобы что-то возразить, но передумала, поджала губы и произнесла со своим обычным достоинством:       — Да, мэм.       — Спасибо вам за всё, миссис Мэдисон, — сказала Шарлотта.       Экономка как-то странно посмотрела на неё и произнесла:       — Не стоит, мэм.       — Вы ужинали, миссис Мэдисон?       — Да, мэм.       — Возьмите с собой что-то из еды.       — Благодарю, мэм.       Закрыв за экономкой дверь, Шарлотта повернулась к Френсису:       — Мне кажется, она всё про нас знает.       — Мне тоже так кажется. Но, в случае чего, она ничего не докажет.       — Надеюсь, — вздохнула Шарлотта. — По крайней мере, я не собираюсь из-за неё лишаться встреч с тобой.       Френсис притянул её к себе и стал жадно целовать прямо в прихожей. За то время, что длился их поцелуй, Шарлотта успела расстегнуть все пуговицы на его форменном сюртуке. Когда они наконец смогли оторваться друг от друга, Шарлотта схватила его за руку и потащила в спальню. Там она нетерпеливо стянула с него сюртук и, торопливо расстегнув жилет, сбросила его на пол. Тем временем Френсис успел избавиться от галстука и вновь притянул Шарлотту к себе. Он целовал её, глубоко, властно, страстно, успевая при этом расстёгивать пуговицы у неё на спине. Теперь он справлялся с этим значительно быстрее, чем в первые разы. Закончив поцелуй, он спустил платье с её плеч и стал жадно и быстро касаться их губами. Шорох падающей к их ногам ткани вызвал у Френсиса прилив возбуждения. Скорее, скорее освободить её от этого чёртового панциря, закрывающего доступ к её восхитительной груди!       Френсис продолжал покрывать поцелуями шею, плечи и грудь Шарлотты, развязывая шнуровку корсета у неё за спиной, растягивая тугие шнурки, стараясь поскорее открыть доступ к её сильному податливому телу. Вот сейчас… сейчас уже можно стянуть с неё эту ужасную броню, которую явно придумал какой-то женоненавистник.       Обнимая Френсиса и отдаваясь во власть его губ и рук, Шарлотта времени даром не теряла. Пока Френсис боролся с корсетом, она расстегнула его брюки, поглаживая приятную тяжесть в них, отчего та становилась ещё твёрже и мощнее. Когда Френсис освободил её от корсета, брюки уже лежали на полу у его ног.       Они стояли, любуясь друг другом, пока Шарлотта расстёгивала манжеты его рубашки. Справившись с этим, она взялась за её подол и побудила Френсиса поднять руки. Сняв с него рубашку и отбросив её в сторону, Шарлотта прижалась к нему всем телом и замерла, судорожно вдохнув его ставший таким родным и желанным запах. Она задрожала всем телом, чувствуя, как рвётся к ней его твёрдый, как камень, член, плотно прижатый к её животу. Френсис бережно, но настойчиво опустил с плеч бретельки её рубашки и гладящими движениями стянул её вниз, словно счистил ненужную кожуру с плода. Господи, как же много одежды носят на себе женщины! Возможно, они делают это ради того, чтобы, раздевая их, мужчины сильнее возбуждались от нетерпения?       Френсис снял с Шарлотты кружевные панталоны, опустившись при этом на колени и покрывая поцелуями её живот и бёдра. Чулки с подвязками были стянуты с её стройных ног стремительно — и вот она уже стоит над ним во всей сияющей красоте своей наготы, ни капли не стыдясь её, купаясь в его восхищённом взгляде.       Френсис поднялся с колен. Шарлотта тут же сделала шаг к нему навстречу и развязала завязку на подштанниках. Последнее препятствие между ними упало на пол, и он предстал перед Шарлоттой во всей мощи своего желания, со вздыбленной, безудержно рвущейся к ней, жаждущей её плотью. Восхищение в её взгляде окрыляло. Френсис властно притянул Шарлотту к себе и увлёк на кровать.       В эту ночь он взял на себя всю инициативу. Он не оставил без внимания ни дюйма на её теле, обласкав и расцеловав её всю. Шарлотта стонала и извивалась под его ласками и поцелуями, вскрикивала и временами молила о пощаде — но он не дал ей шанса вырваться, за что она была ему бесконечно благодарна. Лишь доведя её до полного изнеможения, видя, как мучительно жаждет она ощутить его в себе, Френсис продемонстрировал ей всю силу и мощь своего желания. Видя, как его женщина мечется под ним, запрокинув голову и рассыпав по подушке беспорядочно спутанные волосы, чувствуя, как содрогается под ним её тело от накатывающего волнами наслаждения, источником которого был он сам, Френсис ощущал острое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Он может дать любимой женщине то, чего она так страстно желает. Это ли не счастье? Когда оргазм сопровождают подобные ощущения, он становится поистине фееричным. И как приятно после лежать в обнимку, расслабленными и усталыми, чувствуя себя полностью удовлетворёнными, когда даже не нужно спрашивать, понравилось ли ей — и так всё понятно по её лицу, по тому, как размякло в блаженной неге её недавно напряжённое от возбуждения тело. Какое оно сейчас мягкое и податливое. Как благодарно прижимается она к его боку. Как её губы касаются его уха, шепча:       — Я люблю тебя…       И как при этом ласково теребят его мочку.       Полежав с ним в обнимку какое-то время, Шарлотта тихо позвала:       — Фрэнки… Ты есть не хочешь?       Её шёпот звучал озорно и несколько виновато. До этого момента есть ему точно не хотелось. Но как только она спросила, Френсис вдруг почувствовал страшный голод.       — Хочу.       Он быстро повернулся на бок и крепко прижал Шарлотту к себе, целуя наугад её волосы, щеку, шею…       — Тогда пойдём на кухню, посмотрим, что осталось от обеда?       — Пойдём, — согласился он.       Дело пахло авантюрой, маленьким приключением, и в душе Френсиса проснулся ребёнок, жаждущий шалостей. Шарлотте, кажется, передалось это настроение. Она первой вскочила с кровати, нашла на полу его рубашку и надела её на себя. Сидя в постели, Френсис залюбовался тем, как заструилась ткань рубашки вокруг её стройного стана. А ноги… Эти полностью открытые стройные ноги привели его в полный восторг.       — Ты сейчас сожрёшь меня глазами, — хохотнула Шарлотта. — Тебя срочно надо чем-то накормить. Вставай, лежебока!       Френсис послушно встал и облачился в подаренный ею халат на голое тело, обернув его вокруг себя и завязав поясом. Шарлотта взяла лампу, и они босиком прошлёпали на кухню. Шарлотта порылась в буфете и извлекла на стол холодную телятину и остатки пирога.       — О, да это же пища богов! — воскликнула она. — Смотри-ка, и шампанское осталось. Наверное, выдохлось всё… Выпьем?       Дух авантюризма по-прежнему владел Френсисом, заглушая доводы рассудка.       — Только немного, — кивнул он.       — Присвети мне, Фрэнк, — потребовала она, отдавая ему лампу и распахнув верхние дверцы буфета.       Достав два бокала, Шарлотта поставила их на стол.       — Наливай, — скомандовала она.       Френсис послушно разлил вино по бокалам.       — За тебя, — произнесла Шарлотта тихим грудным голосом, от которого в груди Френсиса всегда что-то сладко сжималось. — Спасибо, что ты у меня есть.       — И за тебя, — ответил он. — Могу только повторять за тобой. Спасибо, что ты у меня есть. Ты — лучшее, что могло случиться в моей жизни.       Френсис пригубил вино. Оно, на удивление, ещё не успело окончательно выдохнуться, и редкие оставшиеся пузырьки газа приятно покалывали язык. Он прислушался к себе. Ему хочется ещё? Побольше и, главное, покрепче? Ничего подобного Френсис не ощутил. Хотелось ему только одного — быть рядом с Шарлоттой и запомнить каждую минуту, каждое мгновение, проведённое с ней. Френсис понял — ему не страшна «жажда» до тех пор, пока рядом с ним его милая Лотти. Он не знал, откуда у него появилась такая убеждённость, но твёрдо уверовал, что это — правда. И внезапно успокоился. Страх сорваться и уронить себя в глазах Шарлотты прошёл. На душе стало легко и спокойно. Они ели мясо, разрезая его ножом и держа куски руками, без всяких вилок, запивали его остатками вина. Шарлотта поставила на плиту чайник, и они засыпали заварку прямо в него, как тогда, в Вулвиче, в день их первой встречи. Они доели пирог, шутливо благодаря за него миссис Мэдисон и представляя, как удивится она завтра поутру, обнаружив на кухне остатки их пиршества. Насытившись, они вернулись в спальню, расслабленные и довольные. Теперь обоих клонило в сон. Они улеглись в постель, сняв одежду и уснули обнажёнными, в объятиях друг друга, прильнув друг к другу крепко-крепко, не думая о приличиях, о необходимости прятаться и соблюдать конспирацию. Это был самый лучший день рождения для Шарлотты. И один из самых лучших дней в жизни Френсиса Крозье.       Однако инстинкт самосохранения у Шарлотты работал безотказно. Она проснулась в пять утра и с сожалений выскользнула из объятий Френсиса, безмятежно похрапывавшего рядом. Засыпая, она просунула ногу ему между ног и теперь попыталась осторожно высвободить её. Шарлотте не сразу удалось расплести их конечности. Отодвинувшись, она почувствовала сожаление от того, что его мягкий член и мошонка перестали упираться ей в пах. Видимо, Френсис ощутил что-то подобное, потому что беспокойно завозился во сне, словно искал, к кому бы прижаться. Шарлотта нежно погладила его по лицу, коснулась губами щеки и укрыла одеялом. Приглядевшись в полумраке зашторенной спальни к шраму на шее Френсиса, она осталась довольна его состоянием. Шрам почти совсем затянулся и больше не представлял для него опасности. Вздохнув, Шарлотта выбралась из постели и отправилась собирать в беспорядке разбросанные по комнате вещи. Одежду Френсиса она аккуратно сложила на стул, а свою унесла в гостиную и стала одеваться, проклиная тех, кто придумал, что женщинам нужно носить корсеты. Ей не хотелось будить Фрэнка, поэтому корсет пришлось кое-как затягивать самой. Шарлотте было неудобно, она не раз мысленно чертыхнулась, пытаясь добиться, чтобы ненавистный панцирь не ёрзал на ней и сидел крепко. Хорошо ли, плохо ли, но ей удалось справиться с этой задачей.       Так. Теперь платье. Чёртово платье с целым рядом мелких пуговиц на спине. Нельзя пропустить ни одной, чтобы выглядеть безупречно. Итак, начнём. Шарлотта имела гибкое тело, но всё равно долго пыхтела, пытаясь засунуть малюсенькие пуговки в тугие неудобные петли. Она даже вспотела от усердия, но вышла победительницей из неравной борьбы с собственным платьем. Осталось привести в порядок причёску. Ну, с этим Шарлотта справляться умела. Тем более что по легенде она ночевала на диване в гостиной, и её волосы от этого имели право несколько растрепаться.       Приведя себя в порядок, Шарлотта отправилась на кухню, чтобы замести следы их с Френсисом ночного пиршества. Пускай миссис Мэдисон думает, что они, вернувшись с прогулки, чинно поужинали в столовой, как приличные люди.       Наведя везде относительный порядок, Шарлотта вернулась в спальню и села на краешек кровати, внимательно приглядываясь к спящему Френсису. Она не могла не сравнивать их — Джеймса, своего первого мужчину, и Френсиса, исцелившего её от греховной страсти к родному брату. Шарлотте повезло — они оба оказались великолепными любовниками — каждый по-своему, разумеется.       Джеймс был порывистым и страстным. Его сила и притягательность заключалась в искромётной фантазии, изяществе и благородстве. Его изобретательность в постели, неутомимость, изощрённость его ласк в своё время приводили Шарлотту в восторг. Но, как оказалось, достигать пика наслаждения можно было и другим способом.       Френсис… Френсис — это была скрытая сила, таившаяся глубоко под наслоениями стыда, смущения и неуверенности в себе. Но, избавившись от этого балласта, он сумел явить Шарлотте такую мощь, при одной мысли о которой её тело охватывала сладкая истома. Он был властен и нежен, неистов и бережен. Шарлотта чувствовала гордость за то, что именно ей удалось избавить Фрэнка от предрассудков и ложного стыда и помочь ему полностью раскрыть себя. Он больше не был в её глазах бездомным псом. Перед Шарлоттой лежал лев, осознавший собственную силу, уверенный, что имеет право находиться рядом с ней. При этом не стыдящийся учиться у неё всему новому, признающий её временное превосходство в некоторых вопросах и делающий всё, чтобы, получив от неё знания, превзойти учителя. Нежность, с которой Фрэнсис проявлял свою дикую, первозданную мощь, находила горячий отклик в сердце Шарлотты. Она смотрела на спящего Френсиса — и всё внутри неё трепетало от любви и ответной нежности к нему. Это был капитан — настоящий капитан её жизни, которому она с готовностью вверяла свою судьбу и с которым была готова плыть хоть на край света.       Раздавшийся стук в дверь заставил Шарлотту с сожалением оторваться от созерцания спящего Френсиса и прервал поток её мыслей, направив его на обычные повседневные дела. С каждым днём состояние здоровья Френсиса неуклонно улучшалось. Это радовало, но и огорчало одновременно. Они оба, и Шарлотта, и Френсис, понимали, что возвращение в Лондон чревато появлением в их жизни новых трудностей. Они не смогут так свободно встречаться и проводить друг с другом столько времени. В Лондоне их жизнь будет постоянно на виду, и необходимость соблюдать приличия разъединит их, отнимет друг у друга. Поэтому оба, как могли, оттягивали момент отъезда. Но, как бы их души ни сопротивлялись неизбежному, пришёл день, когда доктор Макферсон, осмотрев пациента, заявил:       — Ну что же, капитан Крозье. Я считаю, что вы полностью оправились от болезни. И ваше состояние позволяет вам совершить путешествие в Лондон. Позволю себе дать вам лишь один совет — отправляйтесь домой по морю, а не в дилижансе. Тряски никакой, а свежий морской воздух станет для вас дополнительным укрепляющим фактором.       — Спасибо, доктор. Пожалуй, мы воспользуемся вашим советом, — Френсис взглянул на Шарлотту. Та слегка кивнула головой. Вопрос был решён. Удивительно, что все мужчины в жизни Шарлотты были связаны с морем, а сама она лишь единожды совершила морское путешествие в возрасте столь нежном, что у неё не осталось от того путешествия никаких воспоминаний. И теперь ей было интересно ступить на корабль, чтобы хоть немного почувствовать то, что чувствуют в море её мужчины и попытаться понять, чем влечёт их эта многоликая загадочная стихия.       На деле всё оказалось значительно менее привлекательным, романтичным и благостным. Оказалось, что Шарлотта подвержена морской болезни, и даже небольшое волнение и лёгкая качка вызывают у неё сильнейшие приступы дурноты и непрерывную тошноту. Два дня на борту шхуны «Миранда», шедшей в Гринхит, показались Шарлотте вечностью. Почти всё время она провалялась в каюте и лишь один раз, уцепившись за руку Френсиса, выползла на палубу. Вид был прекрасен. Но любоваться им довелось недолго. Буквально через пять минут Шарлотта, согнувшись пополам, уже «висела» на леере, и её безудержно рвало в морские волны. Когда она закончила, Френсису и миссис Мэдисон пришлось увести её, бледную и дрожащую, обратно в каюту.       За время путешествия Френсис не отходил от Шарлотты ни на шаг. Поначалу она смущалась и просила его уйти. Мысль о том, что он видит её такой — бледно-зелёной и периодически блюющей — была для неё невыносима. Но после его слов:       — Лотти, ты же сама говорили мне, что между любящими людьми нет стыда. Мне кажется, это касается не только постели, но и прочих сфер жизни, — она смирилась. Лишь спросила, тихо и жалобно:       — Фрэнк… А тебе не будет после такого… противно… целовать меня?       — Глупая девчонка! — то ли притворно, то ли по-настоящему рассердился Крозье. — Как тебе в голову могла прийти подобная мысль? Тебе же не было противно целоваться со мной после того, как ты видела меня со всех сторон? И не только целоваться…       — Ну… Ты же мужчина. У мужчин всё по-другому…       — Не могу отвечать за всех мужчин. А тебя я люблю всякую, — твёрдо ответил Френсис.       Несмотря на вновь подкатившую к горлу тошноту, Шарлотта слабо улыбнулась в ответ и легонько сжала его руку. «Господи, какое счастье, что ты послал мне Френсиса!» — с благодарностью подумала она, закрывая глаза.       Миссис Мэдисон, в отличие от Шарлотты, была совершенно невосприимчива к морской болезни. Вдвоём с Крозье им удавалось по очереди ухаживать за ней и урывать время для отдыха, чтобы не свалиться от усталости.       Когда «Миранда» бросила якорь в Гринхите, все почувствовали страшное облегчение. Крозье и миссис Мэдисон под руки вывели на причал бледную, шатающуюся Шарлотту и отвезли её в гостиницу, где она сутки приходила в себя. После долгого сна Шарлотта наконец почувствовала облегчение, а вскоре к ней вернулся и аппетит. Когда силы Шарлотты были полностью восстановлены, все трое вернулись в Лондон. Нужно было вновь привыкать к обычной лондонской жизни, и это привыкание давалось всем слишком тяжело.       Для Шарлотты время будто остановилось. Ей казалось, что в отсутствие Френсиса она вязла в каком-то нереальном пространстве, заполненном невыносимой тягучей субстанцией, в которой каждое движение, каждая мысль требовали от неё невероятных усилий. Она передвигалась, как сомнамбула и жила исключительно ожиданием момента, когда наконец появится ОН.       Только с приходом Френсиса Шарлотта оживала и становилась собой. Только рядом с ним была весела, разговорчива и ласкова. Только его присутствие придавало смысл её существованию и превращало её из механической куклы в прежнюю Шарлотту, полную жизни и страсти. Они с Френсисом проводили вместе достаточно много времени — насколько это позволяли приличия. Но их интимные встречи были короткими и обрывочными, ласки — торопливыми и недолгими. Всё это огорчало обоих, выбивало из колеи, заставляло тосковать друг по другу. Оба изводились от невозможности полноценной близости и не видели выхода из тупика.       Сразу же по возвращении в Лондон капитан Крозье явился в Адмиралтейство. Разумеется, там его приняли более чем прохладно. Выразив сочувствие по поводу болезни и дежурное удовлетворение по случаю выздоровления, ему приказали оставаться на берегу впредь до получения дальнейших распоряжений. Это означало, что отныне он — капитан без корабля, которому вряд ли удастся ещё когда-нибудь выйти в море, поскольку он дискредитировал себя поступком, смахивавшим на дезертирство, хоть и вовсе не был виновен в собственной болезни. Пожилой ирландец явно проигрывал в соревновании с молодыми английскими офицерами, так же, как и он, жаждавшими получить назначение на корабль. Его полярный опыт, как, впрочем, и капитанские навыки, были никому не нужны. Ему намекнули, что треть его обычного жалованья ему будут платить, едва ли не из милости.       Сжав челюсти и стиснув кулаки, капитан Крозье молча проглотил ожидаемое, но от этого не менее жгучее и постыдное унижение и покинул Адмиралтейство, мысленно произнося такие слова, от которых покраснели бы даже бывалые матросы.       Успокаивало только одно — он был относительно свободен и мог больше времени проводить с милой Лотти. И он пытался воспользоваться малейшей возможностью, чтобы оказаться рядом с ней. Пусть не в постели, пускай даже на виду у посторонних — только бы видеть её, вдыхать её запах, с трепетом ощущать её присутствие рядом. Его душа рвалась к ней каждый миг, каждую секунду. А тело мучительно тосковало по восхитительным ночам, которые они проводили в Абердине. Однажды он в шутку сказал Шарлотте: «Чем бы мне ещё заболеть, чтобы у тебя появился повод ухаживать за мной? Денно, а главное — нощно?» Шарлотта лишь горько вздохнула в ответ.       И всё же, случались в их жизни вечера, когда миссис Мэдисон, убрав посуду со стола после ужина, отправлялась к себе, а они сначала целовались, горячо и жадно, а после поспешно отправлялись в спальню, торопливо и страстно срывали друг с друга одежду и набрасывались друг на друга с жадность изголодавшихся людей, внезапно нашедших кусок хлеба. Поначалу они наслаждались друг другом в спешке, чтобы Френсис успевал покинуть дом Фицджеймсов не слишком поздно, как того требовали приличия. Но постепенно он задерживался у Шарлотты на всё более продолжительный срок, так, что миссис Мэдисон привыкла засыпать, не дожидаясь, когда нужно будет закрыть дверь за капитаном Крозье. И Шарлотте, и Френсису в какой-то момент стало абсолютно всё равно, что подумает о них пожилая экономка. Впрочем, окончательно наплевать на приличия они так и не решились. Поэтому капитан Крозье никогда не оставался у Шарлотты до утра. Как бы ни было тяжко покидать этот гостеприимный кров и расставаться с любимой, он усилием воли заставлял себя подняться и идти в ночь, возвращаясь в своё одинокое холостяцкое жилище, казавшееся особенно мрачным и неприглядным по сравнению с их «храмом любви». Но, несмотря на это, Крозье ещё ни разу по возвращении в Лондон не испытал приступа своей обычной меланхолии. Болезнь будто забыла про него. Он засыпал с мыслями о Шарлотте и просыпался с ними же. Он жил ожиданием встречи и наслаждался, дождавшись.       Френсис Крозье попытался найти квартиру ближе к дому Шарлотты, но пока это ему не удавалось. Поэтому приходилось мириться с вынужденными ночными прогулками, благо, наступил июль, и ночи были милосердны к одинокому прохожему, вынужденному расставаться с любимой женщиной ради приличий и предрассудков, господствующих в обществе.