Я погружаюсь в туман

Сердце остановилось. Лёгкие сковало железной сетью. Рита исступлённо смотрела на экран и не могла сделать даже крохотный вдох, чувствуя мелкую дрожь в теле, медленно оглянулась по сторонам. Весь мир вдруг погрузился в странную пелену, словно между ней и окружающими появилась толстая стеклянная стена. Голоса звучали глухо и смешивались в один неразборчивый гул. Образы лиц плыли перед глазами — все они смотрели на неё. Смотрели на Риту с хищными ухмылками. Все одноклассники и даже незнакомые, проходящие мимо, ученики из других классов — все до единого наблюдали за каждым её движением. Они видели, они знают. И они знают, что это ложь, но всё равно скалятся. — Рита. Кто-то опустил ладонь на её плечо. Прикосновение было мягким, едва ощутимым, но и его хватило, чтобы заставить Риту рвануть с места. Она больше не могла оставаться здесь. Стыд и тревога, обида и гнев — всё смешивалось в одну токсичную смесь. Этот яд растекался по телу, разъедал сердце и заставлял нестись вперёд, не разбирая дороги и не обращая внимания ни на кого и ни на что. Рита бежала, пока впереди не показалась белая дверь, резко распахнула её и забилась в одну из тёмных кабинок. Здесь, в тихой, замкнутой на щеколду коробке, никто не сможет достать её. Здесь, в тесной кабинке, пропахшей едкой хлоркой и аммиаком, никто ничего не увидит. Здесь безопасно. Какое-то время Рита просто стояла, пытаясь отдышаться, а затем опустилась на крышку унитаза и закрыла горящее лицо руками. Глаза начали наполняться слезами. Она не стала сдерживаться или же просто не смогла и разрыдалась в голос. Неизвестно, сколько времени она просидела в туалете, но громкий удар звонка по ушам заставил прийти в себя и утереть слёзы. Уроки требовали внимания и, как бы ни хотелось уйти прочь, подальше от классов и коридоров, Рита не могла позволить себе этого. Нужно идти и, сжав зубы, исполнять свой долг. От звонка до звонка. На дрожащих ватных ногах она добралась до нужного класса и уговорила себя войти. Стараясь не встречаться ни с кем взглядом, прошла к своему месту и опустилась на стул. Ирина тут же заговорила с ней, но Рита её почти не слышала, не разбирала слов. Не отреагировала она и тогда, когда в класс вошла учительница и начала собирать тетради на проверку. Она не могла думать ни о чём, кроме одного: кто это начал? За что? Только к концу урока Рита сумела кое-как прийти в себя. Прозвенел звонок, все одноклассники в спешке покинули классную комнату, и она вполне спокойно вышла последней. Почти последней — Ирина и Влад следовали за ней, как бдительные опекуны. Они не сговариваясь направились к столовой. Огарёва первой нарушила скорбное молчание, опустив на плечо Риты свою большую ладонь: — Да брось, Рита. Не надо так расстраиваться. Подумаешь, мем нафотошопили. Ерунда какая-то. Кто-то решил злобно подшутить, такое иногда случается. — И что, с тобой тоже такое случалось? — резко спросил Влад, скрестив руки на груди. Ирина сурово и пристально посмотрела на него: — Нет, но… — Тогда не надо преуменьшать проблему и кого-то оправдывать. — Я ничего не преуменьшаю, — возмутилась Огарёва, — просто считаю, что не нужно раздувать из этого трагедию! Это всего лишь слухи, все поболтают недельку и забудут. Рита! — она резко схватила Риту за плечи и повернула лицом к себе. Ирина пыталась выглядеть умиротворяюще собранной, но глаза сразу же выдали её своим беспокойным блеском. — Успокойся, хорошо? Не нужно принимать любой пустяк так близко к сердцу и портить себе настроение. Совсем скоро каникулы. Вот увидишь, после них все обо всём забудут. — Не забудут. Рита одновременно с подругой растерянно посмотрела на Клёнова. — Влад, не начинай… — процедила Ирина. — Подумайте головой, — хладнокровно одёрнул он. — К нам с вами и раньше не проявляли особой доброжелательности, но никто тайком не фотографировал и не насмехался, а, значит, это не случайность. У того, что случилось, должна быть объяснимая причина, и я знаю, кто за этим стоит. Это дело рук Лили. От раздражения лицо Ирины разгорячилось, как кипящий чайник: — Опять ты за своё! В тот день Лиля просто гуляла. Да и не стала бы она следить за нами и тем более идти по следу. У неё есть дела поважнее. — Что может быть важнее ответки своей сопернице? — А я говорю тебе: это точно кто-то из нашего класса! Да и не важно, кто это был — что сделано, то сделано. Всё равно ничего уже не изменишь. — С этим слухом — да, — согласился Влад, — уже ничего не изменить, но, зная причину и виновного, можно уберечь Риту от дальнейших насмешек. Потому что если это и правда Лиля, то… — То что? — Рита подняла голову и столкнулась с ним глазами. Суровое, бледное лицо слегка расслабилось, и ей вдруг показалось, что Влад лишился былой жёсткости. — …то тебе нужно перестать ей мешать, — медленно ответил он и нерешительным движением вытянул ладонь вперёд, с некой осторожностью коснулся её пальцев и взял за руку. — Пожалуйста, послушай. У тебя ещё есть возможность всё исправить. Прекрати гоняться за Воронцовым, и всё станет хорошо. Как раньше. Долгую бесконечную минуту Клёнов смотрел ей прямо в глаза, и от этого полного то ли сожаления, то ли искренней заботы взгляда, Рите почему-то стало не по себе. Она опустила голову и взглянула на сплетённые руки. Прикосновение было совсем не грубым, Рита и не думала, что тонкие пальцы Влада могут быть настолько мягкими. Ей не хотелось отпускать его, но что-то во всём этом не давало покоя, откликалось странным протестом, будто происходит что-то неправильное. Она всё-таки вырвала руку из его хватки. — С чего ты взял, что раньше было хорошо? — спросила Рита, не глядя на друга. — Потому что так и есть, — ответил Влад после долгого молчания. Голос его прозвучал неуверенно. «Значит, тихо сидеть в стороне и наблюдать за жизнью, пока она проходит мимо — хорошо?» — мысленно спросила Рита. — «Смотреть, как другие, более смелые и предприимчивые люди добиваются, чего хотят, пока ты бездействуешь, — хорошо? Позволять раз за разом отвергать тебя и каждый раз проглатывать это — хорошо? Быть свидетелем чужой интересной жизни, но не создателем собственной. Это хорошо?» Руки Риты сами собой сжались в кулаки. — «Раньше было хорошо», — повторила она. — Так и есть или тебе просто хочется в это верить? Она снова посмотрела на него и на этот раз уловила смятение в глубине зелёных глаз. Влад сжал губы и отвернулся, так ничего и не ответив. Во время уроков и после них Рита неизменно слышала смешки за спиной и продолжала ловить на себе косые взгляды. С дружеской заботой Ирина каждый раз пыталась убедить её «не принимать всё близко к сердцу». К возвращению домой Рита уже почти поверила в это. Она не стала рассказывать маме о случившемся, потому что предсказать её реакцию было несложно — скорее всего, мама скажет то же самое, что Ирина: «Не обращать внимания». Легко говорить так, когда смеются не над тобой. Однако Рита с горечью осознавала, что они правы, иного выхода не остаётся. Это всего лишь глупая шутка. Все немного посмеются, но вскоре им это надоест, и они забудут. Ведь так и происходит в жизни? Когда-то все обо всём забывают. Повальное развлечение продолжалось ещё два дня. На третий день смешки стали реже, на четвёртый и вовсе почти прекратились, а на пятый, похоже, уже все одноклассники предали забвению то дурацкое фото. Казалось, худшее осталось позади. Так хотелось думать тогда. — На этом всё, дети, — Любовь Андреевна, учительница алгебры, стучала кусочком мела по доске, записывая номера страниц с заданиями. — Это я проверю, когда вы вернётесь. Звонок поставил точку после её фразы, возвещая о завершении последнего учебного дня. Ученики нетерпеливо повскакивали с мест, загремели задвигаемые стулья. — Удачных вам всем каникул, восьмой класс, — громко сказала учительница, собирая сумку. — Вам тоже, Любовь Андреевна, — откликнулась Ирина перед тем, как выйти из класса. Первая четверть кончилась, и каждый теперь был занят лишь своими заботами. Как провести свободную неделю, чем заняться, с кем и когда погулять? В последний день учёбы никто больше не думал о тех глупостях, что смешили ещё вчера. Рита стояла у порога гимназии и ждала, когда Ирина и Влад подежурят. Тем временем одноклассники один за одним покидали здание, смешиваясь с толпами учеников из других классов. И ни один человек даже мельком не глядел в её сторону. Так, как всегда было раньше. «Похоже, они действительно больше не вспоминают об этом», — думала Рита, глядя, как лужицы света пляшут на ещё мокром после ночного дождя асфальте. — «Камни и палки могут сделать мне больно, но слова не ранят меня». Она глубоко вдохнула и попыталась улыбнуться, но губы снова и снова стягивались в тонкую ниточку. В груди тихо защемило. «Слова не ранят меня…» — Привет. Тягучий и обжигающий, как карамель, голос заставил обернуться. Лиля стояла на самом верху ступеней, и ветер играл в длинных струящихся прядях, сияющих в лучах солнца. Она улыбалась и молча ожидала ответа, но Рите не хотелось обмениваться с ней ни единым словом. Оленберг пришлось первой прервать угрюмое безмолвие. — Как ты себя чувствуешь? — она неспешно спустилась с порога и, постукивая каблуками, приблизилась к Рите. — Недавно до меня дошёл один слух о тебе. Должно быть, это не очень приятно: везде слышать насмешки и обсуждения. Но, надеюсь, ты в порядке. Рита нервно сглотнула, сделав шаг назад, ответила равнодушно, насколько могла: — Да. Я в порядке. Ты зря беспокоишься, Лиля… В следующий раз не утруждай себя напрасно, хорошо? В синих глазах мелькнула растерянность, но улыбка на фарфоровом лице стала шире. — Знаешь, на твоём месте я бы была осторожнее, — Лиля подошла ещё ближе. — Кто знает, где камеры застанут тебя в следующий раз, и что тогда скажут о тебе любимые одноклассники. Рита не успела отступить, когда Лиля метнулась к ней. Тонкие пальцы с аккуратными ноготками коснулись рыжих прядей, отводя их в сторону, а шёпот прозвучал у самого уха: — Продолжишь путаться под ногами — я тебя раздавлю. Обычными слухами уже не отделаешься. Так что, если хочешь, чтобы после каникул всё наладилось, перестань бегать за Стасом. И это уже не совет. Лиля отстранилась так же внезапно, как приблизилась, а затем, не сказав ни слова, направилась по дорожке в сторону ворот. Через считанные минуты семейный мерседес затормозил у обочины, и Оленберг села в чистый, заполненный свежим ароматом Армани, салон. Невзирая на то, что уроки закончились рано, Лиля не стала задерживаться для прогулки со своими одноклассниками. Нет. Вечером её ожидали занятия по художественной гимнастике, а потому всё, чего ей хотелось сейчас — быстрее скрыться за стенами своего дома. Сидя на мягком заднем сидении, она занималась важным делом: отвечала на сообщения. Ей написала Таня. Та самая девушка, которая успешно подкараулила Риту и раздобыла тот самый снимок. Взглянув на фото ещё до того, как Таня разослала его остальным, Лиля не нашла в нём ничего провокационного или забавного, но девчонка умудрилась на ровном месте выкрутить всё таким образом, чтобы добиться нужной реакции от большинства одноклассников. Не можешь поймать случай — создай его. С компроматом и доказательствами всё то же самое. Лиля безразлично отправляла Тане хвалебные оды и одновременно с этим разбирала вложения со ссылками на соцсети Риты. Не понадобилось долго бродить по этим страницам, чтобы понять, почему Таня не воспользовалась ими: там не нашлось абсолютно ничего примечательного. Очевидно, Рита вела соцсети только ради общения, она не делилась ничем, кроме фотографий природы и городских пейзажей. Кстати, весьма неплохих. «У неё определённо есть талант», — невольно подумала Лиля. — «Вот только жизнь очень скучная». Автомобиль свернул с проспекта на одну из узких улочек частного сектора и вскоре остановился у высокой, отделанной декоративным камнем, ограды. За светлыми стенами виднелись острые верхушки голубых елей и ветви старой липы. Лиля попрощалась с Фёдором Григорьевичем, вышла из машины и ввела код на домофоне. Как только замок щёлкнул, она вошла во двор. Вымощенная плиткой дорожка вела к порогу двухэтажного дома в европейском стиле с открытым полукруглым балконом и широкими окнами в ажурных рамах. У фундамента, прямо под стеной, росли розовые кусты, гибкие колючие ветви тянулись вверх и оплетали козырёк над порогом. Тонкие нити дикого плюща покрывали светлый кирпич тёмным кружевом — широкие листья уже завяли и облетели. Лиля прошла мимо саженца магнолии и маминой любимицы, императорской павловнии, поднялась по низким ступенькам и отворила дверь. Утром и днём дом Оленберг никогда не был заперт. На входе в прихожую её объяло теплом, в лицо ударил сладкий запах ванили и кардамона. Не успела Лиля расстегнуть пальто, как из гостиной вышел Эдди. Мохнатый чёрный пёс размером с маленького пони быстро приближался к хозяйке. Вид этого ласкового медвежонка всегда заставлял Лилю улыбаться открыто и искренне. — Привет, Эдди, — сказала она, когда ньюфаундленд подошёл к ней и прислонился к колену. Сбросив сапоги, Лиля наклонилась и, взъерошив густую шерсть, обняла старого друга, а Эдди с довольным видом приоткрыл пасть и высунул слюнявый язык. БАХ! Лиля вздрогнула от неожиданного звука и поспешила к кухне. Шум абсолютно точно доносился оттуда. Стоило заглянуть в просторное светлое помещение с огромным холодильником и барным столиком в середине, как сразу же глаза притянулись к полу, а точнее, к перевёрнутой железной миске. Несколько минут назад в ней была мука: весь пол покрывал слой белоснежной пыли. У самого края пустыни сидела Эвелина и старательно сгребала муку в бумажный пакет. Лиля уже собралась окликнуть сестру, но тут взгляд упал на придвинутый к столешнице стул и вторую преступницу. Марика, точная копия Эвелины, — или же Эвелина была копией Марики, — стукала куриным яйцом по толстому бортику тарелки. Лиля чуть нахмурилась и, сложив руки на груди, оперлась о дверной косяк: — Эвелина, Марика! Девочки одновременно обернулись. Марика отвлеклась от своего занятия, и желток вместе с жидким белком пролетел мимо ёмкости и плюхнулся прямо в рассыпанную по полу муку. — Что вы делаете на кухне? — спросила Лиля, растягивая слова так, чтобы младшие сёстры поняли суть вопроса. — Маме помогаем, — тут же ответила Эвелина, невозмутимо продолжая сгребать муку. Ещё раз оглядев бардак, Лиля громко вздохнула. По понятным причинам этим пятилетним проказницам было запрещено входить на кухню, когда мама занималась готовкой. «Кстати, где она?» — Ма-ам? — Лиля выпрямилась и погладила подбежавшего к ноге Эдди. — Она разговаривает по телефону, — ответила Марика, пытаясь слезть со стула. Как раз в этот момент в коридоре послышался голос, и Лиля высунула голову в проход. Высокая женщина с пепельными, заколотыми на затылке, волосами приближалась к кухне, держа смартфон у уха. — Мам… — повторила Лиля, привлекая её внимание. Светло-голубые глаза устремились к ней, мама коротко улыбнулась. — Да, тебе тоже всего хорошего, Надь. Ага, пока, — она отключила звонок и вопросительно кивнула, а Лиля указала пальцем в сторону кухни. На лице матери появилось недоумение, но как только она заглянула в комнату… — Господи! Близняшки на несколько секунд застыли. Мама тоже не двигалась. Молчание нарушили внезапные громкие визги: девочки разбежались в разные стороны и спрятались под барный стол. — Ах вы, негодяйки! — воскликнула мама, но без гнева. Как всегда. Каждый раз одно и тоже. Будь Лиля на её месте, уже б давно отругала их, но маме всё нипочём. — Только отвернулась, а вы снова тут! — она прошла вглубь комнаты и подкралась к девочкам сзади. — Сейчас всех вас поймаю и съем! Она игриво вскрикнула, заглядывая под стол, а сёстры с новыми радостными воплями вылетели из укрытия, бросились к дверям и промчавшись мимо Лили. Чудом не сбили её с ног! — Бегите, бегите! — крикнула вслед мама и звонко засмеялась. — Опять пробрались на кухню? — Лиля недовольно отряхнула подол юбки. Эвелина задела его своей обсыпанной мукой шевелюрой. «Вот если бы за ними следили, они бы не навели тут такой беспорядок». — Да, разве их остановишь? — мать лишь беспечно улыбнулась, надевая фартук. — Хитрюги. Притворяются, что занимаются своими делами, а сами дверь стерегут. И в кого это они такие пошли? — на последних словах она приподняла брови и с нежностью посмотрела на Лилю. Лиля фыркнула, но почти сразу же сдержанно улыбнулась. Взгляд её снова прочесал кухню от столешницы к полу. Мука, яйца, молоко, какао и ваниль… — Что сегодня готовишь? — А ты догадайся, — мама подмигнула. — Хм…Зебру? — Неа. — Брауни? — Нет-нет. — А что? Мама упёрла руки в бока: — Так, сначала иди переоденься и отдохни немного, а потом спускайся помогать. Тогда и узнаешь. Лиля язвительно усмехнулась, но спорить не стала. Она действительно устала, да и форму хотелось бы снять. — Эх, ладно, — вздохнула она, направляясь к холлу. — И позови девочек, пожалуйста! — крикнула вслед мама. — Скажи, что я прошу их помочь мне. Лиля услышала просьбу и молча поднялась на второй этаж, скользя ладонью по лакированным перилам деревянной лестницы. Оказавшись наверху, заглянула в комнату младших сестёр. Девочки с видом кротких овечек сидели на пушистом белом ковре между двумя кроватями, расчёсывая и одевая своих барби. Стоило передать мамины слова, как сёстры мигом вскочили, будто знали, что им скажут ещё до того, как Лиля раскрыла рот. Она не успела договорить — девочки с визгами восторга пролетели мимо неё и снова чуть не сбили с ног. Ну какой аккуратности ждать от пятилеток? Лиля лишь устало вздохнула, и, с чувством выполненого долга, направилась к своей комнате. В спальне за белой дверью было просторно и опрятно. Высокие, прикрытые тюлем окна впускали много света, вид из них выходил на тихий задний двор и прекрасный сад, за которым мама кропотливо ухаживала из года в год. В прошлом Екатерина Оленберг профессионально занималась ландшафтным дизайном. Посреди комнаты стояла широкая кровать, укрытая шёлковым покрывалом и пухлыми подушками, на прикроватной тумбочке лампа с причудливым тканевым абажуром и стеклянной бахромой. Стукаясь друг о друга, крошечные кристаллики мерно позвякивали. «Подарок для моей принцессы», — так назвал эту лампу отец, когда Лиля увидела её упакованной в белую коробку, в свой десятый день рождения. Кроме кровати и тумбочки, в комнате были: высокий шкаф для одежды, комод, книжный стеллаж и учебный стол, а на пустой площади, где в детстве Лиля рассыпала по ковру игрушки и раскладывала кукольный домик, теперь стоял туалетный столик с круглым зеркалом в окружении цветных витражей. Обстановка скорее простая, чем откровенно роскошная — только дорогие материалы и качество работы выдавало её цену. Семья Оленберг всегда ценила надёжность. Лиля закрыла за собой дверь и мгновенно ощутила облегчение, будто с плеч упали тяжёлые мешки, а не школьная сумка. Сделала шаг по иранскому ковру, опустила ладонь на гладкую крышку комода и быстрым привычным жестом провела рукой по дереву. Обсессивная привычка касаться крышки комода оставалась с ней с первого класса. Лиля стряхнула с плеч жёсткий пиджак и начала развязывать галстук. Чёрная полоска ткани беззвучно опустилась на туалетный столик. В комнате ни единого звука, только стук редких дождевых капель по стеклу нарушал тишину. Лиля на мгновение закрыла глаза. Здесь всегда было спокойно. В этой комнате, в этом доме. Даже когда собирались гости или мамины подруги. Даже когда мама с папой решали возникающие между ними противоречия. Что бы ни происходило во внешнем мире или внутри этих стен, спокойствие всё равно оставалось здесь. Всегда. Уютно обустроенный дом, их сад, их гостиная с креслом-качалкой и камином — всё это всегда казалось Лиле волшебным, словно вырванным из прошлого и существующем вне времени. Когда она стояла у камина, гуляла среди прекрасных ароматных роз, лилий и незабудок, сидела на коврике под старой липой, то исчезала из привычного мира и переносилась в другой, более совершенный и чистый. Закрывая глаза и слушая шелест листьев и щебет птиц, она забывала обо всех горестях и невзгодах. Она слышала тот же шелест, что когда-то слышал её отец, а до него бабушка; видела те же самые сливовые деревья. Что бы ни произошло в жизни, сколько бы лет ни прошло, ранней весной сливы расцветут вновь. И дом останется на своём прежнем месте, словно он стоял там всегда. Каким бы прогнившим и жестоким ни был мир, Лиля верила, что сможет справиться с чем угодно, преодолеть любые трудности, пока у неё есть своё сокровенное место. Пока у неё есть дом. «Мне очень повезло», — она повторяла это каждый день. Да, ей повезло. Ей повезло родиться в этом доме и в этой семье. С самого детства у неё было то, чего у некоторых детей нет и никогда не будет: любящие заботливые родители, самая вкусная еда, самые лучшие платья и самые дорогие игрушки. До пяти лет Лиля жила в мире безмятежного детства, пока однажды не наступил особенный день, изменивший привычный ход вещей. Тогда она впервые пришла в детский садик. Почему и как оказалась там? Родители решили, что общество сверстников пойдёт ей на пользу. Прекрасный способ социализации. Для Лили же — новое увлекательное приключение. Она до сих пор ясно помнила первый день в частном детском саду. Воспитательница с торжественным видом представила детворе их новую одногруппницу. — Знакомьтесь, это Лилия Оленберг. — Можно просто Лиля, — ответила она тогда. Лиля отличалась прямолинейностью, но не обижала других. Мама говорила, что она была добрым и щедрым ребёнком. Сама Лиля не понимала, почему каждый раз делилась с другими детьми любимыми конфетами или давала поиграть своими куклами. Безвозмездно делилась снова и снова. Может, она просто была наивной маленькой девочкой? А, может, уже тогда понимала, что если родители правы, и она особенная, значит, должна помогать другим? Она росла в замкнутом мире, полном родительской заботы и любви, но большой мир других людей совсем не был тёплым. Принял ли он её? И да, и нет. Совсем скоро Лиля стала всеобщей любимицей и оставалась ей до тех пор, пока на пороге садика не появилась она — другая девочка. Жанна. Они с Лилей походили друг на друга, только родители Жанны оказались даже богаче Оленбергов. И новенькая не была плохой девочкой, никогда не обижала ни Лилю, ни кого-либо другого — даже наоборот. А вместе с новым ребёнком в садик попали новые вещи и игрушки, новые конфеты. И вскоре Лиля начала замечать, как все дети, что ещё вчера уделяли внимание только ей, один за одним уходят к Жанне. Вчера они выпрашивали у неё конфеты, звали в игры и любили её, а сегодня вокруг никого. Лиля молча таила грусть и разочарование. Это продолжалось около недели, до тех пор пока однажды на вечерней прогулке она решилась подойти к своей первой и, как тогда казалось, близкой подруге. — Юль, пойдём после ужина играть вместе? — спросила Лиля у девочки с медными волосами. Юля остановилась посреди заросшего густой травой двора и виновато потупила взгляд: — Прости, я пообещала Жанне. Лиля закусила губу, но не сразу поняла суть происходящего. Надеялась до последнего? — Ох, ладно… Но мы же всё равно подруги, да? Юля разглядывала траву, водя по ней носком туфли, пока наконец не сказала: — Прости, Лиля, но я больше не хочу дружить с тобой. Она сказала это тихо, возможно, даже виновато. Зачастую правда бывает слишком проста и жестока. Нельзя ждать преданности и постоянства от маленьких детей. Нельзя её ждать и от взрослых. Это одна из истин, что даже под влиянием времени остаётся неизменной. Особенных и незаменимых людей нет. В тот вечер, когда мама пришла за ней, Лиля бросилась в её объятия и заплакала навзрыд, и никто не смог её успокоить. Только оказавшись дома, Лиля, наконец, смогла поговорить спокойно. — Мам… — Да, — ответила мама, помогая ей снять сандали. — Можно, я не буду больше ходить в садик? — Ты хочешь завтра остаться дома? — Нет! Я хочу остаться здесь навсегда! Мама растерянно и мягко посмотрела на неё: — Мне бы тоже хотелось этого, дорогая. Но так не получится — однажды… Погоди, не надо расстраиваться. Почему ты не хочешь идти? Дети тебя обижают? Лиля застыла. Что она могла на это ответить? Никто не обзывал её и не колотил, никто не отнимал игрушки. Никто не обижал её в привычном понимании этого слова. Тогда почему ей было так больно и грустно? Не сумев подобрать слов, она снова залилась слезами, а мама опустилась на корточки и крепко сжала её в объятиях: — Детка… что бы ни случилось, не нужно из-за этого плакать. Ты самая красивая, талантливая и добрая девочка из всех. Я люблю тебя, папа любит тебя. Если дети обижают тебя или завидуют, это не значит, что ты плохая — это значит, что ты лучше, чем они. Так что не расстраивайся зря. Все эти насмешки не стоят твоих слёз. Хочешь остаться дома? Хорошо. Если здесь тебе лучше, значит, так будет правильнее. С тех пор Лиля больше ни разу не ходила в детский садик. Удивительно, но совсем скоро она позабыла о своём расстройстве: у неё были игрушки, десятки интересных книжек и два самых лучших и надёжных человека рядом. Разве нужно что-то ещё? А потом родители привезли Эдди, маленького слюнявого щенка и лучшего друга. Подарите ребёнку собаку, и он никогда не будет одинок. Есть в этом доля правды. Но как бы прекрасно она ни чувствовала себя дома, впереди её ждала школа и новые незнакомые люди. Ей было страшно идти в начальный корпус гимназии. Утро первого учебного дня — одно страшное волнение. Трясущимися руками Лиля натянула на плечи рюкзак. Мама обняла её и надела на белокурую голову белый ободок. А потом произнесла слова, которые Лиля позже вспоминала ещё сотни раз: — Хочешь я дам тебе один совет? Никогда не опускай голову. Будь добра со всеми, но держись уверенно, покажи им, какая ты талантливая и неотразимая. Будь дружелюбной и вежливой, но сохраняй достоинство, и тогда все поверят, что ты особенная. И тогда никто не посмеет тебя обижать. — А если всё равно обидят? — В таком случае разрешаю тебе отлупить всех портфелем. Конечно же, тогда Лиля ей не поверила. «Будь дружелюбной, но уверенной, чтобы другие посчитали тебя особенной…» Что за ерунда? Ей вовсе не хотелось быть вежливой и благородной, не хотелось заводить друзей, чтобы однажды снова их потерять. И всё же, из чистого интереса, она решила попробовать притвориться. «Давай притворимся, что это просто игра» — говорила она себе. Пусть ей не стать незаменимой, пусть всё и все будут временными, но кто-то же останется рядом с ней. Хоть кто-то останется надолго, может быть, навсегда. Учёба только начиналась, и Лиле было легко с лучшей стороны показать себя абсолютно новым людям. Она первой поднимала руку на уроках, чтобы угодить учителям, и первой заводила разговор с другими детьми, чтобы помочь тем, кто не так смел, как она. У неё хватало недоброжелателей, но всё же понемногу рядом стали появляться и те, кто был на её стороне. Месяцы игры не прошли даром — со временем не только другие, но и сама Лиля поверила в своё превосходство. Наверное, она бы смогла подружиться с другими детьми и стать душой компании, вот только… так до конца и не смогла. Лиля заставила себя поверить, что она лучше других, но за все годы так и не смогла убедиться, что другие тоже могут быть добрыми и искренними людьми. Она улыбалась им, но всегда была готова к плевкам. Она притворялась доброй и сочувствующей, но оставалась равнодушной к чужим бедам. И всегда помнила о том, что её личность для них ничего не значит. Она раз за разом убеждалась в этом. Все ценят только выгоду, которую могут получить от общения с ней, а взамен она использует их. Между людьми не существует дружбы, только взаимное использование. Вот и всё. Тишину комнаты нарушил звук мелодии на механических напольных часах в прихожей. Четыре звонких удара возвестили о наступлении вечера. Лиля аккуратно сняла с головы чёрный ободок и опустила рядом с галстуком. Через полчаса она переоделась в домашние шорты и тунику, смыла макияж и собрала длинные волосы в небрежный пучок, а затем спустилась на первый этаж и направилась к кухне. Старина Эдди растянулся на полу прямо у дверей, и Лиля переступила через него, с искренней тёплой улыбкой посмотрела на младших сестёр и маму. — Я пришла помогать, — она подошла к столу, на котором миксер уже взбивал яйца. — Так какой торт будет сегодня? Мама ласково улыбнулась: — Шварц… — Шварцвальд? — восторженно воскликнула Лиля, услышав название любимого торта. — О, мама! Мама рассмеялась. — И как ты сразу не отгадала? — С чего это вдруг? — В честь твоего окончания первой четверти, разумеется, — пожала плечами мама, беря в руки миску с размороженной вишней. — Кстати, как там твои оценки?