Я погружаюсь в туман

Светлана Витальевна немного бесила. Изо дня в день — урок русского языка был ежедневной акцией с понедельника и по пятницу, — эта женщина вела себя так, будто ничего не произошло. Вызывая Марго к доске, заставляя зачитывать вслух эссе по литературе или рассказывать выученный стих, она ни словом, ни жестом не выдавала своей враждебности к ней. Неужели простила? Что ж, если так, то это очень глупо, нелепо и опрометчиво. Марго со дня на день ждала, когда посреди уроков в класс ворвётся Мария Фёдоровна или завуч или директриса, но ничего подобного не случалось — в школе всё шло на удивление спокойно. Не считая мини-взбучки от разъярённой Есении, Марго не отхватила никаких последствий за своё поведение с учительницей русского и почти не сомневалась в том, что Светлана Витальевна никому ничего не рассказала. Либо она корчила из себя смелую и гордую, либо и правда была такой. Марго старалась не думать: так было легче продолжать относиться к ней как к инструменту для собственных манипуляций, а не как к человеку. В конце концов, Светлана могла молчать вовсе не из-за стойкости, а потому, что не рассчитывала на чью-либо помощь. Что она сделает при сомнительной должности какой-то там учительницы? Даже если в школьном уставе написано, что она имеет право жаловаться директору на поведение учеников, кто станет слушать? В школе нет строгих правил — предписания гибкие, как резинки для волос. Всё зависит от ситуации, для некоторых детей всегда есть послабления и исключительные привилегии, особенно для тех, кто хорошо учится. Как раз ради подобных дивидендов Марго постаралась с самых первых дней разыграть из себя отличницу. Видимо, весьма успешно. Атака от школьного руководства миновала. Что же до крысы, скрывающейся среди глазастой массы одноклассников, так здесь всё внимание Марго упало на одного человека. Поначалу она подозревала старосту. Саша Синицына отличалась правильностью и бурной сердобольностью, смешанной с раболепием перед старшими. Такая могла нажаловаться не только Капраловой-младшей, но и классухе или куда повыше. К тому же в доносах заключалась одна из главных обязанностей старосты. Однако Синицына оказалась умнее. Её принципиальность была фальшивой, на самом деле Саша занимала самую удобную позицию: маневрировала так, чтобы угодить и вашим и нашим. Она, конечно, могла написать Есении, но не стала этого делать. Доносчиком был кое-кто другой. — Отлично, Тимофей, — сказала Светлана Витальевна, опуская взгляд в журнал. — Следующая: Тростникова. Марго вышла к доске ровно держа спину и выразительно зачитала: Учись у них — у дуба, у березы. Кругом зима. Жестокая пора! Напрасные на них застыли слезы, И треснула, сжимаяся, кора. Всё злей метель и с каждою минутой Сердито рвет последние листы, И за сердце хватает холод лютый; Они стоят, молчат; молчи и ты! Но верь весне. Ее промчится гений, Опять теплом и жизнию дыша. Для ясных дней, для новых откровений Переболит скорбящая душа. Взгляд Марго медленно блуждал по рядам от одной пары глаз к другой и, когда учительница похвалила её за идеально рассказанный стих, замер на Прокофьевой. В глазах Ксюши мелькнула стойкая неприязнь. С тех пор, как Морозова окончательно и бесповоротно попала под влияние Марго, Ксюша осталась одна. И если раньше она ещё пыталась худо-бедно вклиниться в их парочку, со временем оставила эти попытки. К другим кучкам ей пробиться не удавалось — Ксюша дрейфовала от одной сплочённой компашки к другой, нигде не находя себе места. Общаться на перемене ей было не с кем. Если другие и желали Марго зла, то очень хорошо это скрывали в отличие от Ксении Прокофьевой. Был ещё один случай. В день обещанной встречи с Антоном, уроки у Марго кончились поздно. Цыган и без того не горел желанием учить её драться; долгое ожидание могло подточить его терпение, а как следствие убедить отказаться от сделки. Чтобы не будить в нём упрямого осла, Марго поспешила к спортивной площадке сразу же после звонка. Следом из школьных дверей повалили остальные одноклассники, снова все, кроме одной. Во время крошечной паузы между тренировочными, но пугающе натуральными замахами Цыгана взгляд Марго случайно упал на короткий порожек у школьных дверей. Она замерла от удивления и чуть не пропустила удар, когда встретилась глазами с Прокофьевой. Как долго Ксюша стояла там, почему так пристально наблюдала за спортивной площадкой? Что, или лучше сказать, кто привлёк её внимание? Призрачная догадка Марго подтвердилась сама собой: проследив за её взглядом, Антон увидел Прокофьеву и коротко махнул ей рукой. Ксюша вскинула руку в ответном приветствии, но быстро отвернулась и сразу же ушла. — Кто это? — рискнула поинтересоваться Марго. — Старая знакомая, — сказал Антон. — Живёт через пару домов от моего. Она усмехнулась: — Шейн в соседней пятиэтажке, ты через пару домов. Да вы тут все соседи, как я погляжу. — Тебе завидно, что ли? — усмехнулся он в ответ. — Уж извиняй, некоторые в одном районе города всю жизнь живут. Потом они заспорили о том, какой район Ростова самый лучший; Марго сказала, что жизнь в доме досоветского времени — полный отстой, Антон заявил, что в хрущёвках-брежневках не лучше, и оба сошлись на том, что в принципе ни одно здание, кроме свеженького частного дома, не предназначено для нормального человеческого существования. О Ксюше Устинов ни разу не заикнулся. Через неделю Марго, наконец, набралась смелости обрубить это на корню. Она искала момент, и когда на очередной большой перемене классная комната начала пустеть, кое-как убедила Настю свалить в столовку, а сама задержалась. — Не знаю, что ты там замышляешь, но если не хочешь посвящать меня, давай быстро, — дулась Морозова. — Не бросай меня! — Иди уже, — Марго со сдавленным раздражением подталкивала её в спину. — Я скоро. Класс затих. Прокофьева была единственной, кто здесь оставался. Она стояла почти неподвижно и отрешённо смотрела в окно. Марго тихо приблизилась к ней и, остановившись у подоконника, так же, как она, уставилась на улицу по ту сторону мутных стёкол в пластиковой раме. Широкие лучи солнца пробивались сквозь чёрные клубы туч и усыпанные распускающимися почками скелеты деревьев. Тёплый свет мягкими волнами падал на парты и деревянный пол. Ксюша, наконец, заговорила: — Что такое, Тростникова? — Это ты сделала? — спросила Марго без попыток смягчить свой тон долгим вступлением. На миг глаза Ксюши распахнулись чуть шире обычного. Она пригладила одну из своих косичек ленивым, чересчур медленным жестом, видимо, чтобы успокоить себя. — Про приезд Капраловой слышала? — Краем уха, — ответила Ксюша. — В подробности не вдавалась. А что? Вижу, с лицом у тебя всё хорошо… Прокофьева не сводила глаз с окна. Она совсем не смотрела на Марго, и та глубоко вздохнула. Разговор обещал быть более тяжким, чем ей хотелось. — Ксюша, Ксюша, Ксюшенька, — проговорила она, натянуто улыбаясь, — не надо строить из себя невинность. Прокофьева повернула голову, и их взгляды столкнулись. В её глазах читалась смесь упрямства, пренебрежения и подозрительности. Интуиция подсказывала Марго, что здесь и сейчас Ксюша боялась её. «Не вдавалась в подробности. Ага, как же!» — Мне нечего тебе сказать, Марго, — продолжила Ксюша. — Я ничего не знаю. Не понимаю, с чего ты решила, что я донесла на тебя Капраловой. Мы с ней никогда не общались и не будем. — Почему? — Потому что она мне не нравится. Сама того не ведая, Ксюша шагнула на тонкий лёд. Почувствовав силу, Марго самоуверенно вздёрнула нос и открыто заулыбалась: — А кто тебе нравится? Лицо Прокофьевой вытянулось от удивления и возмущения. Прямо в цель. Посмотрите какая неженка! Марго понадеялась, что Ксюша вот-вот оступится, и маска её скромной правильности, наконец, рассыпется, однако одноклассница сдержалась. Слишком хорошо себя контролировала. — Извини, но я не буду говорить об этом, — заявила она, и, слегка поколебавшись, добавила: — Тем более с тобой. Неожиданный протест оглушил, как удар камнем по голове. Марго прилагала слишком большое усилие, чтобы держаться в роли. Воспользовавшись её внезапной растерянностью, Прокофьева попыталась сбежать, но Марго за считанные секунды собрала остатки решимости и преградила ей путь. — Это почему же? — заулыбалась она. — Я не заслуживаю говорить с Вашей Светлостью? Она перестаралась: Ксюша стала белее штукатурки и отступила. — Докажи, что ты здесь ни при чём, — сухо продолжала Марго. — Ну же. Это просто. Я прошу всего лишь один ответ на вопрос. Почему ты не донесла на меня? — Я же уже сказала, — голос Ксюши начал дрожать. — Потому что не общаюсь с Капраловой. Она снова попыталась уйти. На этот раз Марго не колебалась — схватилась за её запястье. Она чувствовала, как пальцы крепко впиваются в чужую руку, и чувство это откликалось в ней чем-то странным. Вся былая растерянность словно улетучилась, на смену тревоге пришло умиротворение, плавно перетекающее в смутное удовольствие. — Почему? — повторила она. — Перестань, — Прокофьева скривилась и дёрнулась. Ей было больно. — Просто ответь, и я тебя отпущу. — Она ненормальная, — воскликнула Ксюша, — непрошибаемая дура! Ведёт себя вызывающе и беспринципно. Ничего не понимает, ставит себя выше всех! Плюёт на правила, плюёт на людей и всякие моральные нормы, но при этом ей всё сходит с рук. Учителя только отчитывают, да бестолку: она не то что не понимает — осознанно отказывается слушаться. Они её не трогают, по закону выгнать не могут, а потому отыгрываются на других, и на её сестре в том числе. Ксюша не замолкала. Потоки откровений ненависти хлынули из неё рекой. Случилось ровно то, чего Марго добивалось, но она не ждала таких последствий. Она догадывалась, что сдержанность Прокофьевой — всего лишь маска, но даже представить не могла, насколько кромешная темнота скрывалась за ней. — Всё? — спросила Прокофьева. — Теперь мне можно идти? Не дожидаясь ответа, она снова дёрнула рукой и, освободившись из ослабевшей хватки Марго, скрылась в дверях класса. После школьных коридоров, наполненных удушливым запахом пыли, прохладный воздух улицы показался удивительно сладким. Разговор с Прокофьевой состоялся не больше пяти минут назад, а погода уже успела поменяться: ветер усилился, небо потемнело и разразилось дождём. Толпы ребят, торчащих во дворе от нечего делать, живо устремились в кабинеты. Одноклассники Марго курили под деревьями, но застигнутые натиском холодных капель, укрылись от дождя под козырьком крыши позади школы, так, чтобы учителя их не застукали и не отругали. В тесном кругу оказались: шалопаи Серёжа-Журавль и Тиша, молчаливый Миша и неразлучные, с трудом связывающие слова в осмысленные предложения подружки Маша и Лена. В этот вполне классический состав каким-то непонятным образом затесались красавица Мила и Саша Синицына. Присутствие последней дарило Марго не вполне объяснимое успокоение, словно при старосте она чувствовала себя более защищённой. Болтали в основном глупенькие подружаньки. Тиша и Журавль то и дело пытались примазаться к ним, первый вербально, второй — тактильно. Оба подхода не приносили плодов: беседа Тиши была неуклюжей, а навязчивые попытки Серёжи оттеснить Ленку поближе к стенке и «случайно» облапать её ноги или сиськи — отвратительными. Впрочем, девочки не говорили ни слова против, только громко, некрасиво смеялись. Такое внимание было для них полностью привычным и нормальным. Поначалу Марго их не понимала, но понаблюдав за ними неделю, привыкла. — Есении сегодня снова нет, — сказала Маша. — Похоже, разговор Светы не помог, — выдал Тиша. — В смысле? — Ну, она ж угрожала ей профилактической беседой дома. Когда Сенька Марго едва не отлупила. Ленка хохотнула и округлила глаза: — Что-о? — Ты, походу, одна не знала! — засмеялся Журавль. Учуяв возбуждённый интерес в повадках девчонок, Тиша приободрился: — Да, она ж примчала сюда с Кирюшей, после того как Марго на Светку наехала. Да, Марго? Марго перехватила его взгляд как раз в тот момент, когда Миша любезно делился с ней огоньком, и разыграла небрежное безучастие: — Было дело. Тиша продолжал: — Шапалахов хотела ей прописать, но в последний момент дала заднюю. — Повезло тебе, Марго, — усмехнулся Журавль. — Боженька уберёг. Маша и Ленка обменялись колючими улыбочками. Взгляды их метали жгучие искры, предвещая скатывание беседы прямиком в паутину сплетен. — Как думаете, где она щас? — начала Ленка. — На площадке под дождём не позависаешь. Маша фыркнула и махнула рукой: — Я тя умоляю! Тоже мне проблема. У Кирюши хата с утра свободна так-то… — Кирюша сегодня тут. — А, да? — удивилась Маша, но совсем неубедительно. Мальчишки переглянулись. С опозданием поняли, куда подул ветер. — У них ничего нет, — заявил Тиша. — Он же сколько раз повторял. — А ты ему веришь, что ли? — Журавль занял сторону девчонок. — Воевода не трепло, — упорствовал Тиша. — Да и Сеню ты видел? Однозначно целка. — Ха, а ты подойти и в лицо ей это скажи! — Да чё я смертник, что ли? — Ну тогда молчи. Не говори того, о чём не можешь сказать вслух при всех. На лицах мальчишек промелькнула пара интересных выражений, и Марго поспешила вмешаться: — Тиша, боишься Капраловой? Тиша дёрнул бровями и ухмыльнулся: — Которой? Светы или… — Прекрасно знаешь, о ком я, — сухо перебила она, стряхивая пепел с кончика сигареты. Маша хмыкнула с тем наигранным высокомерием, которым обычно пытаются прикрыть зависть: — Да, все её немного бояться! Человек она такой, хм… умеет только такими… ну такими… понимаешь, да? ... методами свои проблемы решать. — Даже когда можно просто обсудить или проигнорить, — добавил Журавль. — Игнорить вот вообще не умеет, а иногда надо бы. — Ты будто её не боишься! — подколол Тиша. — А чего бояться? — улыбнулась Марго. — Мы неплохо поговорили, когда у нас произошло недопонимание. Есения не стоит того, чтобы беспокоиться о ней. Компашка отреагировала предсказуемым одобрением, но Марго не следила за ними. Она сосредоточила внимание на адекватной половине собравшихся. Миша витал в облаках и явно никого не слушал, Саша спокойно курила, а Мила… Мила неожиданно подала голос: — Ты плохо знаешь Капралову. Да как подала! Марго изумлённо изогнула брови, но спросила равнодушно: — А ты? Ты её знаешь, Хмельницкая? Мила дёрнула плечами. Её красивое лицо не выдавало ни одной яркой эмоции, и было сложно наверняка определить, согласна она с тем, как другие обсуждают Есению или же нет. Что же это было? Почему она вдруг встряла в разговор, хотя прежде всё время молчала? Журавль помог найти ответ: — Они давние подружки. Да, Мила? …И легонько тронул её плечо. Хмельницкая глянула на него холодно, не резко, но вполне уверенно отдалилась, и Журавль вдруг сделался виноватым, как пёс после пинка от хозяйки. Это длилось секунды, но Марго заметила. «Давние подружки, значит», — подумала она. Это могло означать что угодно. Старая дружба вовсе не предполагает, что Мила всё ещё каким-то образом поддерживала связь с Есенией. Марго казалось, что Капралова посещает уроки слишком редко, чтобы хоть кто-то мог общаться с ней без напряга, но, может быть, они с Милой проводили время вне школы, собирались где-нибудь и гуляли после уроков? Как бы то ни было, круг подозреваемых крысок резко сузился, и Хмельницкая осталась чуть ли не единственным претендентом на эту роль. Нужно было лишь доказать её виновность. Марго больше не могла тянуть с Капраловой. Дело требовалось решить, пока она ещё имела возможность контролировать ситуацию и сделать первый ход, чем и поспешила воспользоваться при первой же возможности — Светлана Витальевна снова стала жертвой. Началось всё с других: мальчишки заболтались во время её урока, Света отреагировала слишком резко, нервы её расшатались, и всего одной завуалированной, высказанной достаточно громко издёвки хватило, чтобы её добить. Учительница держалась лучше, чем в прошлый раз, но всё равно сломалась и снова выбежала из класса в слезах. Инцидент произошёл в начале дня. «Если крыска собирается и теперь выполнить свою задачу, результат не заставит долго ждать» — подумала Марго. Ожидания оправдались. Когда на большой перемене Марго вышла из школы и буквально сразу же увидела у решётки забора крупную фигуру в чёрной одежде, не испугалась. — Смотри… — пробормотала побледневшая Настя. Даже Морозова понимала, к чему идёт дело. Одноклассники, — все, кто оказался поблизости, — с живым интересом ждали, что будет дальше, пока Есения караулила у ворот. Заметив Марго, она повисла на прутьях забора, и, саркастично улыбаясь, поманила её к себе. Марго ярко ощутила укол страха, но быстро взяла себя в руки, сделала шаг, затем ещё один. Пройдя весь путь, она остановилась в трёх метрах от забора и от Есении. — Зря дала второй шанс, ох, зря — хрипло заговорила та. — Всё-таки не ошиблась: не человек ты, оборзевшее животное. — Есения явно старалась сохранять ироничный тон, но как только поняла, что Марго не двинется с места, злобно оскалилась: — Чё стоишь? Думаешь, за воротами спрячешься? Ссыкло! — Сегодня у меня есть дела, — как можно ровнее ответила Марго. — Если хочешь забить стрелку, давай сделаем это в понедельник. Тёмные глаза Есении сверкнули возмущением: — Ты ещё более наглая, чем… — В понедельник на площадке за школой. Идёт? — Марго бегло оглянулась, чтобы убедиться, что за ними подсматривают, и что в случае чего можно будет положиться на свидетелей. — Я не пытаюсь обманывать. Если хочешь решить дело так — решим. Есения смерила её недоверчивым взглядом. Она колебалась, но не стала вламываться на школьный двор. Решила играть по правилам. — Идёт, — твёрдо сказала она. — В понедельник на площадке за школой. Ты и я. Сразу после этого Капралову окликнули тусующиеся у ворот старшеклассники, и она обменялась с ними парой добрых слов, затем сцепилась с одним из них, вспылила, сорвалась, показала ему фак и снова ушла. Марго с облегчением выдохнула. Они договорились. Всё должно было кончиться после грядущих выходных, в понедельник в глухом переулке по ту сторону школьного забора, скрытого за зарослями кустов сирени. Марго вспоминала свои неуклюжие тренировки с Антоном. Оставалось только надеяться, что она и правда хорошо запомнила его уроки, однако, представляя своё завтра, Марго вдруг поняла, что совсем не боится. Страшно было раньше, когда она только задумывалась, как бы ещё раз спровоцировать Есению, теперь же, когда задуманное свершилось, тревога угасла, оставив после себя лёгкость определённости. В некотором роде всё это стало возможным только как следствие её собственных действий: не сделай Марго того, что сделала, и первой стычки с Есенией бы не случилось. Или случилось бы что-то другое? Кто знает! Даже бездействуя нельзя быть до конца уверенной, что ты не наживёшь проблем, не окажешься жертвой в чужой игре. Когда ты плывёшь по течению и ничего не решаешь, обязательно найдётся кто-то, кто примет решение за тебя. Бездействие — тоже своеобразный выбор. Выбор отказа от власти над собой и своей жизнью. Марго находила утешение в осознании, что, если через два дня её изобьют, хотя бы будет ясно, за какие поступки. «Я так решила», — думала она. — «Я. И никто другой». Теперь осталось разобраться с последней занозой. Марго решила прижучить доносчика прямо на перемене перед последним уроком. Морозова этой новости не обрадовалась. — Опять убегаешь… — сказала она, обиженно надувая губы. — Уверена, что тебе не нужна моя помощь? — Помощь? — Марго едва удержалась от смеха. — И чем же ты мне здесь поможешь? Морозова что-то пробормотала и махнула рукой, а Марго поспешила на улицу к волейбольной площадке. Последним уроком была физкультура. Пока все переодевались, Мила сидела на пустой трибуне. Она не занималась: отбилась от физручки отговоркой о критических днях. Это была свежая отговорка. Марго почти не общалась с Хмельницкой. После первого знакомства и в процессе изучения одноклассников Мила показалась не слишком интересной. Да, училась она хорошо, но Лескова и Синицына справлялись с проверочными куда легче и быстрее. Да, она состояла в секции по волейболу, но не тусовалась с другими «спортивными девочками», что показывало её не слишком полезной в плане общения. Да, у неё была прекрасная фигура и личико прямо как у девушек из рекламы нижнего белья, но, как бы сказала Мария Фёдоровна: «ей просто повезло родиться с хорошими природными данными». Иными словами, Марго не увидела в Миле чего-то особенного. Ну, ничего страшного, невзрачным людям тоже находится применение: из них получаются прекрасные шпионы. Мила сидела неподвижно. Её элегантная спина чуть выгибалась, а спрятанные за прямыми, блестящими волосами глаза смотрели куда-то вниз. Она склонялась над чем-то, что держала в руках, и, осторожно приблизившись, Марго увидела, что Мила читала книгу. На корешке было написано то ли «Посмотри на меня», то ли «Полюби меня». Почувствовав на себе чужой взгляд, Хмельницкая оглянулась и выпрямилась. Марго шагнула ближе: — Привет. Мила лениво закрыла книгу и улыбнулась, обнажив белые зубки: — Сегодня уже виделись, Тростникова. — Поговорить надо, — сказала Марго, пряча руки в карманы бомбера. — О чём? — О делах твоих. — Вау, — протянула Хмельницкая с хитрым прищуром. — И что же я сделала? — Зачем ты ей рассказала? — Кому? — Капраловой. — Которой из них? Марго не ответила. Она усиленно пыталась понять, являются ли издевательской насмешкой эти слова, сказанные таким мягким и не слишком громким голосом Милы. — Ты знала, что будет, — продолжила она. — Так что вопрос «зачем» отпадает. Почему? Что я сделала лично тебе? Мила поднялась на ноги и потянулась, нахально зевая. Она выглядела так, словно обвинения её ничуть не смущали. — Лично мне ты ничего не сделала, Марго. А сейчас возьми на себя усилие и попробуй понять меня правильно. Есть такое слово: «друзья». Так вот Есения моя подруга. И она очень-очень любит свою семью. А теперь соотнеси одно с другим. Как я могла промолчать, когда кто-то обидел её сестру? Против тебя я ничего не имею, мне вообще плевать. Кто бы ни был на твоём месте, я бы всё равно рассказала. Но ты права, я знала, что Сеня сорвётся. Такой уж она человек. Несдержанная. Особенно, когда дело касается того, что она любит или считает важным. «Друзья». Ага, как удобно. Марго усмехнулась: — А если бы на моём месте оказалась Морозова? Тогда ты бы тоже настучала? — Настя? — удивилась Мила и залилась смехом. — Ну насмешила! Она бы — никогда. Это ты у нас такая особенная. Повторю ещё раз: ничего личного. Просто на будущее знай, какой бы сильной и крутой ты ни была, всегда найдётся кто-то сильнее и круче. Марго застыла в недоумении. Мила не стала юлить и прямо призналась в своём доносе, но почему? Неужели её настолько не волновало, чем это может обернуться для неё? Или она считает, что находится в полной безопасности, занимая сторону той, кто, по её мнению, сильнее Марго? Какая наглая самоуверенность! Только Марго собралась ответить ей, как с дальнего края площадки послышался оклик: — Мила. Это был парень. Марго не знала его имени, но помнила лицо. Они часто виделись на переменах и в курилке. Не слишком высокий старшеклассник с тонкими губами и бледноватым лицом стоял у беговой дорожки. Надменность Милы испарилась за секунду. Она вся расцвела и с улыбкой помахала ему: — Иди сюда! Парень подошёл ближе. Походка его шаталась, как бывает, когда человеку сложно решить, ускорить шаг или не спешить. Он остановился у их лавочки, поприветствовал Милу и Марго с доброжелательной улыбкой, но на секунду, на один короткий миг Марго почудилось, что на неё он посмотрел не так же, как на Хмельницкую, а с некой опаской. Мила легко завела беседу о школьных буднях, а затем вынула из кармашка джинс маленький кусочек бумаги, сложенный в аккуратный квадратик. Парень быстро кивнул, взял листок и вложил в её руку небольшой крафтовый пакет. — Спасибо, — проговорила Мила и подарила ему такую очаровательную улыбку, что глаза старшеклассника заблестели, а щёки густо порозовели. Случись такое минут пятнадцать назад, Марго бы запросто поверила в чистоту происходящего, но до того, как этот парень появился на горизонте, Мила была совсем другим человеком. Не выдержав поддельной приторной сладости, Марго отвернулась. — Если я вам мешаю, могу уйти, — сказала она. Парень отрицательно качнул головой: — Нет-нет. Я уже ухожу. Да, Мила? — Угу, — сказала она и ещё раз улыбнулась ему. Она только и делала, что улыбалась. — До встречи. Стоило старшекласснику отойти на достаточное расстояние, Марго приготовилась продолжить прерванный разговор, но Мила на неё даже не смотрела. Она не отрывала взгляда от пакета, и руки её уже исследовали содержимое. Мила достала плоскую белую коробочку и, не стесняясь свидетельницы, открыла. Под крышкой блестела бусинами-шармами серебристая нить браслета. — Pandora, — проговорила Мила с томным вздохом и глянула на Марго. — Красивый, правда? — Да, красивый. И не дешёвый, — Марго не разбиралась в брендах и молча согласилась с тем, что браслет не китайская копия. — В честь чего такие подарки? Она видела уже достаточно влюблённых парочек, чтобы предположить, что Мила и этот парень не встречались. Разговор их был слишком официальным и пресным для беседы двух влюблённых людей. «Хотя мне-то откуда знать…», — нечаянно подумала она и ощутила горечь на языке. — В честь приглашения на свидание, — ответила Мила. — Всего-то, — небрежно сказала Марго. Она сосредоточилась на однокласснице, чтобы отвлечься от своих эмоций. — Почему бы и нет? — Хмельницкая провела кончиками пальцев по сверкающей розовой бусинке. — Подарок быстрее и ярче всего доказывает серьёзность парня и то, насколько он достоин твоего внимания. Ты бы хотела, чтобы твой парень был жадным, Марго? Марго стремилась поскорее закрыть эту тему и честно ответила: — Я об этом не думала. Мила хмыкнула и пожала плечами: — Ясно. А я вот уверена, что жадный человек жаден во всём. Если мы вдруг начнём встречаться, мне не хотелось бы уговаривать его уделять мне хотя бы полчаса своего внимания в день. Парни они такие: сначала на руках носят, а через год принимают как должное. Она спрятала свою книжку и футляр с браслетом в сумку, а затем развернулась к стадиону. Хмельницкая собралась уходить, но перед тем, как попрощаться, снова взглянула на Марго, на этот раз без снисхождения или нахальства — мягко и дружелюбно. — Но если ты достаточно красива и ценишь себя, манипулировать парнями не сложно, — сказала она. — Не разменивайся по пустякам, Марго.