Хищник или жертва?

Сознание медленно возвращалось, и Лёша пытался понять, где он, и что происходило до этого. Ему было жутко некомфортно, а голова ныла. Он приоткрыл глаза и увидел над собой белый потолок с несколькими блоками, через которые были натянуты верёвки. С трудом подняв голову, он увидел себя — голого, в одних только боксерах, обвязанного и подвешенного где-то в метре над полом, с верёвками, уходившими вверх к тем самым блокам. Его руки были связаны за спиной, а ноги — сильно согнуты и разведены в стороны. Под коленями проходила длинная круглая палка, к которой они и были привязаны, не позволяя ногам сомкнуться, как ни старайся. Лёша висел практически горизонтально, к потолку лицом. Решив осмотреться по сторонам, блондин повернул голову и сразу наткнулся на взгляд Сабурова. Тот стоял метрах в семи и внимательно смотрел на него. У Щербакова перехватило дыхание, а всё тело напряглось от неожиданности. — Лёш, ты как? — во взгляде брюнета не было ничего пугающего, скорее — обеспокоенность и переживание. — Где я? Почему так? — Щербаков заметил, что одна рука Нурлана была в наручнике, вторая половина которого была пристёгнута к металлической перекладине в стене. — Я не знаю. Сам только пришёл в себя, — брюнет говорил искренне. Было видно, что он сам был не рад очутиться в таком положении. Лёша хотел сказать что-то ещё, но дверь в комнату позади него открылась. Он опустил голову назад и, увидел вошедшего человека вверх ногами. — Марк? — голос Сабурова подтвердил его догадку. — Всем привет. Заждались уже? — Новак широко улыбнулся, только в этот раз его лицо выглядело совсем по-другому. От обаятельного и добродушного парня не осталось и следа. Нескрываемое презрение, неприкрытая злоба и что-то издевательское поселилось в его глазах и недоброй ухмылке. — Это какой-то прикол? — Сабуров дёрнул наручник, проверяя насколько надёжно он был пристёгнут. — Нет. К вашему несчастью. — Расстегни! — потребовал Нурлан. — Нур, почему этот нищеброд? Захотелось трахнуть полицейского? Более яркие ощущения? — Ты что несёшь? — Ты всегда любил яркие ощущения, — Марк усмехнулся с досадой. — Почему не я? — Что почему не ты? — Сабуров не понял его вопроса. — Я же всегда был рядом с тобой. Ещё с универа. Когда твой отец вас бросил, кто тебе помог с оплатой за обучение? — Я же тебе всё вернул потом. Марк проигнорировал его слова. — А устроиться в «Феникс»? Ты думаешь, ты бы сам дошёл туда, где ты сейчас? Без меня? — Ты хотел сказать — без помощи твоего отца. — Он делал всё, о чём его просил я. И ты бы в итоге стал Вице-президентом. Самым молодым Вице-президентом одной из крупнейших инвестиционных компаний. Круто же попасть в список Forbes до тридцатки? — Я для этого много работал. — Нет. Это всё дал тебе я. — Чего ты сам не захотел пойти в правление? — У меня и так всё есть. Меня устраивает моё место в компании. У меня есть бабки от стороннего бизнеса и откатов. От папочки мне достанется по итогу всё. Единственное, чего у меня не было, — так это тебя. Сабуров смотрел на него в сильном недоумении. — Мы же всегда были только друзьями, почти братьями. Я не знал, что ты… — Братьями… Только для тебя. Ты, блять, никогда нихуя не замечал. Ты замечал всех вокруг, кроме меня. Ты делал своими моделями всех, но только не меня. — Да блять! Сколько можно скулить? Нельзя было просто поговорить с ним об этом, а не убивать стольких людей? — Щербаков громко перебил его. — А я говорил! Только он никогда не слушал, — огрызнулся тот в ответ. — Помнишь твой День Рождения? Когда тебе стукнуло двадцать три. Я поздравил тебя и поцеловал в губы, но ты всё свёл на шутку. Сабуров почему-то отлично помнил тот момент и возникшую при этом неловкость, объясняя её для себя «ну, это был акт дружбы и, типа, с Днём Рождения, братан». — Потом где-то через год, когда мы отмечали Рождество и приехали к тебе, я думал, что всё. Вот-вот всё получится, и я признаюсь. Но ты мне начал рассказывать, что никогда не стал бы гомиком и никогда не переспал бы с мужиком. Я помню, с каким презрением ты говорил о пидорах. Я даже ничего не успел тогда сказать. Сабуров молчал. Он не помнил того разговора и, скорей всего, был в тот вечер пьяным вдрызг. Он даже не мог предположить, почему тогда мог начать такие рассуждения. — А потом ты уехал на два года в наш филиал на востоке, и я думал, что забуду. Мне тогда действительно полегчало. Не видеть тебя и общаться только иногда онлайн. Но нихуя! Ты вернулся и вернулось всё, что так ебало мне мозг. Только стало хуже. Ты стал…стал внешне таким, какой ты сейчас. И ты увлёкся этим ебаным шибари. Все эти модели, которые постоянно были вокруг тебя. Я всегда знал, с кем из них ты спал. Я видел всё. Нурлан стоял, стиснув кулаки. У него в голове мелькали воспоминания многих встреч с его моделями, которые, как оказалось, методично записывались и просматривались его уже бывшим лучшим другом. От этого было мерзко и противно — знать, что за каждым твоим действием и каждым твоим словом следили, а особенно — за самыми интимными моментами. — Я устал. Устал всё время дрочить на тебя и пользоваться только игрушками. Хотя было полно желающих стоять передо мной на коленях и делать то, что прикажу, — Новак злобно усмехнулся. — Я хотел понять, чем они лучше, что ты захотел их, а не меня. — Понял? Марк отрицательно покачал головой. — Девки были неплохи в постели, но чтобы какой-то полный восторг — то нет. — Я не спал с Максом. — Я знаю, видел. Он, кстати, оказался вполне достойным. Долго продержался. Я заебался ждать, пока в полиции обратят на тебя внимание. Дебилы, — и он с презрением посмотрел на Лёшу. — Пришлось немного поменять планы и привести их поближе к тебе. — А Мари? — Она видела кое-что, но ей не хватило мозгов сделать правильные выводы. А тебе бы хватило, если бы она рассказала. Мне повезло, что вы решили потрахаться с этим в ту ночь. Сабуров поморщился от внутренней боли, понимая, что все жертвы были ни в чём не виноваты и погибли из-за него и из-за больной привязанности Марка. — Я хотел, чтобы ты видел, как те, с кем тебе было хорошо, уходят из твоей жизни. Ты никогда не предлагал мне стать твоей моделью. Даже этому разрешил, — и он кивнул на Лёшу, — а мне… Что ты, блять, в нём нашёл? Этот сломанный нос, волосы вечно в полном пиздеце. Весь помятый. Малыш, блять! — Марк с ненавистью плюнул на пол недалеко от Щербакова. — Да за что ни возьмись — хоть эти ноги… — Завали ебало! — Сабуров процедил это сквозь зубы, не желая дальше выслушивать неприятное описание. — Не тебе мне сейчас затыкать рот. Каково оно, Нур? — Что? — Смотреть на то, как тот, кто тебе нравится, будет сейчас трахаться, но не с тобой. Тут, конечно, всё будет немного по-другому. Трахать будет не он, а его. Но обещаю, он тоже обязательно кончит. Я постараюсь. Хочу, чтобы ты это увидел. А потом… Марк подошёл к висящему в стороне новому выглаженному костюму и поправил воротник. Рядом с вешалкой на столе лежала верёвка, по всей видимости, именно та, которой и были задушены все жертвы. — Если ты хоть как-то его тронешь, я тебя, мразь, удавлю, — Нурлан прорычал это, вспыхнув в гневе, и кинулся вперёд, но наручник крепко удерживал запястье прикованным к металлической перекладине. — Сначала он, — Марк улыбнулся, подошёл к Щербакову и повёл пальцами по его голому торсу, который сразу напрягся под недружелюбным касанием. Сабуров метался возле стены, пытаясь сорвать державшие его оковы и матерился, не переставая. Он был как лев, запертый в клетке, который видел смертельную угрозу для своего прайда и изо всех сил пытался защитить его, но не мог. Брюнет чуть ли ни бил кулаками в стену от отчаяния и бессилия. — Я знал, что Нурлан не убивал их, — Щербаков старался говорить спокойно, хотя внутри всё дрожало и от осознания собственной беспомощности в данный момент, и от сильного физического напряжения во многих мышцах, где верёвки были затянуты чересчур туго. До этого он много раз прокручивал в голове всевозможные варианты своего побега из обвязки, но Марк связал его крепко. Так крепко, что одну руку и плечо он уже вообще не чувствовал. Он не видел, как за спиной предплечье уже начало синеть. — Что ж ты меня не арестовал? Можешь не пиздеть сейчас, — Марк взял со стола ножницы и, подойдя к Лёше, завёл один конец под резинку трусов. Щербаков явно ощутил холодную грань и постарался не дёрнуться, чтобы не напороться на остриё. Новак начал разрезать ткань, чтобы снять последний элемент одежды. — Он бы не завязывал им глаза, — Лёша делал вид, что не замечает этих действий, и продолжал говорить уверенно и спокойно. — Нурлан — художник. Если бы убивал он, то точно хотел бы, чтобы его жертвы видели эти картины. Художники пишут картины не для себя — им нужен зритель. Марк остановился и внимательно посмотрел на Щербакова. — А ты — полный профан. Ты не хотел, чтобы они на тебя смотрели. Тебе было стыдно за то, что ты делал. — Мне не было стыдно. — Тогда нахуя ты им закрывал глаза? Марк не отвечал, только сверлил Щербакова со злостью во взгляде. — Нурлану точно не было бы стыдно за свои произведения, пусть и такие ужасающие. — Да похуй уже на твои догадки. Уже никому не интересно. То, что найдёт полиция, их вполне устроит. Они арестовали серийного убийцу, а потом выпустили под залог, и он в порыве ярости убил ещё одного — того самого полицейского, который постоянно ебал ему мозг. А до этого он его ещё и трахнул, связав при этом. По-моему, неплохая легенда. Главное — что есть фото-доказательства. — Вот, сука! — Сабуров опять громко зарычал. — Ты не учёл, что я тоже буду давать показания. — Твои показания уже никто не будет слушать. Тебя найдут без сознания после моего звонка в полицию с криками, что ты убил полицейского и чуть не убил меня. Для правдоподобности я садану себя пару раз по лицу. Кстати, твой адвокат сейчас тоже в больнице с побоями. На него напал кто-то очень похожий на тебя и избил до потери сознания. Все же знают, каким бешенным ты становишься, когда кто-то делает что-то не так, как тебе хочется. Он плохо тебя защищал. — Какая же мразь! — Нурлан опять начал яростно дёргать наручник, пытаясь оторвать его от трубы. Запястье уже сильно кровоточило, но он не замечал. Он видел только Лёшу и то, как он беспомощно висел перед Марком, всё ещё стоящим с ножницами в руках. Щербаков смотрел по сторонам и никак не мог придумать, что предпринять, как потянуть время. Он не хотел, чтобы Новак приступил к задуманному. Он не боялся, что ему будет физически больно. Лёша содрогался от одной мысли, что всё это будет видеть Сабуров. А особенно, если Щербаков кончит от этих действий сам. Он понимал — как бы он психологически не настраивался, с голой физиологией он в связанном виде ничего поделать не мог. Если Марк начнёт активно стимулировать его член и простату, то он точно позорно кончит. Нурлан не должен был этого видеть. Лёше была настолько нестерпима эта мысль, что даже мысль о последующей за этим позором собственной смерти не казалась ему такой ужасной. — Если ты его любил, зачем подставил? — Щербаков решил тянуть время любыми способами. — Ему не нужна была моя любовь. — Получается, это — какая-то хуйня, а не любовь. — Ты ещё решил меня поучить, мусор? Марк кинул ножницы на пол и подошёл к Щербакову, став напротив его разведённых ног. Он расстегнул свои штаны и приспустил их вниз, высвобождая ещё расслабленный член. — Сука! Отойди от него! — Сабуров в ярости бил ногами о стену, хоть как-то пытаясь заглушить раздирающую всё внутри боль. — Нур, как я люблю, когда ты в ярости. Так заводит, — Марк начал быстро водить рукой по своему органу, который уже начал реагировать на прикосновения, медленно наливаясь. — Только, блять, попробуй! Уебу нахуй! Ты — больной извращенец. Для Лёши видеть Сабурова в этот момент было чересчур невыносимо. Он откинул голову назад, и под веками больно обожгло влагой. Он сжимал зубы, стараясь не думать о том, что сейчас видит Нурлан. — Хоть для твоего…малыша это и не будет в первый раз, я не буду его сильно подготавливать. Пусть будет жёстко. Нур, ты же иногда любишь пожёстче. — Не трогай его, блять! — Сабуров понимал, что всё это — неизбежно, и что он не может ничего сделать, чтобы это предотвратить. И слёзы неконтролируемо текли по щекам. Наверное, в первый раз за последние лет двадцать. Он и не помнил, когда в последний раз ему было так больно. Когда Новак раскатал по своему уже стоящему члену презерватив, надел перчатки и подошёл к Щербакову вплотную, беря его за бёдра, Лёша открыл глаза и, повернув голову, посмотрел на Сабурова. — Нур, не смотри…пожалуйста. Я переживу. Он снова закрыл глаза, но услышал, как брюнет взвыл на всю комнату, как дикий, раненный в самое нутро зверь. Марк взялся одной рукой за Лёшино бедро, а холодными пальцами второй руки провёл по колечку мышц, которые сжались ещё больше. — Лучше расслабься. Полное доверие. Помнишь? Малыш… — Иди нахуй! — Щербаков сжал зубы и откинул голову назад, крепко зажмуриваясь и морально готовясь к болезненным ощущениям. Стало невыносимо больно и противно от понимания того, что их с Нурланом близость, которую Лёша так оберегал ото всех, видел кто-то ещё. Видел всё, до мельчайшей подробности. — Ты — первый. Лёша уже чувствовал, как твёрдое приставили к его заднему проходу, и сильнее сжал зубы. В комнате несколько раз что-то стукнуло, а потом дверь с грохотом распахнулась, и внутрь ворвалось несколько человек. — Никому не двигаться! Полиция! Щербаков не видел, как Марк кинулся к полу и, схватив ножницы, замахнулся, чтобы ударить его в живот. Громкий выстрел. А потом ещё один. И в голове снова сильно зашумело. Когда Лёша пришёл в себя, кто-то уже поддерживал его под спину, а кто-то другой перерезал веревки, удерживающие его под потолком. Сильное натяжение исчезло, и он тряпичной куклой повалился вниз, не в силах сделать ничего, чтобы смягчить падение. Хорошо, что его всё ещё крепко держали. Щербаков осмотрелся и увидел перед собой встревоженное лицо Лины, которая смотрела на него в ожидании. — Чего так долго? — он слабо улыбнулся. — Я, конечно, мастер попиздеть, но можно было бы и побыстрее. — Извини, — она виновато улыбнулась. — Мы никак не могли найти этот дом. Он числился на одну подставную компанию. Ты молодец, что скинул сообщение с именем и деталями, но нам нужно было время проверить несколько объектов. — Ну, я же не могу делать за тебя всю твою работу, детектив, — Лёша ещё раз улыбнулся. Он глянул в сторону и увидел в нескольких метрах от себя лежащего на спине Марка. Он смотрел куда-то вбок, видимо, в сторону всё ещё прикованного Сабурова. На лбу у убитого была небольшая тёмная точка, из которой вниз тянулась тонкая красная ниточка, а его член всё ещё издевательски торчал над спущенными штанами. — Видок у вас тут, конечно, тот ещё, — Лина посмотрела на голого Щербакова, а потом на убийцу. — Я уже понял, что стану на ближайший месяц посмешищем в участке, — Лёша взял протянутую ему куртку и накрылся. — Я бы сказала на несколько месяцев. — И хуй с ним! *** До того, как поехать в участок для дачи показаний и заполнения бумаг, Лёша вышел из машины скорой помощи и вдохнул полной грудью прохладный ночной воздух. Увидев возле полицейской машины Сабурова, он направился к нему. Ему сильно хотелось обнять Нурлана, но среди десятка снующих вокруг полицейских он не стал этого делать. Он и так уже исчерпал лимит шуток ниже пояса в свой адрес на ближайшие несколько месяцев. — Я бы не поэтому не надевал им повязки, — Сабуров внимательно посмотрел на него. — Я знаю. Ты бы не лишил их свободы видеть всё своими глазами. Пусть даже и их собственную смерть. Нурлан кивнул. — И ты бы убил их по-другому. Сабуров прищурился и вскинул бровь. — В неконтролируемой, бешенной ярости. Разнёс бы всё к чёртовой матери. Я тебя знаю…уже, — и Лёша улыбнулся. — И ещё одно неоспоримое правило — никаких верёвок на шее. Сабуров улыбнулся в ответ и кивнул снова. — Из тебя, может, получился бы неплохой мастер. — Нет. Мастер должен быть один. И он у меня уже есть.