Хищник или жертва?

— Лин, мне кажется, что его всё-таки подставили. — Лёш, ты же неделю назад был готов его посадить даже без доказательств, — девушка смотрела на него то ли с удивлением, то ли с беспокойством. — Тут что-то не вяжется. Он, конечно, тот ещё самодовольный и высокомерный тип, но вряд ли он бы настолько нагло вёл себя прям у нас под носом, если бы действительно убил их всех. — Я не пойму. Тебе он уже нравится, что ли? — Лина прищурилась, сверля Щербакова проницательными карими глазами. — Я ж не баба, чтобы он мне нравился. — А мне кажется, что он и тебе уже успел залезть в голову. — Нихуя подобного, — Щербаков демонстративно уткнулся в какие-то отчёты от экспертов. — Если он виноват, то будет сидеть. — Только у нас ничего конкретного на него по-прежнему нет. — Посмотрим. *** В пятницу вечером звонок снова прозвучал в квартире 28В. Нурлан открыл и увидел на пороге Щербакова. — Покажи мне, что чувствовали твои модели. — Не могу, — Сабуров помолчал какое-то время. — Все ощущают это по-разному. — Свободу? — Её нельзя показать по требованию. Только ты сам можешь её найти. — Свяжи меня, — Щербаков стоял и явно уходить не собирался. — Чтоб меня еще и в изнасиловании полицейского обвинили? Нет уж, спасибо, — Нурлан усмехнулся. — Я тебе уже говорил. Шибари — это не о связывании. Это — о доверии. А у нас с тобой его нет. Ты хочешь, как в прошлый раз?.. — Я тебе доверяю. — Доверяешь серийному убийце? — Свяжи, — упрямо повторил Щербаков. — Ты, блять, не отстанешь? Да? Лёша помотал головой. Сабуров подумал и, вздохнув, снова запустил его в квартиру. Разувшись, Щербаков пошёл следом за Нурланом. В этот раз он провёл блондина через гостиную и длинный коридор, заводя в просторную спальню. В одной половине комнаты стояла огромная круглая кровать. Лёша засмотрелся на непривычные чёрные простыни, покрывало и подушки, которые небрежно валялись сверху. Сабуров подошёл к высоким окнам и полностью задёрнул плотные шторы, пряча от внешнего мира всё, что должно было произойти внутри. Потом включил приглушённое освещение, создавая вокруг мягкий полумрак. — Выключи телефон. Щербаков немного напрягся. — Тебе не должно ничего мешать. Даже виброзвонок. Подумав, что если Сабуров всё-таки решил его убить, то телефон вряд ли ему чем-то поможет, Лёша его выключил и положил в карман пиджака. Как и всегда, он никому не сказал, что собирался делать и куда пошёл. — Иди в душ. Тело должно быть чистым и разогретым, тогда ты сможешь максимально расслабиться. Щербаков подумал, что он был будто в каком-то спа-салоне на сеансе массажа или чего-то подобного, хотя ни разу там не был, но представлял, что там это происходило именно так. — В ванной есть чистое полотенце в шкафу и халат. Бельё можешь надеть после душа, если так сильно переживаешь за свою невинность. Святой Алексей, — Сабуров ехидно усмехнулся, поправляя волосы. — Не переживаю, — буркнул Щербаков себе под нос и ушёл в соседнюю комнату. Приняв хорошо тёплый душ, Лёша надел опять свои боксеры и накинул на плечи халат, который был ему великоват. Он глянул на свой костюм и рубашку, которые висели на крючке на стене. Там же бесполезно болталась кобура со служебным оружием. Постояв немного в нерешительности, он медленно направился обратно в спальню. Отступать было уже поздно — любопытство пересиливало страх. Ему подумалось, что он входил в клетку со львом. С голыми руками. И его, вдобавок ко всему, планировали ещё и связать там внутри. Исключительная храбрость? Или полная дурость? В этом и был весь Лёша. Он вспомнил, как точно так же, храбрясь, или по дурости, поспорил, что пули его не берут, и пошёл на своё первое серьёзное задание в полиции без бронежилета, а потом провалялся целый месяц на больничном со сквозным огнестрельным. Но после этого спорить и творить глупости так и не перестал. Войдя в спальню, Лёша застал Сабурова уже в другой одежде. На нём была свободная чёрная кофта, перетянутая широким поясом, а внизу — лёгкие штаны из такой же ткани. Выглядело — как кимоно, и, в сочетании с его узким разрезом глаз, смотрелось так органично, что Щербаков засмотрелся на него непозволительно долго. По центру большой комнаты стоял уже знакомый высокий стул без спинки, а неподалёку квадратный раскладной столик. Неприятное воспоминание быстрой вспышкой пронеслось в мозгу. — Можешь пока присесть. Настоишься ещё. Лёша подошёл к стулу и сел. — У тебя есть какие-то физические или психические ограничения? Были травмы? — Вопросы как на медкомиссии. — Хуже. Так что? — Было ранение в плечо. — В полиции? — Да, давно. По глупости. — Я не сомневаюсь, — Нурлан подошёл к нему вплотную и бесцеремонно раскрыл халат, оголяя плечи и спину. Щербаков даже дёрнулся от неожиданности. Брюнет внимательно осмотрел обнажённый торс, нашёл небольшой шрам выше лопатки, а потом ещё один уже спереди под левой ключицей. — Сквозное? — Ага. Сабуров положил одну руку Лёше на спину, а вторую — на грудь, и начал прощупывать мышцы и кости. Надавил сильно в нескольких местах и кивнул, почувствовав, как Щербаков снова дёрнулся, но уже от лёгкой боли. — Это место обойдём. На процесс никак не повлияет. Какие-нибудь ещё переломы были, кроме носа? Лёша отрицательно помотал головой. — Психические проблемы? Кроме патологической заёбистости. — Вроде нет, — Щербаков сдержался, чтобы не заржать вслух. — Теперь встань и нагнись вниз. — Так сразу? Сабуров глянул на него, демонстрируя на лице лёгкое раздражение. — Ты сам пришёл сюда. Снова. Если хочешь остаться, то слушай, что я говорю. Если нет, то сваливай сейчас и не трать моё время, а то точно придушу в этот раз, — Лёша молчал под тяжёлым взглядом. — Наклонись и достань пальцами рук до пальцев ног. Я хочу посмотреть, насколько ты гибкий. Щербаков не жаловался на свою физическую форму, поэтому легко выполнил, что просили. — Хорошо. Разогрейся немного. Повращай руками, ногами, туловищем. Понаклоняйся. Чем лучше разогреешь все мышцы, тем приятнее будет процесс. Лёша постоял немного, а потом скинул халат, отбрасывая его в сторону, и начал разминаться, уделяя больше внимания рукам, плечам и спине. — Почему ты это делаешь? — Сейчас с тобой или вообще? — Нурлан посмотрел на него и улыбнулся. — Вообще. — Это эстетически красиво. Человеческое тело в обвязке завораживает. Лёша вспомнил фото моделей Нурлана и не мог мысленно не согласиться с ним. — Мне нравится смотреть, как модели получают удовольствие от процесса. Это — как таинство. Только я и модель. После связывания у них в глазах я вижу свободу. И я хочу им её дарить каждый раз. Этого Щербаков не мог пока понять. Лёша разогрелся и снова сел на стул перед Нурланом. — Запомни, вся ответственность за твою безопасность на тебе. — Я же буду связан. — Да, поэтому ты должен сразу же мне сказать, если хоть что-то тебе покажется неправильным или болезненным. Онемение, покалывание, что угодно. Ты полностью передаёшь мне контроль за твоей безопасностью. Если ты согласен, мы продолжим. Щербаков кивнул. Нурлан достал из шкафа уже знакомый Лёше мешок и большие ножницы и положил на столик. Щербаков покосился на ножницы, но ничего не сказал. Зато Сабуров, будто прочитав его мысли, ответил: — Если что-то пойдёт не так, не будет времени развязывать узлы, придётся резать, — увидев лёгкое смятение в Лёшиных глазах, Нурлан добавил, — верёвки. Не тебя резать. Если ты не уверен, лучше даже не начинать. — Уверен, — Лёша попытался отогнать плохие мысли и глубоко вдохнул, настраиваясь. — Скажи мне, чего ты хочешь от связывания? А главное — чего бы ты совсем не хотел? Щербаков и сам не знал, чего он хотел. Сказать, что он хотел понять, убийца ли Нурлан, означало признаться в том, что он всё ещё ему не доверял полностью, а значит поставить крест на данном мероприятии. Но ему действительно было интересно почувствовать то, что чувствовали жертвы, ощутить ту мифическую свободу, о которой все говорили. — Покажи мне свободу. — Только если ты сам готов к ней. Нурлан поджёг какую-то палочку и оставил её тлеть в металлическом цилиндре на столике. Лёша почувствовал, как комнату начал заполнять густой, чуть сладковатый запах с восковыми и фруктовыми нотками. Похоже было на жасмин, но он не знал, было ли туда подмешано что-то ещё, потому что стало казаться, что этот аромат проникал везде и усиливал все его чувства. Потом Сабуров включил какую-то аудиозапись, и в комнате время от времени был слышен тихий звон, как от маленьких колокольчиков, или звук, похожий на столкновение двух хрустальных предметов друг о друга, с непродолжительным эхом, которое стояло каждый раз в воздухе ещё несколько секунд. Брюнет закатал рукава, хорошо разогрел руки, чтобы касания были тёплыми и приятными, и подошёл к столику, беря один ворсистый моток. Он легко распустил его, сняв с намотки всего одну петлю, и верёвка из натурального волокна раскинулась перед ним на полу, готовая к работе. Сабуров обошёл Щербакова и стал у него за спиной. Положил руку ему на плечо и погладил, смахивая накопившуюся за день усталость и готовя кожу к обвязке. Потом он взял Лёшины руки и завёл за спину, сводя вместе и накидывая на оба запястья первый виток, а потом ещё один, закрепляя в конце простым узлом и оставляя на время эту верёвку свободно свисать вниз. Затем подошёл опять к столу и взял следующий моток, разматывая так же, как и предыдущий. Стоя снова у Щербакова за спиной, Нурлан взял конец верёвки, натягивая между своими руками как струну, и начал гладить ей Лёшину шею, спускаясь ниже к груди, а потом поднимаясь снова вверх и специально задевая ворсом подбородок и губы блондина. Первый виток обхватил крепко торс чуть ниже ключиц, плеч и лопаток, проходя на несколько сантиметров ниже ранения и не причиняя боли. Второй — присоединился вплотную к первому, делая обвязку толще и рельефнее. Следующие два витка прошли под грудью, и теперь она более объёмно и резко выделялась между натянутыми верёвками. Сабуров связал все витки за спиной в верхней части позвоночника. Поначалу Лёша немного ёрзал на стуле, пытаясь усесться удобнее. Он хотел задать ещё какие-то вопросы, но под суровым взглядом из-под тёмных ресниц не решился. С его неугомонным характером сидеть неподвижно долгое время было пыткой. Не только не двигаться, но ещё и ничего не говорить. — Расслабься и просто дыши, — Нурлан опять прочитал его мысли и снова опустил руки ему на плечи, успокаивая ускоренное сердцебиение. Со спины брюнет повёл верёвку вверх и вперёд, проходя ниже основания шеи и переплетая её с горизонтальными витками по центру груди. Потом снова увёл верёвку за спину симметрично с другой стороны и сделал новый узел за спиной. — Никаких узлов по шее, — Нурлан будто специально подчеркнул это, намекая «видишь, я — не убийца, я не буду завязывать верёвку на твоей шее». Только Щербаков помнил, что душили жертв как раз после окончания обвязки, а не во время её. Лёшина грудь еле заметно поднималась под уже красивым узором, который чётко выделял слегка затвердевшие соски по центру каждого из получившихся многоугольников. Нурлан взял верёвку, свободно свисающую от запястий блондина, и натянул её вверх, привязывая к остальным узлам на спине. Сабуров стал перед Лёшей, поправляя на нём узлы и переплетения, и Щербаков поймал себя на мысли, что с упоением любовался сосредоточенным лицом брюнета. Тот склонил набок голову и чуть нахмурил лоб, полностью погрузившись в своё творчество. Несколько прямых чёрных прядей касались высокого лба и подпрыгивали, когда Нурлан двигался вокруг Лёши, но брюнет даже не замечал их. Глубокое дыхание из его еле приоткрытых губ долетало до Лёшиной кожи и щекотало её. Прищуренные глаза смотрели внимательно, критически оценивая каждый узел, но также и любуясь. Из-за спины верёвка заскользила по торсу спереди, переплетаясь и создавая ажурные ромбы, скользящие и красивые квадратные узлы, обвязывая и чуть сжимая рёбра, упругий пресс и спускаясь ниже к талии. Лёше казалось, что Нурлан не просто тянул верёвку, он словно облизывал ей его кожу, проходя ворсистой поверхностью и лаская в местах прикосновений. Бордовая краска появлялась на коже яркими пятнами везде, где проходили длинные пальцы, где затягивались кольца и возникали рельефные узлы. Нурлан закрепил простой узел на пояснице, чтобы вся обвязка не распустилась и пошёл к столу за очередным мотком. — Встань. Лёша нехотя поднялся со стула, и Нурлан убрал его в сторону. Пересекающей петлёй брюнет зацепил новую верёвку за предыдущую на пояснице, и она скользнула вбок и вперёд через бедро на внутреннюю его поверхность, делая несколько оборотов вокруг ноги. При этом Нурлан стал перед Лёшей на колени, и тому в голову сразу полезли непристойные мысли и совсем смелые фантазии. Щербаков смотрел сверху, как напрягались мышцы и сильнее вздувались вены на крепких руках, которые завязывали узлы на его бёдрах, и такие же узлы появлялись у него внутри, связывая сильнее его внутренние органы. Нурлан делал всё настолько ловко, что верёвка была будто продолжением его длинных пальцев. Она обнимала и гладила Лёшино тело, заставляя напрочь забыться в этих движениях. Брюнет сделал две полупетли, фиксируя обмотку в неподвижном положении на ноге, и поднялся опять вверх. Он приподнял ткань боксеров и натянул верёвку горизонтально, прямо под Лёшиными ягодицами, соблазнительно очерчивая их контуры. Потом спустился через другое бедро, оплетая симметричным узором вторую ногу, возвращаясь опять за спину и перекидывая верёвку через узлы в районе поясницы. Прикосновения Нурлана будоражили все чувства, и чем легче они были, тем ярче Лёша их ощущал. От поясницы верёвка устремилась вертикально вниз, проходя между ягодицами, и заскользила дальше между ног, касаясь через ткань белья мошонки, прошла в опасной близости от наливающегося члена и зацепилась петлёй за обвязку внизу живота. Лёша уже не мог спрятать своё возбуждение за тонкой тканью, да и не хотел. Хотел, чтобы Нурлан видел, насколько ему нравилось то, что он с ним сейчас делал. Но тот делал вид, что не замечал чересчур натянутого спереди единственного элемента одежды и небольшого мокрого пятнышка, появившегося на нём. От пупка верёвка пошла тем же путём обратно вниз, но с другой стороны возбуждённой плоти. Щербаков перешёл на тихий стон, когда натяжение прошло у самого основания члена. Он был совсем близок к тому, чтобы кончить от этого прикосновения прямо сейчас. Сабуров задержался внизу чуть дольше, прежде чем верёвка снова прошла между Лёшиных ног и вынырнула у него за спиной. Даже через ткань белья блондин почувствовал, как оставленный узел мягко надавил на чувствительное место под мошонкой, чуть двигаясь там и ещё больше подогревая возбуждение. И снова простой узел закрепил конец верёвки на пояснице. Нурлан потянул за узлы внизу живота, от которых вниз к паху шли верёвки, и те сильно натянулись, вызывая безумно яркие ощущения между ног у Щербакова, создавая максимальную тяжесть и горячие приливы. Его дыхание уже не было таким размеренным и тихим. Зайдя Лёше за спину, Сабуров приблизил свой палец к одной из Лёшиных рук, которые были перекрещены у него за спиной. — Обхвати мой палец своими. Щербаков сделал то, что он попросил, и Сабуров положил свои остальные пальцы на кулак блондина. — Теперь с силой разожми пальцы и распрями ладонь. Всё нормально? Никакого онемения или слабости? Лёша отрицательно покачал головой, и Нурлан проделал то же самое с его второй рукой. Убедившись, что верёвки не передавливают никакие лимфоузлы или нервные окончания, и цвет кожи везде естественный, Сабуров придвинул стул, присаживая на него Лёшу, и отошёл чуть назад. — Если хочешь, закрой глаза. Лёша невольно вспомнил о чёрной непроницаемой повязке на глазах у жертв и внутренне напрягся, но потом отогнал эту мысль. Он прикрыл глаза и почувствовал своё частое дыхание, которое начало замедляться. Щербаков выдохнул и ощутил сильную пульсацию — своё сердцебиение, отдававшееся эхом в кончиках пальцев, в висках, внизу живота. Так гулко и чётко. Тук-тук… Он глубоко вдохнул, и верёвки сильно, но не больно, врезались в бока, грудь, спину, заставляя его почувствовать каждую мышцу под ними. Он чувствовал тугую оплётку на внутренней поверхности бёдер и между ягодиц. Прикосновения к его телу казались абсолютно новыми, другими. Совсем чувствительно и остро. Из головы напрочь вылетели все детали расследования, улики, жертвы, предосторожность, что сейчас рядом может быть серийный убийца. Тук-тук… Редкий звон колокольчиков отдавался дрожью в теле, заставлял мурашки бежать по спине вниз от затылка. Он широко раскрыл рот, пытаясь вобрать в лёгкие побольше воздуха, и пьянящий запах жасмина проникал вместе с ним внутрь. Его неугомонный разум наконец-то успокоился и не хотел больше суетиться. Хотел поставить этот момент на долгую паузу, чтобы насладиться им сполна. Щербаков позволил себе прочувствовать себя всего, в хороших и плохих проявлениях. Такого, каким он был на самом деле. Без притворства и шуток. Без осуждения. Тук-тук… Он ощущал каждое обвитие, каждое переплетение, каждый узелок. Под ключицами и грудью, на руках, животе и поясе, под ягодицами, на бёдрах и между ними. Самым ярким было прикосновение узла под наливающимися тяжестью яичками. Он приоткрыл глаза и увидел Сабурова. Тук-тук! Нурлан стоял в метре перед ним и молча любовался своим произведением, и у Лёши перехватило дыхание от того, как брюнет смотрел на него. Как будто Щербаков действительно был картиной, каким-то шедевром. Пристальный взгляд, излучаемый тёмными глазами, буквально трогал его обнаженное тело, иначе Лёша не мог найти другого объяснения, почему он его отчётливо чувствовал кожей. Щербакову казалось, что этот взгляд скользил по верёвочным узорам, цеплялся за каждый узел, гладил его кожу под ними. Лёша и не знал, что мог быть способен чувствовать всё настолько сильно, а тем более от взгляда другого мужчины. Если в начале процесса он ещё смущался сидеть перед Сабуровым практически голым и стыдился того, что тот с ним делал, то сейчас Лёша уже снял с себя всю ответственность за любое своё поведение и позволил себе забыть о понятиях приличия и морали, о предрассудках своих и общества, о воспитании, о том, что он раньше совершенно не приветствовал гомосексуальные отношения. Он действительно ощутил свободу от всего этого. Он позволил себе убежать от внешнего мира, от страха и стыда, от необходимости всё постоянно контролировать. Сейчас ему не нужно было никуда спешить и кому-то что-то доказывать. Сейчас и здесь был только он. Только он и Нурлан. Мастер смотрел, поглощая блондина глазами, и с упоением наслаждался его красотой. — Как ты себя чувствуешь? Щербаков молчал. Он услышал вопрос, но не знал, что сказать. Так легко, как сейчас, ему ещё никогда не было, и он только кивнул, облизывая пересохшие губы. — Хочешь пить? Лёша кивнул. Нурлан подошёл к шкафу, в нижней части которого был выдвижной минибар, и налил в стакан воды. Вернулся к Лёше и прислонил стекло к его губам. Вкус холодной воды с лимоном был как никогда ярким, и блондин жадно выпил почти половину. Несколько капель побежали по подбородку, стекая на грудь, и Сабуров вытер их ладонью. Мучительно медленно. Поглаживая кожу чуть дольше, чем это можно было спокойно вынести, и Лёша снова глубоко вдохнул. Нурлан поставил стакан на столик и подошёл к нему снова, чтобы поправить несколько узлов и передвинуть веревки более симметрично. Большая ладонь легла слева на грудь и не двигалась, чувствуя под собой ускоряющееся сердцебиение. Щербаков не боялся. Пусть он и находился связанным рядом с возможным серийным убийцей, ему сейчас было почему-то так спокойно, и он чувствовал себя в безопасности. Такая ирония. Длинные пальцы скользнули ниже и задержались на узле под пупком, и Лёша непроизвольно толкнулся тазом навстречу. — Развязать тебя? — Нет. Можно я кончу так? — блондин поднял на него свои светлые глаза. Ему уже не было стыдно ни за свои слова, ни за то, что он хотел сейчас сделать. — Святой захотел согрешить? — Сабуров улыбнулся. — Я далеко не святой. Нурлан отодвинул резинку белья, протаскивая её вниз под верёвками и освобождая возбуждённый член Щербакова. — Помочь? — он снова улыбнулся, и Лёша кивнул, прикрывая глаза. Нурлан начал гладить большим и указательным пальцами легко и быстро, касаясь головки и ниже её сантиметров на пять, не больше. И опять слабые прикосновения ощущались чересчур ярко. Блондин запрокинул голову назад и сел на край стула, подставляясь вперёд. Он уже был совсем близок к кульминации и стонал в голос, не стесняясь. Перед самой финишной чертой Сабуров отпустил его член, и тот, подёргиваясь, то жался ближе к животу, то отклонялся вниз, кивая, словно активно соглашаясь с происходящим. Лёшины яички поджались и подрагивали. Нурлан снова потянул за узел на животе, натягивая верёвки в паху, и член хаотично дёрнулся несколько раз и высвободил густые белёсые капли на напряжённый живот и бёдра. Брюнет взял из шкафа салфетки и вытер испачканную кожу. Лёшино тело горело ярко-красным под верёвками. — Думаю, тебе хватит. Пока Лёша успокаивал ускоренное дыхание, Нурлан начал развязывать узлы в обратной последовательности. Процесс развязывания шёл быстрее, но тоже занял какое-то время. Без верёвок Щербаков почувствовал какую-то утрату, как будто пропало чувство безопасности и действительно свободы, которой он не успел насладиться в полной мере. — Ложись на кровать на живот. Надо размять места, где были верёвки. Лёша натянул свои трусы и, подойдя к кровати, лёг на чёрную простынь. Нурлан сел на его ноги сзади и начал с небольшим усилием растирать его спину и руки, особенно в местах, где проходили верёвки. Тепло и комфортно, до разливающихся по всему телу приятных волн. — Переворачивайся, я промассажирую всё спереди. Брюнет встал с Лёши, и тот перевернулся на спину, потом резко сел и, схватившись за кофту, потянул Нурлана на себя. Сабуров только успел выставить вперёд руки, чтобы упереться в кровать и полностью не придавить Щербакова собой. Лёша начал целовать его губы, обхватывая своими и оттягивая. И Нурлан отвечал на поцелуй. Он вёл языком по вновь пересохшим губам Щербакова, проскальзывал внутрь его рта за кромку зубов, гладил нёбо и сталкивался с его языком. Руки блондина приподняли тонкую ткань на спине Сабурова, пытаясь пробраться под неё, потом потянули за узел на широком поясе и скользнули под кофту, гладя твёрдые мышцы спины, которые напряглись от продолжительной стойки на руках. Лёша чувствовал, насколько напряженными были спина и живот над ним, насколько возбуждённым был брюнет, и это блокировало любые мысли о боли и страхе. Его хотели так сильно. Блондин чувствовал через такую же тонкую ткань штанов над собой выпирающий орган, которым Нурлан тёрся о его бёдра, и Щербаков запустил одну руку за резинку, касаясь влажного и чересчур твёрдо стоящего члена, который сразу прильнул к ласкающей его руке. Лёша не узнавал себя. Ему так сильно хотелось сейчас другого парня. Хотелось раствориться под ним, чтоб он забрал его себе. Чтоб он держал его связанным хоть всё время, но только целовал при этом. Все время целовал. Чтоб его пальцы скользили по разгорячённому телу под верёвками и тянули за эти сладкие оковы. Щербаков снова чувствовал свободу от своих неправильных мыслей, от понимания того, что он не должен был здесь лежать и наслаждаться прикосновениями этого человека. Не должен был позволять делать ему то, что он делал. Делать своим языком и губами. И там, где они не должны были быть. Как он потом будет давать показания под присягой? Да пусть ко всем чертям летит это обвинение. И здравый смысл туда же. Лёша широко открыл рот, чтоб вдохнуть глубже, ощутив, как чужие пальцы снова сжали его член и начали скользить по нему туда-обратно. Он и не помнил, в какой момент его боксеры улетели в неизвестном направлении. Блондин неосознанно раздвинул ноги шире, позволяя одному колену Сабурова стать между ними и негласно давая разрешение на большее. У Щербакова до этого не было анального секса ни в одной из ролей, и он решил отпустить на свободу свои ощущения и просто довериться мастеру. Хоть Сабуров и заявлял, что он был не по мальчикам, Лёша почему-то верил, что брюнет знал, что делал, и отдался ему полностью. Нурлан отстранился и посмотрел ему в глаза: — Полное доверие. Помнишь? Лёша не ответил, только взял его руку и опустил между телами, себе между ягодицами. Пальцы Сабурова коснулись напряженных круговых мышц и начали медленно гладить, вызывая одиночные сокращения. Нурлан потянулся и достал из-под подушки бутылочку со смазкой и смочил свои пальцы перед тем, как продолжить. Пока они целовались, смешивая горячее дыхание, влажные и скользкие пальцы растирали кожу с мелкими складочками вокруг ануса, массажируя чувствительные точки. Когда в очередной раз один из пальцев кружил над входом, Лёша расслабил мышцы, не специально пропуская внутрь кончик пальца и выдыхая Нурлану в губы. Попав внутрь, палец уже уверенно скользил по эластичным стенкам, поглаживая с напором, разогревая, подготавливая стенки к более сильному растяжению. Сабуров уже целовал несдержанно, проникая своим языком глубоко в рот, а вторым пальцем — глубже между заметно дрожащими узкими стенками. Через некоторое время он добавил третий палец, двигая ими всеми плавно, позволяя Лёше привыкнуть к объёму. Щербаков уже давно стянул ниже его штаны и постоянно гладил влажный, крепкий, скульптурный орган, ощущая его большой диаметр и невольно думая, сможет ли он его принять. Нурлан отстранился и раскатал презерватив по члену, обильно смазывая его из той же бутылочки и не отводя от Лёши глаз. Щербаков не хотел думать, что у Нурлана всё было наготове — и смазка, и презервативы, и верёвки — отгонял от себя эти мысли. Он просто хотел его сейчас до безумия, а всё остальное вокруг могло лететь в бездну. Когда Нурлан добавил ещё смазки между его ягодиц и приставил головку ко входу, Лёша закрыл глаза и глубоко вдохнул. Каменно стоящий орган медленно раздвигал розовые края, проникая внутрь, в девственное и ещё совсем узкое пространство. Проникал постепенно, останавливаясь и давая мышцам привыкнуть, растянуться, прогреться. При первом проникновении Сабуров не входил полностью. Он замер, всматриваясь в Лёшино напряжённое лицо, на котором были слабо видны неприятные ощущения. Блондин с закрытыми глазами дышал глубоко, чуть сжав губы. Напряжённые мышцы пытались вытолкнуть чужую объёмную плоть и сильно пульсировали. — Расслабься, малыш, — в интонации Сабурова больше не было издёвки или насмешки, только отчётливо ощутимая забота, даже переживание. Он поцеловал Лёшу в висок, потом заскользил своими губами по его щеке и губам, освобождая Щербакова от себя. Затем снова толкнулся внутрь. Уже глубже и легче. Щербаков впился пальцами ему в спину и пытался дышать размеренно, но пока не получалось. Он уже не ощущал боли. Она сменилась приятной наполненностью и чувством горячего внизу живота и в заднем проходе от скольжения внутри. Брюнет не спешил, разогревая их тела постепенно, с упоением наблюдая за сменой эмоций на лице под собой. Лёша просунул руку между их телами и, положа себе на член, начал водить вдоль. Он опять срывался на тихие стоны, к которым иногда присоединялись хриплые стоны сверху. В какой-то момент Щербаков почувствовал слабую вспышку внутри, как будто Нурлан задел какой-то нерв или чувствительные рецепторы. И с каждым новым толчком, которые уже совершались резче и быстрее, эти вспышки становились всё ярче. Лёше казалось, что по телу проходил электрический ток, начинаясь где-то внутри и выходя на кончиках пальцев. Блондин никогда такого не ощущал раньше и даже открыл глаза, чтобы проверить, происходило ли это всё на самом деле. Он наткнулся на практически чёрные глаза, которые смотрели на него одновременно с безудержной страстью и нежностью. Сабуров наклонился и начал снова его целовать быстро и жадно, вырывая из груди уже совсем громкие стоны и встряхивая его каждым новым толчком. Нурлан толкнулся несколько раз совсем глубоко и резко и перестал двигаться. Потом положил свою руку на Лёшин член и заскользил ей стремительно, позволяя Щербакову опустить обе руки, закрыть глаза и наслаждаться приближающимся оргазмом. Лёша выгнулся, пачкая перламутровыми каплями чёрные простыни и цепляясь за спину брюнета. Щербаков закрыл глаза и чувствовал, как его накрывают. Стало так тепло и легко, что он уже и не боялся, даже если Нурлан и собирался его убить. Перед тем, как провалиться в забытьё, у него в голове быстро пронеслась мысль, а проснётся ли он после всего этого. Но ему уже было всё равно. Если Сабуров и был убийцей, то Лёша был готов стать его очередной жертвой, как бы неправильно это ни было. *** Солнце настойчиво пробиралось между чуть приоткрытых плотных штор и кидало тонкую тёплую полоску на Лёшину ногу. Он был в комнате один, голый, под чёрным тёплым покрывалом. Поднявшись с чёрной, сильно измятой простыни, Лёша зашёл в ванную и умылся. Смотреть на себя в зеркало не хотелось, а внутри были смешанные чувства. Он быстро принял душ, смывая с себя следы странной ночи. Его бельё, носки, костюм и рубашка аккуратно висели на вешалке. Щербаков включил телефон — было уже почти восемь, ни пропущенных звонков, ни сообщений. Одевшись, блондин вышел из спальни и прошёл по коридору в гостиную. Сабуров стоял на большом балконе в одних серых спортивных штанах. Его волосы были влажными и зачёсаны назад небрежными прядями. Перед Нурланом стояло ведро, из которого он доставал по виду мокрые верёвки и вытягивал их двумя руками, распрямляя. — Доброе утро, — Лёша неуверенно улыбнулся, продолжая наблюдать, как брюнет развешивал на сушильной стойке верёвки. — Доброе, — тот повернул к нему голову, не прерывая своего занятия. — Давно встал? — Часа полтора назад. — Чего меня не разбудил? — А тебе надо на работу? — Нурлан повесил последнюю верёвку и вылил воду из ведра в цветочный горшок рядом. — Нет, — Лёша не знал, что сказать ещё и сморозил первое, что пришло в голову. — Скажи мне, ты их убил? — Ты мне скажи, — Сабуров повернулся к нему и внимательно посмотрел. — Моего слова мало для обвинения. Или для защиты. — Уходи. — Почему? — Ты узнал, что хотел. — Нурик… — Не называй меня так. Лёша хотел сказать что-то ещё, но Сабуров посмотрел на него с досадой и сказал резко: — Уйди! Если бы даже Лёша и хотел, то возразить у него не получилось.