***
Уже через пару дней она пожалела, что вызвалась. В первом официальном прошении от его величества значилось: «Закати уже вечеринку, которую я тебе задолжал».Однажды это всё равно должно было случиться
9 ноября 2021 г. в 02:11
Её конвоир оказался прелестным юношей. Так и сказал, несколько стеснённо хмурясь: «Мы поведём вас из города ночью, командор». И бережно снял с неё наручные кандалы — увесистые, гремящие, больше для показухи, чем для дела. «Суд над вами поднял немало шуму, но здесь, в Дрезене, у вас целое полчище верных людей. Не могу допустить, чтобы кто-то саботировал… ваше отправление».
Не только это. На самом деле мальчик слишком хорошо помнил, кто избавил их от Язвы, он скорбел по светлому герою и попросту не хотел, чтобы горожане видели… как её ведут. В отвратительно гремящих кандалах. Реджини чувствовала, будь его воля, он бы сам саботировал её арест. Прелестный юноша.
Её вели по ночному Дрезену, подгасив факелы, и на конвой обратили внимание только извещенные стражники, да пара монгрелов, отогревающих лапы у уличного костра. Хорошо, что Ланн сейчас в море, подумала Реджини, и новости до него дойдут с опозданием в несколько недель: этот точно устроил бы не то, что саботаж, а открытое сопротивление.
Командора тихо вывели из города и долго везли в карете с заколоченными окнами. Реджини слышала донесения: «Преследуют!». «Кто?!». «Всадник, похоже. Погодите. Коня вижу. Пустой! На нём нет седока! Здоровый! Настоящее чудовище! И ведь не отвяжется никак».
— Этот мой, — спокойно сообщила командор. — Дайте ему идти.
— Дайте ему идти! — крикнул прелестный юноша куда-то наружу.
А ближе к вечеру он принёс ей тюремный паёк и два яблока сверху.
Для легенды крестового похода и чудовища, каким нарекал её приговор, камера была оскорбительно мала и бесхитростна. Пялясь куда-то в межпрутье, Реджини грызла яблоко и думала, что однажды это всё равно должно было произойти: Мендевский Совет, расшатанный во время пятого крестового, как зуб при цинге, давно интриговал против неё. И только теперь начал играть прямо; её судили за убийство Летра Бросок Ястреба, подняли факт смерти Камелии, «безжалостно казнённой прямо на улицах Дрезена на глазах у горожан», даже гибель Голфри в Изе многие считали расчётливым шагом командора. Выходило так, что Реджини поставила под сомнение саму праведность похода: в последний бой она (наверняка сомнительными способами) призвала и демонов, и нежить, и дьяволов, и даже «иных тварей, которых очевидцы затруднялись описать». Её обвиняли в близкой дружбе с демонами и даже припомнили Ксоргеза — опасное существо неисследованной природы, которого она притащила из Бездны, словно щенка. А под конец слушания один из свидетелей ещё и заявил, что однажды «видел, как из походной сумки командора вывалилась отсеченная голова и уставилась на него мёртвыми глазищами».
Короче, суд вынес, что командор — чудовище. Хотя самым чудовищным, пожалуй, было то, что все обвинения, кроме Летра, её не трогали. А вот Ксоргеза пришлось успокаивать. После суда, он стоял у охраняемой комнаты, где её держали, и только молчал. Не уходил и не приближался. Страже никак не удавалось его спугнуть, через несколько часов они начали жаловаться, что присутствие пацана нагоняет жути — решено было его «пустить от греха».
Так что хотя бы за Ксоргеза она была спокойна; ну, и за Дрезен — пока тот остаётся в руках Ирабет и Аневии. Их они не тронут, это личное — выжданный, вываренный ответ за ряд политических решений. Война прошла, и Реджини решительно теряла влияние, эксперты сели препарировать последний крестовый поход с разноэтических сторон, раскручивать феномен командора, строить теории культа личности, рассматривать под толстой лупой чванливости её «чудесничества» (оказалось, что сами всплески необъяснимой ангельской мощи видело не так уж и много людей, и большая их часть — это приближенные командора, заинтересованные люди, так сказать, а простой люд путался в показаниях: кто-то говорил, что видал, как командор парила под белыми крыльями, кто-то уверял, что она исторгала ангельский свет из глотки, как дракон).
Так или иначе, мифические силы великого командора куда-то исчезли (а были ли они вообще?), и даже Голфри теперь не могла её защитить. Так что когда-нибудь это дерьмо всё равно должно было случиться. И сейчас — самое время.
Реджини качнулась вперёд и бросила огрызок показавшей нос крысе. Всё хорошо, пока дело касается только её лично, и пусть всем им хватит мозгов. Если Ирабет подтянет солдат… Если Грейбор выпишет сам себе парочку лишних контрактов… Если братец Вольжиф что-нибудь выкинет… Они только усугубят положение.
Все они не при чём. В конце концов, это она была чудовищем, и однажды что-то подобное с ней всё равно должно было произойти. Она ждала этого наказания слишком долго. Так долго, что перестала его желать.
…И через пару недель её освободили.
— Приказ короля, — сухо осведомил стражник.
Реджини вздохнула с облегчением: замену Голфри не могли найти почти год, и теперь Совет будет так занят новым правителем, что о поруганном командоре даже не вспомнит. И, похоже, король уже их раздраконил, раз чуть ли не первым делом приказал освободить заключенную, которую они с таким старанием и помпой сюда упекли.
Её отвели в простые, но просторные покои наверху. Здесь находилась неестественная для подобного помещения, благоухающая ванна, стопка чистой одежды была сложена на столе рядом с хлебной корзиной. И посреди всего этого благоденствия стоял Дейран.
— Ваше Величество! — отсалютовал стражник и вышел прочь.
Какое-то время они смотрели друг на друга молча и удивлённо — каждый по своей причине. А потом Дейран с усмешкой сказал:
— Я тоже рад тебя видеть, но давай потом. Сначала ты тут со всем разберёшься и поешь по-человечески. Не пристало мне, понимаешь, якшаться с чумазыми, изголодавшимися преступницами с утра пораньше.
И Дейран тоже ушёл. В основном затем, чтобы узнать, в каких условиях её тут держали. Поговаривают, в тот день по королевскому указу вниз покатилась пара голов. Тихо, как во времена Чужака.
Они продолжили разговор позже, когда Реджини вышла из-за ширмы в свежей одежде, которая оказалась ей немного мала. Дейран наблюдал, как она ступает — странно, раскорякой, и как медленно опускается на скамью рядом с ним.
— А я-то гадал, почему ты не раскидала их сразу, прямо в ставке командования.
— Мы не виделись очень давно, — сказала Реджини. — Ты задолжал мне вечеринку.
— Можешь прийти на мою коронацию. Будет скучно — тебе понравится.
— Ваше Величество, значит.
— Ох, пожалуйста, — бывший граф поморщился, точно наступил на раскалённый камень: из уст Реджини это прозвучало неожиданно реально.
— Не говори мне, что ты стал королём только ради моей свободы.
— Не скажу, — пообещал Арендей на полуулыбке и продолжил трагично. — Я подумал, однажды со мной всё равно должно было приключиться нечто подобное.
Реджини чуть прищурилась, кажется она понимала: у каждого своё наказание. И в глубине души все его ждут, даже если сами того не желают.
— У тебя есть опыт. Ты был отличным советником.
— Эти общественно настроенные олухи понимают меня иначе, чем ты, — отмахнулся от её жалких ободрений Дейран и враз остекленел взглядом. — Они сожрут меня с потрохами. Помоги мне!
Он обернулся к ней резко, и во взгляде его уже не было ничего, кроме паники. Реджини не смогла вспомнить, когда в последний раз видела его таким: даже когда шёл на костёр, Дейран был стократ спокойнее.
— Ты должна мне помочь. Мендев — это всё, что у меня от неё осталось.
Он замолчал. Глубоко вдохнул. От той, в чьё распоряжение он угодил с лёгкой руки дорогой кузины, пахло водой и солью. И это отчего-то вернуло его в обычного себя:
— Что ж, посмотрим, как я смогу изувечить её наследие!
— Дейран. Если тебе нужен советник…