«Жестокая схватка в районе золотых оград! Мужественные охотники ценой своих жизней остановили чудовищ…»
— Говард ушел за гвоздями. — А Альберт? Куда запропастился наш зубрилка? Сэмвелл поднял газету и, пробежав глазами по тексту, презрительно фыркнул и бросил ее в огонь. Как и всегда, о подвигах вольных охотников писаки умолчали, отдав лавры и славу церковникам. — Не знаю, — ответила старушка, не отрываясь от вязания. — Он что-то сказал про старый сумасшедший дом и архивы. Что-то про Миколаша Новака. Назвав имя, старушка вздрогнула в отвращении, словно оно несло на себе печать некой омерзительной тайны. И, стоит его произнести, скверна ее перекинется на тебя. Смэшер отмахнулся, но в душе ощутил дискомфорт. «Миколаш… Миколаш…» — Держитесь от него подальше, — сказала старушка. — Мертвым демонам надлежит покоиться в мире, иначе они могут погубить живых. И вас, и меня, и все, чем мы живем. Не верьте ничему, что он вам скажет, не берите ничего, что он предложит. «Она говорит о… о том сумасшедшем из сна? Ну-ка, ну-ка, и что ты о нем знаешь? А ладно, сперва покурю, потом спрошу. А то аж чешется, мать их за ногу» Вдруг раздался робкий стук в дверь. Старушка вздрогнула, Сэмвелл улыбнулся и поспешил к двери, доставая из кармана сигару. — Не дай ему войти, — строго сказала старушка. — Я не хочу видеть в доме охотников постороннего. И ему тут быть не положено. «Постороннего?» — Ну вот, легок на помине, — усмехнулся капитан, раскрыв дверь. — Принес гвозд…ди. На пороге стоял рослый мужчина средних лет в красно-коричневом военном мундире, с сержантскими нашивками на рукавах. Тени приближающегося заката играли на суровом лице закаленного в ужасах войны солдата, серые глаза словно пронзали Сэмвелла насквозь. Взгляд капитана застыл на отрубленной по локоть правой руке. Мундир на ней связывался узлом. — Охотник? — хмуро и боязливо спросил военный. — А кто спрашивает? — Просто слуга. Моему господину нужна помощь вольного охотника. Сэмвелл кивнул. Дело, судя по всему, серьезное, раз однорукий вояка дерзнул влезть в закрытый квартал в поисках вольного охотника, да еще и под конец дня. Частные заказы — главная причина, существования вольных охотников в Ярнаме. Не обилие чудовищ, не дефицит подходящих кандидатов для церкви, и даже не опасность ремесла обеспечивала выживание наемников. А такие просьбы, подкрепленные увесистым мешочком кровавого республиканского золота. Когда-то, во времена старой Церкви, существовали санкционированные иерархами убийцы, чьим долгом было тихое устранение обратившихся из знатных семей. Элита города стыдилась обращения членов своей семьи и предпочитала избавляться от несчастных по-тихому, не давая слухам расползтись. Церковные охотники нового времени отчитывались за каждого убитого зверя. Вели классификацию, составляли списки. Знать этого старалась избегать. Потому часто к вольным охотникам приходили такие вот старые солдаты и храбрые слуги, принося золото и заказ. Сэмвелл затянулся и, заглянув в глаза солдату, спросил: — Кого, когда и сколько? — Не знаю, — пожал плечами военный. — Может, никого убивать и не придется. Мой господин велел привести вас к нему на разговор. Дело щепетильное. Смэшер нахмурился. — Ясно. То есть грязное. — Есть свои нюансы, ясно? А вас выбрали, потому что вы хорошо показали себя три дня назад. Мой господин видел, как вы спасли церковников. Я видел, как вы спасли церковников. Никто из других вольных даже в половину не так хорош, как вы, — солдат чуть подумал, а затем добавил: — не смотря на внешний вид и репутацию маньяка вы, похоже, единственный настоящий охотник в городе. «Ну вот, репутация уже идет впереди нас, — довольно подумал Смэшер. — Глядишь, скоро впереди пойдет и наше благосостояние. Хоть будет на что купить обмундирование» — Ясно, сделаем в лучшем виде, — засмеялся Сэмвелл. — Как парни вернутся, мы навестим вашего… — Нет, только вы. Господин приказал нанять только вас. Одного охотника и больше никого. «Ну вот и начинаются проблемы» — Так не пойдет, — нахмурился Смэшер, выкидывая окурок. –Если уж вы так впечатлились моей с парнями работой, то будьте любезны нанять весь отряд. Мы работаем в команде, всей троицей. И только так. Нанять меня одного… все равно что идти в бой на лошади с одной, мать ее, подковой! Солдат изумленно округлил глаза, глядя на капитана. Эта реакция удивила Смэшера. Вояка явно был удивлен, сбит с толку. Словно услышал что-то бредовое. Он замялся, обдумывая услышанное, опасливо косясь то на охотника, то на переулки. — Только вас, — сказал он, наконец. — Ваши друзья… могут снова подождать на стреме, капитан. — Мои друзья не стояли на стреме! — вспыхнул Сэмвелл. — И мы работаем в команде, парень. В городе более чем достаточно тронутых на голову одиночек, жадных до крови и грязных денег твоего господина! — Мой господин платит пять сотен, если вы отправляетесь к нему прямо сейчас. О деле по городу уже пошел слух, скоро им займутся жандармы и церковники. Нельзя терять ни минуты. Если вы не согласны, капитан, я найду других. Но господин настаивал, ему нужен настоящий охотник. — Это…. Целая куча денег, — буркнул, сомневаясь, Смэшер. Когда-то давно, еще до возвращения Кенуэя, он выходил на охоту в одиночку. Дело смертельно опасное, даже безумное. Идти в бой, не имея за спиной надежных товарищей, не рассчитывая на особое зрение Уоррена и тактику Говарда — безумие. Но блеск золота манил капитана. Пять сотен монет — это огромная сумма, а охотникам как раз нужны деньги. Их одежда давно прохудилась и нуждается в ремонте, не говоря уже об обуви. Нужны пули, порох, пузырьки с целебной кровью, запасные детали для оружия и продукты питания. Да и Марте тоже приходится платить, причем прилично. Вольная охота — недешевое занятие. К тому же, на эти деньги можно немного облагородить охотничий дом. И все же, Сэмвелл не мог решиться дать согласие. «Не стоит идти одному. Ох и пожалею я об этом, черт подери! Но пять сотен… черт, пять сотен!» — Ну что ты решил? Вдруг, совершенно внезапно, он вспомнил сумасшедшего из кошмара. Налетел порыв промерзающего насквозь осеннего ветра и тот, подняв ураганчик пыли, погнал его по пустой, покинутой десятилетия назад мостовой. Где-то загромыхали незакрытые десятки лет назад ставни. Выбитые стекла давно раскрошились, доски покрылись гнилостным мхом. Смэшер сжал кулаки, предчувствуя недоброе. «Нельзя соглашаться, — орало внутреннее чутье. — Нельзя, нельзя! Нужно оставаться частью команды, иначе кровавый охотник настигнет нас и тогда… нет, лучше умереть!» «Ты атлант, несущий на плечах бремя нерешительных. Делай что должно…» «Нельзя! Не смей соглашаться!» — А, какого черта! Будь я проклят, если не сдюжу маленькую вылазку! Кто я, институтка размалеванная, или капитан королевской конницы?! Я согласен, дружище! Аванс — половина суммы, и это не обсуждается. — Вообще-то, деньги вперед, — добродушно усмехнулся солдат, доставая из-за пазухи мешочек с монетами. — Вы, вольные, только так и работаете, вроде-как. — У всех свои расценки, — буркнул Смэшер. — И свои правила. Жди здесь, я снаряжусь для охоты и пойдем. Сигары есть? Солдат кивнул. — Тогда, черт возьми, охота будет славной! Но он не верил собственным словам. Не было больше команды. Этой ночью Сэмвелл Смэшер сыграет свое соло.***
Вопросы — черви, копошащиеся в черепной коробке. Они никогда не доводят до добра. Верно сказал один мудрый мерзавец: знания умножают скорбь. Сэмвелла армия приучила держаться от этой «скорби» как можно дальше. И все же, двигаясь по темным мостовым Ярнама, капитан терзался вопросами. Встреча с аристократом походила на цирк. Его, жутковатого вида громилу с гремучим молотом и дробовиком привели в роскошный особняк в богатом квартале. Причем роскошный настолько, что рябило в глазах. Все в нем воплощало тщетные, вульгарные попытки городской знати приблизиться к родовой аристократии исчезнувшего Кейнхерста. Золотые украшения, золоченная вышивка на мебели, золотые канделябры, толстые ковры, явно из дальних стран, статуи и картины — от всего этого рябило в глазах. Слуги — бледные, точно призраки ярнамиты в идеально-чистых одеждах шарахались от охотника как от огня, прячась по комнатам, стараясь не касаться его даже взглядом, словно перед ними было какое-то чудовище. Дворецкий — тонкий как соломинка лысый мужчина в неимоверно пышном фраке и пустотой в глазах провел Сэмвелла через это царство самодовольства в гостиную. Где того уже ожидал бледный мужчина с аккуратными усами. Смэшер усмехнулся, оценивающе глядя на хозяина поместья. Идеально чистые, белые руки, изнеженное лицо, не знавшее кулака, горделивая осанка. На пальцах сверкали перстни, часы с золотой цепочкой сияли на нагрудном кармане. На его фоне охотник казался кровавым бандитом с большой дороги. — Это он, господин? — спросил дворецкий, указывая на Сэмвелла. — Он, — горделиво ответил аристократ. — Оставь нас, Ибрагим. Лысый почтительно кивнул и поспешил оставит Смэшера наедине с «золотым лордом». Когда захлопнулась дверь, повисла напряженная тишина. Капитан не знал, что ему делать в обществе этого человека. Его вид, роскошь, которой тот окружил себя — все это вызывало с трудом сдерживаемое отвращение. Перед ним стоял напомаженный ублюдок, ни дня в жизни не проработавший руками. Бумажный червяк, не знавший нужды и несправедливости, влачащий существование родового богатея, умножая страдания простого народа. Хотелось повести себя бесцеремонно, влезть на диван, закинув ноги на столик из красного дерева. Но тот благоразумно сдержался. — Я вас нанимаю, — высокомерно начал аристократ. — Сейчас вы отправитесь на границу между кварталом «Черных кожевников» и Старым Ярнамом. Там есть старая подземная сеть коллекторов. В этом районе пропала моя дочь, Миранда. Найдите ее и убейте всех, кто попытается вам помешать. Верните ее живой или… — его голос дрогнул. — Уничтожите зверя, убившего ее. — Вот те раз, — ухмыльнулся охотник. — А если вашу дочь убил человек? Аристократ сжал кулаки и, подойдя к роскошно украшенному камину, уставился на танцующие языки пламени. Сэмвелл заметил, как ярость и боль пытаются прорваться сквозь маску идеальных манер. Плечи опущены, кулаки сжаты до побеления костяшек. — Моя дочь — святая девушка, охотник, — сквозь зубы ответил он. — Леди с безупречным воспитанием и безупречной репутацией. Она каждое воскресенье отправлялась с церковным охотником — другом нашей семьи в бедные кварталы, приносила нищим еду. Это традиция женщин нашего рода. Она должна была дойти до прибежища, недалеко от ворот в приграничную зону и отдать продукты. И так было всегда, до вчерашнего дня. Она не вернулась, а работники убежища сказали, что она ушла с охотником в глубь района. Вооруженная, одетая в мужское платье. Не знаю, что на нее нашло, но она не вернулась. Моя Миранда не вернулась к ужину. Найдите ее, охотник. Дэвид пойдет с вами. Он, может, и однорук, но прекрасно стреляет. — Хорошо, — буднично ответил капитан. — Если ваша дочь жива — я ее отыщу. Почему дочь аристократа понесло в темные переулки, опасно соседствующие с закрытым Старым городом? Что могло толкнуть красивую юную девушку потащиться в этот мрак и вонь? — Часто здесь бывали, капитан? — спросил Дэвид, сжимая в левой руке тяжелый «мушкет Людвига». Прекрасное охотничье оружие старых времен славилось свойством ломать запястья простым смертным, но бывший вояка казался достаточно сильным для него. Они шли по пыльным, зловонным улицам, спотыкаясь на разбитом камне дороги, чувствуя, как адреналин раскаляет кровь в жилах. Здесь очень слабо звучали выстрелы, не звенел охотничий колокол, не слышны были вопли и вой подыхающих зверей. Близость недоступного для охоты Старого города сказывалась на всем, куда падал глаз. Все, кто мог — покинули приграничную зону. Кто в страхе перед полчищами монстров древнего маньяка Джуры, а кто из-за риска подцепить здесь «пепельную кровь». Остались лишь немногие отчаянные психи, маргиналы и преступники, чей низкий статус не давал поселиться в «городе воров». Смэшер и Дэвид прошли мимо заколоченных витрин старых лавок. Названия их давно стерлись от времени, двери и ставни окон сгнили. Охотник поежился, чувствуя взгляды десятков озлобленных, голодных глаз. Чудовища, все еще носящие личину человека, изучали гостей приграничной зоны, прикидывая, можно ли их ограбить, но не решались напасть на грозного охотника и однорукого солдата. — И это сюда наша крошка захаживала вечерами? — нервно засмеялся Смэшер. — Она бывала здесь каждое воскресенье. — Этот охотник, должно быть, суровый малый. Тащиться в такое место под ручку с сочной девицей из богатенькой семьи. Лучшего способа получить свинорезом под ребро попробуй еще поищи. — Мартин — друг семьи. И неплохой боец, — мрачно ответил солдат. — Он заслуживает доверия. Вот и жена аристократа не скупилась на похвалу этого Мартина и Миранды. Она рыдала, говоря какая у нее хорошая девочка, какая она леди. И на инструментах играет, и нищим подает, и в церковь Старой Веры ходит каждое воскресенье. Какое прекрасное та получила воспитание, и какая замечательная ее ждала «партия». А показала портрет — капитан еле сдержался, чтобы не свистнуть. Так она хороша. А тут поди ж ты, ушла гулять в опасный район! — Странное дерьмо, скажу я тебе! Подачки подачками, но какого дьявола они потащились в этот гадючник? Опасное это место. — Не знаю, — пожал плечами солдат. Сэмвелл не подал вида, что заметил: тот знает больше, чем говорит. Солдат темнил, причем делал это очень неумело. — А о чем думал этот Мартин? Охотники смертны, как и все люди. Ткни острой палкой поглубже — и он сдохнет так же легко, как и всякая прочая Идоном рожденная тварь. Мужчине пристало защищать свою женщину, а не подвергать ее лишний раз опасности. Тем более такую милую крошку… — Ага, — зло засмеялся солдат. — Это ты верно сказал, капитан. Но Мартин хороший охотник. И если его кто-то смог «ткнуть острой палкой», то без тебя не обойтись. Веришь-нет, капитан, но ты — единственный настоящий вольный охотник в этом проклятом городе. — Нас трое, — поправил его Сэмвелл. — «Пороховые бочонки». Я, Говард Кенуэй и Альберт Уоррен… мы охотимся на чудовищ в западной части города. Дэвид пожал плечами, касаясь рукоять мушкета. Ему показалось движение в темном переулке. Острый глаз Смэшера различил лохмотья местного жителя. Парень старался побыстрее скрыться, не попадаясь охотнику на глаза. — В городе есть и другие профессионалы. Мы — не единственные. — Все вольные, кого я знаю — простые бандиты. Сброд, прикрывающийся охотой, чтобы грабить людей. — Значит, ты не знаешь ни одного охотника, — зло ответил Смэшер, закрывая тему. Он привык пропускать мимо ушей сплетни мирян, но слова солдата неприятно укололи его гордость. Охота — страшное, неблагодарное занятие. Быть железной метлой, выметающей скверну чудовищности с улиц Ярнама — тяжело. Тяжело быть изгоем, опасным психом в глазах людей, тяжело видеть слезы и слышать мольбы родственников чудовищ. Тяжело видеть жертв, растерзанных, сожранных или искалеченных, что подчас куда страшнее смерти. Те, кто взвалил на себя эту ношу и подписал контракт — не могут быть подонками и ворьем. Они просто не имеют права опуститься до такого. Ведь каждый охотник должен знать, что нельзя пересекать черту, между зверем и человеком. «Мораль — то, что делает нас людьми». Мораль подчас жестокая и извращенная. Убивай, жги, рви на части, но на благо людей. Убей десятерых, но лишь во спасения тысячи. Возьми на душу грех, омой руки в крови, которую не смоет ни вода, ни виски. Защити людей от скверны чудовищности. Порой, ценой своей жизни. — На прошлой неделе банда таких «охотников» вломились в дом заразившегося отца семейства, мелкого лавочника из Феллоу-Стрит. Бенджамин… да, его завали Бенджамин Слитоу. Бедняга только начал шерстью обрастать, даже не спятил! Он такое пиво делал! «Охотники» закололи несчастного ублюдка штыками. Его жену и дочь похитили сам знаешь для каких целей, а из дома вытащили все ценности. За головы этих сукиных детей уже приличная цена назначена. Смэшер сжал кулаки. «Ох, хоть бы они попались мне, эти самозванцы, — зло подумал Смэшер. — Я их всех вырежу!» — Они — простые убийцы, ворье и погань. Они не справятся с настоящим церковным охотником. Не знаю, чем их там накачивают, но силища у засранцев демоническая. — Расскажи мне об этом, — усмехнулся капитан. — Я видел как-то, как одна миловидная охотница оторвала бандиту хозяйство. Тот попытался ее изнасиловать, вывалил свое добро, а она просто схватила и дернула. Черт… с войны таких воплей не слышал. А кровищи было… она сама стоит перепуганная, бледная как смерть и сжимает в руке причиндалы бедного ублюдка, как чертову свечку на рождество! Дэвид захохотал, перепугав подглядывающего через окно мальчишку. — Начнем поиски с… Где-то за пыльными досками раздался полный отчаянья женский вопль. Сэмвелл и Дэвид переглянулись и выхватили оружие. Кричали из дома, недалеко от старой, раскуроченной часовни Великих. Острый слух охотника сразу уловил нужное здание. Вспыхнул порох, едкий дым вырвался из «чадильника» гремучего молота, щелкнул затвор мушкета. Смэшер рванулся на крик с такой скоростью, что солдат лишь открыл рот в изумлении. Сэмвелл пронесся по улице, распаляя внутреннего зверя. Близилась схватка, скоро прольется кровь и страх тянул черные когти к горлу. И так всякий раз, перед началом кровопролития. Охотник знал: страх исчезнет, когда гремучий молот опустится на первую жертву и прольет кровь. Перепрыгнув нагромождение ящиков в добрых два метра высотой, он оказался в небольшом переулке, набитом оборванцами премерзкого вида. Морды просят кирпича, в глазах пустота и мертвый холод. Сверкнули лезвия ножей. Охотник оказался в окружении. Вопль повторился, на этот раз с хрипотцой, сменяясь злым хохотом нескольких мужчин. — Убрались отсюда! — прорычал Сэмвелл, замахиваясь молотом, и бандиты в панике бросились прочь, словно увидели монстра. Не дожидаясь новых воплей, Смэшер бросился к двери и вышиб ее одним ударом армейского сапога, вмиг оказавшись в зловонном полумраке. Время словно замедлилось. Взгляд охотника скользнул по лицам семерых мужчин бандитского вида, по дюжинам полупустых бутылок и тухлым объедкам на столе и остановился на том, кто во всю пользовал отчаянно сопротивляющуюся девушку на этом столе. Каждый из преступников носил кожаный нагрудник и плащ серого цвета, какой носили ополчены старых времен. В руках некоторых сверкало сидеритом оружие старых охотников. Глаза бандитов округлились, когда те увидели гремучий молот. — Что за черт?! — крикнул насильник, прерываясь. — Здесь охотятся «Черные кинжалы»! Ищи себя другую добычу, пока башку не оторвали! — Самозванцы! — крикнул Смэшер. — Как вы смеете прикрываться добрым именем охотников и творить это паскудство! Вы… Бандиты захохотали, словно услышали смешную шутку. — Добрым именем? Ребята, да у нас тут клоун. Все сейчас так охотятся. Мы режем тварей и берем то, что наше, как эта сучка. — Нет… вы не охотники… вы самозванцы! «Они не самозванцы» Смэшер вспомнил слова солдата. «Неужели и вправду… у них охотничье оружие, форма…нет… НЕТ!» — Ах вы чертовы сукины дети! — прорычал капитан. — Грабить?! Насиловать?! Позорить честь охотника?! — Да кто ты вообще такой, чтобы судить нас, оборванец? Смэшер поймал испуганный взгляд девушки и взревел: — Я разверзшийся ад! Гремучий молот очертил дымящуюся дугу и превратил в смесь брызг череп первого вольного охотника. Соленая кровь брызнула на лицо, распаляя гнев в душе капитана. Страх исчез, сменившись абсолютной яростью. Разум окутала красная мгла и, словно в полубреду, капитан обрушился на бандитов, сметая их могучими ударами. От рева дрожали стены, звуки ломающихся костей и разбитых черепов ласкали слух. Преступные охотники могли лишь умирать, столкнувшись с ужасом в лице Сэмвелла Смэшера. Ревущий в бешенном гневе охотник рвал их на части, точно мясник туши на скотобойне, упиваясь резней. Удар, еще удар, еще удар, кровь заливает глаза, вопли ужаса оглушают, мозги и кишки путаются в ногах, вонь дерьма, пойла и дыма дерет ноздри. Удар, еще и еще! «Я развертишься ад! Умрите! Умрите, ублюдки!» — Нет! — завопил последний охотник, глядя на последствия бойни. Изломанные, разорванные, превращенные в кровавую кашу тела из товарищей вселили в него ужас. Он обмочился и хныкал, пятясь. — Умоляю, не убивай. Умоляю! — Ррррааа! — Не надо! Удар молота подбросил подонка в воздух, превратив грудную клетку в кровавый фарш. Щелкнула рукоять и пороховой заряд взорвался. Тело бандита лопнуло, заливая все вокруг раскаленной кровью и кусочками плоти. «Еще! Еще!» Но никого не осталось. — Господь милосердный… капитан, ты настоящий мясник, — ошарашено охнул Дэвид, глядя на учиненную бойню. — Это она? — тяжело дыша спросил охотник, указывая молотом на вжавшуюся в угол девушку. И неясно было, что испугало ее сильнее. Насильники или он сам. Дэвид пригляделся. — Нет, не она. Наверное, ее похитили в бедном районе. Как твое имя, девочка? Она не ответила, продолжая с ужасом смотреть на капитана. Охотник глубоко вдохнул, громко выругался и вышел из дома, закурив на крыльце. Табак успокоил нервы и немного развеял тоскливую апатию, всякий раз нападающую на Сэмвелла после вспышек ярости. Его не беспокоила жестокость, с которой он наказал вольных охотников. Они это заслужили. Но не изнасилование разозлило его, а то, с каким бесстыдством эти подонки порочили доброе имя «охотника». — Вот тебе и репутация, Сэм, — сказал он себе. — Либо слабаки из Церкви, либо насильники, трусы, подонки и убийцы… Где наша честь? Какой позор… какой позор. Дэвид вышел через несколько минут, хмурый и задумчивый. Весь оставшийся путь до старых коллекторов они проделали молча. Один — поглощенный мыслями о позоре охотников, другой о том, какой свирепой силой наделен его спутник. Убить семерых взрослых мужчин в одиночку — повод для гордости мастерством солдата. Но Дэвид чувствовал к Смэшеру лишь неприязнь и страх. То, что сделал охотник — не было демонстрацией воинского мастерства, как не было это и возмездием за преступления. Это была резня, кровавая и чудовищная. «А ты, охотник? Как далек ты от чудовищ, которых убиваешь?» «А есть ли разница теперь, между охотником и зверем? — грустно думал Смэшер. — Твари на той стороне, герои на этой. Так было всегда, так должно было быть… А теперь везде лишь чудовища и убийцы. И ни чести, ни морали, ничего» Старые коллекторы- жуткое место, обиталище самых опасных хищников крупных городов. Зверей, милостью которых когда-то давно умирали сотни миллионов. Жестокие и мягкосердечные, добрые и злые, виновные и виноватые, короли и рабы — всех уравняли крысы. Сливные трубопроводы давно забились и коллекторы пересохли, став домом для полчищ крыс, пожиравших все, до чего могли дотянуться. В темноте старых тоннелей пахло плесенью и разлагающейся плотью, причем так сильно, что охотнику и солдату пришлось надеть лицевые повязки, вымоченные в лавандовом масле. — Ненавижу сраные тоннели, — нервно буркнул Дэвид, целя пистолетом в темноту. Оранжевый свет масляных фонарей отодвигал черную стену сумрака с каждым шагом. — Плохие воспоминания? — фыркнул Смэшер. — Да. В зимнюю компанию, во Франции, мы как-то обороняли одну крепость, Лувен-Жемар. Под ней лягушатники вырыли почти десять километров тоннелей. И мы жили в этих тоннелях, как крысы, бегая от окопа к окопу под землей… там воняло дерьмом и плесенью, и всюду бегали крысы, размером с бойцового пса. Иногда, ночами, я будто все еще слышу их дьявольский писк, с которым они обгладывают раненых…как же я ненавижу это все. У вас, в Индии, не было такого? — Нет, дружище, — свет фонаря капитана осветил небольшой проход, полускрытый тенями. — В Индии не было тоннелей… лишь кровь и песок. И о птичках… писка то нет. Где крысы? Сэмвелл стянул маску и глубоко вдохнул зловоние тоннеля. От вони едва не вырвало, но он учуял то, что хотел. Аромат — тонкий, едва уловимый, но едкий и мускусный. Запах дымных благовоний, отпугивающий крыс. — Черная черемуха, — сказал он. — Здесь кто-то есть! За мной! — Капитан! Но Сэмвелл уже скрылся в проходе, увлекая Дэвида за собой. Миновав несколько темных поворотов, едва не поскользнувшись на слизи, они, наконец, добрались до широкого зала. Луч серебристого лунного света падал через решетку в потолке, освещая ужасную картину. Дэвид охнул, Сэмвелл тихо выругался. В центре зала, в большой луже крови лежал молодой охотник — явно Мартин. В дальнем конце, прижавшись спиной к стене, сидела бледная девушка и истекала кровью. — Леди Миранда! — воскликнул солдат, бросаясь к ней. — Она еще жива! Она… Господи, госпожа, держитесь. Мы дадим вам кровь и… — Кровь не поможет, — мрачно сказал Сэмвелл, опускаясь на колено перед трупом охотника. На дубленной коже его жилетки отчётливо виднелись багровые дыры. Он сорвал броню и увидел то, чего надеялся не увидеть: края ран даже не начинали затягиваться. — Ни следа начальной регенерации. Он достал из подсумка с инструментами длинный пинцет и возил в рану. — Что ты несешь?! Я дам ей… — Ртутные пули, — охотник извлек серебристый шарик из тела мертвеца. — Охотничьи, драть их в задницу, ртутные пули. — Они не дают ранам затягиваться. Не дают запустить процесс исцеления кровью. Эти пули очень старые, на этой даже есть метка… черт.«Пороховые бочонки Отто»
— Что там написано? — Не разобрать, — солгал капитан, пряча пулю в карман. — Надо вытащить отсюда девочку. Вдруг умирающая аристократка раскрыла глаза и застонала, жадно хватая ртом воздух. Солдат, дрожащими руками попытался зажать раны на ее груди, но из тех все равно текла кровь. Смэшер сразу понял: она не жилец. — Дэвид, — простонала она. — Охотник… старый… охотник… — Я же говорил вам, — едва не плача сказал солдат. — Не ходите, не идите с ним! ОН вас погубит… о, леди Миранда… — Мартин… он жив? — Мне жаль, — хмуро ответил Сэмвелл. Девушка тихо заскулила, слезы потекли по окровавленным щекам. Сердце Смэшера сжалось, он тяжело вздохнул и, подойдя к умирающей, коснулся ее руки. — Кто стрелял в вас? — Старый охотник… Дж… Дж… — Джура? — зло прошипел Дэвид. — Д-да… мы хотели посмотреть… узнать постыдный… секрет… что там, в этих телегах… Они что-то перевозят… через Старый… Ярнам, под защитой Джуры. Никто ничего не знает… а их десятки…кх-кх, — девушка залилась болезненным, кровавым кашлем. — Закрытые кх-кх… дилижансы едут день и ночь, их грузят в Нотигарте, в порту под покровом… кх-кх… ночи. И везут через Старый Ярнам прямо в Соборный кх-кх… округ. Грязный секрет… Кристофера Старквезера. Много жертв… новые чудовища… сестра Мартина лишилась ноги три дня…кх-кх… назад. Мы хотели узнать… правду. Девушка вдруг судорожно вздохнула, дернулась и обмякла. Огоньки в глазах погасли, взгляд остекленел. — Нет… — застонал солдат. — Леди Миранда… кто же зажжет свечу во тьме, если вас больше нет? — Иди на свет, девочка, — нежно сказал капитан, закрывая ей глаза. — Кошмар охоты закончен для тебя. Пора просыпаться в лучшем мире. — Я убью его! — взревел Дэвид, вскакивая на ноги. — Убью его! Клянусь всеми проклятыми богами этого проклятого города! Убью! Будь ты проклят, Джура! Она не заслужила этого! — Дэвид… — Я убью его! Прямо сейчас! — злобно заорал солдат. — Эти тоннели выходят в Старый город… пойдем сейчас, найдем и прикончим выродка! — А ну отставить, солдат! — рявкнул охотник. — Дэвид… мне жаль. Правда жаль, но тебе лучше вернуться домой. Мы не справимся со старым охотником без моих друзей, да и тела нельзя здесь оставлять. Ладан не будет дымить вечно. Нельзя, чтобы их сожрали крысы. Отнеси девочку отцу, а я понесу охотника. Завтра мы с парнями разберемся, что за дерьмо здесь случилось. — Я с вами… — Нет! Мы охотники, ты — нет. Будешь только обузой. Доверься мне, солдат. Даю слово офицера — мы узнаем, что тут случилось. И если Джура и правда виновен в смерти этих молодых людей — я лично сдеру его морщинистое рыло с черепа. — Хорошо, капитан… хорошо. Идем, надо скорее убрать тела из этой проклятой ямы. Сэмвелл Смэшер нес тело охотника, поглощенный тяжелыми, мрачными мыслями. Его не отпускало чувство, что им сделан роковой шаг в пропасть, куда неизбежно полетит вся торица. И он совершил ужасную ошибку согласившись на помощь семье Де’Морион. Но выбор был сделан, и все, что оставалось свирепому капитану кавалерии — плыть по течению кровавой реки, и молиться, чтобы его хрупкую лодку не разбили в дребезги ужасные ее пороги.