Цитрус

Тихий стук капель об окно убаюкивает, отчего строчки в книге приходится перечитывать по несколько раз, чтобы наконец вникнуть в смысл. Приятный холодок стекла чувствуется даже сквозь свитер — нежно-жёлтый, меж ниток крупной вязки видна бледноватая кожа. Рядом, на белоснежном подоконнике хаотично расположилась гора конспектов, открытых на случайных страницах. Исписанные ровным и мелким почерком листы пестрят персиковыми и тёплыми, как парное молоко заметками, обведенными заглавьями и случайными рисунками. Там, по ту сторону толстого стекла, намокшего от призрачных как туман капель, проносятся несколько желтоватых листов. Верхушки деревьев подгибаются под натиском резко поднявшегося ветра, и Т/И почти слышит, как они шелестят. К металлическому козырьку прилип багряный кленовый лист — странно, что он до сих пор так хорошо сохранился — зубчатый край до нельзя ровный, и стебелёк напоминает человеческие вены, отходя причудливым рисунком от самого центра. Основания соседних домов утопают в дымке тумана, который разбавляют пёстрые и броские деревья. Если присмотреться, у дверей подъездов можно заметить тыквы — странно, казалось бы совсем недавно была середина жаркого, как в тропиках лета, а вот уже люди готовятся к Хеллоуину. Девушка наконец вспоминает о чашке уже остывшего кофе в правой руке и неспешно делает глоток. Горьковатая жидкость с молочным привкусом оставляет на языке темные крупинки — кажется она опять не дала кофе полностью раствориться. Картина за окном, да и вообще вся ситуация, приносит какое-то эстетическое наслаждение, чувство почти полного умиротворения и спокойствия. Ах, как же ей в последнее время этого не хватало... Откуда-то сверху доносится приглушенный джаз — соседи этажом выше часто включали кассеты со старой, американской музыкой девяностых, однако прямо сейчас она совсем на них не сердится. С губ срывается тихий вздох, когда Т/И наконец отрывает взгляд от меланхоличной картины за окном и вновь утыкается в учебник. Однако вместо пожелтевших от времени страниц, заполненных предложениями и абзацами, перед глазами стоит мокрая плитка улиц — тёмная и блестящая — а на ней россыпь из жёлтых листьев, таких же влажных, как и промёрзлая земля. Хочется надеть новое бежевое пальто и глянцевые ботинки, а потом пробежаться под дождём, своим громким смехом пугая прохожих. Или чтоб каким-то магическим образом чашка вновь наполнилась до краёв горячим кофе, а экономика сделала себя сама, оставляя время на следующий фильм из заметок телефона. Ноутбук полностью заряжен, и Т/И всё-таки не удерживается — включает и просто смотрит на заставку с каким-то давно забытым персонажем аниме. Вспоминает о недавно купленных осенних наклейках и лениво сползает с подоконника, подходя к полке. Ещё не тронутые ароматические свечи, немного засохшая, однако все ещё по-своему живая тыковка, горы книг которые давно пора бы вернуть в библиотеку. Т/И поднимается на носочки и тянет на себя одну из них — тут же из под страниц выскальзывает белоснежный листок с наклейками, и, кружась в по-настоящему осеннем вальсе в такт доносящейся музыке, оседает на пол. Девушка нагибается, цепляя кончиками пальцев испещренную картинками страничку, и возвращается к подоконнику. По дороге забирает со стола миску с овсяным печеньем — надо сделать себе ещё кофе, однако прямо сейчас идти на кухню лень. Вновь присаживается на краешек подоконника, натягивая на колени плед и ёжится — окно закрыто, однако в спину все равно тянет. Надо бы достать из шкафа тот клетчатый шарф, который ей подарила подруга на прошлый Хеллоуин. Ноготок цепляет край слюды и тянет на себя — пакетик с хрустом открывается, и из него прямо в подставленную ладонь девушки летят наклейки. Декоративные тыковки и чашки чая с причудливыми завитками пара, она явно сделала верный выбор, когда купила их. Откладывает упаковку назад, к экономике, а сами картинки аккуратно распределяет по белоснежной поверхности. Затем, внимательно всмотревшись в общую массу наклеек, выуживает одну — рыжий мурчащий кот в обнимку с белой кружкой — прикладывает к месту над клавиатурой ноутбука и довольно улыбается. Прелесть настоящая, даже жизнь ярче стала от такой булочки, надо потом похожего наклеить на обложку дневника. Уже собирается потянутся к портфелю, грустно расположившемуся на краю стола, как вдруг сквозь нежные ноты музыки раздаётся стук во входную дверь. Т/И замирает на месте, так и не дотянувшись до дневника, и тут звук повторяется уже отчётливее — будто кто-то до конца не уверен, стоит ли беспокоить обитателей квартиры своим появлением, и вот так вот мнётся, постукивая одними костяшками пальцев в дверь. Девушка наконец подрывается с места и, накидывая на плечи немного мятый плед, выходит в коридор. По дороге вспоминает всех людей, которым она могла понадобится в субботний вечер, однако почему-то на ум никто не приходит. Стук в дверь прекращается, однако уже спустя секунду Т/И проворачивает ключ в замке, и — о чудо — за ней стоит один из ее одноклассников, которого сама девушка, по правде говоря, не считала человеком, способным вот так вот просто заглянуть домой к любому представителю женского пола. Казутора Ханемия — юноша среднего роста с татуировкой в виде тигра на шее и забавным мелированием. Он был одним из самых молчаливых ее одноклассников, однако, как ни странно, низкой самооценкой вроде бы не отличался. В школе они заговаривали не часто, даже до банального приветствия при встречах не всегда доходило, однако немало ее подруг пускали слухи о том, что сама Т/И ему симпатична. Девушка же предпочитала отшучиваться — Казутора конечно был милашкой, и поэтому ей совсем не улыбалось предстать в его глазах той самой дурочкой-сплетницей, сохнущей по каждому встречному-поперечному. Он явно был не из тех, кто мог поддержать подобное поведение, и поэтому прямо сейчас Т/И замерла в неловкости, совершенно не понимая, как с ним можно начать диалог. Все те нелестные фразочки, которые вертелись на языке пока она шла до двери мигом забылись, поэтому девушке только и осталось, что поднять на незваного гостя свой удивлённый взгляд. — Привет.. — с его губ это звучит совсем неуверенно, почти как вопрос, в то время как девушка продолжает молчать, окидывая его с ног до головы непонимающим взглядом. Казутора почему-то показался ей по-особенному красивым именно сейчас — тёмное, с шоколадным отливом осеннее пальто из приятной на ощупь ткани, бежевые брюки и ботинки, по которым сама девушка уже давно пускала слюни. Только вот даже отдаленно напоминающие эту модель в магазинах ей ни разу не встречались — ну не колдовство ли? На шее у Ханемии огромный шарф в крупную клетку оранжевого и тёмно-оливкового цвета. Кое-где тусклое освещение из квартиры выхватывало тягучие желтоватые нити, делающие картину ещё более уютной — парень выглядел как главный стилист их города, твёрдая десятка из десяти, даже завидно. И только сейчас, после секундного разглядывания девушка замечает россыпь темных крапинок на пальто и брюках, а ещё то, насколько мокрыми были выпущенные из небрежного пучка пряди волос. Похоже что мальчик совсем забыл о существовании зонта и решил пройтись в другой конец города под дождём без его помощи. Наконец опомнившись, шагает в сторону, открывая проход в квартиру и взволнованно тараторит, пока Ханемия послушно идёт вслед за ней. — Эм.. Привет, прости, ты просто так неожиданно, совсем не готова была к гостям этим вечером и... — девушка недоговаривает, поджимая губы и понимая, как глупо только что звучала. Отводит взгляд в сторону, пока тянется к двери, чтобы закрыть ее — сквозь тонкий свитер уже начал пробирать уличный холод, доносившийся из подъезда. — Нет, думаю, это я виноват. Мне следовало бы хотя-бы предупредить, но у меня даже номера твоего нет.. А нагружать Охико было бы совсем глупо. — Охико? — Т/И правда удивлена, когда слышит имя своей лучшей подруги. — Ага, — Казутора снимает объемный рюкзак с плеча и аккуратно ставит его на пуфик, — У меня некоторые проблемы с черчением, и она сказала, что ты могла бы помочь. Чтож, теперь все становится на свои места. Чертова подруга со своей медвежьей помощью, прямо перед глазами стоит ее хитрая ухмылка, когда она даёт адрес девушки смущённому Казуторе, а после ее сладкий голос, которым она произносит что-то на подобии «Удачного вам черчения, Казу-кун!». Раздражает до невозможности, так и хочется прямо сейчас высказать пару ласковых стене напротив, представляя, что на ее месте стоит дорогая подруженька. Только вот сам Ханемия вряд-ли расценит это положительно по отношению к девушке. — Эм, Т/И-сан- — Просто по фамилии, — звучит пожалуй слишком резко, поэтому Т/И хмурится, легонько встряхивая головой и делает более мягкий взгляд, когда поворачивается к Казуторе. Тот внимательно рассматривает ее своими пронзительными, до невозможности желтыми глазами, и от этого по спине бегут мурашки. Такой взгляд нельзя прочитать или понять, однако сам он будто рентген, просвечивает насквозь, доставая до каждого потаенного угла души. Наконец поднимает глаза на ее лицо, и теперь уже Т/И легко может заметить всю ту неуверенность, что плещется в их глубине. — Да, Т/И, прости.. — на долю секунды замолкает, а после вновь продолжает немного склонив голову на бок, от чего сережка-бубенчик забавно звенит. — У тебя ведь на прошлой неделе был день рождения, верно? Девушка кивает, начиная понимать, к чему клонит юноша, и сердце радостно пропускает удар. Как в детстве, ей богу. — Тебя в колледже не было тогда, поэтому поздравить не получилось сразу, — Ханемия с трудом подбирает слова, отводя взгляд в сторону и протягивает Т/И крафтовый подарочный пакет. Девушка неуверенно поднимает руку, касается чужих холодных пальцев своими, и Ханемия мягко перекладывает упаковку в девичью ладонь. Т/И так плохо скрывает горящие почти детским интересом глаза, которыми рассматривает сверху содержимое пакета. Запускает руку в его недры, и тут же натыкается на что-то мягкое. Молочный шарф с полосками самых разных шоколадных оттенков, белая и объёмная фарфоровая кружка с чёрным котом с витьеватыми завитками шерсти и хитрющим взглядом. Она доверху наполнена огненно-оранжевой бумажной стружкой, которая сыпется через край на пальцы и холодную плитку пола. Самым последним Т/И достаёт скетчбук, и тут же с писком кидается на шею мнущемуся рядом Казуторе. Точно такой же она видела в торговом центре в другом городе, куда они ездили с классом. У Т/И ещё не хватило на него денег, от чего она ужасно расстроилась — акварельные листы, идеальный для нее формат и просто невероятная обложка, которую редко где встретишь, он будто был создан для нее, и все оставшееся время той поездки казалось таким мрачным лишь из-за этого. О боги, неужто Ханемия заметил ее удрученный взгляд, и только лишь из-за этого купил дорогущий блокнот? Если это так, то она даже готова простить нахальную Охико, лезущую не в свои дела. Если бы девушка подняла голову чуть выше, то увидела бы пунцовые щеки юноши, что со смущенной улыбкой приобнимал висящую на нем Т/И. Чтож, он и подумать не мог, что на, казалось бы, такой простой подарок — а обычный студент, как известно, деньгами не блещет — миленькая одноклассница, уже давно засевшая в глубине его мыслей, отреагирует вот так. — Да ладно, ладно тебе, ты меня смущаешь, — голос юноши мягкий и в нем слышны смеющиеся нотки, что заставляет остатки сомнений развеяться, и теперь счастливая Т/И, больше не сомневаясь в своих действиях, тянет Казутору за рукав — глубже в квартиру из полумрака прихожей. — Прости, просто мне давно никто не делал такие подарки, — на нежных девичьих губах расцветает улыбка, и Т/И по привычке прикладывает к ним указательный пальчик, от чего напоминает Казуторе хитрющую лисицу из детских сказок. Тот так же улыбается в ответ и идёт следом за девушкой в ее комнату, мельком осматривая апартаменты, купленные, по видимому, родителями. Комната девушки встречает подростков леденящим потоком ветра, врывающимся внутрь через открывшуюся каким-то магическим образом форточку. Т/И ойкает и, обхватив плечи, бежит к окну, в спешке закрывая, пока Кадзутора останавливается в дверном проёме и огромными глазами рассматривает плакаты и фотографии на стенах. Их целый ворох — одни прикреплены зажимами к доске задач, другие висят прямо на стенах, создавая уютную домашнюю обстановку. Девушка наконец расправляется с окном и поворачивается к однокласснику — Ханемия неотрывно гипнотизирует взглядом один из постеров. Удивлённо поднимает бровь и уже хочет окликнуть его, как вдруг тот сам поворачивается к ней и с лёгкой улыбкой констатирует. — Я тоже эту группу слушаю. — Вау, так тогда ты вообще крутой! А то мне девочки сказали, что с такими вкусами парня никогда не найти, — Т/И хлопает в ладоши и хихикает. Чтож, пожалуй она и вправду удивлена, что Казуторе нравятся довольно старая поп-культура, однако разве это не очевидный плюс? Теперь она знает, что с ним можно обсудить в случае, если диалог не завяжется. — Значит они просто глупые, — парень наконец сдвигается с места и подходит к Т/И, останавливаясь лишь в шаге и неуверенно косится в сторону стола, — Ты кажется была занята... Мне жаль что я тебя отвлёк, черчением можно было бы заняться и в библиотеке после уроков. — Нет, все путем. Тем более мне осталось совсем ничего, и завтра можно доделать, — Подходит к подоконнику и убирает включенный ноутбук и экономику, отодвигая все лишние вещи в сторону. Не оборачиваясь, с плохо скрытым интересом спрашивает, — А ты сюда специально от дома шел? — Нет, дополнительные в колледже. Т/И молча кивает, заканчивая мини уборку тем, что спрятала ворох наклеек в глубину одной из шуфляд. — Я сделаю нам чай, а ты пока раскладывайся, хорошо? — Дилемма Казуторы между согласием и смущенным «да ладно, не надо, я и так тут без приглашения, не утруждай себя» решается в пользу неловкого кивка, и юноша проходит вперёд, опуская рюкзак на краешек кровати. Девушка уплывает на кухню, и спустя минуту из другой комнаты слышится щелчек газовой плиты и шум крана. Парень замирает на секунду, а затем все же достаёт тетради и учебники из рюкзака, попутно раскладывая на столе. Взгляд цепляет флакон духов на полке, и, не удержась, Ханемия протягивает руку, бережно обхватывая ёмкость из мутного стекла и подносит к носу. Вдыхает запах духов и тут же закусывает губу, нещадно краснея — один в один запах Т/И, просто сводит с ума. Боже, боже, сейчас он отдал бы все, что у него имелось за право оставить себе этот флакончик, чтобы после дома наслаждаться ее запахом на манер наркотика, однако увы, единственное, что он может, это поставить его на то же место, где он и стояли до этого. — Ты будешь черный или зелёный? — приглушенный голос заставляет ощутимо вздрогнуть, хоть и доносится из другой комнаты. — Черный, — Казутора устало выдыхает и откидывается на спинку стула, протирая глаза. Да уж, взрослая жизнь не щадит, вот бы вернуться в детство хоть на недельку, дабы забыть о сессиях как о страшном сне. — Давай лучше на подоконник, там удобнее, — парень который раз по счету вздрагивает, когда из дверного проема слышится голос девушки. Т/И ставит белоснежные чашки, доверху наполненные шоколадного цвета жидкостью и опускается на краешек подоконника, легонько хлопая ладонью рядом с собой. Ханемия послушно подхватывает стопку с тетрадями и садится рядом. Дыхание невольно замирает когда голое колено девушки скользит по его ноге, пока она двигается ближе к окну. — Так, черчение... Давай посмотрим, — Т/И кажется не разделяет его смущения, полностью погружаясь в просмотр информации. Ее мягкий и в меру тихий голос так гладко и точно очерчивает контур ее мыслей, только и хочется молча кивать, соглашаясь со всем, что она скажет. Ханемия забывается, наклоняясь ещё ниже, когда она берет из стопки одну из тетрадей, в которой лёгкими штрихами намечает нужный чертеж. Кажется она совсем забыла, что это нее ее работа — выглядит так умиротворённо даже с этой складкой меж нахмуренных бровей, когда линия идёт не в ту сторону. Кусает губы, от чего на них появляются едва заметные трещинки, однако тут же проводит по ним кончиком языка. Берет ластик и стирает несколько штрихов, и теперь внимание Кадзуторы приковывают ее руки. Пальцы тонкие и ровные, красиво сужаются к концам и кажутся действительно длинными — интересно, может она когда-то играла на фортепиано? Маникюр аккуратный, совсем не похож на ногти «плохих девочек» их потока — у Т/И они ровные и однотонные, нежно-персиковый цвет кажется натуральным, если смотреть из далека, а миндалевидная форма ногтей удлиняет пальцы. А кожа на них бледная, на вид мягкая и бархатистая, так и хочется дотронуться до нее... На внешней стороне ладоней виден рисунок вен, голубоватых и призрачных, как туман за окном. Запястье утопают в огромных рукавах свитера, песочно-желтого, и с такого расстояния видна каждая ворсинка на его поверхности. Он слишком большой для девушки, и его край достаёт до середины бедра, закрывая собой черные шорты. А с самого начала он их не заметил. Блуждающий взгляд как-то сам опускается на ноги девушки — длинные и стройные, выглядят так же легко, как и у подростка, вот бы сжать их пальцами, утыкаясь носом во внутреннюю сторону бедра, где кожа особенно мягкая... Вот чёрт, он ведь пришел сюда черчение подтягивать, а не на ноги пялиться. Хочется ответить подзатыльник самому себе, и Казутора вновь возвращается к материалу, который объясняет девушка. Остаток вечера прошел на удивление спокойно — за стеклом уже начали сгущаться сумерки, когда они закончили с работой. Осталось только сложить непослушные вырванные листы и разбросанные по всему подоконнику тетради в одну кучу, чтобы потом не забыть что-то ненароком. Дождь уже давно кончился, капли на внешней стороне окна высохли, оставляя за собой грязноватые разводы и размякшие, потерявшие свою форму листья. Сквозь все ещё объёмную крону деревьев просвечиваются фонари и окна соседних домов, две человеческие фигуры отбрасывают причудливые тёмно-синие тени в глубь комнаты, говоря чуть тише и изредка посмеиваясь. Т/И все ещё холодно, поэтому достать из пакета подаренный шарф и закутаться в него, как в старый бабушкин плед кажется неплохой идеей. — Тебе идёт, — Казутора тепло улыбается, от чего на щеках появляются небольшие ямочки. Взгляд мягкий и даже немного уставший, однако такой ласковый, что девушку на долю секунды пробивает дрожь. Он, кажется, проникает в самые глубины сердца и души, согревая не хуже того же шарфа своим живым и каким-то особенно родным теплом, вызывающим дежавю. Будто она уже испытывала это чувство когда-то давно — может быть в детстве, а может и в прошлой жизни. — Спасибо... — неловко улыбается и утыкается кончиком носа в складки шарфа, вдыхая его сладковатый запах. Запах этой осени, наверное так его можно будет назвать — запах опавшей листвы, тыкв и Хеллоуина. Они молчат какое-то время, думая каждый о своем. Послезавтра вновь учеба и конкуренция, нескончаемый стресс, они ещё долго будет снится в ночных кошмарах. Подработка в местном кафе, сносящий с ног осенний ветер и ливень — будто напоминание природы о собственных слезах, которыми уже давно пропитана подушка. Букеты из багряных листьев, которые хмурые дворники без конца гребут в огромные кучи у краёв дороги. И сам асфальт — мокрый и блестящий, с прилипшими к нему рваными листовками и россыпью уже настоящих, огненных листьев, растоптанных ботинками прохожих. Снова тот латте в бумажном стаканчике и эклеры по бабушкиным рецептам, греющие замёрзшие руки своим теплом. Наброски случайных пассажиров автобуса на желтоватых страницах скетчбука и громкий смех подруг, обсуждающих парней из класса. Запах ароматических свечей в перемешку с жалобным мяуканьем худых и рыжих уличных кошек. Рутина, уже порядком поднадоевшая, однако такая родная и невероятно теплая, как частичка самого себя, и в ее течении так спокойно и хорошо. — Эй, Т/И... — взволнованный голос Казуторы выводит из раздумий, девушка наконец возвращается в реальность, вопросительно поднимая глаза на юношу, — Ты ведь свободна завтра? — Ага. — Мы можем встретиться? — на секунду замолкает, а после продолжает чуть спокойнее. — В кафе например. Завтра будет такой же дождь, можно такси вызвать, чтобы не промокнуть. Я бы хотел посмотреть на твои рисунки... Если ты не против, конечно. Девушка удивлённо смотрит на Казутору, который так же неотрывно сверлит ее своими огромными, желтыми глазами. Мальчик выглядит взволнованно, она не уверена, однако из-за игры теней в темноте кажется, что его щеки и кончик носа покраснели. Чтож, это довольно мило. — Конечно, я не против. Я напишу тебе, ладушки? Ханемия радостно кивает и слазит с подоконника, подхватывая свой рюкзак. За окном темень непроглядная, и чем он думал, когда задерживался у нее так надолго? — Эй! А тебе сейчас такси не понадобится? Ты время видел вообще? — Все в порядке, не переживай. Если поспешу, могу успеть на автобус, — юноша ободряюще улыбается, застегивая рюкзак и закидывая тот на плечо. Т/И следует его примеру, сползая с подоконника и подходя чуть ближе. В темноте серёжка Казуторы приглушенно поблёскивает, ярко выделяясь средь темных прядей волос, и как-то само собой появляется искушение ткнуть в нее пальцем, чтобы та вновь привычно зазвенела. Где-то в глубине сознания мелькает мысль о том, что неплохо было бы хотя-бы свет включить, однако она тут же отходит на второй план, когда на талию ложатся чужие ладони, невесомо поглаживая. Т/И замирает, позволяя Ханемии сделать шаг вперёд, заключая фигурку перед собой в бережные объятия — немного краснеет, когда лицо касается девичьих волос, от них пахнет цитрусом и сдобным печеньем. Так уютно и сладко... — До встречи, — тихо произносит, почти шепчет на ухо и невесомо целует затылок — кажется Т/И даже не почувствовала это — а затем отстраняется, исчезая в темноте коридора. Девушка не двигается с места, все ещё до конца не поняв, что произошло. Сердце в груди колотится так быстро и шумно, а все мысли в голове растворились, словно облачко дыма, оставляя за собой лишь тронутые жаром щеки. Т/И опомнилась лишь после хлопка входной двери. Вздрагивает и быстрыми шагами направляется в коридор, однако от присутствия Казуторы остались лишь мокрые следы на коврике — а ведь она даже не сказала ничего в ответ. Чтож, она будет с нетерпением ждать завтрашнего дня.