Сладкая троица

      Нет нужды говорить, что исчезновение на целое утро Тиифу, Зури и Кайона было замечено. Им повезло, что заметила это только одна обладательница прелестных зелёных глаз. Но не повезло, что в то время как Кайон носил львиц в чащобу и связывал их там, она во всю следила за ним. После того как он их отвязал, Фули тихонько ушла от туда. Она шла и шла, почти не разбирая дороги, пока сами ноги не привели её к банановой роще, где на земле валялось полно прелых бананов... Фули было пофиг. Она набрала три-четыре банана и понесла их. Наконец пятнистая добралась до границ Чужеземья, где, спрятавшись с алкоголем за выступом, высыпала бананы на землю и упала навзничь. Глаза закрыла. Ей хотелось умереть: тот, в кого она была влюблена, предпочёл ей двух самок. На её глазах он совокуплялся с одной из них. Хотелось рыдать, но горестные хрипы вообще не выходили из её груди. Только глаза увлажнились слезами. Она лежала в тени, погружённая в свои мысли. Поэтому „пятнистая молния” не заметила, как к ней кто-то подошёл. Этот кто-то немного постоял в раздумьях, за спиной Фули, глядя на прелые фрукты и на саму кошку. Наконец существо кашлянуло и, мелодичным и мягким голосом Джасири, вопросило: — Так ты будешь лежать, или жрать всё это?       Фули открыла глаза и повернула голову к гиене. На морде гепарда застыла гримаса боли и страданий. Джасири не стала долго гадать что произошло, а прямо спросила первое, что пришло на ум: — Кайон.       Фули очень медленно, как бы потеряв себя, кивнула. Вздохнув, матриарх подвинула своей подруге банан, и взяла свой. Кошка даже не стала пытаться очистить свой фрукт, а попросту проглотила его. Забродивший сок из мякоти банана сразу же подействовал на её мозг: она, слегка завалившись на бок, стала покачивать головой. На щеках вспыхнул румянец, а глаза заблестели. Гиена же тщательно сняла шкурку и, откусывая понемногу, стала есть свою „выпивку”. Параллельно она спрашивала: — И кого же наш любимый львёнок предпочёл, вместо тебя? — Тиифу и Зури. — Фули, смотря в пространство остекленевшими глазами, встала и стала ходить не твёрдой поступью по земле. — Они совсем запудрили ему мозги! Сегодня он так оприходовал Зури, что та может родить четырёх львят! Это нечестно!! На её месте должна быть Я!...       Уже весьма пьяная „пятнистая молния“ стала нарезать круги вокруг не менее пятнистой собаки. Та, уже съев половину банана, слушала подругу очень внимательно, и, как будто что-то замышляла. Затем Джасири встала на лапы, и негромко сказала: — Я могла бы заменить для тебя Кайона...       Фули оцепенела от такого сообщения, и, учитывая что она, в это время, подняла лапу, чтобы сделать шаг, быстрейшая неуклюже грохнулась на землю, пьяно захихикав при этом. — У-у тебя нет того, ч-что, хи-хи, есть у Кайона... — Гепард подвигала лапой, тщетно пытаясь изобразить то, чего, как ей казалось, нет у гиены. — Ты имеешь ввиду вот это? — Джасири улеглась рядом, растопырив задние лапы, открыв брюшко кошке, показывая свою гипертрофированную вульву. Гепард уже не вполне адекватно реагировала на всё, поэтому, со смешком, потрогала жёлтой лапкой псевдопенис гиены, проурчав что-то утвердительное. В конце концов ей в голову пришла мысль, которая исказила её личико в маске удивления. — Так ты... Парень? — Нет, фу, ты что?! — Джасири заливисто прыснула, смеясь так, что вся она мелко дрожала. — Дело в том, что у самок гиен есть примерно тоже самое, что и у самцов. Честно не знаю зачем нам это... Можешь лизнуть — совсем уж игриво предложила та.       Фули сперва, даже поддалась, слегка приблизив мордочку к напряжённой вульве гиены, но пятнистая кошка была ещё слишком трезвой для этого. Она отскочила, но вновь бухнулась с лап, чуть порыкивая. Джасири встала, посмотрела на свою половину банана, и ещё на парочку, валявшихся поодаль. Тут её мысли перебила сама зеленоглазка: — А он... Рабочий? — Не совсем, нет. Зато он очень возбуждён, от такого количества спирта! — Почти интимно, страстно, с зорким взглядом своих фиолетовых зенок, протянула матриарх, принимая самые возбуждающие позы. — Ну... Я не знаю... По моему это не правильно... — Попыталась сопротивляться упорству матриарха гепард. — На ка. Съешь. Полегчает. — Кинула Джасири, подкатывая к подруге очередной банан. Фули проглотила его в один момент, и стала смотреть на гиену неким другим взглядом... — Хотя... ИК!... С другой стороны... Ты очень даже красивая... — быстрейшая неуклюже поднялась и направилась к довольно урчащей гиене, уже съевшую свою выпивку. — И ты реально можешь мне помочь...       Гепард попыталась пролезть к вульве гиены, но опять грохнулась. Тогда Джасири изящно вспрыгнула на все четыре лапы, перевернула подругу на живот, и широко раздвинула ножки пятнистой кошечки. Нос гиены уткнулся в половые губы и запретную щель Фули. Та простонала имя Кайона, потому что, уже находясь в алкогольном бреду, ей казалось что именно он тщательно исследует её междулапье. Джасири же ухмыльнулась, схватила до этой секунды подругу за шкирку, и её псевдопенис резко вошёл в вагину гепарда. Та закричала от резкой боли, и попыталась вырваться, но Джасири держала её крепко. Мгновенный ужас от боли сменился для кошки сладким ощущением наполненности и блаженства. Джасири действовала быстро и жёстко. Она драла Фули со всей силой, входя на всю длину своего органа, выбивая из той даже не стоны, а крики восхищения. И быстрейшая постоянно звала Кайона: она именно его хотела. Чтобы лидер гвардии так в неё проник, и жёстко оттрахал её. Алкоголь только усиливал это желание, и самой гепарду казалось, что над ней возвышается именно этот лев, в которого она так долго была влюблена. Грива Джасири тоже усиливал эффект. Когда Фули достигла оргазма, она внезапно крикнула то имя, которое даже у владеющей её телом гиены вызвало мурашки: — Джааас...       Гиена была шокирована этим выкриком, полным страсти. Матриарху во время всего процесса казалось, что Фули достаточно пьяна и счастлива, чтобы не отличать фантазию от реальности... И она была близка к отгадке: Фули и не заметила бы подмену, если бы она не запомнила то, что было минут пять назад. Хотя как она запомнила флирт Джасири никому никогда не понять: количество выпитого алкоголя не позволяло запомнить такие моменты.       Сразу же, после оргазма Фули, он случился и у Джасири. Та, дрожа, вынула псевдопенис из влагалища гепарда, и бухнулась на живот рядом. Но быстрейшая, похоже, ничуть не устала, и поэтому, вразвалочку, едва ориентируясь, приблизилась к, отныне, любовнице, и перевернула её на спину. Вульва теперь стояла торчком, и кошка стала опускаться на неё. Но направление подвыпившая перепутала, и прежде чем кто-то из них обеих опомнился, член гиены на треть проник в анал „пятнистой молнии“. Матриарха это шокировало, но Фули находилась в том состоянии, когда любое действие ей казалось правильным. — Джааас... Кайооон. Джааас...       Другие слова быстрейшая забыла, и стала то вводить в себя орган гиены, то выводить. Шипы на псевдопенисе царапали тонкую кишку гепарда. Их стоны и выкрики сливались в одно целое, как и их смазка и сквирт. Фули кричала только два слова: «Джааас» и «Кайон». После десятка двух прыжков соки любви вновь полились из обоих щёлок. Быстрейшая неуклюже слезла со ствола любовницы, и уселась рядом. Пятнистая собака вновь встала на ноги, мысля куда трезвее подруги. Та решила спросить: — А п-поч-чему т-ты вбрала меня? — Почему? — Переспросила Джасири и задумалась. — Наверное потому что ты мне нравишься, ты лишена мужского влияния, и ты, по крайней мере до сих пор, являлась девственницей. Кайон тоже симпатяга, но он бы захотел только свой прибор использовать, в то время как я свою киску не собираюсь никому отдавать. А ты мне действительно симпатична. Правда! Ты такая... Ты меня вообще слышишь?       Фули уже во всю спала. Гиена ухмыльнулась, лизнула свою любовницу в нос и, взяв последний банан, отправилась в Чужеземье.