***
Блейн сидит на диване, подогнув ноги под себя, и, не отрываясь, изучает материалы, что собрал накануне для своей статьи. Курт сейчас на кухне готовит им чай, напевая под нос песенку на французском, слов которой он, конечно, не знает. И Блейн готов расцеловать своего мужа за то, что тот такой идеальный, не лезет к нему, когда им овладевает вдохновение, и не жалуется на недостаток внимания. Конечно, когда погода станет менее прозаичной для тонкой творческой души Блейна, как всегда говорит Курт - а Блейн смеется, смущенно пряча лицо на его плече, - тогда он сполна отблагодарит мужа, но по-своему. - Чай? – Курт протягивает большую синюю чашку Блейну, и тот, не глядя, принимает ее, вдыхая приятный цветочный аромат. Курт садится по-турецки и берет в руки купленную книгу. - Байрон? – оторвавшись на минуту, хмурится Блейн. - Угу, - отвечает Курт, отпивая горячий чай, и забавно морщит носик. Блейн еще какое-то время смотрит на книгу в красивой коричневой обложке в изящных руках мужа и отворачивается к ноутбуку. Они сидят так минут пятнадцать, пока оглушительный звонок в дверь не прерывает всю идиллию. Курт подскакивает и чуть не опрокидывает на себя чашку с уже остывшим чаем. Он подходит к двери, готовясь покрыть благим матом того, кто не может даже просто отлепить палец от звонка, чтобы тот не трещал на всю квартиру, заставляя своим писком трескаться стека и зеркала. - Какого… - как только Курт открывает дверь, трель прекращается, и прямо на него валится увесистая фигура его лучшего друга. - Себастиан? В ответ Курт получает лишь неразборчивое мычание и пару всхлипов, после которых Себастиан совершенно прекращает держаться на ногах и всем весом налегает на друга. Блейн, подоспевший как раз вовремя, помогает мужу перенести тело Себастиана в гостиную и уложить на диван. Конечно, как только они его переворачивают лицом к себе, до их рецепторов доходит сильный запах перегара. - Блять, мертвый оживет от такого запаха, - морщится Блейн, присаживаясь на журнальный столик. Себастиан выдает какой-то странный звук и полностью отключается. – Он хоть жив? - Жив, жив, - скептично говорит Курт, подкладывая подушку под голову Себастиана. - Надрался в стельку, теперь спать будет. - И долго? - Время его сна прямо пропорционально количеству выпитого, - пожимает плечами Курт и с видом знатока добавляет: - тут бутылка виски, не меньше. Обычно только после нее он не может петь, а, поверь, он всегда поет, когда пьяный. Блейн издает тихий смешок и поднимается, хватая со столика свой телефон. - Сейчас позвоним его мужу и узнаем, почему его принцесса не дома после девяти. Но Хантер не отвечает на звонки Блейна, не отвечает на звонки Курта и на сообщения, которые обеспокоенные парни оставляют на автоответчике. Курт начинает волноваться, представляя самые ужасные исходы, начиная нападением Кинг Конга и заканчивая ограблением банка, где Хантер мужественно спас мужа, а тот не смог вынести смерти любимого и напился. А по новостям это не показали потому, что банк был не настоящим, а там орудовала местная банда русской мафии, которая держит в страхе всю Америку. Да что там всю Америку, весь мир! - Курт, остынь, - Курт не замечает, как начинает вслух высказывать все свои предположения. – Если бы в центре Нью-Йорка была Русская мафия, я бы узнал об этом первый. Блейн проходит мимо Себастиана, тормоша того за плечо, чтобы убедиться, что парень жив. Весь вечер Курт не отходит от друга, набирая номер Хантера со своего телефона снова и снова. Блейн звонит всем друзьям и знакомым Кларингтона, но никто не знает, где он. В конце концов терпение Блейна лопается, и он идет в ванную, набирает ковш холодной воды и окатывает ею мирно спящего Себастиана. - Какого хера?! – орет Себастиан, подпрыгивая, но его тут же ловит Курт, приводя в чувство звонкой пощечиной. – Какого хрена?! - Это ты нам объясни, - спокойно говорит Блейн, присаживаясь на подлокотник дивана. Себастиан смотрит на Блейна, как на дебила, в течение нескольких секунд, после чего оглядывается и наконец-то понимает, где он и как здесь оказался. Тут же агрессивная гримаса на его лице сменяется практически полным отсутствием каких-либо эмоций. Его губы сжимаются в тонкую полоску, а взгляд устремляется в пол. - Себ? – Курт осторожно кладет руку на плечо друга, пытаясь привести того в чувства. - Он попросил развод, – отвечает Себастиан, сжимая руки в кулаки, затем резко поднимается и идет в сторону ванной. Блейн и Курт сидят молча, просто глядя друг на друга с полным непониманием происходящего в глазах, пока из ванной доносятся еле слышные всхлипы, приглушенные текущей из-под крана водой. Гробовая тишина в комнате прерывается шарканьем ног Себастиана по полу. Он осторожно проходит мимо Курта, чтобы взять свою куртку, но тот резко поднимается и усаживает Себастиана на диван. - Я сейчас, - говорит Курт и выбегает из комнаты. Себастиан не в силах даже сопротивляться, он неподвижно сидит на мягком диване, глядя на журнальный столик перед собой. - Что произошло? – спрашивает Блейн осторожно, и этот вопрос, словно удар электрошокером, заставляет того вздрогнуть и до боли стиснуть в кулаках светлую обивку. Себастиан молчит, качая головой из стороны в сторону, будто не верит сам себе, что это происходит. Он порывается встать, но Блейн удерживает его на месте, легко обнимая за плечи. Курт возвращается со стаканом воды и двумя таблетками. - Это успокоительное, выпей, а потом поговорим, - шепчет Курт, наклоняясь к другу, но Себастиан отворачивается, до хруста сжимая челюсти. Курт ставит стакан на столик и садится на корточки перед другом, кладя руки ему на колени. Блейн в свою очередь крепче обнимает его, с беспокойством глядя на мужа. - Он ушел, - говорит хриплым тихим голосом Себастиан. – Собрал вещи, оставил ключи и ушел. Он поворачивается к Курту лицом, и тот мгновенно поднимается и сжимает друга в объятиях, позволяя ему полностью опереться на себя. Все время, пока Себастиан цепляется за Курта, как за спасательный жилет, Блейн поглаживает его спину, не отрывая взгляда от лица мужа. Через какое-то время Себастиан немного расслабляется, и Курт уговаривает его выпить снотворное. Уложив друга спать в гостевой комнате, Курт возвращается в гостиную, где сидит Блейн, бесцельно перелистывая страницы новой книги Курта. - Я не могу поверить, что это происходит, - шепчет Курт, присаживаясь рядом с мужем. - Если они решили развестись, то что будет с нами? – задает вопрос Блейн, не желая получать ответа. Но он даже не предполагает, как Курту не хочется его давать. - О чем ты говоришь? – Курт вскакивает с дивана, с вызовом смотря на мужа. - О том, что у меня априори не может быть семьи и всего такого, а Хантер прямо создан для этого, и вот, что мы видим: он разводится, вечной любви не существует, и я когда-нибудь также разобью тебе сердце, оставив одного топить свою боль на дне бутылки. - Да какого… - Курт не успевает понять, что вывело его из себя окончательно: идиотские суждения Блейна или его повернутость на том, что он не может быть идеальным мужем, но Курт перестает контролировать свои действия. Он в считанные минуты заносит руку и дарит Блейну звонкую пощечину, звук которой разлетается по всей квартире. - Блейн, я… - Курт протягивает руку к лицу мужа, но тот уворачивается и, не произнося ни слова, несется к двери. Входная дверь хлопает, и Курт оседает на диван, закрывая лицо руками. - Почему это снова происходит? – Задает он вопрос в воздух, ожидая какого-нибудь озарения или хоть маленькой подсказки. Но не получает ее. Посмотрев на часы, Курт поднимается и плетется в свою комнату, предварительно проверив свой телефон на наличие входящий сообщений. Проходя мимо гостевой комнаты, Курт слышит тихие всхлипы и толкает дверь, проходя внутрь. Не говоря ни слова, он ложится на кровать и обнимает друга со спины, утыкаясь носом в его шею. Незаметно для них обоих они засыпают. Со слезами на глазах и пустотой вместо сердец.***
Блейн выжимает педаль газа до предела и слышит рев мотора. Он давно не выходил на улицу в такую погоду, поэтому заплывшие стекла кажутся ему такими специально. Словно кто-то хочет, чтобы в один момент он не увидел грузовик или фонарный столб, да и что лукавить, он сам пожелал себе чего-нибудь хуже за то, что сказал. За то, что опять усомнился. Иногда со стороны может показаться, что над их отношениями работает лишь один человек. Курт. Блейн предпочитает делать вид, что не замечает этого, но именно в такие моменты, когда стена дождя закрывает видимость всего остального мира, он может видеть свой внутренний. В нем Курт никогда не беспокоит его во время работы, как бы долго они не обнимались или не целовались. В нем Курт всегда готовит ему завтрак, несмотря на то что Блейну вставать нужно в десять, а ему самому - в шесть утра. В нем Курт никогда не злится на него, не кричит, не терроризирует, иногда может побурчать из-за грязных носков, но никогда не божится выкинуть его ноутбук или сжечь все ежедневники. В нем Курт такой, какой есть. Идеальный. И во всей этой истории нет одного – Блейна, который бы хоть как-то отдавал вместо того, чтобы только принимать. Да, он делает мужу подарки, целует его, когда приходит домой до того, как Курт уснет. У них идеальная жизнь, но Блейну чего-то не хватает. И он сам не понимал, чего, до этого момента. Машина тормозит возле шлагбаума. Блейн выходит из нее, накидывая на голову капюшон, и идет к пристани, где возле покрывшихся ржавчиной перил стоит одинокая фигура, выпуская в атмосферу пары никотина. - Ты не курил уже лет семь, - говорит Блейн, и фигура вздрагивает. – Не думал, что еще хоть кто-то из нас помнит про это место. - Как оказалось, у нас обоих отличная память, - отвечает Хантер, всматриваясь в укрытые тяжелым туманом высотки на другой стороне Гудзона. – Что тебе нужно, Блейн? - Мне что нужно?! – срывается Блейн и подходит к Хантеру ближе, приподнимаясь на цыпочки, чтобы стоять лицом к лицу. – Твой муж пришел в стельку пьяный, сказал, что ты потребовал развод, и ты предлагаешь мне на это не реагировать, а продолжить пить чай и есть вафли? - Это он потребовал развод, - безразлично отвечает Хантер и кидает на землю окурок. - Мне насрать, знаешь ли, – неожиданно выдает Блейн и забирает из рук друга пачку сигарет. – Мне насрать, кто из вас это начал, мне насрать, что произошло, но я не позволю моему лучшему другу совершить самую большую ошибку в его жизни. - Я не уделял ему достаточно времени, - говорит Хантер с горечью в голосе и подносит зажигалку к сигарете в зубах Блейна. Эти слова как удар ножом, но Блейн не реагирует. Он делает затяжку и выпускает дым, закрывая глаза. - Когда все стало таким? – спрашивает он у самого себя, но получается, что делает это вслух. - Теперь это не детские игры. Мы выросли, - отвечает Хантер. - Но продолжаем вести себя, как эгоистичные дети, – говорит Блейн, снова затягиваясь. - Я поссорился с Куртом. - Что? Из-за нас? Блейн, мне жаль… - Заткнись, сделай милость, - вдруг обрывает Блейн и, выкинув еще дымящуюся сигарету, подходит к Хантеру и берет его за ворот рубашки так, чтобы у того не было возможности не смотреть ему в глаза. – Когда я смотрел на вас с Себастианом, я видел не только стабильность, я видел возможность. Возможность, что такие, как мы, можем быть счастливыми; возможность, что у нас может быть настоящая семья, что мы можем любить; возможность, что все это реально. Но сейчас ты рушишь не только свою жизнь, ты рушишь все надежды, все мечты, что когда-либо существовали в моем сознании, в сознании Себастиана. Сейчас ты бежишь от проблем, не желая бороться, но когда-то сам обвинял меня, что я трус. Так вот сейчас я могу на полных правах заявить, что из нас двоих трус - ты. И ты останешься им до конца жизни, если сейчас не перестанешь вести себя, как депрессивная девочка-подросток, которую не пригласили на выпускной, ты пойдешь и будешь бороться не только за себя, но и за человека, которого ты любишь. - Ты, правда, думаешь, что с этим можно справиться? - Через это проходят все пары. И ты всего лишь человек, вы оба люди, а людям свойственно делать ошибки. - Это совсем не похоже на слова Блейна Андерсона, которого я знал. - Ну, сейчас я Хаммел-Андерсон, а еще Курт заставил меня пересматривать с ним все сезоны Клиники, так что… - Хантер улыбается и несильно пихает друга в плечо, не давая закончить. - Такой момент испортил. Вот теперь ты Блейн, которого я знал. Они идут к машине, по пути оглядываясь на место, которое раньше считали своим спасательным кругом. Теперь они оба хотят навсегда забыть про эту старую пристань, потому что их спасательные круги должны быть намного ближе. Себастиан и Курт сидят в гостевой, когда Блейн и Хантер, заходят в квартиру. Все проходит лучше, чем кто-либо мог предполагать. Семья Кларингтон остается на ночь, потому что никто из них не может вести машину, а Блейн не забывает подколоть их по поводу звукоизоляции. Курт улыбается немного грустно, но идет вместе с мужем в их спальню, где они, обменявшись обещаниями никогда не причинять друг другу боль, засыпают, крепко обнимая друг друга.***
Спустя месяц все возвращается в привычное русло: Себастиан и Хантер изредка заглядывают в гости к Блейну с Куртом, иногда сами приглашают их к себе. Семья Хаммел-Андерсон тоже живет, как раньше. Все становится прежним, даже Нью-Йорк избавляется от мрачных туч, сменяя туман на блики солнца в окнах небоскребов. Но Гидрометцентр снова грустно улыбается, сообщая о надвигающихся сильных дождях. Курт, посмотрев сводку погоды на неделю в своем планшете, сидя в офисе, грустно вздыхает и пишет в ежедневнике о походе в книжный. К его удивлению, все магазины на его пути закрыты, поэтому он немного раздраженный возвращается домой, скидывает верхнюю одежду и идет на кухню, чтобы заварить невкусный черный чай, что купил неделю назад в супермаркете за углом. А на кухне сидит Блейн, читая вслух стихи из книги с красивой коричневой обложкой. - Чай будешь? Я купил твой любимый в китайском квартале, – говорит Блейн, оторвавшись от книги, и протягивая мужу большую красную кружку с заваренным зеленым чаем. Курт вдыхает цветочный аромат и садится на стул, слушая, как муж читает его любимый стих. Когда я прижимал тебя к груди своей, Любви и счастья полн и примирен с судьбою, Я думал: только смерть нас разлучит с тобою; Но вот разлучены мы завистью людей! Пускай тебя навек, прелестное созданье, Отторгла злоба их от сердца моего; Но, верь, им не изгнать твой образ из него, Пока не пал твой друг под бременем страданья! И если мертвецы приют покинут свой И к вечной жизни прах из тленья возродится, Опять чело мое на грудь твою склонится: Нет рая для меня, где нет тебя со мной! Джордж Гордон Байрон. Февраль 1803 года.