Посмотри на меня

      Юнги выходит из чужого дома и только на улице окончательно понимает, что он долбоёб. Разум будто проясняется и медленно приходит осознание всего происходящего. Ярость ощутимо уменьшилась, и Мин зло хмыкает на самого себя. Ещё бы она не уменьшилась, он практически изнасиловал человека. Ему противно, но исключительно от самого себя. Руки мелко дрожат от общего стресса, и он на несколько минут теряется. Что сейчас делать? Идти домой нет смысла, он просто сойдёт там с ума. Ему надо с кем-то поговорить. Но о чём? Что он вообще хочет понять? В голове огромное количество мыслей, но вместе с тем ни одной четкой. Он отходит от знакомого дома и садится на скамейку, смотря в пространство перед собой. В голове медленно, будто давая ему ощутить всю суть его действий, проносятся картинки того, что он сделал с Чимином. Ему хочется снова разозлиться, но, кажется, он просто уже не может это делать. От алкоголя в крови явно не остаётся и капли, а ему сейчас очень хотелось бы быть пьяным и дальше ни черта не понимать. Желания вернуться и как-то исправить ситуацию, ожидаемо, не появляется. Скорее всего, возле этого дома он больше никогда не окажется, и в знакомую квартиру не войдёт. Мозг до сих пор упорно думает, что он прав. Ему соврали, лучший друг скрывал от него огромную часть себя. Юнги эгоист, он прекрасно это знает. О том, что в итоге сделал, он сейчас не думает. Где-то в дальнем углу сознания, будто эхом, раздаётся чужой стон и темноволосый трясет головой, желая избавиться от воспоминания.       Ему нужен Чонгук. Это осознание приходит внезапно, настолько, что он резко встает со скамейки. Понимание, где тот живет, есть приблизительное, но лучше чем ничего, он сам его завозил домой, вспомнит. Зачем он туда идёт, и чего хочет этим добиться — без понятия. Сейчас это единственный человек, с которым он вообще может поговорить. Он на сто процентов уверен, что Тэхёна дома нет. Блондин наверняка уже на пути к своему другу, Чимин бы не вывез один. От этой мысли он даже останавливается, и снова внутри остро колет ревность и что-то похожее на сожаление. Плевать, у Пака есть тот, кто ему слезы вытрет, он тут больше не нужен.       Чонгук открывает дверь быстро, несмотря на поздний час. Юнги не говорит ни слова, молча проходит в открытую комнату, и открывает купленную по дороге бутылку коньяка, делая глоток прямо из нее. — Что случилось? — Чонгук опирается о косяк двери, смотря на старшего. Этого человека он явно не ожидал увидеть на пороге своей квартиры, учитывая то, что его тут никогда и не было. — С чего ты взял, что что-то случилось? — брюнет криво улыбается и снова отпивает из бутылки, делая несколько больших глотков, сразу тыльной стороной ладони вытирая влажные губы. — Ты злой в последнее время как собака, и срываешься на меня, а Чимин настойчиво игнорировал Тэ несколько дней. Сейчас Тэхён вылетел из квартиры, ничего не объяснив, а ты глотаешь коньяк в моей комнате, — Чон вздыхает и садится на пол напротив Мина. — Что произошло? — смотрит на старшего, но тот молчит. Упёрся взглядом в пол и молчит. — Я трахнул Чимина, — спустя долгую минуту. — Что, прости? — он ожидал всего, но не этого. Абсолютно не этого. — Ты меня слышал. — Ты его изнасиловал? — у парня в голове в целом не вяжутся слова с человеком, который их произнес. — Блять, Чонгук. Если бы я его изнасиловал, я бы так и сказал, — младшему от этих слов не легче. — Как это вообще? — он чувствует себя немного пришибленно, а в голове два и два сложиться не могут. — Мы поссорились, — пожимает плечами и снова усмехается, горько так, с иронией. — И поэтому ты его трахнул? Блять, ты можешь объяснить нормально, раз уж пришел сюда? — Чонгука это злит. Он видит, что случилось что-то из ряда вон, и дело не только в том, что гомофоб переспал со своим другом. — Ты же геев разгонял от себя за километр. — Ну, одного не отогнал, — он снова делает глоток алкоголя, но его сразу воротит, видимо организм против травли. Он не замечает, как от этих слов Чон поджимает губы, — мы поссорились. Сильно. Ты знал, что он влюблён в меня? — Гук удивлённо раскрывает глаза, — вижу, что не знал. Я тоже не знал. Ни то, что он влюблён, ни то, что он гей. Ничего не знал. Зато Тэхён твой знал. Забавно, ему хватило пары недель, а он в душу Чимина влез глубже, чем я за четыре года, — и плевать, что на самом деле это не так. Поговори он с Паком нормально, понял бы это. Но в итоге он имеет то, что имеет, и нет человека, который сможет рассудить, прав он, или нет. — Зачем было с ним спать? — Чонгук смотрит на него и хочет ударить. Он толком не знает ситуации, не успел переварить услышанное, но даже он видит, что старший зациклился. На самом себе, и не видит вокруг ничего. — Я сорвался, разозлился. Не знаю, Чонгук. Он внезапно меня поцеловал, зло, грубо, и моя ярость будто выход нашла. Я проснулся только когда на улицу вышел, до меня до сих пор не доходит что и зачем я сделал. — То есть ты узнал, что человек любит тебя, обвинил его в том, что он тебе лгал, потом выебал его и, как я понимаю, молча съебался? Ты нормальный? — он злится, ему искренне обидно за Чимина, и он понимает, куда рванул Тэхён. Он искренне надеется, что старший будет в порядке, потому что его хён еблан. — Может физически ты его не изнасиловал, но морально да, Юнги. — Я тебе хён. — Ты долбоёб, — он сжимает кулаки, не понимая, почему человек напротив него не осознаёт всей проблемы, — и ты не прав. — В чем, блять, я не прав? — снова неприятный глоток алкоголя и громкий стук бутылки о пол, — мало того, что педик, так ещё и врал мне, — младшему смешно, и он не сдерживает этого смеха, откидывая голову назад. — Ты погряз в своей трагедии. Ты — эгоист, — младший тяжело выдыхает и качает головой. Он его не понимает, абсолютно. — Чимин не стал плохим от того что гей и скрыл от тебя это. — Он мог рассказать хоть что-то, — брюнет осматривает комнату и понимает, что его что-то смущает, но он не может понять что. — Тебе? Серьёзно? Мы оба знаем, что ты бы не принял. Ты гомофоб, Юнги. И один Чимин это не исправил бы. Даже если бы ты продолжил общение с ним, оно было бы уже совсем другое. — Будто бы сейчас я это приму. У меня нет больше друга, — он только хмыкает и откидывает голову на кровать позади себя. Его продолжает что-то напрягать в этой небольшой комнате, тут как-то слишком много всего. Даже подушек на кровати непривычно много. — У тебя столько вещей, — произносит неожиданно и немного отстранённо, не замечая, как напрягается от этих слов Чонгук. — Да, я не сильно аккуратный, но речь сейчас не об этом, — парень начинает немного нервничать, комната не выглядит так, будто в ней живет только Чон. Мин снова смотрит на кровать, понимая, что именно его смущает. Даже если человек спит в ворохе подушек, то самая большая, основная, будет находиться в середине, но у Гука на кровати их две. Взгляд скользит по комнате, выхватывая для мозга различные предметы, которые необычны для самого Чонгука, особенно валяющаяся, светлая одежда. Младший не всегда ходит в чёрном, но, смотря на разбросанные вещи, в голове только мысль о том, что это не его стиль. — Чьи это вещи? — он пристально смотрит на парня и головой указывает в сторону одежды. — Тэхёна, — младший очень старается не показывать своей нервозности, поэтому только слабо пожимает плечами, — мы живём вместе, забыл? — У него другая комната, насколько я понял, — взгляд продолжает соскальзывать с одной вещи на другую. На полках стоят книги, которые не связаны со специальностью Чона, на столе стоят две кружки, тетрадей слишком много для одного студента, и даже сумка Тэ лежит на кресле возле стола. — Чонгук. — Что? — старший снова смотрит на кровать и видит что-то белое под крайней подушкой. Он дотягивается до неё пальцами и за край оттягивает от изголовья. Чон в этот момент только хмыкает — оправдываться будет бесполезно. Он мог бы придумать отмазку, правдоподобную даже, но в данный момент он не хочет беречь нервы старшего, на хуй надо после всего. — Это смазка. — Ага, — и Юнги прорывает на нездоровый смех, когда нежелательное понимание ужом обвивает мозг. — Ебать. Вы трахаетесь, ребят, — он смотрит на друга, снова надеясь, что это шутка. Какая ирония: гомофоб собрал вокруг себя геев. Ему противно. От Чимина, который вызывал непонятные эмоции, и даже не сопротивлялся ему, как кукла. От Чонгука, который сейчас смотрел самодовольно, будто выиграл у него в чём-то. От Тэхёна, который неосознанно и стал началом его проблем. — Отвратительно. Надеюсь, я больше не увижу ни тебя, ни твою сучку, — медленно поднимается, чувствуя лёгкое головокружение, и выходит из комнаты. — Я изменился от того, что ты узнал, хён? А Чимин изменился? За минуту твоего понимания, разве мы успели стать другими людьми? — говорит громко, пока старший одевается, но ответом ему служит только хлопок двери.       Влюблённые люди способны на поистине странные поступки. Казалось бы, зачем мучиться, страдать, любить того, кому это даром не нужно. Но иногда невозможно разлюбить даже после мерзких поступков. У кого-то это получается. Наверное, действительно хорошо, когда идеальный образ человека рушится в твоей голове и тебя отпускает. Непередаваемое чувство свободы от собственного сознания. Чимин сейчас тоже хотел бы ощутить такое. Но вместо облегчения внутренности скручивает болью так, что блевать хочется. Если ему и противно, то только от самого себя. Он сам поцеловал, сам решил не сопротивляться Юнги; в том, что с ним произошло, виноват только он сам. Он мог всё остановить, но не стал даже пытаться, решил не задумываться о том, как будет чувствовать себя после. В голове проскальзывает мысль, что лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Из горла вырывается неконтролируемый всхлип, и ещё один, он даже вздохнуть толком не может. Такое бывает при истерике, тихой, когда плачешь настолько сильно, сдерживая голос, что заикаешься. Он осознаёт, что даже не жалеет. Сделай он это или нет, ничего бы не изменилось. Юнги бы не пришёл пожалеть, и не вернулся бы обратно в любом случае, переспали они или нет.       Громко хлопает дверь, и на кухню залетает Тэхён. Младший ничего не понимает, но видит, что сейчас спрашивать бесполезно. Нужно сначала успокоить, потом они поговорят. Он хочет достать успокоительное, подходя к шкафчику, и видит на столешнице белесые капли, а переведя взгляд на Чимина замечает пятна на толстовке. — Он тебя… — в горле пересыхает от собственной догадки, но Пак активно качает головой, не прекращая плакать, и Тэхён кивает. Он достаёт таблетки, наливая в стакан воды и протягивает старшему, заставляя выпить. Чимин делает всё на автомате, не сопротивляясь, даже когда младший заводит его в душ, помогая раздеваться. Первоначальная истерика отступает и он, как может показаться, успокаивается. Сейчас он чувствует себя опустошённым, будто за эти двадцать минут он выплакал из себя все эмоции. Ким заботливо делает ему чай и усаживает в комнате, садясь на кровати рядом с ним. — А теперь рассказывай, — Чимин смотрит в кружку, наблюдая, как переливаются блики на поверхности, и находится очень глубоко в своих мыслях. — Чим, — лёгкое прикосновение к плечу и парень вздрагивает, поворачиваясь к другу. — Я, кажется, сделал всё, чтобы он больше никогда не пришёл, — полные губы растягиваются в грустной улыбке, — мы переспали, если это можно так назвать. — Я даже не могу построить в голове цепочку событий, которая могла бы этим закончиться. — Он узнал, что я его люблю, — он делает глоток чая и видит в чужих глазах вопрос. Поджимает губы, говорить не очень хочет, нет желания зарождать чувство вины в другом человеке, — когда я пришёл к тебе выпить, я потом к нему пошёл. Не знаю зачем, просто вышел из твоего дома и понял, что хочу оказаться рядом. Ты… ты сообщение мне прислал, он его увидел. Как и почему — не знаю. Я в душе был тогда, вышел и отрубился сразу. Утром только увидел диалог и понял, что не отвечал тебе, и ничего не читал, — он судорожно выдыхает, отпивая чай снова. Тэ накрывает чувство вины с головой. Зачем он вообще писал, надо было дождаться хотя бы ответа на первое сообщение, или написать утром. Он отводит взгляд, кусая губы и тихо извиняется. — Ты не виноват, Тэхён-а, это всё — стечение обстоятельств. Так случилось, и твоей вины тут нет, — парень смотрит на друга и улыбка становится чуть теплее, хотя в глазах такая печаль, что Тэхён боится захлебнуться. — Продолжишь? — он легко тянет старшего назад, заставляя отставить кружку на тумбочку и лечь. — Когда я понял, что он знает, то сбежал. Закрылся у себя в квартире наедине со своим страхом. Я игнорировал его, потому что был не готов. Я и сегодня был не готов, но знаешь, когда он пришел, меня отпустило. Я перестал бояться, потому что… а смысл? Он начал обвинять меня, что я соврал, что не говорил ему про ориентацию, что все скрыл. Злился, что ты все знал, а он нет. Я его таким злым никогда не видел, Тэ. Я действительно был готов, что он меня ударит, — он поворачивается на бок, лицом к блондину, — но я и сам разозлился, высказался ему, а потом… потом я его поцеловал, представляешь? Видимо его эмоции отключили весь здравый смысл. Он на меня стеклянными глазами смотрел. — Почему ты его не остановил? — его тонкие пальцы сжимают чужие, которые мелко дрожат. Пак спокойно рассказывает всё ровным голосом, но смотрит на него пристально, будто спасения ищет. Тэхёну кажется, что он наблюдает очень тихий и очень медленный нервный срыв. — Я не хотел. У меня его больше нет, но остались воспоминания о его губах и руках на мне. Если бы не это, то не осталось бы, наверное, ничего, кроме его доброго, когда-то, отношения, — эти глаза будто в душу младшему смотрят, и так обидно за друга. Он даже представить не может, что парень чувствует сейчас. Тихо выдыхая, он обнимает его, укрывая одеялом, и притягивает к себе, чтобы тот понял, что не один сейчас. — Всё будет хорошо, Чимин-а. Мы справимся, я и Чонгук не позволим остаться тебе одному, — прохладные пальцы зарываются в чужие тёмные волосы, он старается поддержать и успокоить, насколько это сейчас возможно. — У меня его больше нет, — негромко повторяет брюнет в чужую шею и начинает тихо плакать. Не в голос, не навзрыд, очень тихо, обнимая друга в ответ, стараясь со слезами вытолкнуть из себя всю боль, но слишком много её в нём.       Юнги с головой уходит в работу. Он закрывается в салоне, беря даже ночные заказы, и работает круглосуточно. Люди идут один за одним, буквально — ему главное не давать себе время думать. Первые несколько дней злость не утихала, и он топил её в работе. К концу недели разум начал выпускать здравый смысл и где-то внутри что-то шептало, что во всей сложившейся ситуации не прав только он. Чонгук ожидаемо перестал приходить, но Мин каждый день включал музыку на полную громкость, чтобы не думать о том, что ему не нравится отсутствие младшего. Он пытался убедить себя, что, за исключением пары моментов, всё сделал правильно. Он устал. От недосыпа, от внутреннего напряжения, от общения с незнакомыми людьми. За последнюю неделю он почти никогда не оставался один, только когда организм всё же отвлекал его от работы на сон.       Работа больше не помогает отвлекаться и Юнги начинает думать. Старается блокировать многие мысли, но он скучает. По Чонгуку, по Чимину, даже по Тэхёну, но всё равно убеждает себя, что всё правильно. То, что он скучает — нормально, они много времени проводили вместе, это пройдёт. Скучать по какой-то части своей жизни — это нормально. В голове прокручиваются слова Чона о том, что они не изменились, несмотря на ориентацию, и Юнги по итогу соглашается с этим. Да, никто из них не изменился, но дурацкие барьеры в собственном сознании не дают принять это полностью. Про Чимина он старается не думать совсем. Даже не вспоминать о нём, пусть и выходит откровенно никак. Понимание и полное осознание чувств младшего не вызывают ожидаемых отрицательных эмоций. От них наоборот становится как-то легче. Объяснение этому Мин не находит ни в себе, ни вне себя, и больше к этим мыслям пытается не возвращаться. Вся его стена выстроенного отрицания ломается после одной короткой ночи. Он спал всего четыре часа, но проснулся от собственного стона и с каменным членом в штанах. Всё было бы не критично, не первый раз, вот только во сне под ним стонал Чимин. Отзывчиво реагировал на каждое прикосновение, нетерпеливо извивался от удовольствия и умолял о большем. Мин тяжело выдыхает, пытаясь стереть картинки из сознания, но в ушах эхом звучит чужой голос, лишённый всякого стыда. Юнги приходит к справедливому выводу, что всё от стресса и отсутствия стабильного секса, и отправляет смс на спасительный сейчас номер. Гаён отвечает быстро, не отказывая. Она всегда ему рада и парень уверен, что она решит все его вопросы. По итогу вопросов становится только больше. Девушка не заводит его, как раньше, он вообще на пару секунд теряется и хочет уйти, когда перед ним открывается дверь. Она насаживается ртом на его член минут десять, и твердеет тот только после того, как парень закрывает глаз и позволяет картинкам из своего сна всплыть в сознании. Только благодаря этому он и кончает. После подобного оставаться с девушкой нет ни желания, ни смысла, и он просто уходит. Через пару часов, в своей квартире, он снова кончает под аккомпанемент знакомого голоса в своей голове.       Чимин снова закрылся дома, только уже вместе с Тэхёном, который в его квартире чаще, чем в своей. Младший отвлекает, как может, находясь рядом почти постоянно, исключая время работы. Пак старается делать вид, что всё хорошо, и он справляется, но стоит остаться одному, и собственные мысли начинают жрать изнутри. Он настолько остро чувствует отсутствие Юнги в своей жизни, что начинает пересматривать старые фотографии, хотя это только добавляет боли. Джин вошёл в положение, видимо, Тэхён ему объяснил всё с самого начала, потому что он сам перестал дёргать Чимина, благо теперь с ним работает Тэ. Пару раз приходил Чонгук, рассказав в двух словах, чем закончился его разговор с Юнги. Пак чувствовал себя виноватым перед ним. Это должна была быть только его проблема, а теперь он поссорил ещё и Чонгука с Юнги, хотя его никто ни в чём не винит.       Из заточения в собственной квартире его вырывают неожиданно и очень настойчиво. Джин умоляюще просит выйти его на смену, так как Тэхён не может пропустить тест в универе, а сам он должен поехать за каким-то заказом для кофейни и вернётся только вечером. Парень если и задумался над отказом, то лишь на минуту. Слишком стыдно за свое поведение, Джин и так платит ему, несмотря на то, что он забил болт на работу и погряз в своём состоянии. Нужно было из этого выбираться, вечно страдать нельзя, а работа сможет отвлечь его, хотя бы немного. Он привёл себя в порядок, пытаясь как-то замазать свои синяки и придать себе более менее приличный вид. Не хочется пугать клиентов своим бледным лицом. Парень поправляет волосы перед зеркалом и, прежде чем выйти, старается приветливо улыбнуться своему отражению. Выходит не искренне, но для общего образа сойдёт. Он уверял себя, что ни в коем случае не станет смотреть на окна знакомого салона, но мало того, что взгляд сам приковывается к большим окнам, так он ещё и останавливается, рассматривая брюнета за работой. Даже с улицы он видит, что атмосфера внутри не та, а ещё замечает, что место Чонгука осталось не тронутым. Все вещи так, как он их оставил, младший решил, что заберет их позже, чтобы не развязывать новый конфликт, и даст Мину успокоиться. Чимин решает для себя, что старшему, видимо, даже убирать эти вещи неприятно, и грустно хмыкает. — Ты как? — с порога спрашивает Джин, как только слышит звон колокольчика у двери. — Жить буду. Не переживай, хён, я не подросток, справлюсь, — он слабо улыбается старшему, и улыбка эта действительно искренняя. Он рад видеть блондина, потому что скучал. И по этому месту, наполненному вкусным запахом свежей выпечки, тоже скучал. Чимин отмечает, что даже вписывается в это помещение в своем уютном кремовом свитере. В голову приходит мысль, что нужно возвращаться на свой постоянный график, так будет легче. — Я вернусь где-то в шесть, хочу заказать новые столы и пару элементов для декора. Ещё думаю вдоль окна стол такой длинный прибить. Как думаешь, нормально будет? — светловолосый смотрит, как его друг готовится к смене, а сам накидывает на себя куртку, застёгивая её. — Да, я думаю, это будет очень хорошо, многие любят пить кофе, наблюдая за улицей. Тем более, на Новый год в этом районе много красивых украшений, — он выходит из комнаты для персонала, проходя к своей стойке, и быстро расставляет всё для своего удобства. — Тогда я спокоен. Если возникнут проблемы — звони, — и выходит на улицу. Несколько человек сидят за столиками, но людей пока не очень много, потому что почти 12 дня. Он начинает наводить небольшой порядок под стойкой только чтобы убить время и не смотреть в окна на противоположной стороне улицы. Он не понимает, почему так скучает, хоть старший и разозлил его, причинил боль и вообще повёл себя как идиот, в целом, всё равно ужасно скучает. Правду говорят: любовь делает людей дураками. Любой бы на его месте, наверное, пересмотрел своё отношение к Мину, а он всё ищет способы его понять. Оправдать уже не пытается, но понять — да. Он снова хочет спросить, почему Юнги вообще не любит геев, они ведь к нему не лезли. Ни разу за всё время знакомства он не видел, чтобы хоть кто-то пытался к нему подкатить. А людей с подобной ориентацией на студенческих вечеринках было много.       Как он ни старался, но не смотреть через дорогу не может. Чем темнее становится на улице, тем лучше он видит работающего Юнги, и замечает, что у него слишком много клиентов или долгие заказы, в любом случае, раньше он так не работал. От подобных мыслей отвлекают только посетители, которые иногда приходят в большом количестве, когда много работы, Паку становится легче. На двери снова звенит колокольчик и он поворачивается к двери, натянув дежурную улыбку, которая становится чуть искреннее, когда он видит Хосока. — Привет, Хосок-хён, ты сегодня поздно как-то. — Привет Чимина-а, я не думал, что ты тут будешь сегодня, — старший немного удивлённо смотрит на парня. — Джин сказал, ты заболел. Уже всё хорошо? — А… да, хён, я… да, всё хорошо, — темноволосый старается улыбнуться. — Хорошо, сделай мне латте, пожалуйста. — Конечно.       Он привычными движениями делает напиток, но чувствует на себе чужой пристальный взгляд. Ему немного неуютно, особенно когда Хосок от стойки отходит, а его взгляд нет. Чимин чувствует его внимание на себе вплоть до прихода Джина, с редкими перерывами, и это действительно напрягает. Ким возвращается в шесть, как и обещал, и Чимин даже слишком рад. Работа немного отвлекла, но взгляд всё равно был прикован к зданию напротив, что бесило и раздражало. Парню казалось, что он ведёт себя нелепо, так убиваясь по тому, кому не нужен, но даже злость внутри не помогала. Старший отпустил его сразу как пришёл, из людей в зале остался только Хосок. Переодевшись и собрав вещи, он вышел из комнаты для персонала и сразу же наткнулся на взгляд Чона. — Можно с тобой поговорить? — Чимин внутренне напрягся от серьёзного взгляда старшего, но, вздохнув, кивнул. — Что такое, хён? — он сел за столик, где тот сидел. — Я хотел пригласить тебя прогуляться, если у тебя нет дел на вечер, — рыжеволосый ласково улыбнулся, опираясь руками о стол, — не будешь против? — Хосок-хён, я… — он замялся, отводя взгляд в окно, видя, как Юнги рисует на чужом теле. На секунду проскользнула малодушная мысль о том, что Хо может помочь ему забыть, но посмотрев в глаза напротив сразу отметает её. Нельзя так с этим человеком, он слишком тёплый и хороший, чтобы использовать его, — прости, но я не смогу дать тебе того, чего ты хочешь, так что, думаю это будет лишним. — Я понимаю, Чимин-а, — он не прекращает легко улыбаться и сам переводит взгляд на окно, тихо хмыкая. — Это тот татуировщик, да? — он замечает, как младший вздрагивает, но не поворачивается, — я давно заметил, как ты на него смотришь, как срываешься после работы. Ты же не болел, да? У вас что-то произошло, я прав? Ты смотришь туда с болью. — Да, но я правда не хочу это обсуждать, — Чимин поджимает пухлые губы и вздыхает. Он хорошо относится к Хосоку, но они не друзья, он просто постоянный клиент в кофейне, с которым он разговаривал пару раз. Обсуждать с ним свои отношения, какие бы то ни было, он хочет в последнюю очередь. — И не нужно. Я ничего от тебя не попрошу, но предлагаю провести сегодня вечер за прогулкой. В компании человека, который ничего о тебе не знает и никуда не полезет, с которым хотя бы на вечер не будет твоих проблем, потому что мы не будем их обсуждать, — тёмные глаза впиваются в потухшие напротив и губы снова растягиваются в ласковой улыбке. — Это звучит как свидание, я не хочу давать тебе надежду, прости, — он тихо произносит и опускает взгляд. Причинять людям боль отвратительно, тем более, когда сам отлично знаешь, каково её испытывать. — У меня её и нет, Чимин-а. Я неплохо разбираюсь в людях, и вижу, что не получу от тебя того, чего хотел бы. Но я хочу тебе помочь. Не настаиваю, просто иногда провести время с человеком, с которым никак не связаны твои проблемы, бывает полезно, — Чимин задумался над этими словами, и отрицать их логику было глупо. Он отвлекся даже на работе, и ему было не так плохо, почему бы не попробовать, хуже точно не будет. — Хорошо, тогда… я не против, пошли. Ты умеешь кататься на коньках? — На коньках? Ну, да. — Я просто хотел бы сходить на крытый каток, можно? — Конечно, — Хосок тихо засмеялся такой просьбе, это было мило. — Только тебе придётся учить меня кататься, — он поднимается, засовывая руки в карманы куртки и ждёт, пока старший оденется. — Из меня учитель так себе, но я определённо постараюсь. Он прощается с Джином, который улыбается им в след, и оба парня выходят из кофейни под смех Хосока. Ким очень надеется, что отпустить Чимина было хорошей идеей.       Работать под прицелом взгляда в спину было тяжело. Юнги впервые ощущал на себе его взгляд, хотя теперь был уверен, что Чимин смотрел на него часто. Он заметил, что младший не появлялся на работе всё это время, даже думал, что тот уволился, но сегодня заметил его за стойкой. На душе даже стало легче, и он признался себе, что рад. Рад тому, что тот продолжает работать так близко. Он уже не отрицал для себя, что скучает, осталось разобраться в чувствах намного более глубоких. Собственное тело подводило, подкидывая через день сны с Паком, от которых он практически кончал в штаны как школьник, а в другое время, кончить не удавалось даже на отборное порно. Его бесило то, что с ним происходило, собственные устои, которые крепли с годами, не хотели ломаться, и Юнги сам этому не способствовал.       На сегодня клиентов было меньше обычного, он справился быстро и решил заняться документами и, возможно, поиском нового места для аренды, хотя не был уверен абсолютно, что оно потребуется. Сидя за компьютером, лицом к стеклянной двери, он заметил, как из кофейни вышел Чимин с каким-то парнем. Фигуру самого Пака он может узнать легко, а вот второго человека расстояние узнать не давало, но что-то подсказывало, что это явно не Чонгук или Тэхён, и направились они в противоположную сторону от дома младшего. Внутри змеей свернулась ревность и злость. Он только фыркнул от такой реакции самого себя и решил снова сосредоточиться на работе, но не вышло. В голову лезли мысли, с кем мог быть Чимин. Он знал всех его друзей, по крайней мере раньше. Проскальзывает мысль, что младший решил забить на Юнги и отвлечься, найдя себе парня, и от этой мысли, неожиданно, становится почти физически плохо. Он копается в себе ещё где-то час, когда видит, что в кофейне напротив гаснет свет. Желание узнать, кто был с Чимином, буквально заставляет его встать на ноги и, закрыв быстро салон, перейти улицу. Чужие двери ожидаемо заперты, но он стучит, надеясь, что Джин не ушёл через чёрный ход. Ким удивляется настойчивому стуку в главные двери, и выходит в зал, но, увидев Юнги, удивляется ещё больше. — Прости, можно войти? Я быстро, — Мин понимает, что ему главное не давать себе время передумать задавать вопросы. — Максимально не ожидал тебя тут увидеть, заходи, — он отходит, пропуская брюнета в помещение, и снова закрывает дверь, — что такое? — Чимин сегодня был на смене и с кем-то ушёл. Кто это был? — А, он ушёл с Хосоком, — Юнги это имя кажется смутно знакомым, и ему требуется некоторое время, чтобы вспомнить, где он его слышал. В голове мелькает сообщение Тэхёна, с которого все началось. Тот говорил про какого-то Хосока, чтобы Чимин подумал на его счёт. От своей догадки он неприятно вздрагивает и выдыхает. — Он его парень? — Да, — Джин наблюдает за чужой реакцией пристально, насколько это возможно в темноте. И даже так он видит, как неконтролируемо Юнги сжимает губы и собственные пальцы в кулаке, но сразу расслабляется. — Окей, спасибо. Открой дверь, — парень резко поворачивается к двери, намереваясь уйти, но блондин за его спиной тихо хмыкает. — Теперь я хочу поговорить. Удели мне время. — Не хочу. — Хочешь, поверь мне, — он заставляет упрямого младшего сесть за стол и быстро опускает рольшторы на больших окнах, включает одну лампу недалеко от нужного столика и даёт Мину подумать. Отходит за кассу, делая два горячих шоколада, настраиваясь на долгий разговор, и ставит один стаканчик перед Юнги, сам садясь напротив. Парень перед ним немногим младше него, едва ли на год, но, кажется, в жизни совсем потерялся. — Я не люблю сладкое, — он смотрит на шоколад перед собой. — Да, и персики, но Чимин постоянно таскал тебе персиковые булочки и пирожные. Попробуй, — Джин легко улыбается и отпивает из своего стаканчика. Мин пожимает плечами и делает то же самое, от него всё равно не отстанут. Он удивляется приятному вкусу, но не показывает это, и ничего не говорит. — О чём ты хотел поговорить? — он действительно не хочет находиться здесь, в душе скребёт кошка, а в голове плотно стоит мысль, что у Чимина кто-то есть. Неужели любовь так быстро прошла? На эти мысли он только хмыкнул. Он заслужил. — Они не встречаются. — Что? — темноволосый немного резко поднимает взгляд. — Чимин и Хосок не встречаются. Он нравится Хо, да, но безответно. Он просто вытянул Чимина прогуляться, чтобы отвлечь, не более. — Зачем ты мне соврал? — Мне нужна была твоя реакция, — блондин пожимает плечами и расслабляется, закинув ногу на ногу, — у меня возникла догадка, когда я увидел тебя за дверью. Хотел её подтвердить. — Какая догадка? — Тебе нравится Чимин, — он смотрит пристально, очень, будто душу его читает. — Хуйню не неси, — Мин злится, ну или пытается. — Тогда почему ревнуешь, Юнги? — он выпрямляется и опирается руками о стол. Мин снова делает глоток шоколада и смотрит в пол. Действительно, почему? — Я не знаю. У меня, блять, от размышлений уже голова скоро взорвётся, — он тяжело вздыхает, не поднимая голову. Не хочется смотреть в эти сканеры вместо глаз, Джин всегда казался ему очень проницательным. — А от Чонгука тебя так же воротит? — он даже наклоняется чуть ближе, и немного подумав, Юнги мотает головой. Нет, его не воротит, ни от кого из них не воротит, и чувство, что он еблан в последней стадии становится всё сильнее. — Почему ты не любишь геев, Юнги? — Нет. Я никому об этом не рассказывал, и тебе не стану, — парень качает головой и откидывается на спинку стула, отворачиваясь в сторону. — А может стоит, м? Может, от того, что ты сам об этом не говорил, тебе и понять всё сложно? Я не психолог, я не собираюсь тебя лечить или копаться глубоко в душе. — Я даже Чимину об этом не говорил. — Забавно, а на него ты разозлился за то, что тот что-то скрыл от тебя. А у него причины были, в отличие от тебя, — Юнги думает. Долго думает, стоит ли. Вина перед Паком заостряется, он не знает, что может измениться, если он расскажет, и делать этого не хочет. — В школе, — он замолкает, подбирая слова, — во втором классе средней школы мне признался в любви парень. Я не имел ничего против таких, как он, но сам таким не был. Я вежливо отказал ему, объяснив, что мне нравятся девушки. Я думал, он понял. Он был довольно популярен, и через пару дней начали ползти слухи, что я его унизил, сказал, что он меня недостоин, и что-то высокомерное в таком духе. Спустя время всё обросло сплетнями, что я продаю свои интимки мужикам, которые любят помладше. Меня высмеивали, тот парень перешёл со мной и в старшую школу. Чем старше мы становились, тем больше было пространство для их фантазий. Я и трахался с кем-то за деньги, и работал в клубе, и вёл какие-то порно-трансляции. Сначала я молчал, потом мне стало всё это отвратительно и я начал бить каждого, кто подходил ко мне с такими намёками. Со временем, меня начали бояться, а я оброс ненавистью к нетрадиционной ориентации. В универе такого не было, все знали, что я гомофоб, и если до кого-то и доходили слухи со школы, они только смеялись и не верили, — он замолчал, Джин тоже сидел молча, переваривая. Он не был удивлён абсолютно, что-то подобное он и предполагал. — Предвидя твой вопрос, Чимину не рассказал, чтобы не показывать свои унизительные слабости. Я терпел это дохуя времени, как слабак, пока меня буквально выставляли шлюхой, — Джин кивнул, тихо вздохнув — теперь всё было понятно. Гей превратил его жизнь далеко не в сахар, а тематика слухов заставила мозг выработать защитную реакцию. Они замолчали, оба думая о своём. — Твоя гомофобия лишь защитная реакция против людей, которые говорили о тебе грязные вещи, — спустя три минуты молчания, говорит старший. — Возможно. — Тебе же не противно от Чонгука. И от Чимина, уверен, тоже. — У меня на него стоит, — сокрушённо признается Юнги и прикрывает глаза, он кончился на этом моменте. — Ого, вот это новости. А на Чонгука? — он весело улыбается, смотря на потерянного парня. — Ты долбоёб? — Не злись, — он слабо посмеялся, допивая остывший шоколад. — Подумай над тем, что ты чувствуешь к этим людям. Они были с тобой долгое время, они — не твои одноклассники, и ничего плохого тебе не сделали. Тебе было хорошо при общении с ними, это изменилось от их ориентации? — и Юнги в очередной раз понимает, что нет, не изменилось ровным счётом, ничего. Только отношение к Чимину требовалось… иное. — Я пойду, — он поднимается и полностью в своих мыслях идёт к двери. Джин открывает ему и тот, не прощаясь, уходит.       Хосок весело смеялся с того, как Чимин пытался ехать по льду, падая каждый раз. Младший упорно пытался встать на коньки, но ноги предательски разъезжались в стороны, а от спасительного бортика его уволок рыжий хён. Ему было весело, действительно весело. Тут ничего не напоминало о его проблемах, и людей почти не было, а старший постоянно шутил или делал какие-то неловкие вещи, заставляя Чимина смеяться, от чего он снова падал. — Чимин-а, я тебя потом не понесу домой, — младший снова падает и он подъезжает к нему, чтобы помочь подняться, — не расставляй руки, когда падаешь, коньком отрежет. — Спасибо за фобию, Хосок-хён, — он поднимается, потирая ушибленный зад, на который он уже устал падать, — и вообще, ты обещал меня учить! — Ладно, ладно. Смотри, сначала встань ровно, а потом немного согни ноги в коленях, и корпус направь вперед, тогда ты перестанешь заваливаться на спину, — Чимин повторяет за Хо его движения и чувствует, что действительно назад тянуть перестало, только теперь страшно упасть лицом об лёд, лучше уж назад падать, — а теперь отталкивайся зазубринами на лезвии впереди, и ноги ставь ёлочкой. — Ты точно понимаешь, что делать? — Пак с сомнением посмотрел на него. — Точно, меня так мама учила кататься, — и показывает то, что объяснил, проехав несколько метров вперёд, и вернулся обратно. — Попробуешь? — Да, только дай руку, — он сжимает чужие холодные пальцы, боясь упасть, и пробует сделать то, что увидел и услышал. Получается не очень, он не может скоординировать ноги, но Хосок ловит его, не давая упасть. Через пару попыток у него получается сделать несколько шагов до следующего падения, и тут на встречу с твёрдым льдом он идёт вместе со старшим.       Он не знает, почему выбрал именно каток. Скорее всего подсознательно, потому что они никогда не были тут с Юнги. Он приходил покататься во время учёбы, с одногруппниками, но научиться так и не смог, а кого-то просить не хотел. Сейчас ему хорошо, он и правда отвлёкся, идея сходить с кем-то погулять однозначно была хорошей, и он благодарен хёну за то, что тот позвал его, не рассчитывая на что-то большее, чем просто дружба. Голова была пустая, он просто находился здесь и сейчас даже в относительной гармонии. В том, что всё это разрушится, когда он вернётся домой, сомнений не было, но если у него есть шанс вырваться из этого мрака хотя бы на вечер, он будет рад.       Их время закончилось неожиданно быстро, хотелось ещё, у него даже начало получаться, но отбитая попа и ноющие ноги были против, поэтому Хосок буквально вытянул его со льда. Старший быстро снял коньки, и, дождавшись, пока снимет младший, решил сам пойти их сдать. Когда Чимин оделся, он вернулся, протянув ему стаканчик с кофе, и оделся сам. — Ты завтра придёшь в кафе? — они вышли на улицу. Заметно похолодало, и тёплый стаканчик в руках грел пальцы. Они медленно шли в сторону дома младшего, Чон вызвался проводить, а идти было прилично, но Чимин был не против прогуляться. — Не думаю, но скоро я вернусь на смены, иначе дома сойду с ума. — Ты один живешь? — Да, со мной ещё живёт кот, его зовут Каин. Он необычно красивый, сейчас покажу, — он достаёт телефон, отыскивая фотку кота, и протягивает парню, — смотри! — Воу, необычный, черные коты с голубыми глазами это редкость. Очень красивый, — Чимин гордо вскинул подбородок, радуясь, что его ребёнка похвалили.       Они шли медленно, разговаривая на отвлечённые темы. Было легко, разговор шёл сам собой, и им было интересно вдвоём. Хосок очень хороший, и Чимину было жаль, что он не может ответить на его чувства. С ним ему бы точно было хорошо, но, кажется, его сердцу всё это не нужно. Ему нужен эгоист, который его ненавидит. Он снова много смеялся и улыбался так, что щёки начали болеть, а старший был рад видеть чужую улыбку. Искреннюю. Он всегда знал, что тут ему ловить нечего, но младший такой очаровательный, уютный и милый, что не влюбиться было сложно. Но он взрослый и докучать не стал, а пытаться заставить полюбить насильно не сможет никогда. Он не влюблён по уши, и общение с младшим не приносит ему боли, просто немного обидно, что всё это не его, но главное, чтобы тот был счастлив. Он знает, что сейчас у Чимина проблемы, и ему до счастья далеко, но и с ним он его не обретёт, как бы Хосок ни старался. — Спасибо, хён. Это был прекрасный вечер, лучший за долгое время. Я нисколько не пожалел, что согласился пойти с тобой, и уверен, что соглашусь и в следующий раз, — они уже стояли у дома младшего, и Чимин благодарно улыбался, стоя напротив. Из чужого рта вылетал пар, и рыжеволосый немного залип. — Тогда я могу напроситься в друзья? — он улыбнулся и протянул ему руку с отставленным мизинцем, как в детстве. — Да, я бы хотел такого яркого и тёплого хёна, — он обхватил чужой мизинец своим и улыбнулся. Хосок был рад, что помог этому парню, и ещё больше рад, если они будут друзьями. Он не даст своим чувствам укрепиться, они скоро пройдут, он себя знает. — Спасибо ещё раз, — младший долго думал, немного смущаясь, и всё же сделал шаг вперед, крепко обнимая чужую талию, утыкаясь в плечо из-за разницы в росте. Чужие руки обвивают его шею и крепко обнимают в ответ. От Хосока пахнет приятно, не парфюмом, а будто домашним печеньем и семейным теплом, от Хосока пахнет домом, Чимину с ним неожиданно спокойно. — Спасибо большое. Ты невероятный, хён. Пожалуйста, обещай мне, что ты тоже будешь счастлив. — Обещаю, Чимин-а. Пожалуйста, не переживай ни о чём. Я в полном порядке, и очень рад тому, что имею, — он утыкается в чужой висок, улыбаясь, и позволяет себе на пару секунд прикрыть глаза. — Всё, беги, Чим, а то ты замёрзнешь. — Хорошо, — он отрывается от чужого тела, тепло улыбаясь и отходит к подъезду. — Благодаря тебе, хён, не буду плакать сегодня, — он легко кивает на свои слова и скрывается за дверью, пока чужие губы снова расплываются в нежной улыбке.       Юнги очень много думает, хотя думать откровенно устал. Хочется лечь и отключиться, чтобы кто-то подумал за него. После разговора с Джином он убедился в очередной раз, что в корне не прав, и стена его убеждений начала трещать по швам. Мысли, связанные с Чимином, перестали покидать его голову. Стоило только подумать, что у младшего кто-то есть, как внутри поднималась волна злости, а когда успокаивался, на смену приходила тоска. Он с каждым днём, казалось, скучал всё больше. Они никогда не проводили столько времени раздельно. Признавать, что младший ему действительно нравится, не хотелось, но после очередного оргазма от чужих стонов в голове, пришлось. Он прокручивал в голове их секс, и даже дёрнулся от собственной мысли, что всё должно было быть не так, и до ненормального сильно хочется сделать правильно. В голове снова звоном отдаётся сладкий протяжный стон, когда младший кончил под ним, и о боги, как же Юнги жалел, что не видел его лица в тот момент.       Вывод приходил только один: нужно было всё исправлять. Плана не было никакого, оставалась только надежда на удачную импровизацию. Сразу к Чимину идти он был определённо не готов, поэтому, сперва решил извиниться перед Чонгуком и Тэхёном. Когда ушёл последний клиент, очень сильно хотелось выпить, но он благоразумно решил этого не делать. Если собрался извиняться, то только в трезвом уме. Стоя перед домом Чона он впервые нервничал так сильно, а внутри скрёб страх, что его просто не пустят. Он поднимается на нужный этаж и, не давая шанса на раздумья, звонит в звонок. Уже довольно поздно, но он уверен, что младшие не спят. Чонгук открывает дверь, но видя, кто за ней стоит, сразу хмурится. — Тебе лучше уйти, — он собирается закрыть дверь, но старший придерживает её рукой. — Я извиниться хочу, Гук. Выслушай. — Кто там, Чонгук? — за спиной Чона вырастает Тэхён, и его лицо становится мрачнее тучи. — Что ты хочешь? — Извиниться. — Впусти его, — блондин немного отстраняет своего парня с прохода, и как только Юнги закрывает дверь, ему в лицо прилетает неожиданный и очень крепкий удар. Губа лопается, и рот сразу наполняется неприятным привкусом крови. От неожиданности он теряет равновесие, опираясь на закрытую дверь. Чонгук удивлённо смотрит на Тэ, который машет в воздухе рукой, немного пострадавшей от импульсивного удара. — Это тебе за Чимина и за сучку. — Понял, — Юнги только тихо хмыкнул. После удара стало будто легче, он действительно заслужил. — Теперь я могу войти? — Ну, если тебе не противно находиться в квартире двух педиков, то милости прошу, — сарказм из Тэхёна не просто сочится, он льётся со всеми остальными эмоциями. Юнги понимает, всё понимает, и даже не обижается. Страшнее было бы, если бы им было всё равно. Равнодушие — худшая месть. — Вещай, — Тэхён проходит в комнату, садясь на кровать, а Чонгук падает в кресло, стоящее возле стола. Юнги останавливается возле двери. У него чувство, будто он провинился перед родителями и ему снова двенадцать. — Простите меня. Я вёл себя как еблан и поступил отвратительно. Мне жаль, что вообще понадобилось время, чтобы это понять. Я эгоистично смотрел только вокруг себя, и, как сказал Чонгук, погряз в своей трагедии. Мне правда очень жаль. Я не отношусь к вам хуже из-за того, что вы встречаетесь. И на самом деле я очень скучал всё это время. Простите ещё раз, пожалуйста, — это были, наверное, самые искренние слова в его жизни. Он ненавидел извиняться, но тут у него просто нет выбора. Чонгук расслабился, не сдерживая лёгкую улыбку. — Да ну, даже по мне скучал? — Тэхён хмыкает, откидываясь на кровать и подкладывая подушку под голову. — Даже по тебе. — Пиздишь. — Возможно, — он кивает и закатывает глаза — с этим человеком невозможно разговаривать. — В тебе раскаяния как кот нассал, хён, — Юнги давит пальцами на глаза, начиная жалеть, что пришёл. Не серьёзно, конечно. Разбитая губа ноет, напоминая, что всё это за дело. — Чонгук, ему всё ещё нельзя в наш салон, — Чон тихо хмыкает, слыша «наш». — А я всё ещё не спрашивал у тебя второй раз, хён, — и они смеются. Немного нервно и облегчённо. Тэхён может и не успел прикипеть к Юнги, но его парень да. Он восхищался хёном и был действительно расстроен этой ссорой. Даже вещи свои отказывался забирать из салона, надеясь, что как-то всё наладится. И сейчас, видя, как Юнги стоит у них дома и пререкается с Тэхёном после извинений, у него будто камень с души свалился. — Я прощён? — Это сложно, хён, — Чонгук вздыхает, смотря на старшего, и откидывает голову назад, упираясь в стену, — я очень рад, что ты пришёл, правда. Но вот так резко сделать вид, будто ничего не было — сложно, — в подтверждение этих слов кивает Тэхён. — Но ты же понимаешь, что тебе главное не у нас прощение попросить? — Ким садится на кровати, становясь серьёзнее, — ты хоть представляешь состояние Чимина? — вина снова колет острыми копьями. Он знает, что самый главный разговор ему ещё предстоит. — Я не думаю, что он меня простит, — Юнги вздыхает, всё же проходя в комнату, и садится на пол возле кровати. — Простит, — блондин легко пожимает плечами и выдыхает, — он тебя любит, Юнги. Не сможет не простить, — от чужих слов губы сами растягиваются в улыбку и он тихо шипит от боли в ранке, — но не думаю, что вы сможете общаться как прежде. Он уже точно не сможет. — Мне не нужно как прежде, — тихо произносит, и двумя руками зачесывает назад чёрные волосы, слегка сжав пряди, — я думаю, он мне нравится, — в комнате повисает гробовая тишина. — Ты что, влюбился? — Тэхён действительно удивлён — это последнее, что он ожидал услышать. — Я не знаю. Мне сложно вообще это принять, понимаешь? Любовь — слишком громкое слово для того, что я чувствую, но даже мысль, что с ним будет кто-то другой, заставляет меня злиться. Я не хочу, чтобы о нём заботился кто-то, кроме меня, не хочу, чтобы видел его слабости кто-то чужой, боже, даже не хочу, чтобы его трахал кто-то другой. Мне кажется, я скоро с ума сойду со всем этим. Просто хочу, чтобы с ним рядом был я, — негромко произносит Юнги и смотрит в пол, снова тяжело выдохнув. — Прямо исповедь собственника, — Чон хмыкает со своего кресла. — Ой, заткнись, ты такой же, — Тэхён улыбается и смотрит на старшего. — Тебе нужно поговорить с ним. Завтра же. — Почему не сегодня? — Поздно уже, Ромео. Оставайся тут, вторая комната свободна, обещаю громко не стонать, — Тэхён поднимается, отходя к шкафчику, достав какую-то мазь и пластырь, отдав это старшему. — Это от синяков мазь, а то завтра расцветёт. — Избавьте меня от подробностей своей жизни, — он закатывает глаза и поднимается, чувствуя, что действительно устал, и, возможно, сегодня он впервые за долгое время поспит относительно нормально. — Тэхён, Чонгук, — он оборачивается на них у двери, — спасибо, — и уходит во вторую комнату, зевая. Он не совсем понимает, за что благодарен. За то, что Тэ ему врезал, или может за то, что они оба его выслушали, но он действительно благодарен. Он смазывает свою губу мазью, отказываясь от пластыря, потому что неудобно, и отключается, как только удобно устроился на кровати. Немного позже Чонгук заходит в его комнату, приносит второе одеяло, потому что холодно и, с лёгким переживанием во взгляде, смотрит на старшего. Он очень надеется, что у его хёнов всё будет хорошо.       Чимин так и не смог уснуть ночью, накатило какое-то странное вдохновение, и он засел в ноутбуке. Обработал фотографии, которые отложил давно, придумал несколько идей для фотосессий, к которым идеально подойдет Тэхён. После прогулки с Хосоком действительно стало легче, хоть и переживания вернулись новой волной, как только он зашёл в дом. Спать он не хотел ложиться даже утром — потом ночью снова не уснёт, поэтому решил выпить хотя бы кофе. Каин тёрся о ноги, прося еду, и парень насыпал ему корма, пока закипал чайник. В квартире переливом раздался дверной звонок и Чимин удивлённо посмотрел в сторону двери. Странно, у Тэхёна есть ключи, Чонгук один не приходит. Он подошёл к двери, думая, что это могут быть соседи, но открыв дверь, буквально прирос к полу. Юнги смотрел на него абсолютно нечитаемым взглядом, и по этому человеку нельзя было понять ничего абсолютно, от этого младший напрягся только сильнее.       Тэхён выпер Мина сразу, как тот встал, заставляя его идти к Чимину прямо сейчас, пока не передумал. И Юнги пошёл, и даже не мог представить, что говорить. — Что с твоим лицом? — первое, что смог выдавить из себя Пак, смотря в дверной проём. — Твой друг отстаивал твою честь, — он тихо хмыкнул, нервно перебирая пальцы в кармане куртки. — Можно войти? Пожалуйста, — маленькая здравая мысль промелькнула в голове Чимина — не стоит его впускать. Но она была очень маленькая, а приход Юнги очень сильно ударил по мозгам, поэтому он только сильнее открыл двери. Старший осмотрел Пака. Тот был в свободной домашней майке и клетчатых штанах, тёмные волосы привычно собраны в хвостик на затылке, и он выглядел либо только проснувшимся, либо совсем не спавшим, сложно было понять. Но Юнги ловит себя на мысли, что ему до одури нравится такой домашний Чимин. В груди разлилась какая-то нежность, которая немного притупила страх. Темноволосый провёл его в комнату, садясь на стул возле компьютера, забираясь на него с ногами, а сам он сел на расстеленную кровать. Чимин давно забил её застилать. Они молчали. Юнги не знал, как ему начать и что сказать. Кинуть простое «прости» казалось издевательством, но в голове не было предположений, что будет правильно. Он просто смотрел на младшего, не отрываясь, пока тот смотрел куда угодно, но не на него. Взгляд скользит по пухлым губам, и он вспоминает, какие они мягкие на самом деле. Хочется коснуться снова. — Ты что-то хотел? — тихо спросил Пак, скручивая пальцами какую-то бумажку. Руки немного дрожали, а к горлу подступил нервный комок. Он был уверен, что никогда больше не увидит этого человека вот так, в своей квартире. — Да, — он кивнул, всё ещё не сводя взгляд, видя, как парень нервничает, и от этого сам нервничал только сильнее, но старался это скрыть, — я не знаю, что должен сказать, но я очень хочу извиниться. Мне кажется, простого «прости меня» тут до смешного недостаточно, но прости меня, Чимин-а, — от обращения младший вздрагивает и закусывает губу, глаза начинает предательски щипать, но он делает медленный выдох, беря себя в руки. — Всё… в порядке, этого достаточно, хён. Я не злюсь на тебя, — он улыбается натянуто, кидая на старшего быстрый взгляд, и ненавидит своё глупое сердце, которое стучит, как ненормальное. Юнги выглядит виноватым и заметно нервничает, хоть и пытается это скрыть. Пак очень сильно хочет его обнять, сказать, что всё нормально. Он сам прекрасно знает, каково испытывать такие эмоции, и хочет избавить от этого любимого человека. — Нет, — он качает головой, опираясь руками в край кровати и немного сжимает, — не достаточно. Мне очень жаль, Чимин-а, я поступил с тобой отвратительно. Ты этого не заслуживаешь и никогда не заслуживал. Я эгоист. Я хотел бы сказать, что для моего поведения были причины, но их, объективно, не было. Я долбоёб, и я очень хочу всё исправить. — Мы можем снова быть друзьями, — Чимин улыбается и от этой улыбки Юнги не по себе. Она какая-то надломленная, но даёт понять для себя одно — друзьями они не будут точно, никто из них этого не хочет. — Я собирался делать кофе, посиди тут, я тебе тоже принесу, — Чимин поднимается со своего места. Ему нужно сейчас уйти, иначе он скажет что-то лишнее. Но Мин понимает: если младший сейчас уйдёт, этот разговор закончится ничем. — Нет, — он поднимается следом, поймав Пака за запястье. Тот удивлённо поворачивается к нему и Юнги тихо выдыхает: — Не друзьями, — он делает шаг вперед и целует, осторожно и ласково, совершенно отличая этот поцелуй от их первого. Чимин в шоке смотрит на Мина, и тот аккуратно проникает своим языком в чужой рот. Одна рука обнимает тонкую талию, а вторая опускается на шею, притягивая ближе и не давая отстраниться. Младший в ступоре, а у него руки начинают дрожать. Если ему сейчас не ответят, это конец. Но тело в его руках отмирает, расслабляется, и на его поцелуй наконец-то отвечают. У Чимина внутри каша от эмоций, будто взорвались десятки петард. Мин тягуче медленно сминает чужие мягкие губы, скользя между ними горячим языком и едва касается чужого, сразу получая ответ. Чимин обнимает его за плечи, одной рукой медленно зарываясь в волосы на затылке, вплетая пальцы в чёрные пряди и легко сжимает. От этого жеста у Юнги водопадом мурашки по спине. Внутри невероятная лёгкость, будто с него свалился огромный груз, голова приятно пустая, и всё, что он хочет сейчас, это безостановочно целовать эти губы. У Чимина тепло разливается по всему телу, концентрируясь внизу живота. Он не понимает, что происходит, но его тело реагирует слишком отзывчиво. — Хён, что ты делаешь? — он разрывает поцелуй, сжимая плечо старшего, и сбивчиво дышит в его губы. — Целую человека, который мне нравится, — он говорит это так легко, что даже не верит, но сейчас всё правильно. Он делает и говорит то, что должен, решение остается только за Чимином.       У младшего бабочки в животе оживают. Все, что, казалось, умерли там за четыре года. Он не понимает, как это всё произошло, но обязательно спросит, потом. У него ноги ватные, ему кажется — сделай он хоть шаг, рухнет на месте. Он скользит кончиками пальцев по чужой щеке, легко улыбаясь, и накрывает её ладонью, снова целуя. Поцелуй становится более настойчивым, требовательным. Он хочет получить всё, о чём так сильно мечтал, и не в ситуации, когда это лишь способ выпустить хотя бы долю злости. Юнги скользит по талии, желая пальцами коснуться тёплой кожи. Он медленно отходит обратно к кровати, садясь на неё и, разорвав поцелуй, утягивает младшего на свои колени. Тот садится, немного ёрзая, и задевает бедрами чужой пах, от чего Юнги тихо шипит, сразу затягивая парня в новый жадный поцелуй. Чимин пальцами сжимает кофту на его плечах и уже осознанно делает плавное движение бёдрами, потираясь о чужое возбуждение. Он откровенно плывет, не веря в то, что сейчас происходит. Страшно даже обдумывать что-то, вдруг все исчезнет. Юнги плавится, он пробирается под свободную майку, проводя пальцами по чужим ребрам и доходит до груди. Проводит по чувствительному телу ладонями и большими пальцами надавливает на затвердевшие соски. Младший всхлипывает в поцелуй и податливо выгибается к чужим рукам. Он разрывает поцелуй и Мин сразу соскальзывает к его шее. Он даже не предполагал, что его так поведёт от этого человека. Ему хотелось касаться снова и снова, каждого участка стройного тела, в нём неожиданно проснулась жадность. Он проводит влажную дорожку языком по светлой коже и втягивает её в рот, оставляя болезненный засос. Младший откидывает голову с громким выдохом, и он понимает, что хочет заставить того стонать. Он цепляет пальцами края домашней майки и тянет её с Чимина, откинув на пол. Его мальчик просто идеален, он уже даже не думает, почему его так сильно поворачивает на нём, он просто кусает острые ключицы, пока чужие бедра трутся о его член. Возбуждение становится сильнее с каждой минутой, и он даже завидует Паку в свободных штанах. Он проводит языком по чувствительной бусинке соска и легко сжимает зубами, оттягивая. Одновременно с этим ладони сжимаются на упругих ягодицах, прижимая чужой зад сильнее к своим бедрам, и Чимин стонет. Юнги думает, что снова готов кончить от этого звука.       Чимин сходит с ума от происходящего. Для него это похоже на что-то нереальное, сбылась мечта, о которой он боялся даже думать. Ему кажется, что Юнги просто везде, и он теряется в чужих руках. Повторяя движения старшего, он тянет с него кофту, поднимает чужое лицо за подбородок и снова глубоко целует, сам сплетая свой язык с чужим, прикусывая его губы. Старший сразу шипит, и он вспоминает о разбитой губе, мягко зализывая языком ранку, извиняясь. Чужое тело прижимается к его, и от такого близкого контакта он тихо стонет в поцелуй. — Блять, я на эти стоны дрочил каждую ночь, Чимин-а, — он слабо растягивает губы в довольной улыбке от этих слов и толкает старшего на кровать, сидя на его бедрах и снова плавным движением трётся о чужой каменный член, чувствуя, как собственный дергается от волны возбуждения. — А я на твой член в своей заднице, — Юнги ловко меняет их местами, нависая над младшим, а тому внезапно становится стыдно от сказанных слов, и он закрывает покрасневшее лицо ладонями. — Посмотри на меня, — он разводит чужие ноги, устраиваясь между ними, и, улыбнувшись, отводит руки брюнета от лица. Он оттягивает пальцами закушенные губы, приоткрывая чужой рот и коротко целует. Ладонью скользит по стройному телу, не отрывая взгляд от чужих глаз, и накрывает возбужденный член через тонкую ткань штанов и белья, поглаживая. Чимин снова стонет, нетерпеливо толкаясь в его ладонь, пытаясь получить больше, и Юнги проскальзывает под его одежду, длинными пальцами обхватывая влажный от смазки член. Он продолжает пристально смотреть в чёрные от возбуждения глаза, надавив большим пальцем на головку, и провёл ладонью по всей длине, выбивая из легких новый стон и мучая себя. Член уже болит в тесном пространстве штанов. — Юнги, пожалуйста, — Чимин всхлипывает от руки на своей эрекции, сжимая простынь пальцами. Ему слишком мало. — Что пожалуйста? — он выдыхает ему на ухо, целуя ниже, и снова оставляет засос на изгибе шеи, кусая. — Смазка в верхнем ящике, — сквозь стон произносит младший, надеясь, что его не заставят произносить просьбу вслух. — Что пожалуйста, Чимин-а? — он только сильнее сжимает чужой член, размазывая пальцем смазку по головке. — Не издевайся… я хочу, чтобы ты меня трахнул, — он снова пытается закрыть лицо руками, но ему не позволяют, настойчиво целуя.       Юнги тянется к указанному ящику и достаёт бутылочку со смазкой. Он выпрямляется, отстраняясь от Пака, и с наслаждением рассматривает парня перед собой. Младший приподнимает бедра, позволяя раздеть себя полностью, и только сильнее разводит ноги, открывая к себе полный доступ. Мин выдавливает на пальцы смазку, немного разогревая её, и обводит пульсирующий вход пальцами. Чимин кусает губы, стараясь не смотреть на него, но тот всё равно ловит его взгляд, когда медленно проталкивает в него один палец, и буквально сразу вставляя второй. Он двигает ими в мягкой тесноте, надавливая на нежные стенки, чтобы растянуть и снова на удивление быстро находит нужную точку, проводя подушечками по комку нервов. В этот момент он слышит сладкий стон, а Чимин сам насаживается на его пальцы глубже, сжимая их в себе. Юнги рассыпается от этого голоса, он хочет слышать его на повторе в наушниках, хочет пропитаться чужими стонами. Парень такой отзывчивый под ним, это заставляет хотеть большего, его ведёт, откровенно и очень сильно. Хочется сорваться и просто трахнуть податливое тело, но в этот раз он не хочет причинить боль. Он снова давит на простату, разводя пальцы внутри, чувствуя, как от волн возбуждения чужие мышцы пульсируют, а член дёргается, пачкая низ подтянутого живота выделяемой смазкой. Чимин чувствует, как в него входит третий палец и сильнее разводит ноги, пытаясь насадиться глубже, потому что ему чертовски мало. Пальцев не хватает, а Юнги ещё так умело дразнит, постоянно медленно проводя по простате, заставляя его несдержанно стонать в голос. Он дотягивается до пояса штанов старшего, цепляясь за него пальцами, и немного дергает вниз. Мин намёк понимает, а видя приоткрытые искусанные губы и откровенно шальной взгляд, не видит смысла больше тянуть. Он быстро сбрасывает остатки одежды, снова нависая над Чимином, и взяв ещё немного смазки, размазывает по своему члену. Пак тянет его к себе, обнимая и не выдержав, снова целует. Ему кажется, что он зависим теперь от этих губ. Влажная головка члена касается растянутого входа, и он одним толчком входит, сцеловывая сладкий стон с пухлых губ. У Чимина звезды перед глазами от того, как с Мином хорошо. Тот находит новый угол, задевая нужную точку и тихо хмыкает. Медленно выходит, издеваясь, и снова с силой входит в расслабленное тело, делая сильный и глубокий толчок, от которого Чимин задыхается. Он полностью пропадает в своих ощущениях, когда Юнги срывается на быстрые и глубокие толчки, кусая его шею и пальцами сжимая чужие бедра до приятной боли.       Мин снова ловит себя на мысли, что так хорошо ему не было с кем-то, кроме Чимина. Он такой узкий, такой податливый, каждый его стон заставляет возбуждение новыми волнами накрывать с головой. От Пака кружится голова и хочется ещё. Он тихо рычит каждый раз, когда мягкие стенки сжимаются от удовольствия, плотнее обхватывая его член. Чимин ощущает, как его член снова обхватывают тонкие пальцы, и толкается в его ладонь. Он ловит взгляд тёмных глаз и понимает, что больше не выдержит. Удовольствие накатывает огромной волной, заглушая все звуки, и он обильно кончает, даже не пытаясь сдержать стон полный удовольствия. Сперма пачкает пальцы старшего, и Юнги понимает, что эти стоны — его отдельный новый фетиш. Он кончает сразу, только услышав этот полукрик, замирая глубоко в тесном пространстве, чувствуя, как сперма выходит толчками, продлевая удовольствие.       Им нужно время, чтобы отдышаться. Юнги медленно выходит из Чимина и ложится рядом, набрасывая на них одеяло. Он легко обнимает его, и Пак утыкается тёплым носом ему в плечо, обнимая одной рукой в ответ. — У нас определенно есть тема для разговоров, — тихо произносит Чимин, едва держа глаза открытыми. Бессонная ночь очень даёт о себе знать после сильного оргазма. — У тебя глаза слипаются, — он тихо хмыкает, распуская чужой хвостик, и вплетает пальцы в тёмные волосы, поглаживая. — Я не спал ночью, — кивает и тихо урчит от пальцев в волосах. — Тогда засыпай, вечером поговорим. — Обещаешь? — Обещаю.       Чимин отключился сразу, а Юнги, сколько пытался, уснуть так и не смог, он-то ночью крепко спал. Поэтому он аккуратно поднялся, чтобы не разбудить парня, и ушёл в ванную. Быстро приняв душ, брюнет ушёл на кухню. Еды нормальной как всегда нет, и единственное, чем он решил убить время — это готовить в компании от чего-то сильно довольного кота.       Когда Чимин проснулся, на улице уже практически стемнело. В комнате он был один, а в квартире было тихо. Мысль, что Юнги ушёл, пришла первой и больно резанула внутри. Но он же обещал, значит не мог уйти просто так. Ощущение грязного тела прервало его мысли, заставляя быстро пойти в душ. Помывшись, он чувствовал себя намного лучше и только сейчас заметил, что на кухне горел свет. Подойдя к двери, он увидел Юнги, который сидел за столом и просто читал в телефоне. — Выспался? — он оторвал взгляд от экрана, поднимая его на младшего и легко улыбнулся. — Да. Ты все это время тут сидел? — он прошёл и включил чайник, желая всё-таки попить кофе, который не успел утром. Он опёрся о столешницу, а Мин повернулся к нему, смотря снизу вверх. Дежавю. — Ага, приготовил еды, потом читал, — он кивнул, откладывая телефон, и повернул стул спинкой вперед, опираясь на него руками. — А чего в комнату не пришёл? — Не хотел разбудить тебя, — он пожал плечами и посмотрел на чайник, когда тот закипел. — Сделай и мне кофе. — За что тебя Тэхён ударил? — он отвернулся к ящикам, доставая две кружки и готовя кофе. — Я же сказал, защищал твою честь. Я пришёл к ним извиниться, и с порога получил по лицу. — Это он тебя надоумил прийти ко мне? — он передал кружку старшему, снова поворачиваясь к нему. — Нет, Джин. — Что? — Ну, ты ушёл с работы с каким-то парнем. Я зашёл спросить кто это, и Джин вывел меня на разговор, дал почву для размышлений, и вот что вышло, — он отпивает из кружки, выдыхая, и снова смотрит на парня. — А зачем тебе было знать… — Я ревновал, — он перебивает младшего и сразу немного отводит взгляд вздыхая. — Подумал, что это может быть твой парень. — Оу… Хосок-хён просто предложил прогуляться, — он прячет улыбку в кружке. Никогда не думал, что Юнги будет его ревновать не по-дружески. — Я знаю. — Хорошо, а почему сразу пошёл к Чонгуку с Тэхёном? — Потому что к тебе был не готов идти. Ты меня обо всём будешь спрашивать? — он нервно дёргает плечами, едва не разлив кофе. — Имею право. Может хоть на этот раз расскажешь причину своей гомофобии? — и Юнги сдаётся, рассказывая. Всё же Джин был прав, неправильно обвинять в чём-то Чимина, когда сам делаешь так же. — Вот видимо психика и поставила защитные барьеры. Я не скажу, что это прошло, но я не испытываю никакого отвращения к Чонгуку и Тэ, — закончил он свой рассказ, крутя в руках уже остывшую кружку. — А ко мне? — Юнги поднимает взгляд на него, закатывая глаза. — Мы утром переспали, как ты думаешь? — Я не хочу ничего думать, хён. Что между нами? — он задаёт вопрос в лоб, тот, который действительно его интересовал. — Ты мне нравишься, — уверенно кивает Юнги, рассматривая парня, — но мне нужно объяснить это глубже. Мне тяжело вот так сразу перестроиться, я сам ещё полностью себя не понял. Как бы глупо это ни звучало, но я не гей, мне нравишься конкретно ты. Но прости, я не могу сказать, что люблю тебя, это было бы ложью на данный момент. Ты мне нужен, я хочу быть с тобой, касаться тебя, целовать тебя, хочу снова быть для тебя единственным. От этих желаний разрывает, и меня злит только мысль о том, что всё это делаю не я. Понимаешь? Сейчас я могу сказать, что ты мне до дрожи нравишься. Сильнее с каждым днём, — Чимин понимает всё, что он сказал. Он и не рассчитывал на признания в вечной любви и то, что он услышал, уже делает его счастливым. Просто до одури счастливым. Наконец-то, вся его боль закончилась. Он улыбается, отставив кружку и забирает такую же у Юнги, заставляя того развернуться на стуле нормально. Парень садится на колени к старшему, чувствуя, как его сразу нежно обнимают, и пальцами зачесывает назад его тёмную чёлку, наклоняясь совсем близко. У Юнги в глазах тепло безграничное, и Пак, будто после дикого холода, попал домой. Ему еще нужно осознать, что этот человек официально и бесповоротно принадлежит наконец ему. — Я понял всё. И знаешь что? Я научу тебя любить так же, как люблю тебя я, Мин Юнги, — и чувствует, как старший улыбается в ласковый поцелуй.