If I Say Stay, Please Don't Go

— Я, наверное, буду болтать слишком много, так что дай мне знать, если мне нужно будет притормозить, — Джисон возился с крышкой от своего напитка, практически беззащитно улыбаясь и уставившись вниз. Хёнджин кивнул, показывая, что всё понял. Ему хотелось бы ещё чем-то помочь своему другу, но он чувствовал себя в тупике: что может сделать такой человек, как он, чтобы утешить другого? — Ну… еще в школе… случился обстрел. Хёнджин почувствовал, как у него свело живот. Джисон продолжал играть с крышкой, его пальцы двигались все быстрее и быстрее, пока он говорил. — Это было в младших классах, — продолжил он, издав тревожный смешок. — Я… оглядываясь назад, я замечал все эти признаки, понимаешь? Я видел, как он закрылся в себе и говорил всякую ерунду. Я мог бы остановить его, но не сделал этого, потому что я вообще не думал о том, чем он занимался. Мы были детьми, мы все проходили через всякую фигню. Я знаю, я сам пережил это, но никогда не думал, что мне придется через это проходить. Мы с этим парнем… Мы не были настоящими друзьями, но я иногда сидел с ним за обедом, потому что у него никогда не было друзей, и, наверное, мне стало не по себе, потому что я всегда так делаю, когда вижу, что кто-то ест в одиночестве. Не знаю, почему, но мне всегда грустно за них, даже если им вполне нормально есть самим. Джисон запнулся и глубоко вздохнул. Хёнджин снова положил руку на колено своего друга, предлагая моральную поддержку, пока тот продолжал свой рассказ. Он повернулся и посмотрел на Хёнджина, устало ему улыбнувшись, после чего снова вздохнул. — Это случилось в тот день, когда я заболел, — он ковырял пальцем дырку на своих штанах. — Мне не так легко простудиться, поэтому тогда это меня немного напугало. Все было очень плохо: жар, рвота, — в общем, полный набор. Помню, я только вышел из душа, когда мама рассказала мне, что случилось… Он почувствовал себя немного лучше: вода смыла часть слизи, покрывшей каждый сантиметр его тела. Черт, болеть — это самое худшее, решил он. Мама сказала, что если к полудню температура не спадет, она отвезет его в больницу, а было уже почти без четверти двенадцать. Он не думал, что температура снизилась настолько, но прохладный душ, который он только что принял, был удивительно приятен для его раскрасневшейся кожи. Возможно, постоять под слегка прохладной водой было достаточно, чтобы сломить его… В дверь раздался яростный стук. Он едва успел надеть поношенные штаны. Верхняя часть его тела все еще оставалась голой, с нее капала вода, а кожа была покрасневшей от лихорадки. — Да? — спросил он уставшим и хриплым голосом. — О, милый, — ворвалась его мама, и он сразу же понял, что что-то не так. Его мама плакала редко, но по ее щекам текли слезы. Она крепко обняла его, словно пытаясь напомнить себе самой же, что он жив. — Слава Богу… — Мама? Что происходит? — невнятно говорил он. Теперь, когда прохлада от душа начала исчезать, его тело снова стало слишком горячим. Он слабо задумался, не слишком ли рано было бы принять обезболивающее, потому что его мышцы болели… — В вашей школе произошла стрельба, — прошептала она, и он почувствовал себя так, словно его погрузили в ледяную ванну. Его руки задрожали, и он сжал мамину рубашку между пальцев. — Три человека были убиты, включая офицера полиции, который пытался остановить его, и самого стрелка. — Чт… Его мама отстранилась и показала ему сообщение на своем телефоне. Местный новостной канал опубликовал статью всего несколько минут назад. Он просмотрел ее, отчего его дыхание стало учащаться. Стрельба произошла в двенадцать пятнадцать, как раз тогда, когда он пытался встать с постели, чтобы пойти в душ. Джисон подумал, что его сейчас вырвет. Стреляющим был парень, с которым он сидел за обедом последние несколько дней. Его разум стал судорожно работать, пытаясь установить логическую цепочку сквозь лихорадочный туман, затуманивший его мозг. Он ведь заметил, что парень замкнулся в себе… и странно высказывался. Он оторвался от мамы и добрался до туалета как раз вовремя, выплевывая единственный кусок тоста и обезболивающее, которое он едва смог проглотить перед душем. В этом была его вина. Если бы он только сказал что-нибудь раньше, если бы он только заметил всю серьезность ситуации, он мог бы уговорить того парня успокоиться. Он мог бы сообщить руководству школы, и они смогли бы остановить его до того, как это произошло. Теперь этот парень, другой ученик и полицейский были мертвы. Погибли. Навсегда. И это была его вина… Ванная комната исчезла. Все было туманным и искаженным, как будто он смотрел через дверной глазок дешевого отеля. Он сидел в своей гостиной, но та почему-то казалась чужой. Они ужинали — он смотрел своими глазами, но почему-то было ощущение, что он был в чужой шкуре. Словно… в видеоигре от первого лица. Внезапно он почувствовал камень на душе, и сделать глубокий вдох было почти невозможно. На языке ощущался привкус специй от курицы, но от этого желудок сводило еще больше. Его отец ударил вилкой по столу, заставив всех подскочить от испуга. — Я хочу развестись, — он сказал это так, что в комнате кончился весь воздух. Джисон ощутил, как тревога заполняет его тело, душит его. — …му? Джисон! Мой мальчик, ты меня слышишь? — мама трясла его за плечи, пытаясь заставить его вернуться к ней в реальность. В один момент его вырвало, а в другой он смотрел в унитаз с пустым выражением лица, подобно кукле. Его глаза остекленели, и он совершенно не реагировал на ее голос. Вдруг он сделал мучительно глубокий вдох и начал громко всхлипывать. Ребра болели от рыданий, и все, что могла сделать мама, это обнять его. Только в следующем месяце, когда его отец сказал, что хочет развестись, Джисон понял, что он видел в тот день в ванной. Хёнджин в ужасе уставился на Джисона. Он не сомневался, что нечто подобное могло вызвать ТИР, но услышать рассказ из первых уст — услышать от человека, которого он знал лично и считал — пусть и с сомнением — своим другом? Из-за этого ситуация казалась слишком реальной. — Ха… но да, — Джисон не обратил внимания на слезу, катящуюся по его щеке. Он грубо смахнул ее, и Хёнджину захотелось взять его за руку, чтобы он не был груб по отношению к себе. — Мама отвела меня к специалисту в области ТИР, и она помогла мне понять, что происходит. Поначалу было страшно — да и сейчас страшно, если честно. Вспышки… они возникают из ниоткуда. Сначала это сбивало меня с толку настолько, что я не понимал, когда вспышка заканчивалась, и я возвращался в свою собственную реальность. Я могу… могу чувствовать эмоции происходящего во вспышке, и сначала это так сильно шокировало меня, что панические атаки переходили в реальность. Хёнджин не знал, что делать. Было видно, что Джисон изо всех сил старается сдержать слезы, но, судя по тому, как тряслись его плечи, он был близок к тому, чтобы сорваться. Не задумываясь, Хёнджин протянул руки — молчаливое приглашение. Джисон посмотрел на него, как бы оценивая предложение, а затем прижался к его груди, позволяя обнять себя за талию. Хёнджину было… уютно, когда Джисон прижался к нему. Было приятно ощущать биение сердца рядом со своим собственным. Благодаря этому он почувствовал себя немного менее одиноким. — Вот как мне удалось собрать всех вместе, — тихо продолжил Джисон, его дыхание коснулось ключицы Хёнджина. — Я видел вспышки о других. Потребовалась целая вечность, чтобы понять, как их вычислить, но я начал тренироваться, чтобы сохранять концентрацию во время вспышек и находить детали. Я нашел Чанни-хёна, потому что во вспышке о нем я увидел логотип его работы на стене позади него. На это ушло две недели, я бродил по разным местам, прежде чем наконец застал его на смене. Хёнджин почти беззвучно хмыкнул, как в подтверждение того, что он слушает, так и в качестве утешения, потому что он чувствовал, как Джисон дрожит в его объятиях. — Потом я нашел Феликса, — продолжил он, его голос стал еще тише. — Я… я опоздал и не спас его… Я нашел его уже после. Я… я просил прощения несколько месяцев, но он так и не принял моих извинений. Сказал, что друзья не должны извиняться друг перед другом… Потом был Сынмин, потом Бинни-хён. Минхо-хён и Чонин… Все эти вспышки следовали одна за другой. Как только я находил одного человека, я видел следующую вспышку в течение нескольких дней, но после Чонина они прекратились. Я думал, что нашел всех, кого должен был, пока… Хёнджин вздрогнул, когда Джисон замолчал. Его мысли кружились в голове: что он имел в виду, говоря, что он опоздал к Феликсу? С Феликсом что-то случилось? Очевидно, что-то произошло, раз Джисон чувствовал необходимость извиняться в течение нескольких месяцев после этого, но что такого должно было произойти, чтобы вызвать такое чувство вины? Он почувствовал, как Джисон прижался к его груди, словно пытаясь стать меньше. — Примерно через полгода я впервые увидел тебя, — тихо продолжил он. — Конечно, у меня были и другие вспышки, но ни одна из них не была похожа на ту, что заставила меня найти других. Я думал, что с ними покончено, но однажды я принимал душ и увидел тебя… Мне показалось, что ты сидишь на крыше или что-то вроде того и плачешь. Я не видел, на что ты смотришь, но я мог… я чувствовал, что ты ощущал… ужас, вину и панику. Это была одна из моих самых сильных вспышек… Чанни-хёну потребовался час, чтобы успокоить меня, когда я вышел из этого состояния. Похоже, он зашел ко мне домой и услышал, как я упал в душе. Это было бы неловко, но он видел меня голым по той же причине много раз до этого… Хёнджин не мог дышать. Джисон… видел это? Он чувствовал то, что чувствовал Хёнджин, наблюдая, как Минсу истекает кровью на траве внизу? — После этого у меня были короткие видения о тебе, но они были такими размытыми, — вздохнул Джисон. — Я чувствовал предательство, страх и отчуждение. Я видел, как ты провалил тест и… поранил себя. Это было страшнее всего, я думаю, потому что тебе нечего было чувствовать. Ты ничего не чувствовал, когда делал это. Хёнджин задрожал. Никто не знал, что он наносил себе увечья, даже его врач. Он держал это в строжайшем секрете, как и то, что у него вообще была ТИР. — Все в порядке, Джинни, я не поменял о тебе мнения, — прорвался голос Джисона сквозь его панику. — Я тоже не могу сказать, что совершенно нетронут в этом плане… иногда, когда вспышки становились слишком интенсивными, я бил стены или царапал руки до крови. Это… помогало прийти в себя, наверное? Боль напоминала мне о том, что было реальностью. Во вспышках я чувствую только эмоции, поэтому, если мне больно, я знаю, что это уже не вспышка. Хёнджин прижал его к себе, слезы застилали ему глаза. Джисон был слишком добрым, чтобы пережить что-то настолько ужасное. Он ненавидел, какой сильной была связь с Джисоном: чувство вины за то, что нечто, казалось, почти не зависящее от них, так резко изменило их жизнь. Хотя, в отличие от Хёнджина, Джисон точно знал, что вызвало его ТИР. Вина за то, что он не остановил стрелка. Он видел что-то странное, но ничего не сделал, поэтому у него развилась ТИР, которая позволяла ему видеть будущее, позволяла предотвращать подобные вещи. Так вот что он имел в виду, когда сказал, что это была бы его вина, если бы Хёнджин попал под машину. В момент перед аварией, когда он перестал двигаться, как робот с вынутыми батарейками, у него, должно быть, была вспышка, предупредившая его о машине, мчащейся навстречу. Хёнджин взял Джисона за руку и написал на его ладони. Спасибо, что спас меня. — Я почти не успел, — грустно фыркнул Джисон. — Я чуть не опоздал… Не опоздал. Спас меня. Спас остальных. Джисон ничего не ответил — лишь еще сильнее прижался к его груди. Хёнджин уселся так, чтобы что-то напечатать на телефоне, и обхватил Джисона таким образом, что телефон оказался за его спиной. Они сидели в комфортной тишине, пока Хёнджин что-то печатал. Свистящее дыхание Джисона было единственным звуком, который дополнял атмосферу, наряду с тупым стуком пальцев Хёнджина по экрану. Примерно через пять минут, большую часть которых Хёнджин провел, делая паузы и пытаясь правильно сформулировать текст, он постучал друга по плечу, заставив того сесть. Он передал Джисону свой телефон, ожидая, пока тот прочитает то, что он написал в заметках. Я не помню свою травму. Все, что было до того, как мне исполнилось восемь лет, просто стерто из памяти, но что бы это ни было, оно должно было произойти в это время. Я не знал, что у меня есть ТИР, до конца средней школы, когда я случайно чуть не убил ею своего лучшего друга. Я узнал, что мои родители все это время были в курсе и надеялись, что если я никогда не узнаю, то смогу избежать травмы, так как я не помнил ее с самого начала. Именно поэтому я больше не разговариваю. Я не хочу причинять боль кому-то еще, потому что я разбит. — Ты не разбит, — голос Джисона слабо дрожал. Через некоторое время он вернул Хёнджину телефон. — Мы не сломлены, мы просто другие… И ты сам это сказал. Это был несчастный случай, так ведь? Ты бы никогда не причинил кому-то боль намеренно… Я не виню тебя за то, что тебе страшно. Сынминни такой же… он боится самого себя. Хёнджин снова взял руку Джисона, повернув ладонью вверх. Не рассказывай. Он заколебался, прежде чем нарисовать еще одно слово. Пожалуйста. — Я никому не скажу, — прошептал Джисон и сцепил их пальцы. Хёнджин не мог не удивиться тому, насколько маленькими казались пальцы его друга, когда они обхватывали его собственные. — Я обещаю. Он отдернул руку и протянул мизинец Хёнджину, застывшему на мгновение в изумлении. Хёнджин улыбнулся и перехватил мизинец Джисона, скрепив их обещание. Без лишних слов Джисон улыбнулся ему и снова переплел их пальцы, укладывая их сплетенные руки себе на бедро. Они сидели в уютной тишине, попивая свои напитки и бросая кусочки чипсов в реку, чтобы посмотреть, как их уносит течением. Хёнджин заметил, что задремал: его голова покачивалась из стороны в сторону, когда он погружался в сон и снова просыпался. На пятый раз, когда это произошло, он отнял руку от Джисона и задал вопрос. Ночевка? — У тебя в общежитии? — Джисон моргнул, удивленный неожиданным предложением. Хёнджин кивнул. Тот же класс. — О да! Нам в любом случае нужно будет в одно и то же место, — усмехнулся он. — Я могу просто зайти к себе, чтобы переодеться и взять свои вещи, прежде чем мы отправимся туда. Хёнджин улыбнулся и кивнул. Он встал, с громким хрустом размял спину и протянул руку своему другу, который с легкостью взял её. Они пошли обратно к зданию общежития. Их ладони легко покачивались, а в другой руке Хёнджин нес остатки закусок. Все по-прежнему спали, когда они вошли в здание, лифт был совершенно пуст, пока они поднимались на этаж Хёнджина. Никто из них не разговаривал, но Джисон шагнул ближе к Хёнджину, когда кабину лифта тряхнуло. Хёнджин провел Джисона в свою комнату, расположенную в дальнем конце коридора. Он использовал свое удостоверение личности для открытия двери, после чего она со щелчком закрылась за ними. — Мм, жаль, что у меня есть сосед по комнате, — проворчал Джисон, тут же снял обувь и бросился на не заправленную кровать. — Я люблю его, но иногда он такой несносный. Хёнджин лишь слегка улыбнулся, снимая обувь. Он бросил свои вещи на стол и тоже забрался в постель. Джисон не стал терять время, чтобы оказаться в более удобном положении: он лег сверху на Хёнджина, уткнувшись носом ему в шею и обхватив его руками. — Спокойной ночи, Джинни, — пробормотал он, закрыв глаза. Спокойной. Хёнджин вывел это слово на его спине, там, где рубашка задралась, обнажив тонкую линию кожи. Он чувствовал, как Джисон засыпает, но Хёнджин был не в состоянии отключиться от своих мыслей после всего, что он узнал всего за — он взглянул на цифровые часы на своем столе — два с половиной часа. Джисон… он казался таким ярким и счастливым, но при этом прошел через столько страданий — хотя так оно и бывает, разве нет? Самые добрые, самые заботливые люди всегда страдают больше всех. Именно это делает их такими сочувствующими и любящими. Они понимают, потому что им больно. Они понимают, через что ты проходишь, потому что они пережили то же самое. Он крепко обнял Джисона, — дыхание его по-прежнему было ровным, и он продолжал мирно спать на груди Хёнджина. Каковы были шансы найти другого тигра? Чем больше он думал об этом, тем выше казалась вероятность. Джисон знал о нём заранее. То, что они посещали одну и ту же лекцию, вероятно, было судьбой, но как только он увидел Хёнджина, он не мог его не узнать. Стал бы Джисон разговаривать с ним, если бы его не предупредила вспышка? Стал бы Джисон рисковать и заводить общение со странным молчаливым парнем в самом конце класса, если бы не знал, что им суждено стать друзьями? Хёнджину не хотелось думать об этом, потому что, если бы он задумался, то только еще больше впал бы в депрессию. Джисон шевельнулся, что-то бормоча во сне. Хёнджин принял более удобную позу, и теперь его друг лежал только наполовину на его груди, их ноги были спутаны, что одновременно было и необычайно интимным, и удивительно успокаивающим. Хёнджин не мог припомнить случая, чтобы кто-то лежал с ним вот так, даже до инцидента. И все же Джисон чувствовал себя рядом с ним достаточно комфортно, раз заснул даже после того, как узнал, что Хёнджин сделал. Хёнджин тихо вздохнул и позволил своим глазам закрыться. На мгновение под веками почувствовалось жжение, усталость оказалась сильнее, чем он предполагал. Сначала он не думал, что сможет заснуть, но он с удивлением отметил, что вес человека на его груди успокаивает сердцебиение, и вскоре он задремал, ослабив объятия вокруг Джисона.