If I Say Stay, Please Don't Go

Хёнджин молча наблюдал за общением остальных. Как Чан и говорил, Джисон успел поспать полтора часа в его кровати, прежде чем в дверь постучали. За это время Минхо и Чан помогли Хёнджину почувствовать себя как дома, не задавая неудобных вопросов, но и не заставляя его чувствовать себя чужим. Они включали его в разговор, задавая вопросы о телепередачах, на которые он отвечал да или нет, или о том, вкусно ли готовит Минхо, игриво угрожая ему, чтобы он ответил «да». Чувствовать себя частью компании было приятно. Впервые за много лет Хёнджин действительно ощутил, что его место где-то здесь. Он задумался, понимали ли остальные, насколько это важно для него. — Инни говорит, что он уже в пути! — Феликс радостно улыбнулся, оторвавшись от своего телефона. Хёнджин взглянул на свой и увидел уведомление от единственного человека в групповом чате, с которым он ещё не был знаком. Он общался с остальными шестью, но с таинственным Чонином, который был настолько умён, что пропустил выпускной класс, ещё предстояло встретиться. Все говорили, что это потому, что у него такое безумное расписание, но Хёнджин не мог не чувствовать себя неуверенно. Конечно, он был более разговорчив в групповом чате, потому что там не нужно было произносить слова по-настоящему, но даже без этого ограничения он оставался довольно тихим. Он учился любить других, но всё ещё боялся сближаться с ними. Чонин не хотел с ним знакомиться, потому что он был странным? Хёнджин не мог его винить: он сам не знал, как бы общался с незнакомцем, которого добавили в чат со всеми его близкими друзьями, — особенно когда этот новый человек уже почти не умеет вести беседы, как будто какой-то псих… Джисон отвлек Хёнджина от его мыслей. С тех пор как он проснулся, он стал ещё более приставучим, чем раньше. С какой-то стороны Хёнджин был обеспокоен, но с другой благодарен за этот контакт. Он совсем забыл, как это приятно, когда кто-то держит его за руку или прижимается к нему, пока не встретил Джисона. Он забыл, как приятно, когда кто-то улыбается ему без всяких сомнений, или выражает желание провести с ним время, несмотря на то, кем он был на самом деле. — Хватит забирать Джинни себе, — надулся Феликс, потянув Хёнджина за свободную руку. Джисон только высунул язык и еще сильнее прижался к нему. Они все знали, что с Джисоном что-то случилось: достаточно было Чану сказать, что у него была плохая вспышка, и остальные тут же начинали строить планы, как его подбодрить. Хёнджин не мог остановить чувство ревности, которое зарождалось в его груди. Почему у него не было людей, которые бы так его любили? Может быть, если бы его друзья поступили так же после того случая, он бы не боялся себя так сильно. — Ты сегодня весь день был с ним. Дай шанс остальным! — Я — лучший друг Хёнджина, — Джисон снова показал язык. — Я получаю дополнительные обнимашки с Джинни. В очередь, холоп. — Холоп? — прокричал Феликс, распахнув глаза, в которых читалось предательство. — Что, прости? Да я богиня всего сущего! Возьми свои слова обратно! Феликс бросился на него, и оба практически покатились по полу: Феликс пытался щекотать Джисона, а Джисон пытался защититься от его атак. Хёнджин наблюдал за происходящим с небольшой улыбкой; от смеха, раздававшегося по всей комнате, у него защемило в груди. Так вот как обычно ведут себя друзья? Он не мог вспомнить, когда в последний раз кто-то вел себя так… непринужденно рядом с ним. Даже до того, как он перестал говорить, между ним и остальными всегда стоял барьер. Как будто они боялись его и держали на расстоянии вытянутой руки. Теперь, однако, никто этого не делал. Они буквально дрались за право обниматься и сидеть с ним рядом. Хвастались, когда им удавалось остаться с ним один на один, а другие расстраивались, что их не пригласили. Он не понимал этого. Не успел он ещё больше уйти в размышления, как в дверь постучали. Минхо встал, чтобы открыть, а Чан подтолкнул Хёнджина в плечо. Взглянув на него, он увидел, что хён снимал борьбу Феликса и Джисона и наложил на видео блестящий фильтр, сверху подписав его «девчонки дерутся, ваша честь» розовыми блестящими буквами, прыгающими в воздухе. Хёнджин слегка хихикнул, глаза его засверкали, пока он пересматривал видео на повторе. Он хоть и видел борьбу вживую, но в розовом фильтре было что-то такое, что делало видео ещё смешнее. Улыбка Чана, казалось, расширилась при звуке его смеха, но прежде чем он успел сказать об этом, Минхо вернулся в гостиную с новым человеком. Хёнджин сел прямо, округлив от шока глаза. Это был тот самый парень из коридора, который столкнулся с ним! Тот самый Чонин, с которым он был в паре на том ужасном занятии, где им нужно было подружиться! Смущение захлестнуло его, когда он вспомнил их последний «разговор». Почему он всегда заставлял людей чувствовать себя так неловко? — О… — Чонин вытаращил глаза, увидев Хёнджина, сидящего на диване. Неприятное чувство в его груди словно усилилось ещё больше. — Инни, это Хёнджин, — Чан, по всей видимости, заметил напряжение, но пытался обыграть его как можно лучше. Хёнджин оценил его старания. — Джисон нашёл его и привёл в нашу компанию. Чан подчеркнул то, что Джисон привёл его. Хёнджин увидел, как в глазах младшего промелькнуло осознание, и вспомнил разговор, который он вел с Чаном ранее в тот день. Каждый обладал какой-то ТИР и знал, что об этом знают остальные, но на тот момент единственной сверхсилой, о которой Хёнджин знал, была способность Джисона. Хёнджин неловко помахал ему рукой. Сердце громко стучало в ушах, и ему больше всего сейчас хотелось провалиться под землю. Он чувствовал себя комфортно рядом с Джисоном и Чаном. Ему становилось комфортно с Феликсом, но Чанбин, Сынмин и Минхо всё ещё казались ему такими закрытыми… Теперь к ним добавился Чонин, заставив Хёнджина почувствовать себя в меньшинстве. — Посмотрим кино? — спросил Джисон, глядя на Хёнджина, но обращаясь ко всем. Он наблюдал, как Хёнджин проследил глазами за Чонином, который отозвал Чана в сторону и разговаривал с ним тихим шепотом. Их голоса были достаточно приглушенными, чтобы Хёнджин разобрал, о чём именно они говорят, но достаточно громкими, чтобы он услышал, как минимум, одно упоминание своего имени. У него снова свело живот. О чём настолько секретном Чонин хотел поговорить с Чаном, что они должны были сделать это вдали от остальных? Он думал, что семеро парней настолько близки друг с другом, что им было комфортно говорить практически обо всём, но, похоже, то, о чём младшему нужно было рассказать Чану, было слишком секретным. Возможно, это потому, что Хёнджин был рядом. Если бы Хёнджина не было, тогда Чонину было бы легче говорить с остальными? Неужели из-за него одного этим двум нужно было уйти в совершенно другую комнату, чтобы поговорить? И почему они говорили о нём? Это было как-то связано с тем, что произошло на занятии? Может быть, Чонин тоже чувствовал, что Хёнджин ему знаком, и обсуждал это с Чаном? Он мог только предполагать, ведь Чонин сказал ему, что они никоим образом не могли знать друг друга… но даже после такого заверения он всё ещё сомневался. — Сынминни… пообнимайся со мной! — Хныканье Феликса отвлекло Хёнджина от его мыслей. Оглянувшись, он увидел, что Феликс так убедительно надул губы и сделал жалостное выражение лица, что даже Хёнджин надулся в знак солидарности. Сынмин закатил глаза и вздохнул. — Ладно, — сказал он, явно сомневаясь. Феликса, однако, не расстроил его тон, и он радостно воскликнул, бросившись к своему другу. Он обнял Сынмина, но от внимания Хёнджина не ускользнуло, что тот застыл как статуя. Казалось, что Сынмин позволил Феликсу обнять себя, но не хотел прикасаться к нему в ответ. Хёнджин задумался, не держал ли Сынмин на Феликса обиду: теория не всегда имела смысл, но он сомневался, что Феликс стал бы так цепляться к кому-то, с кем не был в хороших отношениях. Это напомнило ему о первом дне их знакомства, когда Сынмин казался немного скованным, в то время как остальные проявляли слишком тактильный контакт. Хёнджин подумал, что это немного странно, видя, как все они были слишком ласковы, но он не собирался осуждать Сынмина. У каждого был свой предел. Хоть это и заставило его задуматься. Джисон сказал, что его ТИР — вспышка будущего. Он мог видеть вспышки, но они не давали ему никакого контекста. ТИР Хёнджина называлась принуждением: он мог заставлять людей подчиняться ему. Он хотел спросить, какими были реакции у других, но Чан был прав: единственными, кто мог бы рассказать ему об этом, были сами же владельцы. Никто другой не мог объяснить чью-то ТИР от чужого имени. У него было предчувствие, что ТИР Чана имела какое-то отношение к тому, как он разговаривал. То, что Чан смог так быстро успокоить его и Джисона одними лишь словами, казалось слишком большим совпадением. Конечно, старший явно знал, что сказать, чтобы успокоить кого-то, но Хёнджин был уверен, что за этим скрывалось что-то еще. Чанбин каким-то образом помог Джисону успокоиться еще больше. Может быть, его способность как-то связана с тем, что могла очистить чей-то разум? Джисон выглядел совершенно пустым, когда его держали в комнате для звукозаписи. В этом тоже был смысл: если панические атаки Джисона вызваны его вспышками, то стереть воспоминания из его сознания на достаточно долгое время, чтобы успокоить его, было бы очень полезно. Однако что-то подсказывало Хёнджину, что это не совсем так. К тому же, были ещё и остальные ребята… Джисон сказал что-то о том, что Сынмин боится самого себя: его ТИР была опасна? Он боялся причинить боль другим? Или его травма могла перенимать чужие, поэтому он боялся сближаться с людьми? Минхо, Феликс и Чонин, с другой стороны… Хёнджин даже не догадывался, какими могут быть их ТИР. Он не заметил ничего необычного в их действиях, кроме преследующего его чувства, что он должен был знать, кто такой Чонин. А что Чан и Джисон имели в виду, говоря о Феликсе? Они оба упомянули какой-то несчастный случай или происшествие, за которое Джисон теперь чувствует себя виноватым. Может быть, это была травма, которая спровоцировала ТИР Феликса? Большая часть ТИР формируется в довольно раннем возрасте, исходя из статистики детских травм и жестокого обращения, но нередко способности развиваются и позже. Вполне возможно, что с Феликсом произошло что-то в старших классах, что вызвало его ТИР, но что именно? — Джинни! — Феликс подбежал к нему, оторвав его от размышлений. Хёнджин улыбнулся ему, чувствуя себя немного уязвимым без маски. Феликс слегка хихикнул и поднял его на ноги с большей силой, чем Хёнджин ожидал от него. — Хани захотел оторваться сегодня на полную! Ты с нами? Хёнджин кивнул. Он уже давно ничем подобным не занимался, но нисколько не возражал против этого. На самом деле было бы неплохо расслабиться с Джисоном и остальными, ведь он уже больше года ничего такого не делал. Пить ворованное вино и водку в своей комнате в одиночестве — не в счет. — А, круто! — Глаза Феликса засияли еще ярче. — И тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Я — постоянно трезвый друг. Тебе больше по душе быть под кайфом или пьяным? Хёнджин моргнул, удивляясь, почему Феликс не хочет напиться вместе со всеми. Возможно, это было из-за его травмы, и если бы он был под кайфом или пьян, это вызвало бы у него панику. Хёнджин сымитировал, что потягивает что-то из бокала. Он всегда больше любил быть пьяным, чем под кайфом: он отдавал предпочтение ощущению опьянения, возникающего от алкоголя, чем от травки. Для собственного же блага он и так был слишком апатичен и подавлен. Ему нужно было что-то, что подняло бы настроение, а не испортило его ещё сильнее. Феликс, похоже, понял, что Хёнджин имел в виду, потому что ухмыльнулся ещё шире. Он протянул руки к его щекам, и Хёнджин, не задумываясь, прижался к легкому прикосновению. — Скажи мне когда, хорошо? — сказал Феликс, и Хёнджин вдруг почувствовал, как внутри него разрастается чувство опьянения. Через несколько мгновений с его губ сорвался тихий смешок, и он радостно улыбнулся. Феликс улыбнулся в ответ, внимательно наблюдая за Хёнджином. Он чувствовал себя… замечательно. В этом и было все удовольствие от пьянства, без неизбежной тошноты, которая всегда следовала за этим, учитывая, что он склонялся к более сладким напиткам. Он чувствовал покалывание в руках, а в нижней части живота и внутренней поверхности бедер появлялось знакомое тепло. Хёнджин смутно вспомнил предупреждение Феликса. Это он заставил его так себя чувствовать? Хёнджин протянул руку и коснулся его ладони. Он был по-пьяному счастлив, но у него было чувство, что еще немного, и ему станет менее весело. Феликс убрал свои руки от лица Хёнджина и обхватил ими его талию. Он легко ответил на объятия, притянув того к себе и прижавшись всем телом. Феликс был таким теплым, таким мягким, и его смех прям над ухом Хёнджина сводил его с ума. — Джинни! Ликси! — Джисон наткнулся на них, его щеки были румяными, а глаза блестели. — Давайте поиграем в игру! — В какую игру? — спросил Феликс, на которого, казалось, совсем не подействовало то, что опьянило Хёнджина. — Не знаю! — рассмеялся Джисон, и Хёнджину захотелось записать этот звук, чтобы слушать его, когда захочется. Смех Джисона был таким милым. — У Минхо-хёна же есть коробка с твистером? — А твистер — хорошая идея? — спросил Сынмин с дивана, в удивлении подняв брови. Его щеки тоже слегка раскраснелись, но он выглядел не так, как Хёнджин. — Твистер — это очень хорошая идея, — Джисон притворился обиженным, его лицо исказилось предательством. — Хён! Минхо-хён! Тот повернулся с ленивой улыбкой на лице. Он не выглядел опьяневшим, как Хёнджин и Джисон, но он определенно не был трезв, если то, что он глотал буквы, и беззаботная ухмылка говорили о чем-то. — Мм? — хмыкнул он, притянув Джисона в объятия. Он начал тереться щекой о щеку младшего как кошка, и из глубины его груди доносился низкий гул. Хёнджин хихикнул: если бы он не знал, то сказал бы, что Минхо действительно был котом. — Твисти! — Чего? — тот приподнял одну бровь. Хёнджин попытался повторить выражение его лица, но осознал, что не может поднять свою бровь отдельно. Он нахмурился на мгновение, а затем попытался снова, но результат оставался тем же. — Хочу сыграть в твистер. — А, да, — Минхо широко улыбнулся. — Дай-ка я его достану. — Ну наконец! — радостно воскликнул Джисон, победно взмахнув кулаком. Минхо усмехнулся и скрылся в своей комнате, а Джисон бросился к Чонину, который стоял в дверном проеме, отделявшем гостиную от кухни. Чонин специально избегал их? Возможно, у него просто был тяжелый день, но второе «я» Хёнджина твердило, что это потому, что он был чужим. В том, что Чонин чувствовал себя неловко, была его вина. Хёнджин некоторое время наблюдал за ними. Джисон пытался вырваться из объятий, но, похоже, Чонин не прочь был подразнить его, удерживая того в своих объятиях до тех пор, пока хён не стал умолять об обратном. Чан стоял рядом с ними и ухмылялся, глядя на их выходки. — Как жизнь? — спросил Чанбин, придвигаясь к Хёнджину. Он вел себя скорее как Минхо, чем как Хёнджин: они наверняка словили кайф от того, что сделал с ними Феликс. Хёнджин солгал бы, если бы сказал, что ему не любопытно, каково это. Он кивнул, одарив старшего кривой улыбкой. Он испытывал приятное головокружение, а всё его тело было словно наполнено газировкой. — Тогда круто, — медленно кивнул Чанбин, его собственная ухмылка была сонной. — Иногда всё, что нужно, это… это немного накидаться и потусить, понимаешь? Хёнджин снова кивнул. Это было так приятно. Ему хотелось бы делать это постоянно. Хотелось, чтобы Феликс всегда заставлял его чувствовать себя так. Хотелось постоянно чувствовать себя таким легким, опьяневшим и невесомым. Его разум был затуманен, а мысли слегка путались, но всё было в порядке. Минхо вернулся с коробкой и передал её Джисону, а Сынмин принялся расчищать пол в гостиной, отодвигая с дороги стол и диван. Он снова свернулся калачиком на диване, держа в руках рулетку, пока Джисон расстилал игровой коврик. — Вообще я играть не буду, — сказал Сынмин, бездумно болтая пластмассовой стрелкой, ухмыляясь тому, что для установки коврика понадобился не только Джисон, но и Феликс. — Буду крутить рулетку для твистера. Спустя несколько мгновений бешеной борьбы, в конце концов они уложили брезент и были готовы начать игру. — Я хочу сначала сыграть против Джинни! — усмехнулся Джисон, уже потянув того к центру комнаты. Хёнджин бросил на друга недоверчивый взгляд, но, похоже, Джисон либо не заметил этого, либо просто проигнорировал. Хёнджин не танцевал с тех пор, как с ним произошел несчастный случай. После этого он ушел из танцевальной команды, и ему стало трудно заниматься тем, что раньше доставляло ему удовольствие. Даже если Минсу не принимал активного участия в танцах, он наблюдал за тренировками Хёнджина. В одиночку ему было трудно заниматься чем-либо. Тем не менее Хёнджин уже несколько лет как не растягивался как следует. — Правая нога на красный, — сказал Сынмин. Хёнджин кивнул и сделал то, что ему сказали. Достаточно просто для начала. Он с Джисоном всё ещё находился по разные стороны игрового коврика, каждый выбрал ближайший к себе красный круг. — Левая рука на синий. И тут же всё стало сложнее. Чтобы добраться до синего круга, Джисону пришлось просунуть руку под собой, но Хёнджин извернулся в другую сторону, практически встав на мостик. Сынмин с садистским блеском в глазах наблюдал за ними, снова раскрутив пластиковую стрелку. Он называл одно положение тела за другим, а Хёнджин каким-то образом не терял равновесия — даже когда он наполовину наклонился над Джисоном, чтобы дотянуться до желтого, а тот щекой практически прижался к внутренней стороне его бедра в попытке дотронуться до зеленого. Ощущение пьянящей радости, конечно, только всё усугубляло, потому что он хихикал каждый раз, когда натыкался на Джисона или тот игриво тыкал в него пальцем. Они посмеивались и опасно раскачивались — одно неверное движение, и они оба превратились бы в сплошную груду конечностей. — Правая нога на красный… — Сынмин едва успел закончить, как Хёнджин свалился с ног: он окончательно потерял равновесие, и они оба рухнули на пол. Хёнджин уткнулся лицом в шею Джисона, зубами вонзившись в теплую кожу, и скривился от того, как внезапно потянулись мышцы. Утром у него наверняка всё будет болеть. Его глаза забавно округлились, когда Джисон зашевелился, пытаясь сесть. В какой-то момент их раунда он умудрился просунуть свое бедро между ног Хёнджина, и теперь, сам того не желая, он посылал разряды молнии по позвоночнику своего друга. Когда это произошло во второй раз, Хёнджин подумал, что, возможно — просто возможно, — то, что бедро Джисона оказалось между его ног, не было случайностью. — Хёнджин, поможешь мне кое с чем? — Чан вскочил, спасая положение. Он молча кивнул, его взгляд был остекленевшим, а щеки намного краснее, чем были мгновение назад. Он отвел Хёнджина в сторону кухни, и единственным, что отделяло их от остальных, была низкая стойка. Ему протянули бутылку с водой, которую он с благодарностью взял. Даже если он и не выпил ничего алкогольного, ему всё равно хотелось пить, так как игра в твистер затянулась надолго. — Не обращай внимания на Хана, — сказал Чан через минуту. — Он… он склонен быть немного более тактильным, когда он в таком состоянии, но это не значит, что он совершенно не осознает, что делает, ты же понимаешь? Хёнджин уставился на него, стараясь понять, что именно Чан пытался так деликатно сказать. — Я просто… — Чан провел рукой по своей челке. — Он не пристает к тебе только потому, что пьян. Он такой навязчивый, потому что ему комфортно рядом с тобой. Я знаю, что часто, когда кто-то напивается, этот кто-то… ну, он просто находит кого-то поблизости, понимаешь? Хёнджин кивнул. Он знал, что имел в виду Чан: когда ты напиваешься, ты чаще всего идёшь домой с тем, кто ближе всех, потому что алкоголь вызывал возбуждение, потребность, и снижал твои стандарты. Было что-то такое в том, что Джисон хотел обниматься с ним, хоть он и был пьян, — а не потому, что он был пьян, — и от этого в груди Хёнджина приятно потеплело. — Хочешь помочь мне убрать это всё? — усмехнулся Чан, жестом указывая на абсолютную катастрофу, которая наступила на кухне. Хёнджин с улыбкой кивнул и начал собирать пустые контейнеры из-под еды, складывая их в раковину, пока Чан выбрасывал мусор. Было приятно работать с хёном таким образом. Никто ничего не ждал друг от друга — они двигались по кухне так плавно, как будто делали это раньше. Хёнджин испытывал странные эмоции от мысли, что он может стать настоящей частью их группы, а не просто каким-то потерянным, которого подобрал Джисон и которого они взяли из жалости. Его улыбка немного померкла. Они жалели его? Он не удивился бы, если бы это было так. Он был довольно жалок, по его собственному мнению… — Ох… Всё хорошо, дитя, — Чан удивился, почувствовав, как его обхватили за талию, но когда он увидел выражение лица Хёнджина, он понял, что чувствует младший. Он притянул Хёнджина ближе, обнимая его. — Хён рядом. Всё будет хорошо, эги. То же странное чувство комфорта наполнило грудь Хёнджина. Он вздохнул, ещё больше погружаясь в объятия своего хёна, желая остаться там навсегда: объятия Чана были такими теплыми и надежными. Он знал, что даже если у него вдруг откажут ноги, Чан не даст ему упасть. — Джинни? — раздался мягкий голос из дверного проема. Хёнджин оглянулся, ни на секунду не отрываясь от груди Чана. Джисон увидел, как они обнимаются, на его лице появилось странное выражение: смесь растерянности, озабоченности и чего-то еще. Если бы Хёнджин не был так пьян, он бы подумал, что это было чем-то сродни тоске. — С ним всё в порядке, Хани, — улыбнулся Чан и отвел одну руку в сторону, держа её открытой. Джисон колебался всего мгновение, прежде чем прижаться к нему с другой стороны. Чан крепко обнял их обоих, словно пытаясь спрятать их от реального мира. — Почему бы вам с Ханом не вернуться и не пообниматься на диване? Так вам будет удобнее. Хёнджин кивнул, вся комната плыла от происходящего. Он почувствовал руки на своей ладони, и его внезапно вытащили из кухни. В следующее мгновение он понял, что его толкают на диван, а подушки под ним такие мягкие, словно облака. Прежде чем Джисон успел занять удобную позу для объятий, Хёнджин обнаружил у себя на коленях Феликса, который только улыбался ему. Он облокотился на него, упираясь коленями по обе стороны бедер Хёнджина, удобно устроившись на своём друге. — Хочу спать, — Феликс зевнул, обхватил руками его талию и прижался щекой к его плечу. — Эй! Я хотел пообниматься с ним, — надулся Джисон, без особых усилий пытаясь столкнуть Феликса с колен Хёнджина. — Ты уже обнимался с ним, — Феликс высунул язык, усевшись поудобнее. Опьянение Хёнджина, казалось, только усилилось, когда он прижал к себе Феликса, чья тонкая талия прекрасно помещалась в его руках. Он вспомнил, что Чан сказал ему на кухне, и задался вопросом: Феликс был таким красивым, потому что Хёнджин был пьян, или потому что он действительно был настолько симпатичным? — Но… — Ты опоздал, — Феликс усмехнулся, прижавшись носом к шее Хёнджина. Тот слегка вздрогнул от прикосновения, но не попытался отстраниться. Было приятно. Всё это казалось… правильным, как будто ему было позволено находиться там в этот момент. Не было ощущения, что он самозванец. Не было чувства вины за то, что он силой ворвался в их жизнь. Всё, что он чувствовал, это легкий вес Феликса на коленях и голову Джисона, покоившуюся на другом плече. Он слышал, как остальные разговаривали вокруг, но всё, что его волновало, это то, что его сердце билось ровно, и он чувствовал, как дыхание Феликса, прижавшегося к его шее, начинает выравниваться по мере того, как он засыпал. В этот момент Хёнджин ощущал, что находится на своём месте. Проваливаясь в сон, он думал о том, сколько это ещё продлится.