If I Say Stay, Please Don't Go

Хёнджин сидел на диване Чана и Минхо, уставившись на свои руки. Он всё ещё чувствовал небольшое оцепенение, но сильнее всего была усталость. Хотелось просто лечь и закрыть глаза на несколько минут, но он хотел — должен был — быть бодрым и готовым к тому, что дверь спальни снова откроется. Чан занес Джисона в свою комнату, приглушив его всхлипы за дверью. Он явно изо всех сил старался успокоиться, но этого было недостаточно. Слезы продолжали струиться по его лицу, пока Чан шептал что-то ему на ухо. Хёнджин хотел коснуться его и сделать что-нибудь, чтобы утешить, но осознал, что он… Бесполезен. Минхо сидел в кресле, в котором спал Сынмин во время их вечеринки, и смотрел на свой телефон, но явно ничего не видел. Между ними повисло молчание: Хёнджин напрягал слух, пытаясь услышать хоть что-нибудь от Джисона сквозь звенящую тишину. Хёнджин стал блуждать взглядом по квартире. Гостиная была точно такой же, как и во всех остальных квартирах, предоставляемых университетом, но он видел, где именно Чан и Минхо внесли свои собственные штрихи. Поскольку они не могли ничего повесить на стены, они поставили мольберты и прислонили их к стенам, чтобы те не выделялись. На каждом из них висели картины, и Хёнджин прочел подпись Джисона на ближайшей к нему. Он не мог понять, что на ней было изображено. Цвета были абстрактными и немного хаотичными, как будто Джисон злился, когда рисовал картину. Хёнджин вспомнил, что Чан сказал о его вспышках, когда он впервые увидел Феликса. Они были запутанными и неясными. Его желудок слегка сжался. Эта картина… могла ли она быть визуальным отображением того, что он видел во вспышках? Среди красок нельзя было различить ничего, что могло бы быть человеком. Может быть, Хёнджин просто слишком сильно углублялся в нарисованное. Он снова взглянул на Минхо, интересуясь, как дела у старшего. Хотя он не был так близок с ним, как с Джисоном или Чаном, Хван чувствовал, что если хён такой тихий… это знак, что, вероятно, что-то не так. Даже если Минхо не был самым громким — этот титул определенно принадлежал Джисону и Феликсу, — он никогда не был молчалив. Казалось, он всегда высказывался о чем-то или издавал какие-то звуки. Видеть, как он уставился в свой телефон, словно кукла, было как-то неправильно. Хёнджин почувствовал, как его глаза расширились от удивления. Минхо не двигался, но его лицо изменилось. Хёнджин в шоке наблюдал, как его нос выпрямился, а затем снова стал вздернутым. Глаза оттянулись назад и стали круглее. Губы истончились, после став пухлее. Хёнджин не успел ничего предпринять, как дверь в коридоре открылась. Минхо мгновенно вскинул голову, его черты лица приобрели привычное для Хёнджина выражение. Он не мог отвести взгляд от Минхо, когда Чан и Джисон вошли в гостиную. — Хён, — Минхо встал и мгновенно направился к Чану. — Всё хорошо, — Чан улыбнулся, но улыбка была усталой. — Мы немного поговорили, а теперь я закажу нам обед. Ребят, хотите чего-нибудь? — Можно мне как обычно? — спросил Минхо, и Чан кивнул в ответ. Старший повернулся к дивану, где всё ещё сидел Хёнджин. — Будешь то, что мы заказывали в прошлый раз? — спросил его Чан с мягкой улыбкой. Хёнджин кивнул. Он почувствовал некоторое облегчение: он уже знал, что никто из них не заставит его говорить, но часть его всё ещё боялась, что им надоест его молчание. Джисон вышел из-за спины Чана и направился к дивану. Не говоря ни слова, он сел рядом с Хёнджином и прижался к нему, перекинув ноги через бедра и обхватив его шею руками. Хёнджин инстинктивно обхватил Джисона, отметив, что близость с ним приносит ему чувство комфорта. Взгляд Чана как-то смягчился, когда он наблюдал за тем, как они устраивались. Он взял свой телефон и бумажник, а затем выскользнул из квартиры, чтобы купить еды. — Хён, разве ты не должен быть на тренировке? — спросил Джисон, говоря в нос. — Эх, я никогда раньше их не пропускал, — пожал плечами Минхо. — Думаю, могу позволить себе один выходной, тем более что я единственный, кто знает эту чертову хореографию. Хёнджин хмыкнул, наклонив голову набок. — О! Минхо-хён состоит в танцевальной команде университета, — пояснил Джисон, будучи немного более вовлеченным в разговор теперь, когда обнимался с Хёнджином. — А он её капитан, но не хочет, чтобы его так называли. — В капитанах нет смысла, — пожаловался Минхо, и по его тону Хёнджин догадался, что он на это уже много раз раньше жаловался. — Пока мы делаем то, что говорит хореограф, нет причин иметь капитана. — Он просто злится, потому что ему приходится делать дополнительную работу, — Джисон хихикнул, обдав шею Хёнджина теплым и влажным дыханием. По позвоночнику побежали мурашки. — Да, мать вашу! — Минхо надулся ещё больше. — Я присоединился к ним, потому что иначе я бы стал отлынивать и перестал бы танцевать. Я не просил, чтобы на меня возлагали обязанности. Он прошипел последнее слово, как будто оно лично его оскорбило. Джисон рассмеялся, а его лицо засияло. Хёнджин издал короткий смешок, тихий, но достаточно громкий, чтобы заставить двух других застыть на месте. — Такой ты милый, — промычал Джисон, уткнувшись лицом в его плечо. — Мне нравится твой смех. — В кои-то веки соглашусь с Ханом, — ухмыльнулся Минхо, не обращая внимания на невнятное «эй!», приглушенное рубашкой. — У тебя хороший смех. Тебе стоит почаще смеяться. Хёнджин только пожал плечами, чувствуя, как горят его уши. Он и не осознавал, насколько разговорчивым стал из-за Джисона и остальных — если это вообще можно назвать разговорчивостью. Он не только беззвучно хихикал и усмехался, выдыхая носом, но и откровенно смеялся и мычал в согласие. Дома единственными звуками, которые он издавал, были только чихание или кашель. Он даже не хмыкал рядом с родителями. Они перестали добиваться от него хоть какого-то звука уже через месяц после того, как он замолчал. Он почувствовал, как Джисон расслабился, прижавшись к нему, а дыхание его выровнялось. Глянув вниз, он увидел, что тот ещё не совсем спит, но его глаза были прикрыты, и он прислонился к Хёнджину всем телом. Хёнджин заметил, что мягко улыбается, когда глаза Джисона закрылись еще немного. Казалось, он изо всех сил старается не заснуть, но это ему уже не удавалось. Он достал свой телефон и начал печатать, обнимая Джисона. Минхо удивился, увидев сообщение от Хёнджина. Ты любишь танцевать?

Да. Занимаюсь с трех лет.

Хёнджин взглянул на Минхо, который всё ещё смотрел на свой телефон. У тебя есть доступ в тренировочные залы? Минхо посмотрел на него и слегка ухмыльнулся, прежде чем ответить.

Строго говоря, доступ есть у каждого, если ты знаешь нужных людей, но, отвечая на твой вопрос, да. У меня есть право на главный зал, потому что я капитан танцевальной команды и всё такое.

Можно мне как-нибудь пойти с тобой? Минхо поднял бровь при этом сообщении и посмотрел на Хёнджина.

Конечно, если хочешь. Я планировал пойти сегодня, чтобы поработать над хореографией.

Я давно не танцевал, но было бы здорово вернуться в танцы. Минхо хмыкнул, заблокировал телефон и посмотрел на Хёнджина. Джисон полностью заснул у него на груди, и Минхо, похоже, знал, что тот не проснется в ближайшее время, потому что он не раздумывая заговорил вслух. — Если хочешь пойти, будь готов к пяти, — сказал он, подогнув под себя ноги. Он устроился на стуле как кошка. Сидеть в такой позе очень неудобно, подумал Хёнджин. — Обычно я остаюсь часа на три, в зависимости от самочувствия, но я не буду слишком на тебя давить. Сами по себе слова были неплохими, но в сочетании с самодовольной ухмылкой на его лице, такая комбинация становилась опасной. Понимает ли Минхо, как с такой усмешкой всё звучит сексуальнее? Он мог спрашивать о погоде, но с такой ухмылкой это походило бы на флирт. Хёнджин слегка покраснел и пожалел, что у него нет маски, чтобы скрыть розовые пятна на щеках и носу. Он знал, что его навыки уже не те, и подумал, насколько плохой идеей было просить Минхо взять его с собой. — Ты такой милый, — усмехнулся Минхо, только усиливая его румянец. — Обещаю, что постараюсь быть с тобой помягче. Ведь в чём удовольствие ломать тебя так рано? Он приподнял одну бровь, ухмыляясь Хёнджину так, что у того запылали уши. Как хён может так непринужденно флиртовать? Он отвернулся, не в силах поддерживать зрительный контакт — особенно когда на него смотрели как на кусок плоти. — Мм… Джинни… поспи со мной… — сонно промычал Джисон, пытаясь прижаться ближе, как будто еще было куда. Хёнджин хмыкнул в ответ и улегся так, что сам лежал на спине, а Джисон — на его груди. Их ноги сплелись, и Джисон зарылся лицом ему в шею, издавая тихий, удовлетворенный вздох. Минхо встал и на мгновение подмигнул Хёнджину бровями, а затем поднял руку, показывая все пять пальцев. Хёнджин кивнул — он вернется к пяти, чтобы пойти с ним в студию. Минхо мотнул головой в ответ, его ухмылка сменилась на что-то более спокойное при виде Джисона, мирно спящего на груди Хёнджина. Его щеки всё ещё были в пятнах, а глаза опухшими от слез, но, похоже, в сновидения он не взял с собой ничего из всего того стресса, который пережил. Минхо ещё раз кивнул, после чего повернулся на пятках и пошёл в свою комнату. Хёнджин не знал, когда Чан вернется с едой, но пока довольствовался убаюкивающим, ровным биением сердца Джисона и ощущением горячего дыхания рядом со своим.

***

Хёнджин лежал на полу в тренировочном зале, его пот стекал на пол, пока он отчаянно пытался отдышаться. Он чувствовал, что Минхо не даст ему расслабиться, но не представлял, насколько интенсивной будет хореография, которую тот придумал. Минхо дал ему один час на разучивание движений, а следующие три потратил на то, чтобы вдолбить их в его память настолько, чтобы он делал их без раздумий. — А ты хорош, — хмыкнул Минхо. Это был первый настоящий комплимент, который он сделал младшему с момента начала занятий, и от этого у Хёнджина потеплело внутри. — И правда хорош. Типа, блин. Ты почти настолько же хорош, как и я. Ты никогда не думал о том, чтобы пойти в танцевальную команду? Хёнджин покачал головой, задыхаясь и дыша открытым ртом. Он чувствовал, что всё его тело дрожит от напряжения, через которое он только что прошел. Прошли годы с тех пор, как он вообще танцевал — и вот теперь он впихнул все эти месяцы без тренировок в три часа. — Ну, если вдруг передумаешь, свисти, — усмехнулся Минхо, садясь и прислоняясь боком к зеркалу. Стекло мгновенно запотело, создавая след от него. — Ты, наверное, единственный, кому я бы доверил пост капитана. Хёнджин потрясенно моргнул. Он не думал, что был настолько хорош, не говоря уже о том, чтобы вообще стать капитаном танцевальной команды. Минхо усмехнулся над выражением его лица, взял свою бутылку с водой и осушил её. Хёнджин продолжал лежать на полу, а Минхо повернулся, смотря на себя в зеркало. Музыка всё ещё играла в колонках. Им наконец удалось перевести дух. Хёнджин закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание, чтобы не началась гипервентиляция легких. Вдох через нос и медленный выдох через рот. Ещё раз. После нескольких повторений он сел и посмотрел на своего друга. Минхо всё ещё смотрел на свое отражение, как будто своим взглядом мог разбить стекло. Хёнджин слегка нахмурился, наблюдая за хёном через зеркало, а затем его глаза расширились от шока. И снова показалось, что черты лица Минхо изменились. Глазами он уставился на свой рот, и нижняя губа, казалось, стала пухлее. Его взгляд переместился на щеки: они мгновенно похудели, округлость исчезла. Хёнджин постучал костяшками пальцев по деревянному полу, заставив Минхо подпрыгнуть. — Хм? — Старший обернулся к нему, его лицо стало прежним, как и тогда, когда Чан вернулся с Джисоном в начале дня. Хёнджин кивнул головой вверх, выражением лица спрашивая, все ли в порядке с Минхо. Тот на мгновение застыл, а затем издал звук, похожий на неловкую усмешку. — Я в порядке, — сказал он, глядя в пол. — Просто устал немного. Хёнджин видел по глазам, что он врет. Он перевернулся и подполз к своей сумке, вытянул телефон и что-то напечатал. Он скользнул устройство по полу в сторону Минхо, который поймал его, прежде чем оно врезалось в зеркало. Уверен? — Уверен, эги, — усмехнулся Минхо, отправив телефон обратно тем же способом. — Спасибо, что беспокоишься… Не поверишь, как трудно некоторым людям заботиться о других… Хёнджин снова набирал текст. Минхо наблюдал, как он колеблется и стирает напечатанное, а затем пытается снова и снова. Через несколько минут он снова направил телефон в сторону хёна. Я видел, как менялось твоё лицо. Можешь не говорить об этом, если не хочешь, я просто подумал, что должен дать тебе знать. Минхо побледнел. Он уставился на текст, а затем широко раскрытыми глазами посмотрел на Хёнджина. Они мгновение смотрели друг на друга, а затем телефон скользнул обратно. Он тяжело вздохнул и провел рукой по лицу. Хёнджин молча наблюдал за происходящим, ожидая, как же поступит хён. — Можно и признаться, — сказал он через минуту, его голос звучал измученно. — Если ты знаешь о чём-то, я бы предпочел, чтобы ты услышал это от меня, а не строил глупые предположения обо мне… Садись ближе. Будет неловко разговаривать с тобой через всю комнату. Хёнджин кивнул, взял свою бутылку с водой и сел рядом с Минхо. Он облокотился о прохладное зеркало, мгновенно запотевшее от его пота. Минхо несколько мгновений смотрел на свои руки, пока Хёнджин потягивал воду. — Ну… Думаю, ты знаешь, что у нас всех есть ТИР? — спросил он. Хёнджин кивнул, заставляя старшего сделать то же самое. — Хорошо… Моя ТИР называется хамелеоном. Она развилась у меня, когда мне было шестнадцать. Травля началась, когда мне было… тринадцать? Четырнадцать? Как бы там ни было, тогда надо мной беспощадно издевались… Они обращали внимание на всё, что касалось меня: мои глаза, мои волосы, мой нос. Смеялись над тем, как я хожу, и говорили, что мой почерк слишком девчачий. Думаю, в моём существовании не было ни единого места, на что они рано или поздно не накинулись бы. Хёнджин нахмурился. Ему хотелось протянуть руку и утешить Минхо, но даже если бы его руки не были потными и отвратительными, что-то подсказывало ему, что Минхо не понравились бы прикосновения в данный момент. Он продолжал возиться с крышкой своей бутылки, как будто ему было легче говорить, избегая взгляда. — Мм… Мне было пятнадцать, когда я впервые попытался покончить с собой, — его голос немного сел, но, помимо этого, Минхо не выглядел обеспокоенным своим признанием. Хёнджин узнавал в этом себя: хотя он никогда не пытался покончить с собой, он думал об этом достаточно часто, так что разговоры о самоубийстве уже не так сильно волновали его. — Очевидно, у меня не получилось. В первый раз я попробовал путем передозировки и очнулся через полтора дня. Мои родители так и не узнали об этом. Второй раз был в конце первого курса. Я пытался перерезать себе вены, но мама нашла меня и отвезла в больницу. Хёнджин не смог удержаться: он взглянул на предплечья хёна, полностью открытые из-за рубашки с короткими рукавами. Кожа была абсолютно гладкой, на ней не было даже ни одного пятнышка. — Я вернулся в колледж после второй попытки, и издевательства только усилились. Они смеялись надо мной за неудачу. Советовали, как сделать это правильно, и оставляли лезвия в моем шкафчике… Примерно через неделю после возвращения у меня развилась ТИР. Я не знаю, почему тот день так испортил мне настроение, но один парень просто… просто почему-то пристал к моим глазам. Он всё время говорил, что они неровные и некрасивые… Я хотел просто… просто поменять свое лицо. Хотел стать тем, с кем они захотят дружить, чтобы они перестали издеваться надо мной. И вот тогда, наверное, я так сильно сосредоточился, что изменил свои глаза. Это всех напугало, и родителям пришлось забрать меня пораньше. Мы пошли к специалисту в области ТИР, который всё объяснил. Я развил изменение облика, потому что хотел изменить свою внешность, чтобы дети перестали надо мной издеваться… Печально, правда? Он едва усмехнулся и посмотрел на Хёнджина. Он пытался проморгаться, чтобы убрать слезы, собравшиеся на ресницах, но было ясно, что он вот-вот сломается. Фальшивая улыбка исчезла со вздохом. Прежде чем он успел сказать что-то еще, Хёнджин обхватил его руками, несмотря на то, насколько мокрыми они были. Он агрессивно покачал головой, крепче прижимаясь к Минхо. — Эй, эй, — тихонько промычал Минхо, поглаживая его по спине. — Чего грустишь? Хён не хотел тебя расстраивать. Хёнджин открыл рот — он не был уверен, что именно хотел сказать — и закрыл его. — Помню, как я впервые рассказал Ликсу, — лицо Минхо расслабилось, а уголки его рта приподнялись в настоящей улыбке. — Ему было так интересно… Спросил, умею ли я делать кошачьи ушки. Я никогда не пробовал, пока он не спросил, так что я постарался изо всех сил. И очень быстро понял, что чем больше изменение, тем сильнее оно бьет по мне. Кошачьи ушки у меня получились примерно на минуту, после чего я упал в обморок. Хён сказал, что после этого я спал почти целый день. Небольшие изменения происходят без моего осознания, как ты заметил… Когда я отключаюсь, я немного теряю контроль над ТИР, и она просто делает то, что хочет. Когда я снова прихожу в себя, я снова могу взять себя в руки. Хёнджин слушал, всё ещё обнимая Минхо за шею. Он прижался ближе — объятия перестали быть такими дискомфортными, так как их тела постепенно остывали. — Ну, теперь ты знаешь все мои уродливые места, — засмеялся Минхо, но смех был натянутым. Хёнджин нахмурился и снова покачал головой. — Почему ты делаешь такое лицо? Хёнджин немного отстранился, его глаза искрились сочувствием. После минутного раздумья он указал на свои предплечья. Минхо на мгновение прикрыл глаза, затем вздохнул и снова посмотрел на Хёнджина. — Часть моей ТИР заключается в том, что я могу скрывать то, что ненавижу в себе, — сказал он так тихо, что практически перешел на шепот. Он вытянул руку, и Хёнджин увидел, как на коже старшего образовались толстые розовые шрамы. Его глаза расширились от того, насколько глубокими должны были быть порезы, чтобы оставить такие следы, а после швов оставались точечные рубцы по всей коже. — Сейчас это уже вторая натура — прятать их. Словно ты всегда чуть приподнимаешь брови, и когда опускаешь их в естественное положение, это кажется неудобным. Он сделал медленный вдох и заставил шрамы исчезнуть, как будто их и не было. Хёнджин протянул руку и дрожащим пальцем провел по гладкой коже, убеждаясь, что это не просто иллюзия. Шрамы, бугристые и дразнящие, целиком и полностью исчезли. — Знаешь, если ты хочешь выплеснуть всё, что у тебя на душе, то я, пожалуй, лучший человек для этого, — сказал Минхо после минутного молчания. Хёнджин моргнул, наклонив голову в замешательстве. Старший усмехнулся, но это прозвучало более искренне. — Я знаю, что у тебя тоже есть ТИР. Когда Джисон сказал, что это он привел тебя, мы все догадались, что ты такой же, как и мы, понимаешь? И я знаю… Знаю, иногда трудно говорить о том дерьме, которое нас испортило. Как с Сынмином… Наверное, Чанни-хён — единственный, кто правда знает, что произошло. У нас всех за эти годы одни лишь догадки. Хёнджин задумчиво прикусил нижнюю губу. На тот момент Джисон был единственным в их компании, кто знал всю его историю. У него было предчувствие, что Чан мог догадываться, но помимо этого он старался держать всё в секрете. Если он расскажет Минхо, всё изменится? Минхо не был похож на человека, который выдает доверенные ему секреты, — в целом, он был прав. Из всех них он казался лучшим человеком, которому можно выговориться, потому что он не будет перебивать или пытаться сказать, что ты принимаешь всё слишком близко к сердцу. К тому же, Минхо доверял ему настолько, что рассказал об этом. Теперь, когда он знал, это всё было логично: день, когда они встретились, когда глаза Минхо выглядели так, будто меняли цвет, и все остальные случаи, когда он на мгновение отводил взгляд, а потом возвращался в нормальное состояние. Но мог ли Хёнджин довериться ему и рассказать о своей ТИР? Когда он рассказал об этом Джисону, это было мучительно, а ведь он был самым близким человеком. Не перейдет ли он черту, рассказав остальным? Ему не хотелось, чтобы они возненавидели его, хотя в глубине души он постоянно напоминал себе, что это неизбежно. — Ты не обязан, — голос Минхо прорвался сквозь его суматошные мысли. Он посмотрел на своего хёна, который сидел, прижав колени к груди, обхватив руками ноги и положив на них подбородок. Он улыбнулся Хёнджину. — Я просто предложил. Ты не должен ничего делать, если не готов. Просто знай, что… Я рядом, если вдруг тебе захочется выговориться, хорошо? Хёнджин кивнул, облегченно выдохнув. Он даже не осознавал, что задерживал дыхание, пока не почувствовал, как все его тело сдулось после этого. — Пойдем, перекусим, — Минхо встал и потянулся, его суставы громко хрустнули. — Я ужасно проголодался, а закусочная закрывается через час. Если мы побежим, то, может, успеем добраться до суши, пока они не раздали все остатки. Хёнджин только слышал слухи о том, что суши-бары, закрываясь, раздавали остатки еды проходящим мимо студентам, и ему вдруг захотелось суши, раз Минхо заговорил о них. Они взяли свои сумки и выключили свет в тренировочном зале, убедившись, что дверь за ними плотно закрылась. Он не захотел делиться с Минхо в этот момент, но начал понимать, что, наверное, однажды ему станет достаточно комфортно, чтобы рассказать им всем.