If I Say Stay, Please Don't Go

— Что-то не так? — Сынмин слегка нахмурился. Он заметил, как Хёнджин попятился назад после того, как их компания начала расходиться. Сынмин же весь день вел себя тихо и был благодарен друзьям за то, что они на него не наседали. Знал, что они любят его, но у него не было настроения разговаривать. — Пообедаем? — спросил Хёнджин через мгновение. Сынмин заметно взвешивал за и против, с грузом непривычной усталости, навалившейся на него. Хёнджин весь день боролся с собой: он хотел как-то его утешить, но оказался в полной растерянности. Еда — хороший способ утешить человека, правда же? — Конечно, — вздохнул Сынмин через мгновение. — Я… мне, наверное, нужно что-нибудь съесть, а одиночество для меня… сейчас не самое лучшее, наверное. — Ты… — Хёнджин мгновенно прервал себя, а по венам пробежал холод. Он чуть было не сказал Сынмину, чтобы тот выбрал место для обеда… Он чуть не принудил Сынмина из-за такой ерунды. — Эм… не хочешь в Макдональдс или куда-нибудь типа того? — Сынмин, судя по всему, заметил нерешительность друга. — Да… я не против, — пробормотал Хёнджин, засунув руки в карманы. Они немного постояли в тишине, а затем пошли в направлении ближайшей закусочной. — Как там твои занятия? — спросил Хёнджин, пока они ждали свою еду. Сынмин слегка приподнял брови от удивления, а затем усмехнулся. — Неплохо, — ответил он, складывая чек в импровизированное оригами, а затем снова бездумно разворачивая его. — До следующей недели я должен сдать этот дебильный реферат, и он мне совсем не нравится. — О чём он? — Э-э… я даже не знаю, если честно, — Сынмин прислонился к спинке стенда и немного надулся. — Нам просто сказали выбрать что-то, что мы прочитали в этом семестре, и, цитирую, «написать об этом реферат». Что это вообще значит? — Черт… они правда просто пожелали вам удачи и дали по съёбам, да? — Хёнджин раздраженно выдохнул. Сынмин моргнул и, откинув голову, громко рассмеялся. — Так и было, — смех утих, но он продолжал улыбаться. — Я подумывал о том, чтобы наплести им что-нибудь про педиков, но каждый раз, когда пытаюсь, я не могу найти ничего, что можно было бы переиначить под геев. — У Джисона бы это хорошо получилось, — Хёнджин мягко улыбнулся при упоминании о нём, что не осталось незамеченным Сынмином. — Он всегда строит догадки по аниме, которые мы смотрим. Некоторые очень даже креативные. — Кстати, о Джисоне, — слегка ухмыльнулся Сынмин, увидев, как Хёнджин покраснел. — Смотри, вон наш заказ! — Хёнджин резко встал, перебив Сынмина, чья ухмылка стала только сильнее при очевидной смене темы разговора. Они забрали еду и вернулись к своим местам, снова уселись и принялись за картофель фри. Хёнджин радостно замычал, причмокивая, а затем скривился, когда обжег язык картошкой. Сынмин посмеивался над его выходками, подтолкнув маленький контейнер с кетчупом в его сторону. Хёнджин уже почти съел половину, когда Сынмин решил, что любопытство всё же сильнее голода. — Ну так, — сказал он, спокойно обмакивая наггетс в медовой горчице. Хёнджин поднял голову, последние несколько минут погрузившись в свои мысли. — Что между тобой и Ханом? Хёнджин слегка подавился фри и потянулся за газировкой, чтобы прочистить горло. Сынмин наблюдал за ним, забавляясь и явно не собираясь упускать такой разговор во второй раз. Он протянул салфетку с ожидающим выражением лица. — Э-э… — Хёнджин кашлянул, его уши пылали огнем. — Я, эм… мы просто… ну, ты знаешь. — О, разве знаю? — Сынмин оперся локтями на стол. — Мы просто… Я не думаю, что мы встречаемся, — наконец смог вымолвить он. Ухмылка Сынмина немного спала. — Мы… Он мне очень нравится, и… и я думаю, что я ему тоже, но мы никогда… ну, знаешь… никакого названия этому не давали, наверное? Было странно говорить так открыто. С Джисоном разговор протекал естественно, с Чаном и Минхо он был менее настороже — раз или два он случайно заставил старших сделать что-то незначительное, и они помогали ему разговориться сквозь приступ паники, который тут же следовал за этим, — но с остальными было немного сложнее. Разговаривать с Чонином стало легче, ведь младший был единственным человеком, который знал, через что ему пришлось пройти в детстве. Он мог открыться немного больше: ему не нужно было беспокоиться о том, чтобы скрывать что-либо о своей травме, дабы не волновать Чонина, ведь тот мог мгновенно определить, когда он сдерживался. Феликс изо всех сил старался помочь Хёнджину чувствовать себя более комфортно рядом с ним. После дня, проведенного в шалаше, сделанном из подушек, Хёнджину было спокойнее в его присутствии: знание того, каким образом он получил свою ТИР, определенно добавляло им ту близость, которой никогда не было в большинстве дружеских отношений. Феликс назвал это дезориентацией, в чем определенная логика всё же присутствовала. Хёнджин был в ужасе, когда узнал, что произошло, но Феликс, похоже, принял это как должное, сказав, что раз он может использовать свою ТИР, чтобы его друзьям было хорошо, то всё в порядке. Единственным человеком, с которым Хёнджин до сих пор чувствовал себя неловко, кроме Сынмина, был Чанбин. Несмотря на положительное общение со старшим, ему было трудно преодолеть барьер между ними. В Чанбине было что-то такое, что казалось… закрытым — не только для Хёнджина, но и для других. Хёнджин хотел сблизиться с ними, но перспектива была немного пугающей: впустить больше людей в свое сердце означало дать себе больше возможностей причинить им боль. Из-за этого шансов разрушить всё, над чем он так усердно работал, становилось в разы больше. — Я вижу, что ты делаешь его счастливым, — сказал Сынмин с небольшой улыбкой. Хёнджин удивленно моргнул на его фразу. — Скажу честно… мы все немного… не знаю… сомневались? Да, мы немного сомневались, когда Джисон привел тебя в первый раз. Хёнджин попытался побороть желание нахмуриться, но его нижняя губа всё же задрожала при этом признании. Он скрыл это за кусочком фри. Сынмин, по всей видимости, заметил перемену в его поведении и быстро пошел на попятную. — Подожди, нет, не так, — он слегка вздохнул. — Ладно, ну… мы долгое время были так близки, понимаешь? Джисон был тем, кто нашел нас всех и собрал вместе. Мы… мы думали, что нашли каждого, кого должны были, поэтому когда он привел тебя в первый день занятий, нас всех застигли врасплох. Чанни-хён не сильно удивился, так что я думаю, Джисон рассказал ему о вспышках, в которых видел тебя, заранее, но никто из нас не знал, что он делает. Хёнджин кивнул, запивая соленый привкус напитком. Он прекрасно понимал, что имел в виду Сынмин, — и не винил за то, что они были немного ошарашены его появлением в компании, но слышать это было всё равно неприятно. — Мы все близки, но с Хани у нас особые отношения, — продолжил он немного грустным тоном. — Видеть, как он так сблизился с незнакомцем… это было неправильно, понимаешь? Мы… мы боялись, что ты причинишь ему боль. — Я бы никогда… — Теперь мы знаем, — быстро заверил Сынмин. — Мы… мы все видим, как он счастлив в последнее время. Он стал… ярче? Громче, и улыбается больше. Он всегда притворялся, чтобы мы не волновались, но он не так хорошо умеет скрывать свои эмоции, как ему кажется… И ты тоже изменился. — Я? — Хёнджин моргнул и посмотрел прямо на Сынмина, так что у того сердце сжалось от невинной тоски в его глазах. — Угу, — тепло улыбнулся он. — В смысле, посмотри на себя. Ты разговариваешь со мной, а нас только двое… Не хочу ничего загадывать, но я сомневаюсь, что ты смог бы так, когда мы только познакомились, правда же? — Мм, наверное, нет… — Вот именно, — кивнул Сынмин. — Это… Кажется, я понимаю, почему Чанни-хён так смотрит на нас. — О чем ты? — Он всегда смотрит на нас так, как будто… будто он невероятно гордится нами, постоянно, — он отрывал от салфетки по кусочку, складывая крошечные её клочки на поднос. — Я никогда не понимал этого, потому что не думал, что кто-то из нас действительно сделал что-то, чтобы… ну, не знаю, заслужить такую гордость, понимаешь? Хёнджин молча кивнул. — Ну, если он гордится нами так же, как мы гордимся тобой и Ханом, тогда я понимаю, почему он всегда на нас так смотрит, — в момент, когда Хёнджин понял, о чем он говорит, Сынмин заметил, как расширились его глаза и как в них, казалось, зажегся новый свет. — С-спасибо… — Хёнджин прочистил горло, стараясь сохранить в тайне то, насколько он был близок к тому, чтобы заплакать. Судя по тому, как Сынмин улыбнулся ему, у него это не очень хорошо получалось. Еще несколько минут они сидели в тишине, каждый в своем телефоне, доедая еду. Было так… хорошо. Это была не та тишина, которую нужно было заполнить. Она позволяла им существовать без какого-либо давления. — Как ты думаешь… — Сынмин внезапно запнулся. Хёнджин поднял голову, молча побуждая его повторить попытку. — Думаешь, мы пришли в этот мир только для того, чтобы… чтобы умереть? — Что ты имеешь в виду? — Хёнджину не понравилось, каким тихим показался Сынмин. Он был совсем не похож на того ухмыляющегося парня, который дразнил его несколько минут назад. Он говорил задыхаясь, как будто боролся сам с собой. — Даже не знаю… — Он вздохнул, внезапно показавшись на несколько лет старше. — Всегда же говорят, что жизнь — самая ценная вещь… но она такая… жесть какая хрупкая. Это типа злой шутки — дать нам шанс что-то изменить, а потом легко умереть. — Джисон рассказал мне… какой сегодня день, — нерешительно сказал Хёнджин. Он заметил, как Сынмин напрягся. — Ты не… ты не должен говорить об этом, если не хочешь. Я просто… хотел, чтобы ты знал, что… что я рядом, если что. — Спасибо, Джинни… — Сынмин улыбнулся ему, но улыбка была такой вымученной и болезненной, что Хёнджин почти ощутил, как разрывается у того сердце. — Я просто… — Не торо… — Хёнджин снова запнулся. Не торопись. Как бы хорошо ни звучало, всё же это было принуждением. — Я дам тебе минутку подумать, если тебе хочется собраться с мыслями. Если ты не хочешь говорить, мы можем просто пойти потусоваться где-нибудь еще. Вот так. Так было безопасно, верно? В груди не появилось щемящей боли. Хорошо, значит, он был в безопасности. Сынмин кивнул в знак благодарности за то, что Хёнджин внимательно отнесся к его смешанным чувствам, а также за то, что он так хорошо понимает, что такое ТИР и как она может на него повлиять. После нескольких минут молчания — Хёнджин потупил взгляд в телефон, изредка поглядывая на Сынмина, чтобы тот не чувствовал давления или наблюдения, а сам Ким ковырялся в последних кусочках картошки фри — Сынмин прочистил горло. Хёнджин слегка подпрыгнул на стуле от этого звука, мгновенно заблокировал телефон и переключил внимание на своего друга. — Мне кажется, что из всех ты больше всего похож на меня, — сказал он, слегка кивнув самому себе, как бы пытаясь подбодрить себя. — Я… Думаю, ты уже знаешь, что у меня есть ТИР. — Угу, — Хёнджин знал, что у всех них есть ТИР, но подробности он знал только о тех, кому было достаточно комфортно поделиться с ним. Он понял, что единственные, о ком он не знал, были Чанбин и Сынмин. — Она началась, когда я был в старшей школе, — начал Сынмин, его голос был низким и тихим, словно он боялся, что его подслушают. Хёнджин кивнул, давая понять, что слушает. — Моя мама… она болела уже давно — сколько я себя помню, правда, — но в конце лета перед колледжем ей стало совсем плохо…

***

Сынмин сидел у койки матери и рассказывал ей о том, как прошел его день. Он старался навещать её хотя бы три раза в неделю, но последние две были настолько загружены экзаменами, что он успел побывать у нее всего три раза. Он чувствовал себя таким виноватым, но старался не показывать этого. Мама всегда говорила ему, что всё в порядке — что он должен сосредоточиться на своей собственной жизни! — Но он настаивал на том, чтобы быть рядом с ней как можно больше. — Думаю, он не понял этого, — с небольшой улыбкой вспоминал он тест, который прошел в тот день. — На фотографии, которую он использовал, было написано название системы, так что я справился с этим на раз-два. — Мой Сынминни такой умный, что и без этой ошибки получил бы отличную оценку, — улыбнулась мама. Её щеки впали, но глаза всё еще искрились жизнью и давали Сынмину надежду: пока в её глазах была жизнь, он надеялся, что она поправится и вернется домой. — Я бы хотела… Как бы я хотела быть рядом с тобой… Я должна помогать тебе учиться… — Всё в порядке! — Он мгновенно стал защищать её. — Ты помогаешь мне учиться каждый раз, когда я прихожу к тебе. У меня такие оценки благодаря тебе. — Мой золотой мальчик, — улыбнулась она, раскрывая объятия. Сынмин положил сумку и осторожно залез на кровать, стараясь не делать слишком резких движений. Мама обняла его так крепко, как только могла, но он почувствовал, что объятия стали слабее, чем в прошлый раз, когда он приезжал к ней. — Я так тебя люблю. — Я тоже тебя люблю, мама, — он не хотел плакать перед ней. Ему нужно было оставаться сильным, потому что если он сломается, кто будет её опорой? Уж точно не отец, который был так занят, пытаясь удержать семью на плаву теперь, когда мама не могла работать, так что его почти не было рядом. — Я… я жду не дождусь, когда ты снова вернешься домой. Мы… мы устроим большую вечеринку… пригласим всех соседей и наших друзей, и чтобы на нас вызвали полицию за то, что мы слишком громко шумим. — Это так… — Она запнулась. Они оба знали, что она никогда больше не вернется домой, но ни один из них не хотел признавать этого. — Это звучит просто идеально, золотце. Будет т-так весело. Никто не обратил внимания ни на то, как надломился её голос, ни на то, как ослабли её руки на его талии. Она была слишком слаба, чтобы даже обнять своего сыночка дольше, чем на несколько мгновений.

***

— Малыш, почему ты так далеко? — позвала она его. Прошла всего неделя, и её состояние ухудшилось — настолько, что врач позвонил его отцу, чтобы тот приехал в больницу с работы. — Я… я только что из школы, — его голос дрожал. Боже, чего бы он только ни отдал, чтобы она почувствовала себя лучше. Всё, чего он хотел, это избавить её от боли. Даже если бы это означало взять всю боль на себя, он бы сделал это в одно мгновение, если бы так его мама больше не страдала. — Иди сюда, — улыбнулась она, её исхудавшие щеки стали еще более впалыми. — Я скучала по тебе. — Я тоже скучал, — Сынмин поставил сумку и сел на стул у её койки. Он почти боялся взять маму за руку: её запястье было таким тонким, что он боялся причинить боль даже легким прикосновением. — Я занял второе место на конкурсе талантов. Я… я спел твою любимую песню. — Ух ты! Мой сыночек такой талантливый, — она широко улыбнулась, а глаза её сияли любовью. Маленькая искорка надежды зажглась в его груди — может быть, шанс есть… — Я… я хотела бы быть там, чтобы увидеть это… Её голос дрогнул — кровь Сынмина похолодела. — П-папа снял это на камеру! — быстро сказал он. — Как только он придет, мы посмотрим вместе, хорошо? — Мм, звучит… отлично… — Она снова улыбнулась, но Сынмин заметил, что это была скорее гримаса. Ей снова было больно. Она мучилась в агонии, но изо всех сил старалась, чтобы её единственный сынок ничего не заметил. Он хотел избавить её от боли. Всё, чего он хотел, — это видеть, как она улыбается, не морщась. Увидеть её смех, её круглые и румяные щеки. Всё, чего он хотел, это вернуть свою маму. — Я люблю тебя, — в его лёгких не хватало воздуха, а глаза горели. — Ну же… не плачь, — прошептала она, протягивая дрожащую руку, чтобы вытереть его слёзы. — Я всегда буду с тобой, да? Я никогда не оставлю своего сыночка… Её оборвал низкий стон боли, и всё её тело сжалось. Сынмин почувствовал, как на него накатила паника, — неужели это всё? Неужели она… Неужели ему предстояло наблюдать за тем, как умирает его мама? И так скоро? Ей еще не было и пятидесяти! У неё еще была целая жизнь впереди… Как же хотелось избавить её от боли. Пожалуйста, молился он, лишь бы он мог отнять у неё боль. Пожалуйста, пусть ей полегчает… пожалуйста, пусть она обретёт покой. — Сынмин, иди сюда, сыночек, — она расслабилась. Её лицо было бледным, а на лбу выступили капельки пота. — Мой золотой ребёнок… Я так тебя люблю. Пожалуйста… лишить её боли. — Я тоже тебя люблю, — еще больше слёз пролилось на её тонкое больничное одеяло. — Т-тебе нужно поскорее поправиться, хорошо? М-мы хотим, чтобы ты вернулась д-д-домой… — Ты можешь держать меня за руку? — спросила она, а глаза её блестели от непролитых слёз. Отнять у неё боль. — Конечно… Пожалуйста. — Маленький мой, — она улыбнулась, целуя тыльную сторону его руки. Пусть она отдыхает. Сынмин почувствовал себя как на американских горках, от ощущения падения у него свело живот. Он задыхался, но сделать вдох не мог. Рядом с его собственным сердцем почувствовалось биение второго — слабое и отчаянно цепляющееся за жизнь. — Мой… малыш… — Она улыбнулась ему в последний раз, после чего её рука обмякла в его собственной. Второе сердцебиение полностью остановилось. — Мама? — Прошептал он, не позволяя себе принять случившееся. Он взял её за руку и потряс в воздухе. Линия на кардиомониторе стала ровной, и он слышал, как медсестры бегут к палате. — Мамочка? Очнись! Мама, открой глаза! Они оторвали его от койки. Пытались заставить её сердце снова биться, но было уже слишком поздно. Его мамы больше нет… И в этом была его вина.

***

Его опасения подтвердились из-за маленького кролика, спрятавшегося под кустом. Сынмин услышал шорох неподалеку и пошел посмотреть. К своему ужасу, он обнаружил, что кролик дрожит и истекает кровью от большого укуса в заднюю лапу. Он взял его на руки, а слёзы капали на его шерсть. Пожалуйста, не бойся, шептал он зверьку. С тобой всё будет хорошо… Он хотел избавить его от боли… Как и в больнице, Сынмин почувствовал, как свело желудок, а рядом с его собственным сердцем быстро забилось второе. Он попытался отогнать это ощущение, но через мгновение всё внутри него ёкнуло только сильнее, а сердцебиение остановилось. В его руках был мертвый кролик, и он зарыдал. Всё верно. Он убил свою маму. Он убил кролика. У Сынмина была ТИР, и она убивала людей. У Сынмина была ТИР, и она убила его мамочку.

***

— Такое случилось еще несколько раз после этого… — Сынмин продолжил шепотом. — Я-я находил раненое животное и п-пытался отнести его в приют, или в заповедник, или еще куда-нибудь, чтобы ему помогли, но всегда было одно и то же чувство падения, а потом оно… оно умирало. Я убил их всех, Джинни… Вот… вот поэтому я так боюсь, когда другие пытаются меня обнять. Я боюсь, что я… что я у-убью и их тоже… — Ты не виноват, — голос Хёнджина дрогнул. Сынмин лишь беззлобно усмехнулся и покачал головой. — Сынмин, мы… мы не можем контролировать наши ТИР. Ты… ты как Джисон… он винит себя за стрельбу в школе, но он не мог ничего сделать, чтобы остановить её… — Так он рассказал тебе об этом… — Это не было вопросом, но прозвучало так, будто Сынмин смирился с этим. — Я ценю то, что ты пытаешься сделать, но это… то, что произошло с Джисоном, и то, что сделал я, совершенно разные вещи. — Та ночь… на мосту, — Хёнджин кое-что понял. — Ты… У тебя в руках была птица… — Я пытался по-помочь ей, — слёзы наконец-то хлынули по его щекам. — Я… я просто хотел помочь, но она у-умерла из-за меня… — Сынмин… — Если кто и является гребаным монстром, так это я, — он закрыл глаза, не замечая, как Хёнджин вздрогнул при этом слове. — Я убийца… Я даже не могу сдаться. Полиция никогда в жизни не поверит мне… — Ты не… — Прошу, я знаю, что ты пытаешься меня утешить, но я не могу… — Он испустил судорожный вздох, прежде чем продолжить. — Я не могу… Сейчас я не хочу слышать это. — Мм… — Хёнджин чувствовал себя потерянным. Как он мог помочь Сынмину? Он был прав — и Хёнджин понимал, возможно, лучше других. Остальные использовали свои ТИР с пользой: Джисон, чтобы собрать всех вместе, Чан, чтобы избавить их от панических атак. Феликс, чтобы они чувствовали себя хорошо, а Минхо, чтобы сдерживать свою неуверенность. Даже Чонин использовал её, чтобы сделать горькие воспоминания немного слаще. Сынмин и Хёнджин были другими. Как бы Хёнджин ни старался превратить свою реакцию в нечто полезное, корни её оставались токсичными. Они оба боялись самих себя. Сглотнув, Хёнджин протянул руку. Просто положил её ладонью вверх на стол, прямо посередине. Он посмотрел на Сынмина, в замешательстве уставившегося на него. Он видел тот самый момент, когда Сынмин осознал, что он делает. Он понимал его чувства, понимал страх сближения с другими людьми и ненависть к себе, которую вызывало лезвие, постоянно висевшее над горлом. Одно движение — и гильотина опустится на них, обрекая на погибель. Сынмин на мгновение замешкался, прежде чем протянуть руку. Хёнджин всё понимал и не боялся его. Сынмин положил свою ладонь поверх его, позволив руке лечь на руку Хвана. На мгновение они застыли в уютной тишине, после чего Ким слегка переплел их пальцы. Молчаливое признание — способ показать Сынмину, что он не одинок в своих страхах, и что ему больше не придется чувствовать себя изолированным. Молчаливое доверие — способ показать Сынмину, что он не боится его. Что он верит в то, что тот не причинит ему вреда, так же как Сынмин показывал Хёнджину, что не боится, что его принудят к чему-либо. Еще через мгновение они снова взялись за руки и доели картошку фри, а на их плечи легла уютная тишина. — Не хочешь пойти понадоедать Хану? — предложил Сынмин, когда они выкидывали мусор. — Мм, он сказал, что собирается… быть с Чанни-хёном, — Хёнджин усмехнулся, сморщив нос. У него всё еще были проблемы с нерешительностью в разговоре, но он мог уверенно сказать, что всё изменялось к лучшему. Он вспомнил слова Сынмина о том, что тот гордится им за успехи, достигнутые с начала семестра, и на мгновение в груди затеплилась гордость за самого себя. Он гордился собой — и никогда не думал, что зайдет так далеко, и всё это благодаря его друзьям. — Джинни! — Радостно закричал Джисон, бросаясь на Хёнджина и пытаясь языком проникнуть вглубь его рта. Сынмин слегка кашлянул и прервал их страстный поцелуй с ехидной ухмылкой. — Я и не знал, что мы теперь так приветствуем друзей, — поддразнил он. — Я польщен… — Тебе никаких поцелуев, — Джисон шлепнул его по руке. Хёнджин заметил, как Сынмин напрягся, но в итоге не отстранился от дружеского удара. Прогресс. — Только Джинни достаются мои поцелуи. — Это честь для меня, — он усмехнулся и притянул Джисона к себе, находя удобное место рукам на бедрах Хана. Своим носом Хёнджин потёрся о нос Джисона, заставив того хихикнуть, а Сынмина — сделать вид, что его вот-вот стошнит. — Я, наверное, пойду, — он сделал шаг к двери, но Джисон схватил его за запястье. — Нееет… — Он заскулил, потянув Сынмина назад. — Я буду вести себя хорошо, обещаю! — Пока, по крайней мере, — добавил Хёнджин, тем самым вызвав у Джисона усмешку, а у Сынмина — стон. Хёнджин поймал взгляд Сынмина и увидел её — гордость, о которой он говорил ранее. Она сияла подобно звёздам, и он покачал головой, игриво улыбаясь, глядя на то, как Джисон повис на шее у Хвана. Это и было прогрессом. Это и было исцелением.