If I Say Stay, Please Don't Go

Хёнджин почувствовал головную боль раньше, чем что-либо другое. От боли он сморщил нос и повернулся, чтобы спрятать лицо в том, на чем он лежал. Оно было мягким и приятно пахло — запах заставил его мгновенно расслабиться, и он снова погрузился в сон. Он чувствовал его на задворках своего сознания: желание снова поддаться сну было сильным. Он вздохнул, уткнувшись в подушку, пряча лицо от посторонних глаз и делая глубокий вдох. Стоп… Хёнджин распахнул глаза, но не пошевелился. Он смотрел прямо на узор подушки, которая всегда лежала на левой стороне дивана Чана. На заднем плане слышался слабый шепот, но он не мог понять, о чём они говорили — они звучали устало. Почти испуганными. Тело казалось… онемевшим. Он хотел вскочить и выбежать из квартиры — ведь где ещё он мог быть, как не в квартире Чана и Минхо? — Но он обнаружил, что не может пошевелиться. Конечности словно налились свинцом, как будто руки и ноги были привязаны к бетонным блокам, и он был бессилен даже пошевелить ими. Что случилось? Как он здесь очутился? Он тупо уставился на журнальный столик, пытаясь вспомнить случившееся. Он знал, что произошло: он пытался покончить с собой. Он никогда не сможет забыть об этом, даже если заставит себя. Но не знал, как ему удалось вернуться в квартиру. Не знал, как удалось выжить. Порез был таким глубоким, и крови было так много. Он немного сдвинулся с места и почувствовал, что на нем большая худи. Футболка, в которой он был, видимо, никуда не годилась. Не было никакого смысла пытаться отстирать кровь. Мысли снова закружились вихрем. Почему он жив? Как ему удалось выжить? Почему Чанбин остановил его? Как Сынмин исцелил его? Почему он не мог нормально убить себя? — Хёнджин? — О нет… нет, он не мог с этим справиться. Он не мог встретиться с Чаном — у него не должно было быть возможности встретиться с Чаном! Он должен быть под принуждением! Они все должны были быть под ним, так почему же они позволили ему спать на их диване? Почему не выгнали его? Не избили его? Не обращались с ним как с монстром, которым он был… — Ты можешь присесть для хёна? Хёнджин не ответил. Он продолжал безучастно смотреть на стол. Он услышал, как Чан слегка вздохнул, а затем почувствовал, как руки осторожно подхватили его. Чан помог ему сесть, тут же передав ему подушку, чтобы он прижал её к груди. — Вот, эги, — Чан осторожно взял руку Хёнджина и обхватил его дрожащими пальцами ручку кружки. Хёнджин почувствовал, как она обжигает костяшки пальцев. Запах черного чая заставил его слегка моргнуть. Ему было так холодно. — Хочешь одеяло? Чан не стал ждать, что он ответит. Возможно, он знал, что это бесполезно — что Хёнджин ничего ему не скажет, независимо от того, что он спросит. Старший скрылся из виду, затем вернулся и накинул одеяло ему на плечи, подоткнув его вокруг, чтобы ему было уютно. — Хёнджин, пожалуйста… — Чан снова опустился перед ним на колени с умоляющим выражением лица. Он не смог бы ответить, даже если бы захотел. Словно его слова были полностью заблокированы. Это было самое близкое, как ему казалось, ощущение, когда его принуждают, но на самом деле нет — ощущение, когда он наблюдает за окружающим миром, но не может с ним взаимодействовать. — Пей чай, малыш, — мягко сказал Чан, подталкивая кружку. — Хёну сейчас нужно кое-куда отойти. Ты можешь попить ради хёна, пока меня не будет? Хёнджин попытался кивнуть головой. Он не был уверен, что Чану вообще было понятно, что он это делает, но тот хмыкнул и поцеловал Хёнджина в лоб, снова поднявшись. Чан колебался, наблюдая за ним в течение мгновения, после чего вышел из гостиной и снова оставил младшего одного. Без посторонних глаз Хёнджину стало немного легче… существовать. Он медленно поднес кружку ко рту и позволил чаю слегка капнуть на нижнюю губу. Высунув язык, слизнул тепло с губ. От вкуса сахара плечи мгновенно опустились. Судорожно дыша, он сделал глоток. Чай был слегка горячим, — и горло немного обожгло, но не настолько сильно, чтобы помешать ему сделать еще глоток. На самом деле, тепло, судя по всему, пробудило его. Под бедрами почувствовалась ткань дивана, и он понял, что под толстовкой на нем только боксеры. Было слышно, как на кухне работает посудомоечная машина, а в соседней квартире, похоже, кто-то смотрел фильм. Он сделал еще один глоток. Казалось, его желудок впитывает тепло. Руки задрожали сильнее, как будто Хёнджин околел, а теперь, оттаивая, его тело наконец-то стало реагировать на что-то. Как будто Чан обладал каким-то шестым чувством, он вернулся обратно в квартиру с бумажным пакетом в руках, как раз когда Хёнджин сделал последний глоток чая. Он просто держал пустую кружку, избегая взгляда на Чана. Возможно, сейчас он мог бы, по крайней мере, физически, но не позволял себе этого. Он не заслуживал того, чтобы смотреть на Чана. — Я вернулся, мышонок, — мягко сказал Чан, снова опускаясь на колени перед Хёнджином. — Я принес тебе кое-что… Не знаю почему, но я подумал, что это поднимет тебе настроение. Он достал из бумажного пакета розового зайчика и вложил ему в руки вместо кружки. Хёнджин слегка подпрыгнул от того, насколько мягкой была игрушка, инстинктивно крепко обнимая её, как будто этого было достаточно, чтобы защитить. — Если я задам тебе несколько вопросов, ты смог бы написать на моей ладони? — Осторожно спросил Чан, положив руку Хёнджину на бедро ладонью вверх. Хван уставился на неё, не в силах встретиться с его обеспокоенным взглядом. Он слабо кивнул, прижимая кролика еще ближе к груди. — Спасибо, эги. Я так горжусь тобой. Слова Чана ощутимо наполняли его тело, впитывая напряжение как губка. Хотелось прижаться к старшему, но он знал, что недостоин его любви. — Ты голодный? — Чан начал с лёгкого: он не хотел спугнуть Хёнджина. Тому же понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с силами, прежде чем вытянуть свою руку. Он не мог заставить себя написать что-то полностью, поэтому ограничился тем, что нарисовал большой крестик прям посередине ладони старшего. Чан кивнул, принимая его ответ. — Хочешь еще чаю? Хёнджин на мгновение задумался. Он нарисовал галочку. Чан тепло улыбнулся и снова кивнул, а затем поднялся на ноги. Он усмехнулся от того, как хрустнули его колени, но Хёнджин не мог позволить себе улыбнуться. Он не заслуживал того, чтобы улыбаться. Через несколько минут Чан вернулся со свежей чашкой чая. Он осторожно передал её младшему, вложив её в ладони так, чтобы Хёнджин мог удобно держать в руках и кружку, и кролика. — Вот, золотце, — Чан снова опустился на колени. — Хёнджин, я… Он замялся. Хёнджин закрыл глаза, ожидая самого худшего, и только затем открыл их в шоке, услышав тихий всхлип перед собой. Сморщив лицо от боли, Чан смотрел на него так, словно Хёнджин был целым его миром. — Я так ужасно… Ты в порядке… — Чан поперхнулся. — Слава богу… Я жесть как испугался, когда Чанбин снял внушение… В ушах зазвенело. Чанбин упомянул, как он начал снимать принуждение, но Хёнджин убежал прежде, чем его хён успел объясниться. Скольких из них Чанбин лишил внушения? Сколько до сих пор ненавидят его за предательство? — Хёнджин… можешь посмотреть на меня? — Мягко попросил Чан. Хёнджин слегка сморщил нос, размышляя о том, насколько велика вероятность, что он сможет отказать Чану в этой просьбе. — Пожалуйста? Он тихо вздохнул и поднял голову. Когда они встретились взглядами, всё внутри просто ухнуло. Хён улыбнулся ему с таким мучительным облегчением, что Хёнджин почувствовал, как его собственное сердце заколотилось. Почему Чан так на него смотрит? — Какой же ты молодец, — усмехнулся Чан, отчего на щеках появились ямочки. Он протянул руку и коснулся щеки Хёнджина, и младший не смог удержаться от того, чтобы отчаянно потянуться к нему. — Что-нибудь еще хочешь? Хёнджин покачал головой. Через некоторое время он отнял руку Чана от своей щеки и что-то начертил на его ладони. Чан моргнул, слегка опустив плечи. — Сынмин? — перевел он. — Эм… как много ты помнишь, эги? Задумавшись на мгновение, он написал что-то еще. Зажило — Мм, когда он с Бинни привел тебя сюда… они оба были перепуганными, — почти нерешительно сказал Чан. — Бин остался на кухне, чтобы снять внушение с Минхо, пока мы с Минни приводили тебя в порядок. Было… было очень много крови… Он рассказал мне, что случилось, и оч-чень испугался. Значит, по крайней мере, Чанбин, Сынмин, Чан и Минхо это помнили. Хёнджин попытался отстраниться, однако Чан крепко, но мягко сжал его руку. — Пожалуйста, — прошептал он, пытаясь удержать Хёнджина от повторного побега. — Хёнджин, мы просто… просто ты не представляешь, как мы рады, что с тобой всё в порядке… Хёнджин взял руку Чана и что-то начертил. Затем он написал это снова. И снова. И снова. Прости Прости Прости Простипростипростипрости… — Тише, тебе не нужно извиняться, — у Чана перехватило дыхание. Хёнджин снова посмотрел вниз и заметил круговые разводы в кружке с чаем: его слезы падали в чашку и создавали рябь. — Эм… Бинни ждал, чтобы поговорить с тобой. Ты… ты не против, чтобы он зашел, малыш? Хёнджин хотел покачать головой — ему хотелось бежать и никогда не оглядываться, — но вместо этого он лишь слегка пожал плечами. Чан некоторое время внимательно наблюдал за ним, затем кивнул и встал. — Я схожу за ним, — пробормотал он, поцеловав Хёнджина в макушку. Хёнджин смотрел, как хён пошёл к спальням и заглянул в свою. Показалось, что Чанбин всё это время ждал в комнате Чана, пока тот проснется. Отдалённо послышался голос хёна. — Он проснулся. Мм… готов? Он не услышал ответа Чанбина, но через несколько мгновений они оба уже вернулись в гостиную. Чан мягко улыбнулся Хёнджину, усевшись на диван рядом с ним, а Чанбин сел за журнальный столик напротив. — Как… как ты себя чувствуешь? — Спросил Чанбин после минутного молчания. Хёнджин лишь пожал плечами, прижимая кружку и кролика к груди. — Бинни рассказал тебе о своей ТИР, да? — Спросил Чан. Хёнджин слегка кивнул. Он знал, что делал хён: он пытался объяснить всё в простой, сжатой форме, чтобы свести к минимуму вероятность того, что Хёнджин запаникует. — Ну, он снимает внушение так же, как помогает Хану с его вспышками. Он нейтрализует их до тех пор, пока эффект не исчезнет, но это очень утомляет его каждый раз. Только услышав имя Джисона, Хёнджин почувствовал, как его грудь словно разрывается на две части. По щеке покатилась слеза, и он спрятал лицо, слабо всхлипывая кролику в макушку. Он намочил мех игрушки и только сильнее заплакал, когда Чан начал гладить его по спине. Он чертовски сильно скучал по Джисону. Боль в груди была почти такой же сильной, как и боль от его попытки. — А к-как твоя рука? — Задал вопрос Чанбин, нарушая тишину. Хёнджин прикусил щеку изнутри и медленно потянул рукав вверх вялым и тяжелым движением. Увидев, что скрывается под плотной тканью, он охнул. На предплечье был белый шрам шириной примерно с карандаш, тянувшийся от локтя до запястья. Он ясно помнил, насколько глубоким был порез — и знал, что должен был умереть от него, тогда как… — Минни правда исцелил его… — Чанбин уставился на потускневший шрам. Он нерешительно протянул руку, на мгновение задержавшись, пока Хёнджин слегка не кивнул. Только после этого он провел по шраму дрожащим пальцем. От такого легкого прикосновения по позвоночнику Хвана пробежала дрожь. — Я всегда знал, что в его ТИР скрывается что-то большее… — Сказал Чан, скорее себе, чем двум другим. Хёнджин открыл было рот, но осознал, что не может издать ни звука. Он взял Чана за ладонь и вывел пальцем единственное слово. Как — Я… я не знаю, — признался Чан. Он скользнул пальцами сквозь пальцы Хёнджина, сжав его руку. — Это, конечно… интересное развитие событий. — Он заметно притих с тех пор, как вернулся в общагу, — нахмурился Чанбин. Он взглянул на свой телефон, и даже Хёнджин успел заметить отсутствие уведомлений. От него также не ускользнуло то, что на экране блокировки Чанбина была фотография всех восьмерых вместе, столпившихся на диване в квартире, когда Феликс делал селфи, — его же собственное лицо едва помещалось в углу в попытке запечатлеть на фото их всех. Хёнджин подумал, что снова вот-вот расплачется. — Надеюсь, с ним всё в порядке… — Я недавно написал ему, но он сказал, что хочет вздремнуть, — успокаивающе сказал Чан. — Может и мы последуем его примеру, а? Хёнджин не думал, что он так уж сильно устал, но при идее о сне с Чаном он почувствовал, как веки отяжелели. Мельком он задумался, что не знает точно, сколько он уже проспал, и эта мысль немного обеспокоила его. Как долго он был без сознания? Сколько времени Чанбин отменял внушение на всех? Сколько времени у него оставалось до того, как все вернутся, чтобы наконец высказать Хёнджину, как сильно они ненавидят его за то, что он предал их доверие и… — Ты слишком много думаешь, — Чан легонько щелкнул пальцами у Хёнджина перед глазами. Тот подпрыгнул, потянувшись ладонью к рукаву, чтобы скрыть невидимую отметину, скорее от шока, чем от боли. Чан усмехнулся, увидев на его лице изумленное выражение. — Давай, малыш. Давай вздремнем, хорошо? Я знаю, что ты уже давно спишь, но наверняка тебе не помешает ещё немного. Хёнджин взял Чана за руку и что-то написал. Долго — Долго? — Чан слегка нахмурился в замешательстве, а затем его глаза расширились. — Как долго ты спал? Хёнджин кивнул, позволяя Чану помочь ему подняться на ноги. Чанбин протянул руку и забрал у него кружку с холодным чаем, чтобы Хёнджин мог крепко держать своего кролика в одной руке, а Чан вел его за другую. — Ну, уже почти обед, — сказал Чан, потянув Хёнджина обратно в свою комнату. Хёнджин не отрывал взгляда от пола, но чувствовал на себе взгляд. Посмотрев в сторону, он увидел лицо, выглядывающее из щели открытой двери. Минхо смотрел, как он проходит мимо, и выглядел озабоченным. Когда он заметил взгляд Хвана, он взмахнул бровями и скрылся в своей комнате. — Бинни и Минни привели тебя сюда около одиннадцати вчера вечером… значит, прошло более двенадцати часов. В мозгу Хёнджина на мгновение произошло короткое замыкание. Он помнил только один случай, когда спал так долго, и это было сразу после того самого инцидента, когда медикам пришлось давать ему успокоительное. Тогда он проспал четырнадцать часов. — Поспишь с нами? — Спросил Чан, оглянувшись через плечо. — Мне нужно сходить к Сынмину, — Чанбин устало улыбнулся. — В следующий раз. — Ладно, держи меня в курсе. — Понял, — Чанбин уже развернулся к двери, но потом остановился и вернулся. Он подошел к Хёнджину и стал перед ним. Хван наблюдал за ним, опасаясь, что Чанбин задумал. Через мгновение Чанбин притянул Хёнджина к себе и крепко обнял, зажав его кролика между ними. Хёнджин издал шокированный звук, почти похожий на писк котенка. Чанбин прижался к нему на миг, затем отстранился и вздохнул. — Я рад, что ты в порядке, друг. Хёнджин моргнул. Прежде чем он успел сформулировать какую-либо мысль, Чанбин вышел из комнаты. Было слышно, как открылась и закрылась входная дверь, и только после этого Чан потянул его обратно к кровати. — Пойдем, эги, — хмыкнул он, потянул Хёнджина на матрас и позволил ему свернуться клубочком у него на груди. Он прижал к себе своего зайчика, спрятав нос в его шерстке, а Чан обхватил его руками за талию. — Закрывай глаза, мышонок. Хён будет рядом, когда ты проснешься. Комфорт проникал в организм Хёнджина, пока Чан продолжал шептать ему на ухо мягкие, нежные слова. Он с трудом держал глаза открытыми, но вскоре почувствовал, что погружается в сон. Тепло чанового тела убаюкивало его мысли, сводя гул к минимуму, так как его разум окончательно… затих.

***

— Гм… кто там? — Пролепетал Чан, когда раздался неистовый стук в дверь. Он, как обычно, оставил её приоткрытой, — на случай, если он понадобится кому-то из ребят по какой-либо причине — но стук всё равно был приглушенным. Хёнджин уткнулся лицом ему в грудь, тихо заворчав. Ему всё ещё хотелось спать, а в объятиях Чана было так уютно и безопасно. Кто бы ни стучал, ему нужно было прекратить, чтобы он мог вернуться к своему приятному, теплому сновидению… — …мин? — Едва донесся до комнаты голос Минхо, прежде чем звук захлопнувшейся двери и бешеные шаги, устремившиеся к ним, разбудили Хвана. — Хёнджин! — Сынмин распахнул дверь, заставив Чана подпрыгнуть на кровати, при этом чуть не придавив Хёнджина. Тот застонал от боли, его плечо дернулось из-за внезапно навалившегося на него веса. — Сынмин? — Чан расширил глаза и посмотрел на него безумным взглядом. — Что за… — Хён, мне нужно поговорить с Хёнджином, — Сынмин слегка запыхался, будто бежал всю дорогу до жилого дома. — Сейчас же. — Я… наверное, тогда я выйду… — Чан широко зевнул и коснулся виска Хёнджина поцелуем, а затем, шаркая, вышел из комнаты. Он специально оставил дверь открытой, и ни один из двух ребят не сделал ни малейшего движения, чтобы закрыть её. Хёнджин просто смотрел на Сынмина, беспокойно свернувшись вокруг своего зайчика. Сынмин продолжал смотреть на него, его глаза расширились, а грудь вздымалась. — Покажи мне свою руку, — почти требовал Сынмин. Хёнджин слегка вздрогнул и снова закатал рукав. Его сердце до сих пор щемило при виде блеклой белой линии, которая всего полдня назад была смертельной раной. Сынмин осторожно взял его руку, покрутил её из стороны в сторону, словно пытаясь найти трещину в иллюзии. Он несколько раз провел большим пальцем по шраму, словно пытаясь стереть грим, но тот никуда не делся. — Он зажил… — Голос Сынмина был странно спокойным. — Мм… — З-знаешь… Я тут кое-что обд-думал, — спокойствие быстро сменилось дрожью, пока Сынмин продолжал водить пальцем по шраму. — Я всегда думал, что моя ТИР — это убивать людей. Я думал, что я убийца, но после твоего исцеления… Из-за него я задумался… Хёнджин не знал бы, что сказать, даже если бы мог использовать слова. — Я… я жесть как… я отчаянно пытался вспомнить всё, что произошло в день смерти моей мамы, и я п-понял… Я повторял с-себе, что хотел бы з-забрать её боль. Всё, что я хотел сделать, это избавить её от боли… ей было так больно, и я просто хотел, чтобы боль прекратилась… Он сделал судорожный вдох, пытаясь взять себя в руки. Хёнджин не нарушал молчания, не желая отвлекать Сынмина от его мыслей. После нескольких минут ровного дыхания Сынмин тяжело сглотнул. Взглядом он не отрывался от шрама, проводя по нему пальцем всё легче, как будто боялся прикоснуться к Хёнджину. — Я думаю… думаю… — Он кивнул сам себе. — Я не убил свою маму… Думаю, я просто… просто помог ей спокойно уйти из жизни. То же самое с животными… они были слишком близки к с-с-смерти… Он закрыл глаза и испустил ещё один дрожащий вдох. Хёнджин хотел протянуть руку и утешить Сынмина, но у него было чувство, что тот сейчас не слишком расположен к прикосновениям. — Они бы умерли несмотря ни на что, поэтому я думаю, что просто… забрал их боль, — сказал он, отдышавшись. — Но с тобой… ты… ты истекал кровью, но ты ещё не был так близок к смерти, поэтому я смог… ис-исцелить тебя. Хёнджин отстранился и неловко развел руками. Сынмин на мгновение уставился на него, расширив покрасневшие глаза. Через миг он бросился в объятия Хёнджина, крепко обхватив его за шею. — Я не убийца, — тихо всхлипывал Сынмин. Хёнджин крепко обнял его за талию. — Я… Моя ТИР исцеляет. — Минни… — Раздался голос Чана из дверного проема. Он удивленно смотрел на него, прижав руку к нижней губе, как будто прикрыл рот от шока. — Хён, — Сынмин скривился, а по щекам потекли слёзы. — Я не убийца. Я… я не убивал мою м-маму… — Я знал, что Сынминни хороший, — Чан подошел и обнял обоих. Сынмин, казалось, разрывался между смехом и рыданиями, а Хёнджин был просто счастлив прильнуть к его объятиям. Когда они разомкнули объятия и сели вместе на кровать, мысли Хёнджина снова заметались: если ТИР Сынмина несла за собой не смерть, а скорее исцеление… Значит ли это, что он может исцелить других от внушения? Он знал, что ТИР Чанбина способна на это, но мог ли это сделать и Сынмин? Считается ли это чем-то, что можно исцелить? Или это не настолько физическое состояние, чтобы на него можно было повлиять? — Что у тебя на уме, мышонок? — Спросил Чан, заметив отстраненный взгляд Хёнджина. Хван моргнул, глядя на своего хёна. Он нахмурился, думая, как ему выразить свои вопросы без слов. Он всё ещё сомневался, что может пользоваться словами: они казались ему настолько запертыми глубоко внутри, как и сразу после того, как он узнал о своей реакции. Он взял руку Чана и написал несколько слов, надеясь, что старший сможет собрать воедино обрывки фраз. Исцелить Мою ТИР Чан сосредоточенно нахмурил брови. Хёнджин, понимая, что хён немного растерялся, попробовал повторить те же три слова во второй раз, делая буквы настолько крупными и чёткими, насколько мог. — Исцелить… твою ТИР? — Пробормотал про себя Чан. Через некоторое время его глаза распахнулись. — Ты… ты думаешь, Минни может исцелить последствия твоего внушения? Хёнджин нерешительно кивнул. Сынмин и Чан на мгновение уставились на него, а затем переглянулись. Наступило молчание, после чего Сынмин вскочил на ноги и выбежал из комнаты, оставив Хёнджина немного утомленным. Чан издал смешок, посмотрев в ту сторону, куда убежал Сынмин, и приподняв одну бровь. Не раздумывая, он притянул Хёнджина к себе на колени и положил подбородок ему на плечо. — Хочешь поужинать? — Спросил он, как будто ничего страшного не произошло. Хёнджин не смог сдержать почти беззвучного фырканья, чем заслужил яркую ухмылку своего друга. — Давай же, Минхо пытается использовать все остатки в холодильнике и готовит что-то вроде запеканки. Хёнджин бросил на Чана обеспокоенный взгляд, а Чан со смехом откинул голову назад. — Не смотри на меня так, — усмехнулся он, поставив Хёнджина на ноги и поднявшись сам, а затем взял его за руку и потянул в сторону кухни. — Он не станет травить нас… специально. — Я всё слышал! — Воскликнул Минхо. Чан повернулся к Хвану и хмыкнул, прежде чем ответить. — Я ничего не говорил! — Ты не умеешь врать, хён! Хёнджин слушал их подтрунивание друг над другом и не мог не задаваться вопросом… Неужели это судьба снова и снова возвращает его к этим ребятам? Казалось, как бы он ни старался, он всегда оказывался в том единственном месте, где чувствовал себя в безопасности. Он пытался бежать, пытался убить себя, но всё равно возвращался домой. Он был дома, но ему казалось, что чего-то не хватает. Чего же могло не хватать?