The story of the youth who went forth to learn what fear was

Коралина с трудом разлепила глаза, очнувшись ото сна режущей болью в желудке. Если ее организм и был способен перенести голодовку, то крепкое пойло, задымленное горьким табаком, ему осилить никак не удавалось. Она перевернулась на спину и скривилась. Не заметила того, как вырубилась. Кое-как заставила себя сесть и протерла глаза ладонями. В пьяном дурмане ей ничего не снилось, отчего все ее переживания заметно ослабли, будто бы оставшись далеко позади. Туман осел, обратившись липкой и очень вязкой росой в голове. Монотонный гул отдавался тупой болью где-то в затылке. В горле все пересохло, а во рту стоял омерзительный привкус выпитого. Вот только на виски это совсем не походило. Она добрела до ванной, несколько раз неловко споткнувшись о собственные ноги. Тело казалось ватным и мало податливым, все еще пьяным, несмотря на то, что разум давно прояснился. Коралину слегка подташнивало, поэтому она сразу же нависла над унитазом, убирая выбившиеся из хвоста локоны от своего лица. Сдержать болезненный спазм не вышло. Ей стоило поесть перед тем, как начинать пить. Теперь же мысли о еде вызывали только большие приступы тошноты, назойливым комом скапливающейся под ребрами. По телу ударил сильный озноб и она вспотела. Вынудила себя пересесть на край ванной. Некоторое время тупо глядела перед собой в никуда. Ощущения были довольно гадкими, она все еще чувствовала себя уставшей, однако подобное случалось и раньше, поэтому Коралина не слишком беспокоилась о собственном самочувствии. Ей станет легче, как только спиртное в желудке уляжется, а тошнота сойдет на нет. Она бы приняла прохладный душ. Да вот только сил раздеться не оставалось. Внутренности сжались внутри нее с новой силой, заставив вернуться к унитазу. Ее вырвало еще дважды, после чего пришло слабое облегчение. Она смогла умыться и почистить зубы. С утра оставила все свои вещи в ванной, потому что устала таскать их с собой каждый новый день. Ничего не менялось. Хайзенберг не делился с ней новыми подробностями. Если бы пришлось начать собираться, она бы вряд ли успела собрать все. Вернулась в комнату и вытряхнула рюкзак на кровать. Отыскала аптечку. Кроме анальгетиков и средств женской гигиены ничего не было. Последние две таблетки абсорбента она выпила в первый же вечер своего пребывания в Румынии. Планировала докупить. Но не успела. Коралина нахмурилась. Стянула с себя штаны и поменяла на домашние шорты. Майка неприятно липла к телу от пота, однако снимать и ее она не решилась. Жар, стекающий по коже мелкими каплями, сменился на противный холодок. Она скинула ботинки и забралась под старый плед, смяв кучку своих вещей ногами в изножье. Долгое время лежала на спине. Пялилась в потолок, разглядывая сколы на потемневшей штукатурке и прислушиваясь к собственным ощущениям. Туалет был достаточно далеко отсюда. И ей придется поторопиться, чтобы добежать до него, стоит только почувствовать малейшее приближение тошноты. От воспоминаний и остатков горьковатого привкуса во рту немного мутило, поэтому она старалась сосредоточить свое внимание на потолке. Ни о чем не думать. Прошло какое-то время, прежде чем она услышала шаги. Хайзенберг запер некоторые двери в соседнем крыле, чтобы лишить ее возможности бродить повсюду. До вечера дотерпеть не смог и отключился на жестком, узком диване в помещении, где собирал аккумулятор. Закончил, когда проснулся через пару часов. Оставалось только доделать небольшую конструкцию, которую он собирался прикрепить к спине трупа и соединить с руками для увеличения его подвижности. После этого он попробует пустить ток, не ища замены некоторым недостающим деталям. Если все сложится удачно, солдат оживет. В ином случае ситуацию не исправят даже детали. Начать заново он не успеет. Придется искать новый, подходящий для такого количества модификаций труп. Разобрать предыдущий. Повозиться с Каду. На это уйдет не меньше недели. Хайзенберг сомневался в том, что у него есть столько времени. Он планировал создать нечто, что отвлечет внимание, возьмет на себя наибольший удар и выстоит. Однако в сухом остатке был вынужден брать огромную часть деревни численностью. Сам он туда не сунется. Разве что в последнюю очередь, когда BSAA выполнят часть своей работы, а Миранда потеряет хватку. Попытается выжить. Использовать силы Розы раньше, чем ту воскресят Евой. Если Итан откажется, он дождется нужного момента и сбежит, отправив армию разбираться с тварями. Но пока ограничивался догадками. Освободившись от аккумулятора, он отыскал связку ключей и прошелся поверху. Хотел снова закрыть библиотеку, но быстро передумал. Пусть девчонка читает вместо того, чтобы докучать ему его же прошлым. За весь день она так и не появилась в кабинете. Его никто не заставлял идти сюда, чтобы проверить, как она. Но он все равно шел. Будто бы ему было до этого дело. Больше походило на привычку, которой он обзавелся сразу же после ее появления на фабрике. Проверять свое комнатное растение. Или подранную собаками кошку, которую он не хотел заводить, но которая осталась с ним, потому что сама так решила. А он не смог ее выгнать, ни то из жалости, ни то из напускного равнодушия. Хайзенберг повесил связку ключей на пояс и заглянул в комнату. Коралина трепала верхнюю губу пальцами, лежа на спине. Обдирать было нечего. Губы продолжали болеть, лишь слегка взявшись ненавистной ей корочкой. Она пыталась избавиться от нее другим способом, правильным и менее болезненным, но увлажняющие средства не работали. От них становилось только хуже, все размокало и принималось отлипать самостоятельно. В конечном итоге ей, так или иначе, приходилось сдирать кожу пальцами. Покосилась на Хайзенберга. Если он закурит, ее снова вырвет. Он снял очки и окинул комнату непонятливым взглядом. Внутри стоял стойкий запах перегара и табака. Часть вещей, смятых на матрасе, свалились вниз. Прошел дальше и обогнув кровать с другой стороны, обнаружил пустую бутылку виски стоящей на полу. Коралина несколько раз растерянно моргнула, хмуря свои черные брови, однако взгляд не отвела. Ее пребывание здесь все больше смахивало на неподдающийся никакому разумному объяснению абсурд. Хайзенберг потер лоб двумя пальцами и выдохнул. Придется вернуться и запереть старую спальню со спиртным. Иначе она примется бухать и доставлять этим излишние проблемы. Но ему хотя бы удалось обнаружить причину ее сегодняшнего отсутствия. - Когда я сказал развлекаться, я не имел ввиду испытывать мое терпение, — грубо бросил он. - Я же ничего не сделала, — с сомнением произнесла Коралина. Уверена в этом не была. Может быть она слегка и перегнула палку со своим интересом. Походила по фабрике, стараясь отвлечься. И выпила. Однако его это совершенно не касалось. По крайней мере, пока она могла сдерживать рвотные позывы до унитаза. В ответ Хайзенберг раздраженно хмыкнул. Одарил ее строгим взглядом. Как она умудрилась вместить в свою худощавую тушку такое количество алкоголя оставалось для него загадкой. Небрежно толкнул ее в бок, заставив сдвинуться в сторону и опустился на край кровати. - Выглядишь паршиво, — прозвучало как издевка. Коралина смутилась. Тут же сделалась недовольной и цокнула языком. Не обязательно было говорить об этом. И быть козлом тоже. Ему всегда было чем заняться, поэтому она не особо понимала, почему он вдруг расселся здесь. Вряд ли, чтобы просто поиздеваться. Для этого у него находилось время и без специальных перерывов. - Забыла поесть перед тем, как начать пить, — с абсолютным равнодушием отозвалась она. Он усмехнулся. Слишком наивно с ее стороны, чтобы быть правдой. У нее явно была причина, о которой он не имел ни малейшего понятия. С другой стороны, все, что ее окружало здесь, было одной большой и очевидной причиной, а спиртное довольно быстрым и легким способом забыться. Он и сам с завидной частотой пользовался этим, пусть даже напиться до беспамятства ему удавалось крайне редко. Коралина села. Почувствовала тошноту, заново собирающуюся в густой и тяжелый ком где-то в глубине груди. До этого момента у нее кое-как выходило его контролировать. Спустила ноги на пол с другой стороны кровати. Неспешно дошла до двери с притворным, едва ли не показным спокойствием. Затем оказалась в коридоре и ускорила шаг. Желудок сжимался частыми, болезненными спазмами, однако из-за пустоты в нем, ничего не выходило. Она только сильнее обливалась потом, содрогаясь от жаркого озноба, на смену которому быстро возвращался холод. Посидев некоторое время над унитазом. Что было не более, чем пустой тратой жалких остатков энергии, она спустила воду. Задержалась, глядя на себя в зеркало. Надеялась, что Хайзенберг не станет дожидаться ее возвращения. От его присутствия не становилось лучше. Теперь она чувствовала себя виноватой и ее снова начинало тошнить. Вполне закономерно, учитывая не лучшие обстоятельства. Она обняла себя за плечи, стараясь спрятаться от холода и выглянула в коридор. Ее предположения оказались ошибочными. Хайзенберг все еще был здесь. Стоял поодаль от комнаты, глядя куда-то в потолок. Курил, не относя сигареты от губ и выпуская дым тонкими, полупрозрачными струйками в воздух. Хотелось поскорее вернуться под плед, поэтому Коралина проигнорировала тошнотворный вид сигареты в его руках и вышла. Он не стал раздражать ее и без того пострадавший желудок. Выбросил окурок в сторону лестницы еще до того, как она приблизилась, после чего снял перчатку и сократив остаток расстояния между ними, прикоснулся к ее влажному лбу ладонью. Задержал взгляд на бледно-синем лице и сжал губы. Она нахмурилась. Покрепче стиснула собственные плечи пальцами. Казалось, он продолжал злиться без видимой на то причины. Одернул руку, будто бы и вовсе не хотел ее касаться и сделал это против своей воли. Насильно. - Принеси стакан воды, — стал натягивать перчатку резкими и дергаными движениями. — Ложись обратно в кровать и прекрати выворачивать свои кишки наизнанку, — она растерялась. Довольно много приказов для одного раза. Думала, он что-то добавит, но Хайзенберг сохранял молчание. Даже не поднял на нее взгляда. Развернулся и пошел в обратном направлении, быстро скрылся за углом и шумно спустился по трем ступенькам вниз. Ключи на его поясе громко звенели. Он привык осознавать все, что делает. Иметь четкие цели и знать, к чему они приведут. Рассчитывать наперед, исключая непредвиденные исходы. Она, в некотором роде, была тем исходом, который он не сумел предвидеть. И все, что ее окружало, являлось сплошным и неподвластным пониманию хаосом, в котором он не имел ни единой возможности разобраться. Он больше не собирался помогать ей, но без его участия хаос только усиливался. Она никак не способствовала этому. Умышленно. Занималась тем, чем наверняка занималась и обычно. И эта обыденность слегка настораживала его. Больше, чем вполне оправданное желание поговорить с ней. Он поднимался наверх, пока ей не наскучило сидеть в одиночестве и этого было вполне достаточно. Моментами даже слишком. Сегодня она не спустилась. Это было первым, что он заметил, вернувшись в кабинет после недолгого отсутствия. Некое изменение. Вне его ожиданий. Но в рамках ее непредсказуемости. Сбежать она не могла из-за опасений, поэтому он предположил, что она отыскала себе другое занятие, в чем оказался прав. Он ждал, что она появится вечером. После того, как освободился и провел некоторое время в кабинете, размышляя над очередным планом. Ее отсутствие, в конечном итоге, вынуждало его возвращаться в комнату, словно бы пока она была на глазах, он мог не думать о том, какой хаос творится вокруг нее и возмещать этим недостающее общество, в ненужности которого раньше не приходилось сомневаться. Приглядывать за ней моментально вошло в его привычку. Как и видеть ее спящей посреди ночи или находить в кабинете, чтобы затем провести полтора часа в гнетущем молчании, изредка прерываемом незначительными разговорами. Ему это не нравилось и он злился. Она стала занимать слишком много места в его мыслях. А он солгал самому себе. И снова взялся чинить ее, чтобы она продолжала свою обыденность. Следовала за ним по пятам и делала вид, что ничего не происходит, пока он мог совершенно предсказуемо находить ее там, где хотел. Как неправильная, ебаная игра в кошки-мышки, которая его устраивала. Коралина прибрала свои вещи, свалив их в огромную кучу на стуле. На большее сил не хватило. Желание наведаться в ванну еще раз казалось непреодолимым. Она всячески сдерживала спазмы, переворачиваясь с одного бока на другой, затем выпила немного воды и с трудом успела добежать до туалета. Жидкость вылилась из нее вместе с горьким желудочным соком. Хайзенберг, как ни странно, вернулся. Отсутствовал не больше пятнадцати минут и снова увидеть его в комнате показалось ей достаточно неожиданным. Сразу же взялся помогать ей. Продолжал злиться, будто бы это была ее личная просьба, однако она совершенно точно не просила его о помощи. Он сам решил оказать ее. Разорвал пакет, который принес с собой и высыпал белый порошок в стакан, полный воды. Молча наблюдал за тем, как тот растворяется, окрашивая прозрачную жидкость в густо-молочный цвет. День оставался по-прежнему дерьмовым. Коралине казалось, что он продолжается. Сколько сейчас было времени, она не знала, но подозревала, что не так поздно, как ей думалось. Поднялась повыше на подушке и натянула плед до самого подбородка. Он стоял, пока порошок не растворился, после чего снова сел на край кровати рядом с ней. Всучил стакан ей в руки. Смотрел на нее в упор, не отводя взгляда и Коралина отхлебнула. Скривилась. Вкус был дрянным. С гадким, сладковатым привкусом, оседающим на языке. Вот только выбора он не оставлял. Ее легко было одурачить, отравить, например. Из его рук она принимала что угодно. Думала об этом в перерывах между глотками. - Поешь через час, — сказал он, перестав смотреть. Бросил перед ней пластинку с таблетками. — Если продолжишь блевать, выпьешь это. Он никогда не склонял слова к просьбам или хотя бы наставлениям. Между приказами и издевками проскальзывали только ругательства. Коралина разочарованно вздохнула. В голове крутилось много вопросов. О прошлом спрашивать не стоит, он не ответит, почему он изменил свое решение и помог, узнавать глупо. Лучше просто принять это. Ей сильно хотелось кофе. Не сейчас, а все остальное время. Но после сегодняшней прогулки это будет не более, чем очередной наглостью с ее стороны. Извиняться за это она тоже не станет. Он вряд ли воспримет это так, как воспринимают нормальные люди. - Спасибо, Карл, — она лениво покрутила стаканом в руке. Осадок поднялся. — Сколько времени? - Девять. Или уже десять, — снова назвала его по имени. Это сбивало с толку. Поэтому он ничего не ответил. Слегка задержался здесь. Оперся локтями на свои колени и убрал докучающие волосы от лица. Подождет, пока она допьет, осмотрит рану на бедре и вернется к делам. Она довольно быстро оправилась после ликанов. Синяков почти не осталось. Царапины на плече стали походить на свежие шрамы, но бедро продолжала перевязывать. Он совсем забыл о нем, предоставив ей возможность разбираться с ранами без своего участия. Сейчас она была в шортах. Вспомнил, потому что заметил край бинта, немного видный из-под короткой одежды. Коралину снова тошнило. Но не так сильно, как раньше. Пальцем она собирала крупные капли конденсата, скопившего на прохладном стекле. Старалась унять нервы и скорое сердцебиение. Он все еще сидел здесь, с ней. Не делал абсолютно ничего и никуда не торопился. Что, как правило, было неотъемлемой частью его неотесанного образа. Вместе с тем он вдруг стал казаться ей немного другим. Все еще довольно опасным и резким, но не таким, каким она его себе представляла изначально, после того, как узнала, чем он занимается. Словно бы за всем тем, что ее пугало, в нем оставалось нечто скрытое. Плохо различимое за толщей грубости и ненависти ко всему живому. Что, так или иначе, делало его другим человеком. Оставаясь взаперти, без окон и часов, Коралина чувствовала себя потерянной. Отдельной от мира и того, что в нем происходит. В погоне за мнимым спокойствием она могла придумать что угодно, и это бы в любом случае походило на неоспоримую правду из-за отсутствия какого-либо явного противовеса. И прямого доказательства обратного. Она любила проводить тихие, осенние вечера в своей квартире. Смотреть бред по телевизору и читать книги, всячески избегая улицы. Вечно зеленые пальмы портили ее представления о правильной осени. Детство она провела в Висконсине. И видела, как деревья меняют летние, приторные цвета на теплые, закатные и тусклые. Она всегда хотела вернуться туда. Окружить себя уютом, который помнила. Потому что так ей было комфортней. Считать, что в Висконсине все изменится. На улице стояла ранняя весна. От Штатов остались только воспоминания, которых она старалась не касаться. Она даже не знала, где именно находится. Но отчего-то почувствовала себя уютно. Возможно, слишком усердно притворялась, представляя, что ужасов не существует. Или все еще была немного пьяна. Но Коралине хотелось думать, что сейчас вечер осени, а за дверьми фабрики солнечным светом увядают деревья. Это было неправильно. Ощущать безопасность и спокойствие. Еще более неправильным было связывать это с Хайзенбергом. Намеренно упускать то, кем он был и чем занимался, покидая комнату или кабинет. Хотеть, чтобы он задержался немного подольше, тем самым избавляться от чувства одиночества, зияющего тревожной пустотой. В конце концов, это было хуже мимолетного возбуждения, испытанного ей к незнакомому спасителю словно слабое желание, вызванное стрессом, засело намного глубже, чем она того хотела. Незаметно обратилось во что-то иное, непосредственно связанное с тем, каким он был на самом деле. Из-за чего она вновь и вновь заглядывала в темную пропасть и чувствовала себя еще более грязной, чем тогда. Он не смотрел на нее. И уж тем более, не касался. Но она почему-то думала об этом. Представляла, как это могло бы быть, если бы он снова захотел прикоснуться к ней, как сделал это тогда. Сквозь омерзение к самой себе, вызванное беспечностью собственных мыслей, она по-прежнему ощущала уют, к которому стремилась. Допила молочно-белую жидкость и села рядом, сдавливая стакан скользкими от влаги пальцами. Хайзенберг нехотя повернулся в ее сторону и выровнял спину. Забрал стакан. Опустил его на пол между ними, затем небрежно взял ее за локоть и заставил подняться на ноги. Поставил перед собой, как ему это было нужно, при этом, не сказав ни слова. Коралина с раздражением оттолкнула от себя его руки. - Да почему ты просто не скажешь, чего хочешь, — претила самой себе, но ему незачем было знать об этом. - Потому что я много чего хочу, куколка, и ты устанешь слушать, — равнодушно отозвался он. — А теперь прекрати упираться и подержи шорты. Не найдясь, что ответить, она снисходительно хмыкнула. Приподняла края шорт и выдохнула. Попыталась стоять на месте, однако не лучшее состояние здоровья продолжало настаивать на своем. С утра с ее ногой все было в порядке. Никаких явных изменений она не заметила, нитка продолжала вгрызаться в стянувшуюся кожу, по большей части, пугая своим несуразным видом. Рана давно перестала болеть. Иногда чуть ощутимо чесалась. Однако притрагиваться к ней было мерзко. И она не делала этого. Хайзенберг быстро распустил бинт, который она завязывала все так же плохо. Бросил на измятую простынь. Ее стараниями комната погрузилась в еще больший и неудобный срач. Снова сделался сосредоточенным. Будто ужасно грубый и нахальный доктор. Или механик, который не имел большего интереса, чем его работа. Нахмурился и слегка потянул кожу рядом с раной в сторону. Она неловко пошатнулась, стоя одной ногой на носке. Он глянул на нее снизу вверх. Придержал свободной рукой за талию. Незамысловато и небрежно, как делал это всегда, увлекаясь процессом, но она продолжала реагировать неправильно. Выдала свою нервозность, силой сжав ткань в руках. Он подумал, что ее снова мутит. Бросил еще один взгляд на ее лицо. Бледность сходила. Вместо этого Коралина выглядела слегка напряженной. Рассеянно пялилась по сторонам, разыскивая, за что зацепиться. Грызла пирсинг передними зубами. Он бы назвал это попыткой отвлечься или неясной ему озабоченностью. Будто бы пыталась отделаться от надоедливой мысли. А думать она могла о чем угодно. Этим отвлекала. Он немного сдвинул ее в сторону и убрав руки, поднялся. Она снова села. - Поешь и ложись спать, — спокойно сказал он. - И… все в порядке? — скомкано уточнила она. - Да. - А ты уберешь нитку? — еще неуверенней. — Пожалуйста. Он усмехнулся и кивнул. Если только не забудет. Коралина спряталась обратно под плед. Он обошел кровать и забрал пустую бутылку, а потом вернулся и поднял с пола стакан. У нее было не слишком много времени, чтобы подумать, так что она заговорила прежде, чем определилась с тем, что именно хочет сказать. Иначе бы он ушел. - Слушай, — допустила небольшую паузу. — Это не мое дело, почему ты решил помочь. Но правда, спасибо. Потому что так ему было проще. Думать, что она продолжит вести себя предсказуемо. Спускаться вниз от безделья, а потом возвращаться обратно в комнату. И никуда больше. Он изменил свое решение не столько для нее, сколько для самого себя. Она не была глупой, оттого и не воспринимала его помощь как нечто личное. Он почувствовал себя втянутым в ее человеческий хаос. Быстро понял, что ошибся. Она не создавала его. Была его прямым олицетворением и когда она находилась рядом, он ощущал себя немного по-другому. Продолжал искать ее общества, несмотря на то, что хотел держаться подальше. Оказывался частью ее притворства, где ничего плохого не происходило, а он был не больше, чем простым человеком, внезапно заслуживающим благодарности. Обнаружил, что не понимает, как должен реагировать. Что бы он ни ответил, это будет звучать неправдоподобно. Кроме одного. - Тебе не стоило оставаться, — а ему не стоило позволять ей остаться. Каким-то образом она поняла, почему он сказал именно это. - Я знаю.