Vis-a-vis

Понадобилось больше недели, чтобы привести дом в порядок. Последний штрих – обшивка железом. После того, как и эта работа была окончена, стройка официально завершилась. Дом по-настоящему воскрес. Да, был утерян шарм старины, потому что Эрвин обставил все комнаты новой современной мебелью, но убранство дома было действительно уютным и красивым. На втором этаже Смит обустроил себе кабинет, стараясь по максимуму оставить свободного пространства, чтобы не стеснять вдохновение. В большой комнате, которая и представляла из себя весь второй этаж, были лишь письменный стол, стул, ковер, несколько книжных шкафов и много домашних цветов в горшках, чтобы было побольше кислорода. Если сесть за стол, за спиной оказывалось большое окно с белыми ажурными занавесками. Через него проникало очень много солнечного света. Эрвин оказался очень доволен работой. Дальнейшие его планы можно было поистине назвать наполеоновскими: обустроить двор, восстановить мамин палисадник, сделать беседку, разместить большие летние качели, еще починить покосившийся амбар, а еще... Как известно, строить дом можно бесконечно, и Эрвин понимал, что все в этом году не переделает тем более, что фантазия у него бурная, но все еще впереди. Смит планировал в будущем приезжать сюда каждое лето. Может, однажды будет отдыхать здесь со своей семьей, когда она у него будет. Хистория продолжала ходить на стройку к Эрвину, несмотря на строгий запрет отца. С Эреном у нее был серьезный разговор на повышенных тонах. Девушка очень сильно обиделась на юношу, обвинила его, что тот лезет не в свое дело, а он и рта не мог открыть, чтобы возразить, только стоял и слушал, потупив взгляд, а затем Хистория, махнув волосами, развернулась и пошла в сторону Эрвина, а Эрен так и остался стоять, поджав губы. Хистория очень сильно нравилась Эрену и уже довольно давно. Он намекал ей на это, оказывал соответствующее внимание, но Хистория то ли не видела, то ли не хотела видеть. Эрен подсознательно понимал, что, скорее всего, второе, потому что он был простым сельским парнем, его отец работал в больнице врачом-терапевтом, а Хистория была дочерью главы деревенской управы Рода Райсса, а еще просто невероятно красивой девушкой. О признании в чувствах Эрен даже и мысли не допускал. У нее и без него было много поклонников, и Хистория всегда предпочитала мужчин постарше. Вот и сейчас она крутилась около Эрвина, который вообще не предпринимал никаких ответных действий и подавал ни малейшего намека на что-то большее, чем просто дружба, однако Хистория сдаваться была не намерена. Она убеждала себя, что неприступность Эрвина даже хороша, тем интереснее будет заполучить этого мужчину и ценнее победа. Уже была известна дата свадьбы Моблита и Ханджи, и Эрвина, конечно же, пригласили. Они очень сильно сдружились за это время: показывали Смиту красивые, интересные места, ходили друг к другу в гости, просто много общались, однако Эрвин так и не решился рассказать, кто он. На вопрос о работе Смит лишь ответил, что он фрилансер и человек глубоко творческий, но ничего больше. Эрвину нравилось непредвзятое отношение к нему местных, и он очень не хотел, чтобы что-либо изменилось. Здесь Эрвин Смит – чистый лист, и пусть его знают как личность, а не как картинку с экрана ящика с заранее повешенными ярлыками и прицепившимися предрассудками. За книгу Эрвин так и не сел, не найдя в себе сил – занимался чем угодно, только не тем, чем надо. Никогда раньше он себе подобного разгильдяйства не позволял, да и руки сами тянулись к клавиатуре в любое время суток, только дай. Теперь же в подсознание закралась мысль, что он больше никогда не напишет ни одной книги – это было самым большим страхом Эрвина, и сейчас он приобретал все более четкие очертания. Эрвин не прекращал свои ежевечерние прогулки. Они помогали освежиться, собраться с мыслями, обдумать планы на ближайшее будущее. Телефон Смит так и не включил, поэтому звонками из города его не доставали, дела словно испарились, однако Эрвин понимал, что довольно скоро ему вновь придется окунуться в прежнюю рутину, и она опять поглотит его. Чем ярче Смит себе это представлял, тем ценнее для него был каждый момент, проведенный здесь. Эрвин каждый день без исключения наведывался к тому самому прекрасному вишневому дереву да с таким пристрастием, что за ягодами уже приходилось тянуться наверх, вставая на цыпочки, потому как на ветках пониже он уже все ободрал несколько дней назад. Этот день не стал исключением. Смит, прежде чем пойти к оврагам, чтобы полюбоваться видом, вновь решил подсластить себе дорогу. Эрвин уже набрал небольшую горсть в ладонь, как вдруг ворота дома, на участке которого произрастала заветная вишня, отворились. Мимо с грохотом проезжал трактор, так что Эрвин не мог слышать приближающихся шагов, потому он продолжал так же увлеченно выбирать спелые ягоды, однако раздавшийся в двух шагах мужской голос заставил Смита оцепенеть: – Я-то думаю, чьи овцы пожрали мою вишню, а тут, оказывается, и одного барана хватило. Эрвин так и стоял на цыпочках, не убирая руки от вишенки, которую хотел сорвать, и не решаясь повернуться. Сердце ушло в пятки. Смит, сделав над собой усилие, медленно повернул голову в сторону источника голоса. Перед Эрвином стоял невысокий молодой человек с ведрами в руках. Он, хмурясь, прожигал в Смите дыру. Эрвин явно почувствовал, что в воздухе витают искры, негатив сгущается, а его самого окутывает темная аура – настолько суров был взгляд этого парня. Других деталей Смит не мог разглядеть, было довольно темно, да и мысли совсем не о том. – Хули ты вылупился? Ты глухой или тупой? Ты какого хрена тут пасешься?! В голове зияла дыра. Только через минуту Эрвин понял, как глупо выглядит со стороны. У него не было ни единой мысли, ни единой идеи, что сказать и как оправдаться, и потому Смит лишь продолжал не осмысленно смотреть на черноволосого парня, гнев которого от этой игры в молчанку только нарастал. – А, я… – промямлил Эрвин, наконец, встав полной стопой на землю и убрав руку от вишни. – Что «я»?! Что «я»?!Головка от хуя. Ты знаешь, что жратва денег стоит?! Парень хотел сказать что-то еще, но Эрвин вдруг выпалил: – Я могу заплатить. Эта фраза, кажется, выбесила хозяина дома окончательно. Лицо его потемнело еще сильнее, и он разъяренно крикнул: – В жопу себе засунь свои деньги! Пошел вон отсюда, и чтобы я тебя больше не видел, понял?! Хозяин дома пытался убить взглядом. Он смотрел на Эрвина, как бык на красное полотно, был готов сорваться с места в любую секунду. Эрвин еще минуту бездействовал, нервно пытаясь сообразить, какими словами извиняться, но по лицу того парня можно было понять, что слова уже не нужны и он просто хотел, чтобы этот мужик просто исчез с глаз долой. Так Эрвин и решил поступить – просто ретировался, включив режим самосохранения, пока ему одно из ведер на голову не надели. Эрвин, не оборачиваясь, поспешил вернуться домой. Он почему-то заперся, словно этот парень следовал за ним. Было очень не по себе. Смит в последний раз чувствовал себя так лет в пятнадцать, когда они с Майком подрались с другими ребятами, а одна девочка полезла их разнимать, закрыв собой оппонента Эрвина, и тогда он случайно ударил ее вместо него. И хотя девочка не держала зла, потому что понимала, что сама была виновата, Эрвин долго еще просил у нее прощения. Теперь же он, будучи состоятельным мужчиной, вновь почувствовал себя нашкодившим ребенком. Стоило прикрыть глаза, как перед глазами снова появлялся он. Эрвин не знал куда спрятаться от этих ледяных глаз, осуждающе смотрящих на него. Было очень стыдно. Смит прекрасно понимал, что сам виноват в происходящем, прекрасно осознавал, что таскал с чужого участка, но до этого злополучного вечера надеялся, что все обойдется и никто ничего не узнает. К тому же, уже завтра Эрвин бы не пришел, ведь там больше не осталось вишни, а через забор он бы точно не полез. «И все же так мне и надо», – подумал Эрвин, не удержав вздоха. Смит пытался придумать речь с извинениями, лежа на кровати, и не заметил, как заснул. На следующий день Эрвин отправился в местную пекарню. За эти две недели он был наслышан о ней, все местные отоваривались там, ни от кого Эрвин и слова плохого не слышал, но сам все никак не мог дойти, но вот, наконец, собрался. Вчерашние острые эмоции от неловкой ситуации растворились в ночи, и Эрвин уже не была настолько стыдно. Утро вечера мудренее, рассудок прояснился, и с утра он точно знал, что, чтобы отчистить совесть окончательно, нужно лишь поговорить с хозяином вишни и принести устные и финансовые извинения. Пекарня находилась в центре деревни, Эрвин решил прогуляться. Он вообще редко теперь садился за руль, все больше предпочитая пешие прогулки. Погода была просто прекрасная – солнце приятно грело, а не жарило, по голубому небу плыли небольшие кучевые облака, дул легкий ветерок, разносящий запах трав и цветов. Нужно дышать свежим воздухом, собраться с мыслями, а для Эрвина это сейчас было первостепенной задачей. Он продолжал обдумывать то, что скажет тому парню вечером, когда пойдет к нему, и потому не заметил, как пришел. Пекарня представляла из себя небольшой деревянный домик с вывеской бледно-желтого цвета и зеленой надписью «Пекарня», под которой были нарисованы колосок, хлеб и горшочек молока. По обе стороны от входа были посажены разноцветные цветы. Дверь была открыта, однако внутреннего убранства не было видно из-за повешенной белой занавески в пол. Эрвин, отодвинув ее, оказался внутри, но более не смог сделать и шагу. За прилавком хозяйничал все тот же парень, что так неудачно вчера буквально поймал его за руку. Молодой человек был в фартуке, белой косынке и перчатках-прихватках. Эрвин хотел было сбежать, но не успел – снова столкнулся с этим острым взглядом. Их обладатель только вынес партию свежих пирожков и хотел было выставить поднос на прилавок, как вдруг увидел Эрвина и тоже замер. – Опять ты, – тихо сказал он, с грохотом поставив поднос и нахмурившись. Эрвин поймал себя на мысли, что он опять выглядит полным идиотом, но теперь же явно осознал, что дело не только в том, что его пристыдили, а еще и в этих глазах, пристально смотрящих на него. В пекарне больше никого не было, кроме них двоих, и Эрвин счел это проклятьем. Прилавки были полны, но Смит не знал, чем именно, потому как не мог отвести взгляда от парня за прилавком. Теперь он мог рассмотреть его: правильные черты лица, тонкие черные брови, узкие, поджатые губы и эти глаза… Неприступные льды. Айсберг. Смотрящий разбивался о них. – Либо покупай, либо проваливай, – грубо сказал парень. – Хлеб. Батон, – неожиданно для себя ответил Эрвин. Парень подошел к полке со свежим хлебом, ловко убрал батон в пакет и положил на прилавок. Эрвин на негнущихся ногах подошел ближе и отдал деньги. Он хотел еще что-то сказать, правда, не знал, что именно, но что-то точно хотел, однако продавец его опередил: – До свидания. Он всем своим видом показывал, что хочет, чтобы Эрвин ушел, и он вновь ушел. Сбежал. От себя и от него. Что было в этом парне такого? Что-то внутри Эрвина будто дрогнуло. Эрвин не заметил, как ноги принесли его к Ханджи и Моблиту. Только тут за чашкой кваса он немного отошел. – Эрвин, прием! Ты слушаешь? Ты какой-то очень задумчивый. Нормально все? – поинтересовалась Ханджи, заглядывая ему в глаза. – Да, да, – отмахнулся Эрвин, отведя взгляд, – Слушай, хотел спросить… Я сегодня был в местной пекарне, купил хлеба… В общем, хотел узнать, что за парень там работает? Черненький такой, невысокий… – язык немного заплетался, Эрвин не мог связать слова в предложение, не узнавая в этом самого себя. – А, его зовут Леви. Это его пекарня, он сам печет и продает. У него там не только хлеб, кстати, у Леви большое хозяйство, даже корова есть. – Во как… Эрвин замолчал, устремив задумчивый взгляд в окно. – Завтра, кстати, пятница, нужно будет съездить на рынок, – вдруг вспомнил Моблит, обращаясь к Ханджи. – Да, я помню. Эрвин с интересом посмотрел на них. – По пятницам к нам с ближайших маленьких деревенек съезжаются фермеры, рукодельные, заводчики и прочие, можно много чего прикупить для хозяйства и для души. – Хочу посмотреть, – с улыбкой сказал Эрвин. – Тогда пойдем вместе. Мы хотим с Моблитом приобрести курочек-несушек, чтобы яйца домашние были, а то на покупных разориться можно.

***

Было шумно. На базаре продавали все, о чем можно было только подумать, начиная с помидоров, заканчивая игрушками ручной работы. Приходили семьями, парами, по одному. Уходили с несколькими пакетами, а кто-то уезжал с полным багажником. Ханджи и Моблит шли впереди, держась за руки, Эрвин был позади. Он с интересом рассматривал товары, вежливо отказывался и улыбался, когда кто-то подзывал его и предлагал купить у него что-либо, однако Смит не смог удержаться и не приобрести себе несколько безделушек типа корзинки-плетенки, разрисованной красивыми пышными цветами доски для резки продуктов и куклы-домовенка, а еще он купил Майку соломенную шляпу и браслет с деревянными вставками. Помимо этого Эрвин запасся овощами, мясом, салом, медом. Все свое, все домашнее. Взгляд Эрвина упал на ряды с ягодами. Он вдруг ощутил непреодолимую потребность в их покупке, поэтому стремительно направился туда. Бабушки и детишки, продающие ягоды, наперебой подзывали потенциального покупателя, но Эрвин соколиным взглядом выискивал все только самое свежее и спелое, поэтому, не задерживаясь, прошел несколько человек мимо, прежде чем найти то, что его заинтересовало. Взгляд Эрвина остановился на крупной спелой малине. По соседству с ней соседствовала не менее привлекательная вишня. – Здравствуйте. В какую цену малина и вишня? – Все никак не нажрешься ягод? Не боишься, что жопа слипнется? У Эрвина невольно приоткрылся рот. Леви, сидящий на маленьком раскладном стульчике, смотрел на него снизу вверх из-под соломенной шляпы, надвинутой на лицо, прищурив один глаз из-за яркого солнца. Это был все тот же колкий взгляд, но теперь он не казался таким отталкивающим. Наверное, Эрвин просто привык. Губы Смита сложились в слабую улыбку в ответ на этот очередной выплеск яда со стороны Леви. Его слова ничуть не обидели Эрвина, а, наоборот, даже позабавили. Леви через минуту молчания назвал цену, однако взгляд Смита уже успел упасть на ведро, на котором перманентным маркером было написано число. Сумма, которую вслух озвучил Леви, оказалась в два раза больше написанной. Леви заметил, что Эрвин заметил настоящую цену, но от своего не отступил. Они вновь переглянулись. Леви ждал негодования со стороны Эрвина, но какого было его удивление, когда тот спокойно достал кошелек из заднего кармана и сказал: – Мне ведро вишни. На лице Леви не дрогнул ни один мускул, однако внутри было неспокойно. Он, скрывая волнение, старался вести себя как можно более непринужденно, накрыл ведро крышкой, взял деньги. Эрвин заплатил в два раза больше, че нужно, а затем с улыбкой попрощался: – Спасибо. Всего доброго, Леви. Он подошел к Ханджи с Моблитом, они перекинулись парой фразой, а затем направились к выходу. Эрвин не обернулся и не увидел, что Леви смотрел ему вслед до тех пор, пока окончательно не потерял в толпе. Леви медленно опустился на стульчик. С губ слетело тихое: «Вот дурак». Однако Леви и сам не мог понять, к кому это обращение – к Эрвину или к самому себе.