— Оттащи его немного ближе к тому углу и переверни на спину. Так, это повесь, где взял, — спешно руководила Хистория — Я сейчас позвоню отцу, скажу, что все готово.
Эрен быстро вернул на место огнетушитель, которым ударил Эрвина. Хистория сделала звонок Роду и дала тому отмашку, после чего продолжила создавать идеальную иллюзию преступления. Девушка предприняла несколько безуспешных попыток надорвать платье в районе декольте, после чего сдалась и со вздохом обратилась к своему соучастнику:
— Порви.
Эрен заметно смутился. Он неловко посмотрел сначала на ложбинку груди Хистории, а потом — ей в глаза. Девушка, нервничая и спеша, завелась с полуоборота:
— Че ты вылупился, как баран на новые ворота?! Быстрее, порви мне платье, видишь, у меня не получается!
Эрен потупился, но повиновался.
— Сделай мне крапивку на руках! Ну не тормози, Эрен! Ай, все, хватит, теперь на другой… Так, теперь этому расстегни ремень и ширинку, а потом вытащи рубашку из джинс.
Параллельно с этим Хистория трепала волосы, размазывала макияж. Она скорчила в зеркало самую жалобную мордашку, на которую была способна, и, удовлетворенная результатом, скомандовала:
— Все, теперь исчезни.
— Хистория, я точно больше ничем не могу помочь?
— Нет, все! Давай только аккуратнее, чтобы тебя никто не видел!
Он кивнул и, удостоверившись, что в коридоре ни души, вышел.
Хистория немного подождала, дав Эрену уйти, после чего, посмотрев на Эрвина сверху вниз, спокойно переступила через него, и, оставив дверь на распашку, с криками выбежала на улицу:
— Помогите, прошу!
Салют был в самом разгаре, его грохот заглушал все звуки вокруг, поэтому Хисторию заметили далеко не сразу. Она так старалась и кричала, что все же в итоге некоторые гости обернулись.
— Прошу, помогите!
Кто-то подбежал к ней и удержал, когда Хистория чуть не упала, потом поспешили и другие. Истерика стягивала на себя все больше и больше внимания, и уже через несколько минут Хистория создала вокруг себя аншлаг и салют ушел на второй план.
Леви тоже наблюдал за происходящим, но близко не подходил. Вокруг Хистории и так было кучу народу, в том числе и виновники торжества, все ее успокаивали, наперебой спрашивали, что случилось, почему она в таком ужасном виде, но Хистория только плакала. Кто-то подал бутылку воды, девушка приняла ее. Немного погодя, она, задыхаясь, дрожащим голосом начала говорить:
— Он… он хотел… он…
— Кто «он», Хистория?! Успокойся, дыши.
— Эрвин… Эрвин Смит… Хотел меня изнасиловать…
У Леви от этих слов внутри что-то будто оборвалось.
— Что?! Как это случилось?! Где это урод сейчас?
— Я… я пошла в туалет, а он — за мной, а потом… вот, — она указала на рваное платье, — Он начал меня хватать за руки, трогать везде, я кричала, но меня никто не слышал из-за салюта, отбивалась и случайно его толкнула… он ударился об угол и потерял сознание… А я… убежала… я не хотела его толкать, у меня не было выбора, — сорванным голосом ломала комедию Хистория.
Из нее вышла бы хорошая актриса. Она и сама была очень довольна своим театром одного актера.
— Нужно вызвать полицию! — предложил кто-то.
— Да, скорее звоните!
— Нет, пожалуйста, я не хочу… мне так стыдно! Не хочу, чтобы все знали об этом… А еще я его толкнула, вдруг в итоге обвинят меня! Я уже позвонила отцу, он скоро приедет…
Очнулся Эрвин в ужасном состоянии: ломило все тело, безумно болела голова. Смит никак не мог сфокусировать зрение, все было словно в тумане. В ушах звенело. Давно ему не было так плохо. Эрвин начал медленно подниматься, осторожно сел, облокотясь на стену и шипя от боли. Дрожащей рукой он коснулся головы и шеи. Крови не было — уже хорошо.
Мысли путались, но Смит напрягся и перед глазами одна за другой начали мелькать картинки: вот Хистории стало плохо, он помог ей, довел до уборной, а потом… Ее ухмылка и чье-то знакомое лицо из-под капюшона в отражении… Эрен, или как его там… Не важно. Этот парнишка вырубил его чем-то тяжелым.
— Вот же блять, — не удержал в себе негодования Эрвин.
Придерживаясь за стены, он начал тяжело подниматься на ноги. Возможно, у Смита сотрясение, но сейчас он об этом задумываться не желал. Что-то происходит, и это что-то — плохо для него и, возможно, для Леви, а, значит, не требовало отлагательств.
На негнущихся ногах Эрвин направился на улицу. Его качало из стороны в сторону, словно щепку на волнах разбушевавшегося океана, поэтому приходилось идти по стене, и жутко мутило, как будто Земля начала вращаться раз в пять быстрее.
Когда Эрвин вышел на улицу, то увидел толпу людей, окруживших что-то или кого-то — отсюда он не мог понять, кто или что было в эпицентре внимания. Ответы нашли Смита сами:
— Вот он — мерзавец!
— Очнулся, подлец?!
— Да как ты…
Кто-то порывался в драку, но их останавливали со словами, что это того не стоит, не нужно даже руки марать об это дерьмо. Эрвин вообще не понимал, что происходит, и почему на него направлено столько агрессии. Все вокруг продолжало кружиться в безумном вальсе, и Смит невольно согнулся пополам, уперевшись руками в колени. Зажмурившись и приложив большие усилия, чтобы успокоить подступающий к горлу тошнотный ком, он попытался сосредоточиться и кое-как нашел глазами в толпе расплывчатую фигуру Аккермана. Он стоял ни жив ни мертв, но Смиту было невозможно увидеть его выражение лица.
— Леви… — хрипло сорвалось с губ.
Он сжал губы и отвернулся.
В этот момент подъехала черная машина. Из нее вышел Род Райсс. Он бросил злобный взгляд на Эрвина, а затем показательно бросился к дочке, которая уже захлебывалась слюнями и соплями. Все расступились, пропуская заботливого отца.
— Солнышко, как ты?! Он успел с тобой что-то сделать?
Род обнял Хисторию, прижав к груди. Девушка отрицательно покачала головой и несвязно ответила, что все нормально. Род погладил ее по голове, поцеловал в лоб, а затем выпрямился в полный рост и грозно направился к Эрвину.
Власть над собственным телом постепенно возвращалась к Эрвину. Он нашел в себе силы выпрямиться. Смит с высоты своего роста ответил Райссу красноречивым взглядом, хотя и видел его плохо.
Вот он — Род Райсс — убийца его родителей. Он подставил Кенни, а теперь хочет выставить преступником и его самого. Теперь у Эрвина не осталось ни малейшего сомнения в том, что этот человек виновен во всем. Кенни был прав с самого начала.
Эрвин стоял прямо, смотрел уверенно, несмотря на то, что для людей вокруг он превратился в последнего ублюдка. Да, всех убедил разыгранный спектакль: Ханджи и Моблит смотрели на него, как на врага народа, и даже Леви усомнился в нем… Но Смит не держал на них зла. Все действительно выглядело убедительно, даже слишком.
— Да что ты себе позволяешь?!
Род схватил его за грудки, толкая к стене. Ноги были еще ватными, и Эрвин легко поддался напору. Отлетев к стене, он ударился спиной и оскалился.
Смит молча прожигал в Райссе взглядом дыру. Много чего хотелось бы сказать Роду, но в этой ситуации слова Эрвина ничего не стояли. Проявить агрессию — значит, поддаться на провокацию и утвердить в глазах окружающих свою вину, оправдываться — просто бесполезно, ему самому будет противно, а радовать Райсса подобным Смит не собирался. Род поставил Эрвина в такое положение, что все, что бы он сейчас не предпринял, подольет масла в огонь и воспримется обществом в штыки.
— Как же так: Эрвин Смит, именитый писатель, и пошел на такой низкий поступок! Что, бабы не дают?! Или ты думаешь, если такой крутой, то тебе все дозволено, а? Конечно, привык получать все, что только захочешь, на блюдечке с золотой каемочкой!..
Он говорил еще что-то, но Эрвин не слышал, его как замкнуло. Толпа начала перешептываться. До Смита донеслись обрывки фраз:
— Да, кстати, я слышала о таком писателе…
— А я-то думаю, где я эту рожу видел…
— У меня его книга даже есть!
— Выброси сегодня же!
— Просто невероятно! И этих людей показывают по телевизору!
— Значит так, козлина, даю тебе двадцать четыре часа, чтобы духу твоего здесь не было, понял?! Иначе вся страна узнает, что ты насильник-педофил.
Род с отвращением оттолкнул Эрвина от себя, подошел к дочери, помог ей подняться с асфальта, не спеша довел до машины и усадил в нее. Прежде чем сесть в автомобиль самому, Райсс бросил надменный взгляд на Смита и, как показалось Эрвину, ухмыльнулся. Он чувствовал себя победителем, и Смиту пришлось признать поражение. После этого машина уехала.
Эрвин посмотрел в толпу и не увидел ничего, кроме злобы и осуждения. Все эти люди всего полчаса назад улыбались ему, а сейчас были готовы плюнуть в морду, а некоторые, как они сами выражать, раскатать его холеную морду в фарш…
От толпы отделился человек. Он, протолкнувшись через скопление людей, быстрым шагом направился к главной дороге, не желая задерживаться здесь более ни минуты.
— Леви!
Эрвин сорвался с места, позабыв о своем плохом самочувствии. Резкая боль в голове и теле тут же отрезвили его, поубавив пылкости, так что пришлось двигаться аккуратнее. Аккерман, услышав свое имя, остановился, но не повернулся.
Нет, только не Леви, неужели даже он…
Смит поравнялся с Аккерманом.
— Леви, послушай, я не делал этого!
Они стояли достаточно далеко ото всех, их разговор никто не мог слышать.
Леви молчал, не поднимая головы.
— Леви, ты же не думаешь, что я на это способен?! Леви! Леви, не молчи, ответь! Род с Хисторией подставили меня! Он хочет, чтобы я бросил расследование и исчез! Все, что они говорят — ложь, я…
— Прямо-таки все? А как же слова о твоей работе? — почти одними губами произнес Леви.
— Что? Леви, посмотри на меня, прошу.
Смит взял его за плечи, но Аккерман оттолкнул его руки, наконец, подняв взгляд.
— Я не знаю, во что верить! Почему ты не рассказал мне про то, кто ты?!
— Я хотел сказать, но не мог подобрать момента, а потом решил, что это не имеет никакого значения… Для тебя это так важно?
— Нет, Эрвин. Мне абсолютно похуй, драишь ли ты полы за копейки или работаешь моделью в сраном Париже, но то, что ты не соизволил рассказать мне, наводит меня мысль, что я нихуя о тебе не знаю. Я был с тобой абсолютно честен, а ты… Как я могу тебе теперь доверять? Или ты подумал, что меня заинтересуют твои бабки и я буду сосать у тебя ради них? Так ты подумал обо мне, Эрвин?
Аккерман замолчал. Смит только открыл рот, чтобы сказать, что тот глубоко ошибается в своих суждениях, как Леви перебил его, начав говорить еще громче, чем до этого:
— Заткнись, Эрвин. Я, блять, должен был башкой думать, прежде чем строить воздушные замки и раздвигать ноги. Теперь я понимаю, что я для тебя нихуя не значу. Да ты и сам говорил, что эта поездка — всего лишь развлечение для тебя, помнишь? Так вот будем считать, что наш курортный роман окончен.
Леви хотел повернуться и уйти, но Смит поймал его за руку:
— Леви, послушай, я, правда, люб…
Аккерман, догадавшись, что хочет сказать Смит, окончательно вышел из себя. Он выдернул руку:
— Заткись, Эрвин, заткнись! Не хочу больше ничего слышать! И признания свои в жопу себе засунь!
Если бы Леви услышал эти слова от Эрвина сейчас, то, наверное, не смог бы уйти.
Но он ушел, и Смит остался один посреди улицы с желанием провалиться сквозь землю.
Свадебное торжество на этой ноте было окончено. Домой все вернулись с неприятным осадком на душе.
Эрвин, добравшись домой, не находил себе места. Неисчислимое количество мыслей навалилось разом, намереваясь расколоть череп, как орех. Смит не знал, как поступить: да, для всех было бы лучше, если бы он сию же секунду собрал чемоданы, сел в машину и уехал далеко и надолго, а в идеале — навсегда, оставшись лишь воспоминанием, при упоминании которого возникает мерзкое сосущее чувство в груди, но… Эрвин не мог так поступить. Если Смит капитулирует сейчас, война будет проиграна, и никто и никогда не узнает правды: убийца его родителей так и останется безнаказанным, а его имя навечно окажется очернено. Кем он останется в глазах окружающих? В глазах Леви?..
Пусть Леви не простит его, пусть прогонит прочь, но сначала Эрвин должен доказать ему, что он ошибается, и что Леви стал для него самым важным человеком в жизни. Он должен сказать ему, смотря прямо в лицо, что любит. И единственная возможность все это сделать — остаться и довести дело до конца. Ради этого Эрвин костьми ляжет.
На дворе стояло раннее утро. Смит набрал номер Захариуса.
— Да, Эрвин, ты уже по мне соскучился? — зевая, пробормотал Майк.
— Майк, прости, что бужу, но мне срочно нужна твоя помощь. Привези мне кое-что. Сейчас.
— Эрвин, ты перепил?
— Я уже протрезвел сто раз. Загляни ко мне домой, у тебя же есть ключи? Открой сейф, код от него тоже знаешь. Возьми оттуда пистолет. И приезжай.
Повисла тишина.
— Во что ты вляпался, Эрвин?
Захариус тут же проснулся. Его голос стал предельно серьезным.
— В полное дерьмо. Поэтому прошу твоей помощи.
— Еду, Эрвин. Ничего не предпринимай без меня.
Нужно мыслить трезво, тщательно обдумать свои дальнейшие действия, но сознание упорно возвращало его к разговору с Леви. Смит знал, что Аккерман не хотел поднимать тогда взгляда, чтобы тот не увидел поглощающую его боль, но Эрвину этого и не нужно было — он ее чувствовал, как свою. Слова же, произнесенные Леви в сердцах, резали не хуже ножа. Как он говорил, как смотрел на него — при одном воспоминании об этом в груди защемило. Эрвин не сможет спокойно спать, пока Леви не узнает правду, пока не простит.
Эрвин сам не заметил, как ноги понесли его к знакомому дому.
Свет в окнах не горел. Эрвин стоял у ворот рядом с вишней, и при взгляде на нее на сердце стало теплее. Вдруг в окне Смит заметил слабое движение, Эрвин тут же подошел ближе, впритык к забору.
Они встретились с Леви взглядом.
Они смотрели друг на друга всего минуту, но обоим показалось, что прошла целая вечность. На самом деле их разделяли забор и одна несчастная дверь, но по внутренним ощущениям — целая пропасть. Леви, сжав губы, закрыл ставни.
Слишком велика была его обида. Аккерман никогда в жизни еще так не обжигался. Леви всегда держал всех на расстоянии вытянутой руки, но рядом с Эрвином — отпустил ее. Леви стоял перед ним обнаженный, без щита и доспехов, и Смит ударил его в самое сердце. И одним точным ударом убил его, словно однопалубный кораблик в морском бое.
Эрвин, стиснув зубы, вернулся домой.
***
— Крепко же ты вляпался, Эрвин, — подытожил Захариус после получасового рассказа Смита обо всем произошедшем.
Эрвин в ответ лишь вздохнул. Майк сделал глоток чая и, выдержав паузу, спросил:
— Как твоя голова?
— Не очень. И зрение до конца не восстановилось.
— Ты к врачу обращался?
— Ты привез то, что я просил? — проигнорировал вопрос Смит.
Захариус молча достал из сумки сверток ткани и с соответствующим грохотом тяжелого металлического предмета положил на стол. Смит откинул ткань и, удостоверившись, что перед ним пистолет, спрятал его за спину.
— Он заряжен, — многозначительно заметил Майк.
— Я в курсе. Я позаботился об этом сразу же после покупки.
— И что, ты планируешь теперь с ним ходить? — с нескрываемым негодованием спросил Захариус.
— Майк, алло, меня по голове приложили в туалете! Мало ли, что этим двоим еще в голову взбредет.
Майк под давлением убедительного аргумента был вынужден согласиться.
— Нужно как можно скорее поговорить с Закклаем. У меня мало времени.
— Тогда поехали.
Они сели в машину Майка и направились по предусмотрительно заранее найденному адресу. Сам за руль Эрвин сесть не решился, чтобы зрение не подвело и тем самым в результате не угробить их с Майком.
Закклай жил на пенсии красиво: крупный участок, большой кирпичный дом, палисадник, облагоустроенный двор — одним словом, наворовался в свое время и обеспечил себе безбедную старость. За воротами раздавались детские задорные крики, смех — это внучки Закклая, две девчушки пяти и семи лет, приехали в гости к бабушке и дедушке на лето. Смиту и Захариусу было известно многое из личной жизни бывшего служителя закона.
Эрвин позвонил в звонок. Через пару минут из дома вышла пожилая женщина. Она была удивлена появлению на пороге незнакомых мужчин, но все же вышла к ним.
— Здравствуйте, молодые люди, — поздоровалась хозяйка дома, — Вы к кому?
— Здравствуйте. Я сын сослуживца вашего мужа. Мой отец умер… Недавно я перебирал его вещи и нашел старые фотографии моего отца с вашим мужем. Я выяснил, что они служили в одной части в 19** году и были очень дружны. Вот, разыскал вас через общих знакомых, приехал, хотел бы с ним познакомиться, — складно пояснил Эрвин.
Майк про себя оценил легенду.
— Соболезную вам… К сожалению, Дариуса нет дома, он уехал в город буквально десять минут назад.
— А когда он вернется? Могу я его подождать?
— Вряд ли вы его дождетесь. Он вернется только вечером. Приезжайте завтра в любое время, мы будем ждать вас. Как вас зовут? Я передам мужу.
— Не стоит, я бы хотел сделать сюрприз. Я подъеду завтра, спасибо. До встречи.
— Конечно, всего доброго.
Майк и Эрвин были вынуждены уехать.
По приезду домой на Смита напали бессилие и апатия. У Эрвина ни к чему не лежала душа: работать он не мог, читать — тоже, так что вынужден был слоняться из угла в угол. В итоге он под давлением вселенской пустоты в душе неподъемным грузом упал на кровать и уставился в телефон.
Время текло медленно. Ничего не происходило, и это убивало. На кухне не пахло свежей выпечкой… Дом опустел без Леви, и даже Майк не мог этого исправить. И Эрвин тоже стал пустым.
***
Смит не заметил, как сгустился вечер. Эрвин уже который час занимал себя (не)увлекательным серфингом по просторам интернета, отвлекаясь от телефона лишь для того, чтобы сходить по нужде. До этого он заставил себя поспать после бурной ночки. Несмотря на то, что он чувствовал себя очень уставшим и веки налились свинцовой тяжестью, сон поначалу никак не шел. В итоге Эрвин все же вздремнул, однако это мало помогло — Смит все равно остался сонным и вялым.
— Эрвин, что-то горит.
Смит отвлекся от монотонного и бессознательного пролистывания ленты. Эрвин поднял скучающий взгляд на Майка и переспросил:
— Что?
— Там дым валит. Что-то горит.
Эрвин напрягся. Он поднялся с кровати, и они вместе с Майком вышли на улицу. В Смите поселилось недоброе предчувствие, и оно неумолимо нарастало, Эрвин, гонимый этим, ускорил шаг.
Смит и Захариус вышли за ворота. Шоу уже собрало своих зрителей: кто-то наблюдал из окон, не покидая домов, другие же вышли на улицу. Некоторые соседи собрались в кучки из двух-трех человек, переговаривались между собой, охали и качали головой, а кто-то наблюдал молча в одиночестве.
Горевшее здание находилось относительно недалеко. Огня Эрвин не видел, но было понятно, что полыхало хорошо: пламя ярко осветило беззвездное ночное небо, ввысь клубился плотный черный дым.
Смит замер. Предчувствие беды не то что не отпускало его, а росло в геометрической прогрессии. Эрвин, скованный пугающими мыслями, не мог пошевелиться. Он просто стоял и смотрел, будто тянул время, боясь услышать правду. Майк, в свою очередь, лишь минуту понаблюдал за пожаром, после чего подошел к двум бабулям-соседкам, которые стояли неподалеку, и спросил:
— Здравствуйте! Вы не знаете, что так здорово горит?
— Здравствуйте, молодой человек. Это уж известно — пекарня.
Эрвин, бледнея, повернулся на звук голоса Майка, которого тоже передернуло. Захариус уточнил:
— Какая пекарня?..
— Та пекарня, что принадлежит Аккерману.
Майк с широко распахнутыми глазами посмотрел на Эрвина. На Смите не было лица.
— Леви… — сорвалось с его губ.
— Твою мать.
Эрвин кинулся к машине. Он запрыгнул за руль, Майк заскочил следом. Не теряя ни секунды, Смит дал по газам.
По мере приближения к пекарне огонь сначала показался из-за крыш соседних домов, а затем предстал во всю красу. Он уже охватил всю пекарню целиком снаружи, и теперь намеревался поглотить всю без остатка до последней щепки. Пекарня стояла достаточно далеко от жилых домов, погода оказалась безветренной, так что огонь не перекинулся на жилые дома.
В воздухе кружился черный пепел. На пожар собрались зеваки. Никто не спешил ничего тушить самостоятельно, жители домов по соседству пришли лишь поглазеть и трагично повздыхать. Кто-то даже снимал на телефон. На память.
Эрвин дернул ручку двери машины так сильно, что чуть не выломал ее, выскочил на улицу и побежал в толпу. Майк поспешил за ним.
— Леви! Вы не видели Леви?
Он хватал за плечо и разворачивал к себе одного жителя деревни за другим и задавал, заглядывая в лицо, один и тот же вопрос, но те в ответ либо пожимали плечами, либо отдергивались и скалились. Слухи разлетелись по деревне молниеносно: все уже знали, что сделал знаменитый Эрвин Смит с беззащитной маленькой Хисторией, и теперь не хотели иметь с этим человеком ничего общего. Род Райсс сыграл на том же, на чем когда-то Эрвин.
Майк тоже вертелся, как юла, в поисках низкорослой черной макушки или чего-либо такого, что поможет ее обнаружить. Взгляд Захариуса привлекла молоденькая блондинка, которая смотрела на разгорающийся огонь с нескрываемой улыбкой на лице. Майк, нахмурившись и заподозрив неладное, подошел чуть ближе, осторожно протискиваясь сквозь толпу и стараясь привлекать к своей персоне как можно меньше внимания.
Девушка завороженно смотрела на огонь. Майк принюхался — пахло гарью, но было что-то еще… бензин. От нее пахло бензином. Захариуса как громом ударило. К девушке обратился молодой парень, шепнул что-то на ухо, она кивнула, и они отделились от столпотворения людей. В этот момент подъехала черная машина. Было понятно, что эти двое такси не заказывали, однако, чуть помедлив, все же сели в автомобиль. Он тут же тронулся с места и скрылся в темноте ночи. Майк успел запомнить номер и марку машины.
Этого никто, кроме Захариуса, не заметил. Все произошло быстро, а всеобщее внимание было обращено на пожар.
Теперь все ясно, как божий день. Это был умышленный поджог.
***
— Что ты наделала?! — накинулся на Хисторию Род прямо в машине.
Он, Хистория и Эрен теснились на заднем сидении, потому что там были затонированы стекла. Йегер от такого грозного вида Райсса невольно сжал голову в плечи.
— Отомстила, папа. Я отомстила! — рьяно отвечала Хистория.
— Что? Ты все испортила, дура!
— Да мне насрать! Он предпочел мне этого… этого… — она не могла подобрать слов, лишь эмоционально размахивала руками, — Это моя месть!
Род зарычал и разразился нецензурной бранью. Райсс замахнулся, и Хистория, решив, что он сейчас ударит ее, зажмурилась, как и Эрен, но Род опустил руку.
— Теперь он так просто не уедет… — прорычал сквозь зубы Род, смотря в окно на проносящиеся мимо деревянные дома.
Сейчас от Эрвина Смита можно было ожидать чего угодно. Роду Райссу нужно оставаться на чеку.
Ночка обещалась быть длинной.
***
— Дядя, дядя! — крикнул мальчик лет десяти, маша Эрвину рукой и пытаясь привлечь внимание.
Смит, который перетормошил за несколько минут почти всю толпу, повернулся на голос. Мама мальчика, стоящая рядом, пыталась его угомонить и заткнуть, но он продолжал кричать:
— … дядя Леви зашел внутрь!
Внутри Эрвина что-то громко ухнуло, сердце пропустило удар. Неужели Леви пошел прямиком в огонь, надеясь, что сможет его самостоятельно потушить?!
Смит бросился в горящее здание.
— Эрвин! — теперь уже орал Майк, — Эрвин, твою мать!
Но он не слышал его. От страха заложило уши. Кровь кипела в жилах, ударяла в голову. Захлестывало адреналином — в таком состоянии море казалось по колено. Эрвин действовал на инстинктах. Его ничто и никто не мог остановить.
Он вошел внутрь. Слизистые тут же обожгло, защипало глаза, дышать было в принципе практически невозможно. Смит, прикрыв нос локтем, пытался найти Леви, но это было сложно. Огонь охватил почти все: стены, прилавок, полки… Над головой трещал потолок.
— Леви! Леви, где ты?!
Эрвин закашлялся, снова спрятал лицо и прошел глубже.
— Леви!
Смит перепрыгнул через прилавок, прошел в комнату, где непосредственно пек Аккерман, и увидел заполненные водой ведра и лежащего рядом на полу Леви. Эрвин взял его на руки и поспешил к выходу.
Прямо перед ним упала балка, Смит еле успел уклониться, сделав пару шагов назад на кухню. Глаза слезились, воздуха дико не хватало. Эрвин, уже плохо соображавший и теряющий сознание, переступил через последнее препятствие и выскочил на улицу. Там его уже дожидался Майк: он принял Леви на руки, в то время как Эрвина, упавшего на колени на землю, вывернуло в жутком кашле.
Потолок не выдерживал. Все затрещало, проломились доски. После послышался звук сирен — приехали пожарные и скорая.
Леви погрузили в карету скорой помощи и начали приводить в чувства. Параллельно с этим пожарные принялись тушить пекарню. Здание сгорело безнадежно, восстановлению оно не подлежало.
— Эрвин, ты как? — Майк наклонился, пытаясь заглянуть другу в лицо.
Смит стоял, нагнувшись и уперевшись руками в колени, хватал воздух ртом. Никогда еще дышать воздухом не было так приятно.
— Нормально, — отмахнулся Эрвин, тяжело сглотнув.
— Позвольте осмотреть вас, — обратился сотрудник скорой помощи.
— Не надо меня осматривать, занимайтесь Леви, — немного агрессивно ответил Эрвин, выпрямляясь.
— Эрвин, слушай, — начал шепотом Майк, — пекарню подожгли. Я заметил в толпе какую-то девчонку с пацаном, они мне показались подозрительными. Я подошел. От них пахло бензином. Потом за ними подъехала машина.
— Девчонка — блондинка, а у парня — длинные волосы? — уточнил Эрвин.
— Да.
— Я тебя понял, Майк.
Захариус, выдержав паузу, спросил:
— Это от них ты схлопотал по башке?
Смит кивнул.
— Вот это ребятки молодцы, конечно… Наворотили делов.
— Он пришел в себя! — донеслось из скорой.
Эрвин тут же дернулся к скорой.
— Все, едем.
— Я поеду с вами, — поставил перед фактом Эрвин.
Эрвин хотел залезть в машину, уже поставил ногу, но Майк остановил его. Захариус резко притянул Смита к себе и зачем-то обнял:
— Я поеду за вами, — сказал Майк.
Эрвин, проигнорировав странный эмоциональный порыв товарища, согласно кивнул и залез в машину. Дверь за ним закрылась. Майк сел за руль, завел машину.
Глаза Леви были слабо приоткрыты, на лице надета кислородная маска. Эрвин наклонился над ним и осторожно коснулся волос. Аккерман не сводил с него взгляда. Эрвин мягко улыбнулся. Он заметил слабое движение Леви рукой: он, разжав ладонь, немного подвинул ее к Эрвину, и тот осторожно, но крепко сжал ее в своей.
— Все хорошо, Леви.
Он закрыл глаза и заснул.
