Детство Иных

Меня поймали на выходе из портала. На разум словно набросили тяжелое непрозрачное покрывало, как на клетку певчей птицы. Мир дрожал и кренился, и я не знала, открыты ли мои глаза, окружают ли меня темнота или небытие. Реальность возвращалась по кускам, почти как вспоминается сон: холод стального стола под яркими лампами; руки, снимающие с меня одежду и украшения, выпутывающие зачарованные гребни из волос. Впивающийся в локоть клюв катетера. Высокий светлый потолок, старомодное бра над прикроватным столиком, стакан воды. Это была просторная комната, похожая на спальню в дорогом гостиничном номере: кремовые с позолотой обои, хрустальные светильники, кровать с высоким изголовьем, парными столиками по бокам и вельветовым пуфом в изножье. Разве что без окон, даже спрятанных за гардинами. Меня переодели в мягкий спортивный костюм, не оставив ничего своего, и уложили поверх дорогих покрывал. Единственное, что осталось прежним, это меховая лента на шее. Исчез даже бесцветный лак с ногтей. Когда вошел Максим, я изучала пластырь, закрывающий след от катетера. Инквизитор не удивился, найдя меня проснувшейся, как и я не удивилась, увидев именно его. - Глюкоза и седативные, - сказал Максим. – Ты проспала два дня в медицинском отделе. Он изменился. Максим-Дикарь отправил бы меня в больницу, но не озаботился объяснениями. Я кивнула, опуская руку с повязкой. - Тело Константина Саушкина, - продолжил он мягко и серьезно, - сгорело в атмосфере спустя сутки после его прыжка на орбиту. «Фуаран» сгорела вместе с ним. Мне было пусто и холодно. Интересно, что думал Максим? О книге, написанной могучей ведьмой; и о том, что это вампир пытался осчастливить людей, превратив их в Иных всех, без разбору на Темных и Светлых, хороших и злых? Темные… вечные идеалисты. Вечно жестокие счастливые дети… - Я здесь, чтобы проводить тебя на заседание Трибунала, - сказал Максим. У меня было время только на то, чтобы освежиться в современной и безликой ванной комнате, разобрать пальцами взбесившиеся кудри, и потом Максим повел меня по пустым роскошным коридорам – все камень, позолота и старинные люстры. Через двойные двери он провел меня за плечо в зал суда – каменную чашу с высокими окнами – и остался стоять рядом. Я увидела почти весь цвет Москвы – все Высшие и первый-второй уровень Дозоров; на месте свидетелей Эдгар, Оскар, Света и почему-то Арина. И только обвинители и судьи – безликая масса в их одинаковых балахонах, неразличимая, когда не можешь взглянуть через Сумрак. - Анна Сергеевна Городецкая, - произнес инквизитор во главе, и даже голос его я не узнавала, - Высшая Светлая волшебница, бывшая сотрудница московского Ночного Дозора, вы обвиняетесь в нарушении Великого Договора, в нападении на сотрудников Дозоров и Инквизиции и в пособничестве Абсолютному Тёмному Иному, Высшему вампиру Константину Саушкину, - повторил он обвинение Хены. – На предыдущем заседании Трибунала были приняты показания Великих Гесера и Завулона, а также Инквизитора второго ранга Эдгара, ответственного за операцию по поимке Саушкина и нахождению книги «Фуаран». Можете ли вы подтвердить, что вам неоднократно было предложено прекратить участие в операции и покинуть место действия? - Да, - сказала я. Инквизитор кивнул. - Действительно ли во время схватки, после того, как вы нейтрализовали проклятие Великого Завулона, Инквизитор Эдгар предложил вам сдаться в обмен на отсутствие обвинений, и вы отказались? - Да, предложил, - сказала я, и Эдгар шевельнулся на своем месте. – Да, я отказалась – после уточнения его позиции по уничтожению поезда со всеми пассажирами, не успевшими сойти в установленный срок. Тишина в зале стала ещё неуютнее. Все были, без сомнения, в курсе дела. Но никому не нравится слышать такие подробности лишний раз. - Скажите, Городецкая, - с любопытством спросил Инквизитор, - вы в самом деле считали себя в состоянии победить в той схватке? Краем глаза я увидела, как Гесер покачал головой, взглянув на меня со знакомым сожалением. Да, мы с ним вели похожие разговоры много раз… Я рассмеялась вслух. - Нет, я не страдаю манией величия, - сказала я. – Гесер или Эдгар развоплотили бы меня, в лучшем случае. Но я надеялась, мы спугнем убийцу и он покинет поезд вместе с книгой. Или, хотя бы, что в процессе мы повредим состав достаточно сильно, чтобы он остановился в густонаселенном районе. Инквизитор помедлил. Мне казалось, он совещается с коллегами, но без Силы это было просто предположение. - Когда вы узнали, что преступником является Саушкин? - После того, как он забрал меня с поезда. Примерно за полчаса до… - у меня перехватило дыхание, - до его прыжка на международную станцию. - Это почти шестичасовое окно. Что вы делали в это время? - Была без сознания, - призналась я. Такие вещи давно перестали меня смущать. Он кивнул. Посмотрел на своих – я поняла, что в этот раз они действительно совещаются, даже, кажется, спорят. - Светлая Городецкая, - объявил он, наконец, - ваши действия в поезде считаются направленными исключительно на защиту людей и не нарушающими Равновесие. Несмотря на то, что обычно нападение на сотрудников Инквизиции карается немедленной и окончательной смертью, мы обращаем внимание на нелетальный характер ваших заклинаний и факт дальнейшего сотрудничества и, с учетом формального прошения о помиловании, поданного Инквизитором Эдгаром, равно как и отсутствия претензий от глав обоих Дозоров, снимаем обвинения, касающиеся данной ситуации. Однако, - добавил он резко, успокаивая волнение в зале, - остается открытым третий пункт обвинения, и было озвучено мнение, что мы не можем обойтись обычным допросом. Ввиду чрезвычайной важности книги «Фуаран» и в надежде, что Анна Городецкая могла без ведома для себя засвидетельствовать творимое покойным Саушкиным посредством Книги волшебство, мы немедленно проведем ритуал по восстановлению ее воспоминаний. Попытки вмешаться в проведение ритуала будут наказаны лишением Силы. Он шагнул вперед, к разделявшему нас возвышению, которому я первоначально не придала значения, и резким движением сдернул покрывающий его черный бархат. На свету вспыхнул пласт хрусталя, мутный и искрящийся, излучающий нездешний холод. Максим, так тихо стоявший позади, перехватил меня отработанным движением, не помогли все мои нефритовые перстни, ни попытки вырваться грубой силой. И я не жалела сил, сколь мало их ни было. Наверное, я была похожа на Лемешеву в Праге, которую воющей волокли на ритуал ревоплощения. Но я бы предпочла ревоплощение Плите Памяти в любой день. С того вечера в «Магарадже» рассказ Гесера о процедуре выворотки памяти не оставлял мои кошмары надолго. Я знала ясно и без тени сомнений, что не переживу подобный ритуал. Сойду с ума в процессе или так никогда и не научусь воспринимать реальность заново? – но меня прежней не станет. Меня уронили на ледяной хрусталь с такой силой, что полетели искры из глаз. Я еще сопротивлялась, а на моих руках затягивали ремни распятия, и магия Плиты уже давила, тяжелой росой оседала в воздухе. - Нет, - сказала я. – Пожалуйста, нет… Надо мной наклонился Максим: беспристрастный палач, мой безупречный Инквизитор. Он и сейчас не знал милосердия.