Самой доброй грустью

—То есть, погоди, — он усмехнулся, недоверчиво качая головой. — Ты специально приехала сюда, чтобы я переклеил тебе бинты? Несмотря на то, что даже больно двигаться? — закрывая за девушкой дверь в перевязочный кабинет, он поднял брови. В глазах читалось непонимание вперемешку с жалостью и любовью. — Ну, нет, конечно, — она мягко улыбнулась. — Я соскучилась. Ты больше суток в больнице, не представляю, как это тяжело… — она взволнованно изучила его лицо при естественном освещении, хмурясь при виде синяков, уже поселившихся под его глазами. — Я, конечно, люблю свою работу, но сейчас и вправду нелегко, — Арт слабо улыбнулся и положил ладони ей на талию, притягивая ближе к себе. — Ну же, я ведь тоже успел соскучиться, — прозвучало уже приглушенно, в волосы, запах которых он вдыхал. — Через два часа поедем домой. Дождёшься? — Да. Выпью пока кофе, и… сегодня ведь дежурит Валери? Обсудим с ней новости, — Тори уверенно кивнула. Арт довольно улыбнулся — он всегда боялся, что его коллектив может не поладить с наиважнейшим в его жизни человеком, но пока всё было наоборот. Он отстранился, изучая её лицо совсем близко, отчего девушка засмущалась. Тихо засмеявшись, мужчина оставил поцелуй на кончике её носа и отошёл вымыть руки перед перевязкой. — И всё же, мы здесь для дела. Ложись, — кивком головы указал на стол, и девушка послушно сняла футболку, ложась на живот. Каждое неловкое движение пока что приносило боль: после плановой операции на мышце спины прошло только десять дней, её не так давно выписали, и даже повязки ещё нужно было менять, что уж говорить о швах, которые были ещё не сняты. Арт взял с полок металлических стеллажей всё необходимое и вернулся обратно, сканируя глазами и изучая ситуацию. Его тонкие пальцы осторожно дотронулись до лейкопластыря, на котором держался бинт, и небольшого участка кожи рядом, но даже от этого малейшего прикосновения спина девушки покрылась мурашками. Заметив это, он ухмыльнулся, но виду не подал. Отклеил старую повязку, стараясь не морщиться в ответ на болезненное ойканье Тори, бросил её в мусор, налил на чистый бинт спирта. Шов был аккуратным, но кривоватым в связи с его немаленькой длиной, и все же Арт скептически прищурился, изучая затянувшийся рубец от дренажа и чёрные нитки. — Хоть что-то я могу проконтролировать, — усмехнулся он, ещё раз проводя спиртовой ваткой по коже. — Оперировал бы сам, если бы была возможность. Это такое ужасное бессилие было: смотреть, как тебя увозят в операционную, и понимать, что не я сам буду делать разрез, зашивать, следить за показателями… — в его голосе прозвучала толика вины. — Но к твоему сожалению, я уже несколько лет как отношусь ко взрослой больнице, да? — тихо ответила Тори, усмехаясь. — Именно, — он тоже засмеялся. — Нет, серьезно! Я, конечно, пытался полностью контролировать твое лечение, проверял все назначения, выяснял до мелочей ход планируемой операции — анестезиологи меня там наверное возненавидели. Но это ведь не то же самое, что и присутствовать вживую, — он нахмурился. Тори повернула голову, с преданностью глядя на него в ответ. — Спасибо. Правда. — прошептала она. От пронзительной искренности этих слов Арт замер с пропитанным спиртом бинтом в пальцах и выражением радостного удивления на лице. — Я люблю тебя, — вырвалось у него совсем тихо, но отчетливо. Тори перестала дышать: они были вместе уже несколько месяцев, но он ни разу не произносил эту фразу. Вся его любовь выражалась поступками, заботой, взглядами и действиями, и Тори этого хватало сполна, но услышать именно эти три слова… Она будто в тот же момент захлебнулась в количестве переполнявших её ярких эмоций. — И я. Тоже люблю тебя, — она шепнула в ответ, а потом протянула руку вперёд, заставляя его наклониться, и мягко поцеловала в губы, получив ответный поцелуй сквозь улыбку. — А теперь давай закончим с перевязкой, — усмехнулся Арт, отстранившись. Его руки теперь подрагивали, но он слегка сумасшедше улыбался и ощущал внутри невидимый светящийся шар некой силы. Он осторожно нанёс зеленку и взял новые бинты, начиная накладывать их, но нервные окончания на этом участке были сильно повреждены скальпелем, и потому каждое прикосновение пластыря к коже отзывалось горящей болью. Арт тихо извинялся после каждого «ой», чувствуя себя неловко и действительно виновато. — Ещё немного, малыш. И это последний раз. В следующий снимем швы и оставим заживать самостоятельно, — он тихо успокаивал, и у Тори от этих слов до предела натягивались какие-то струны в сердце. Хотелось плакать от его бесконечной заботы, ну или хотя бы упасть на колени и целовать его руки, потому что никакие «спасибо» не казались ей достаточными, чтобы передать всю её благодарность. В конце концов новая повязка была наложена, и Тори села, но Арт остановил ее, прежде чем она успела надеть футболку обратно. Несколько секунд он молча глядел на ее грудь и не двигался, а потом с усмешкой поднял взгляд. Тори хитро улыбалась. Ее чуть бледное лицо с веснушками и густыми ресницами выглядело так, что его хотелось целовать бесконечно, и мужчина не стал сопротивляться: наклонился ниже, начиная оставлять поцелуи на лбу, носу и губах. Тори захихикала, обняла его за шею и поцеловала по-человечески, чувствуя привкус мяты и искренней влюблённости. — Значит, работай свою работу, — усмехнулась она и спрыгнула с перевязочного стола на пол, когда они наконец отстранились. Окинула его взглядом: серый хирургический костюм отлично сидел на подтянутом теле, и верхняя часть костюма так ей нравилась, что она уже давно хотела попросить у мужчины одну из таких. Для себя. — А я буду в ординаторской. — Аккуратно со спиной, малыш, — он бросил на прощание, и Тори, уже подошедшая было к двери, вернулась и крепко обняла его. Он осторожно обнял в ответ, стараясь обнимать только за плечи, не касаясь спины. Забота — буквально в каждом его действии. Его лицо разрывала улыбка. Мягко поцеловав ее в макушку, он вновь носом уткнулся в волосы и совсем не хотел уходить из этой смеси запахов фруктов, тирамису и весенних вечеров. — Спасибо. Буду аккуратней, — она улыбнулась, и глаза блестели так сильно, словно она вот-вот расплачется. Однако голос даже почти не дрожал. Его взгляд заботливо проводил её до дверей. Арт выбросил все использованные инструменты в контейнер, а потом устремил взгляд в окно, где на улицах зажигались первые фонари, — всё это время на его лице играла рассеянная слабая улыбка.