Самой доброй грустью

На самом деле, даже не было сил плакать — хотя хотелось только этого. Ком в груди, сплетённый из нервов и мышц, стягивался все сильнее, причиняя ещё большую боль. Хотя, казалось бы, — куда уж больше? Тори сделала прерывистый вдох, который также отозвался болезненным эхом где-то под рёбрами. Распахнула глаза. Закрыла их вновь — так было проще справляться, просто делать вид, что ты спишь, не существуешь, ничего не чувствуешь. — Ты как? — мягкий голос прервал её страдания. Пришлось снова открыть глаза, только чтобы натолкнуться на взволнованный взгляд в ответ. — Жива? — вопрос был скорее шуточным, но лишь отчасти. — Вроде, — вымученно улыбнувшись, она облизала сухие губы. — Больно дышать. Очень. — Сейчас, — он кивнул, бесшумно вышел. Тори вновь поглотила серая пелена. Через пару минут она ощутила осторожные прикосновения к её руке, а потом — холодок по вене. Открывать глаза не хотелось, и она притворилась, что слишком устала. Так было проще, чем что-либо объяснять. Закончив с обезболивающим, он перешёл к следующему шагу. Холодный металл чувствовался даже через футболку, и Тори пыталась дышать ровнее, чтобы ему было понятнее, но один из таких ровных вдохов заставил её поморщиться и резко втянуть воздух, сжав зубы. — Извини, — полушёпотом раздалось совсем рядом, и она в недоумении подняла веки. Его бережные прикосновения никак не требовали извинений, наоборот — хотелось умолять, чтобы он не останавливался, чтобы и впредь обращался с ней, как с хрусталем. И вдруг — это тихое «извини». Тори почувствовала, как её сердце делает кувырок в груди, а после — трепещет, словно у него вдруг выросли крылья. Он закончил, все так же бережно поправил ткань футболки, на долю секунды опустил ладонь на ее плечо в жесте поддержки и так же безмолвно вышел. Сердце Тори билось так бешено, словно соревновалось с кем-то на скорость. Пытаясь отдышаться, она почувствовала, что опиаты наконец начали свою работу, с облегчением выдохнула и позволила себе провалиться в наркотический сон.