Самой доброй грустью

Мягкие струи воды. Холодок металла. Прикосновения — поцелуи — везде и каждую секунду, с перерывами на вдохи, тихие стоны и восклицания. Тори не находила в себе сил признаться, что её глупая влюблённость уже давно переросла этап несерьёзности, постепенно превращаясь в огромного зверя, кипящий шар света, готовый рассыпаться на молекулы от переизбытка чувств. Её чувство было большим, чем слово «люблю» — она даже не знала, каким словом его вообще можно описать. Вот и сейчас, отвечая на его поцелуи, обнимая за шею ладонями, она каждым своим прикосновением старалась передать ему хотя бы десятую долю своей энергии, заряженной беспросветной любовью. Вдруг — отстраняется, заставляя его взглянуть с недоумением и — возникшей за долю секунды — грустью. Однако её взгляд обещает нечто большее, то, что не могут передать никакие словесные объяснения. Опускается на колени, на холодный кафельный пол душевой кабины. Коленям — больновато, слишком уж худые ноги, и на тонкой коже точно появятся синяки или ссадины, но сейчас до этого никому нет дела. Точно не Тори. Хотя Артур, задумавшийся об этом на долю секунды, вдруг ловит себя на мысли, что ему нравится, когда её колени выглядят так. Потому что это напоминает ему о том, из-за чего они такими стали. И даже в самые холодные ночи дежурств эти воспоминания способны согреть. Тори поднимает взгляд исподлобья, слыша, как сердце бешено стучит в висках, словно прыгает вверх-вниз. Руки почему-то дрожат, как от предвкушения, в груди бабочки захлебываются и мешают друг другу крыльями, а она лишь нервно кусает губы и не отводит глаз от его лица. Он — тоже не в силах этого сделать. Она — буквально магнитит. Чувство, что в груди зажгли костёр, в который постоянно подбрасывают спички. Стенки душевой кабины — уже запотели, но даже с ледяной водой тут было бы невыносимо жарко. Тори слышит пульс в висках, чувствует его в шее, груди, ладонях, и даже, кажется, в ногах. Её чувства сейчас переходят за границы того, что она может в себя вместить, словно сосуд переполняет жидкость. И она, со странным благоговением, смотрит сейчас на мужчину, который стоит перед ней, и не может сдвинуться с места. Потому что её парализовало этим восхищением. — Это так глупо, наверное, — наконец шепчет она, усмехаясь. — Какое-то преклонение перед тобой. Ещё с самого начала оно было со мной, и вот достигает своей кульминации, время от времени снова к ней возвращаясь, нарушая все законы, — беспорядочная тихая речь девушки производит на него такое впечатление, что он только молчит. Однако взгляд говорит больше: в нем читается невыразимая ничем благодарность. Она боготворит меня. Черт побери, и чем только я это заслужил? Ведь совершенно ничем! Но — она знает обо мне каждую мелочь, знакома с моими демонами — они для неё просто милые котята, с которыми можно поиграть, — знает, каким я бываю мудаком. И всё равно — она стоит сейчас здесь, на коленях, передо мной, смотрит с этим детским трепетом, говорит такие слова и… О, Боги. Тори молча берет его ладонь в свою и оставляет поцелуй на тыльной стороне, не отрывая взгляд. Арт чувствует себя так, словно у него на несколько секунд остановилось сердце и перестали работать вообще все органы. Так, словно эти несколько секунд он был мертв и чудесным образом оказался в раю. Больше нет сил выдерживать этот чистый взгляд исподлобья, и он поднимает её с колен за руку, настойчиво целует, ладонями изучает каждый изгиб тела. Вода мягкими, тёплыми струями бьет по спине и растрепанным волосам. Хо-ро-шо — и больше ничего не надо в эти 7:34 утра обычного вторника. Обычного. Вторника.