Самой доброй грустью

Овальный иллюминатор расплывался перед глазами из-за слез. Идиотские эмоции. Или — замечательные? Ей нравилось быть чувствительной и эмоциональной, но в такие моменты было невыносимо сложно контролировать себя. За стеклом — кучи облаков, словно кто-то накидал комьев ваты. Так и хочется, если честно, спрыгнуть прямо вниз, на эти перины, и провести там как минимум остаток жизни, но они, к сожалению, не выдержат. Да и некомфортно на такой высоте, пожалуй. Прислушиваясь ко всем своим ощущениям, она время от времени делала глубокие вдохи, пытаясь отвлечься о мыслей о будущем. Легкое прикосновение чужой руки к бедру заставило Тори выйти из транса и повернуть голову. Арт вопросительно глядел на неё и явно был взволнован. — Ты ведь не плачешь? — он тихо уточнил, вглядываясь в ее лицо. В целом вопрос был такой глупый, что мог бы считаться риторическим, но Тори искренне не хотела его расстраивать. Быстро поморгав, она помотала головой. — Что ты, — слабо усмехнулась, отвела взгляд, потом посмотрела на него вновь. Арт сделал для себя молчаливые выводы, достал из рюкзака беспроводные наушники и протянул один из них девушке. Она с благодарностью приняла его, и уже через несколько секунд в динамике раздалась песня их любимой рок-группы. Незаметно для самой себя, она вновь отвернулась к иллюминатору. На горизонте неспеша разгорался закат. У облаков были подожжены края, да и сами они становились не такими плотными. — Красиво, — выдохнула шёпотом. Арт молча кивнул. — Все наладится, — вдруг произнёс он, когда молчание начало казаться невыносимым. Тори обернулась на него с вопросительным взглядом. — Ага. Ты еще скажи «не грусти» — и тогда точно. — эта манера речи не была в ее стиле, но она волновалась слишком сильно. — Малыш, от твоего отношения к ситуации зависит её исход, — он вмиг посерьёзнел. — Если ты будешь верить в то, что произойдёт худшее — конечно, случится что-то плохое. Я знаю, мы оба осознаём большую вероятность худшего исхода. Но, Тори, — он понизил голос до шепота, — верить нужно в лучшее. Готовить себя к худшему и надеяться на лучшее. Звучит сложно? — в его взгляде читалось искреннее переживание. — Немного, — призналась она. — Я уже не уверена, хочу ли верить в это неясное лучшее. Я иду по чертовому тоннелю и не вижу никакого света, даже маленькой точки вдалеке, — голос, в котором сквозило отчаяние, сломался под конец фразы. Она опустила лицо в ладони, но не плакала — держалась. — Тише, — он вновь зашептал, обнимая ее за плечи. Тут сдержаться было уже сложнее: его объятия и забота всегда действовали именно так. Она мелко затряслась, изо всех сил пытаясь удержать это внутри себя. — Поплачь, пожалуйста, тебе станет легче, — вдруг произнёс Арт, и эти слова стали спусковым крючком. Ему было очень страшно от слов девушки. Ей требовалась помощь, и он был готов на все, чтобы найти, предоставить ей необходимое и помочь, но в данную секунду, в этом замкнутом пространстве самолета, он не мог сделать ничего, кроме как обнять её крепче, гладить по волосам и шептать на ухо успокаивающие слова, которые все равно никогда не действуют. Тори успокоилась, когда самолёт вошёл в зону турбулентности. Она вытерла щеки, села ровнее, пристегнула ремень и вновь уставилась в иллюминатор пустым взглядом. Ещё девять часов, включая ожидание пересадки и второй рейс, и перед ними будет Камбоджа — a kingdom of wonder. И там можно будет хотя бы на время забыть о всей боли и тревогах, просто наслаждаясь жизнью и впитывая в себя каждую её секунду.