Липы пахли днём рожденья.
Это очень странно, но он к этому привык.
У отцовского дома мать с рождением сына посадила липу.
Она была очень суеверной женщиной…
Липа росла вместе с Неджи, и в июне–июле распускался липовый цвет. Листья и цветы липли к нему, одурманивали своим запахом, умиротворяли, притягивали пчёл. Но и те, нанюхавшись успокаивающего липового цвета, становились ленивыми безопасными маленькими букашками в чёрно-жёлтую полоску. И маленький мальчик преспокойно спал под жужжащим липким деревом.
А однажды в ещё тонкое слабое деревце ударила молния.
И мама умерла.
Он мало помнит то время.
Липа обгорела, погнулась. В то лето она не пахла мёдом и маслом, не шумела копошащейся в своих листьях жизнью, а мелкие цветы не липли к волосам. Но потом она снова расцвела, раскинулась, зазеленела и вгоняла всех в дремоту своим запахом. Это Неджи помнит хорошо — счастье, когда любимое дерево снова ожило.
А через года два липу съел жук. Изнутри, из сердцевины. Мальчик стоял, смотря, как тонкий, только-только окрепший ствол спиливают надвое, и чуть розоватая древесина выглядит, как мясо. Спилили, а внутри — гниль. И её выкорчевали, увезли куда-то далеко. А она, уже мёртвая, продолжала зеленеть и клеить Неджи цветы к волосам, как ласковое прощание и тихое извинение.
И липа исчезла со двора и жизни. Навсегда. Потом со двора и жизни исчез отец. Тоже — навсегда.
Они все исчезли.
А ему хотелось, чтобы его любили.
Его любила даже липа.
Это было давно, но для него липы в июле всё равно пахнут днём рождения. Липовый цвет нагоняет сонливости, вгоняет его в сладкую и тягучую, как мёд, апатию. Мелкие белые цветы, словно вымазанные мёдом, клеились и к пятилетнему, и к десятилетнему, и к тринадцатилетнему, и даже сейчас — к семнадцатилетнему молодому человеку.
Липы были для него той светлой грустью, под цветом которых он засыпал.
Но ни одно из деревьев всей Конохи не стало для него ближе, чем тонкое молодое деревце из детства.
Точнее, было одно. На холме, помесь липы и платана с привязанной к ветке качелью. Летом этот гибрид интересно сбрасывал кору, жёсткую и твёрдую, но изнутри всё-таки вымазанную липким липовым соком.
Но он не помнил этот липовый гебрид.
А потому мирно дремал, откинувшись головой на спинку скамейки. Цветы и листья деревьев мирно шептались над его головой, заполняя парковую аллею медовым запахом семейной идиллии.
Фамильный дом клана Яманака выходил на эту аллею. И Неджи никак не мог понять: если твой дом, такой большой и просторный, выходит дверьми в такое чудное место, зачем ютиться всей семьёй в маленьком цветочном магазине на оживлённой улице?
Он лениво посмотрел в сторону дома, где с полчаса назад исчез Иноичи и Нори, и снова откинулся на лавочку. Закрыл глаза, но даже через закрытые веки видел разбросанный пятнами солнечный свет, окрашенный из-за плотной стены листьев в зелёный. Тепло… Бла-го-дать.
Сладко задремал, убаюканный ароматом цветов.
На столе — рыба, зелёный чай без сахара и узкие мамины руки, отцовская улыбка. Домашняя семейная картина, которую ему очень больно вспоминать.
А через мгновение тонкие мамины ладони с мраморными длинными пальчиками взяли в руки чёрный веер, раскрыли его с хлопком и подняли к лицу. Жареная рыба на тарелках ожила, стала бить своим разделанным хвостом, теряя рёбра из раскрытого под мясом позвоночника. Рыбий рот лихорадочно глотал незнакомый воздух. Она перевернула тарелку на пол, разбила её, и продолжила метаться в кучке осколков, вонзая их себе в прожаренную плоть. В глазницах не было пустых рыбих глаз. Только чёрные провалы с листьями укропа. Чай внезапно превратился в грязь.
Неджи поднял глаза, почему-то совсем не удивившись всему этому хаосу. Только хотел посмотреть на маму, прикрывшуюся чёрным веером. Хотел спросить, где веник — убраться. Но мама, закрывшая веером глаза, показала ему свои тонкие губы, сложенные в ласковую улыбку. И Неджи ничего не спросил.
Потом она сложила веер.
Мальчик понял не сразу, что это — не бьякуган.
Мама оказалась слепа.
И этому он тоже не удивился.
Повернулся к отцу, но на месте Хизаши сидел смуглый высокий мужчина с его лицом, надетым, словно скошенная в сторону маска. От уха до уха — грубый шрам, уродующий всё лицо. Но только этот шрам и казался единственным настоящим на лице-маске.
Опять — ничего. Ничего не смогло испугать Неджи. Это показалось ему нормальным: слепая мама, чужак с лицом папы, живая жареная рыба, превратившийся в жидкую грязь чай. Это показалось ему нормальным — семейный ужин в этом абсолютном гротескном уродстве.
Напугало его совсем другое…
Он внезапно понял, что ему семнадцать.
Посмотрел на свои взрослые руки, одежду на коленях, понял, что он слишком высокий для маленького мальчика.
Но он не мальчик.
Ему уже семнадцать.
И испугался.
— Неджи… Не-еджи…
Резко открыл глаза, встречаясь ими с разбросанными пятнами света, пробивающимися через зелёный потолок аллеи.
Ино…
У неё её лицо. У Ино лицо Ино.
Выдохнул.
— Тебе снился кошмар… — девушка убрала руку с его плеча, за которое тормошила Хьюгу, пытаясь разбудить. Села рядом, с каким-то особым, личным интересом вглядываясь в его лицо.
Хьюга наклонился к своим коленям, упёрся в них локтями, а в ладони — лбом. Кивнул ей.
Это действительно был кошмар. Первый в его жизни кошмар.
Ему никогда не снились кошмары. Никогда.
Ино сделала задумчивое лицо, но лишь для того, чтобы не обидеть друга своей излишней заинтересованностью.
Помолчали.
Неджи успокоился, снова почувствовав медово-белый аромат любимого дерева. Свой кошмар списал просто на разыгравшееся из-за гормонов воображение. Просто странные образы его подсознания, потаённые страхи, неудовольствие из-за потери родителей, может, детская травма. Ничего серьёзного…
Но рядом сидела Ино.
— Если хочешь, то я могу узнать причины кошмара. Подсознание, там… Всякое такое…
Она сказала это как-то между-прочим, хотя, конечно, это была вообще единственная причина, по которой она с ним заговорила.
Неджи откинулся на спинку лавочки.
— Нет, не нужно. Просто кошмар.
— Ну… — девушка заложила прядь волос себе за ухо, смотря, как носок её домашних туфель рисует круги на песке аллеи, — Хината когда-то рассказывала, что у тебя провал в памяти был…
Настоящий провал в памяти — это то, что он забыл о своём провале в памяти. И никогда бы больше не вспомнил.
Но «Хината когда-то рассказывала»…
Посмотрел на Яманака украдкою, косо. У неё свой интерес — практика в техниках, работающих на сознании.
— Я могу попробовать восстановить этот провал. Может, твои кошмары связаны с ним, а ты не помнишь? Ты вообще свой сон помнишь? — и она специально сделала так, чтобы у них встретились глаза.
Ино посмотрела на него взглядом котёнка.
Помочь, что ли?..
Отвернулся от неё.
— Рыба, отец с матерью, чай… Веер… Чёрный.
— Так детально?
— Да.
— Это редкость.
Снова встретились глазами.
У девушки был очень настойчивый взгляд.
Подруга, как-никак…
Но было бы ложью сказать, что Неджи было не интересно.
Она дала ему пару минут на раздумья. И по истечению этих минут они оба увидели, как Иноичи выводил под руку Нори, закрывая за собой дверь кланового поместья, разрисованную тонкой работой мастера: бабочки и нарциссы.
Лицо Нори, как обычно, ничего не выражало. Только совершенную незаинтересованность.
За время их с Неджи знакомства он начал к ней привыкать, хотя Нори продолжала его раздражать. Она была неприятной. Местами грубой, местами пытающейся шутить. Но всё же он смирился с этими её заскоками, с несмешными шутками, с пошлостью, с её, на самом деле, вечным неунывающим нравом. Она ни разу не показала Хьюге, что раздосадованна, что расстроена или обижена. Как Наруто... Но всё же сравнивать Нори и Наруто было ошибкой. Наруто был оптимистом и весельчаком. Нори оказалась реалистом и редкостной язвой...
Но она всё равно его раздражала.
Неджи внезапно обратил внимание, какая у неё несмелая походка. Какая привычка всё время задирать подбородок и поворачиваться ухом к источнику внезапного шума.
Понял: это из-за слепоты.
Снова в голове возник образ слепой матери.
— Хорошо.
Ино честно пыталась скрыть радость. Но очень-очень плохо. Её глаза сверкнули благодарностью и предвкушением, улыбка сама наползла на губы змеей, хотя Ино тут же её сбросила с лица. И даже её кивок с "угу" показались слишком радострыми.
Стоило Иноичи подойти ближе, как блондинка вскочила ему навстречу.
— Пап, можно к нам Неджи вечером зайдёт? Мне нужно поработать с его подсознанием, — её отец ничего ответить не успел, как девушка уже повернулась к Неджи, — Ты ведь придёшь вечером? Часам к пяти. Но лучше в полшестого!
Неджи только кивнуть успел, взяв под локоть Нори.
— Спасибо, пап! — Ино коротко обняла ничего не ответившего отца за плечи и убежала в дом.
Яманака переглянулись с Хьюгой и молча, по-взрослому, решили ничего друг другу не говорить. Ино решила сама...
Иноичи кивнул на Нори, всё это время внимательно слушавшей чужой разговор, но не подающей никаких признаков того, что ей хоть что-то интересно.
— Девочка совсем ничего не помнит. Ничего не изменилось. Так Пятой и скажи.
Хьюга поклонился ему и, чуть сильнее сжав пальцы на локте Нори, удалился, ступая по засыпанной почками и лепестками, сухими и свежими, грунтовой дорожке прочь из парка, шебурша мелким гравием.
Второй плановый осмотр у Иноичи, проходящий два раза в неделю, завершён. Ему осталось только проводить девушку в общежитие, отчитаться Хокаге, и в полшестого зайти к Ино. На этом всё.
Привычно поддерживал слепую, направляя по дороге. Замедлялся или уводил её в сторону, если инфраструктура Конохи представляла Нори опасность. Странно, уже дней девять она на попечении команды Гая, уже столько раз он с ней возился, выслушивал капризы, поднимал, упавшую, из пыли, слушал её пошлости. И всё больше она его раздражала. Да, он всё же к ней привык, но раздражение оставалось с ним. Но почему-то он всё готов был простить, если Нори нужно было взять за руку.
Вот абсолютно всё простит, если она будет мило держать его за рукав.
Гормоны… Это всё гормоны, убеждал он себя.
И сам себе не верил. Но голос этот умело заглушал и не слышал.
Пару раз он встречался с Шикамару. Тот говорил, что выяснение обстоятельств, подвал, кровь — всё зашло в тупик. Ну нет ничего. Ничего не ясно. И Пятая разрешила это дело закрыть.
А Неджи понял, что теперь Нори на их шеях до тех пор, пока кто-то конкретный о ней не позаботится.
К примеру, Хокаге…
Он обязательно сегодня ей об этом скажет.
Аккуратно увёл её себе за спину, давая пробежать по узкой дорожке толпе детей.
Нори почему-то была сегодня крайне молчаливой. Не пошутила даже по «голову».
Неджи сделал пометочку у себя в голове: «Имя — не то». Ну не шло ей это имя! Оно шло какой-нибудь красивой танцовщице… С веером.
Чёрным…
Опять чёртов веер!
Встряхнул головой, пытаясь отогнать назойливое воспоминание.
Как-то заметившая это Нори тут же спросила:
— Блохи? — и косо ухмыльнулась.
«У Кибы,» — подумал.
— Мысли, — ответил.
— Плохие?
— Назойливые.
— Как блохи? — и одна бровь у неё изогнулась.
«Как Киба,» — подумал.
— Да, — ответил.
Разговор потух.
Нори ни с кем не познакомилась, кроме как с Ино. Но и с той — вынужденно. Команда Гая исправно проводила её до фамильного дома у липовой аллеи в чётко назначенные даты. Там проверяли всё её «подкорковую», помечали и недавно снятое наблюдение АНБУ не возвращали. Пока.
Пока не возвращали.
Нори схватила его за рукав по-особому. Хьюга сразу понял: проголодалась.
Да, он научился определять её желания по тому, как она хватала его за рукав. Как члены семьи по шагам узнают, кто идёт, так и он научился видеть в её касаниях и жестах чуть больше. Научился он этому поразительно быстро, словно когда-то уже знал, но забыл, а сейчас освежил себе память.
Рядом была небольшая закусочная-пекарня. На вывеске с названием сидела небольшая серая птичка. Заводя Нори внутрь, Неджи чуть приостановился, задрав голову и наблюдая, как горлица цвета пыльной морской гальки внимательно, как-то даже злобно, следила за ним своими чёрными круглыми глазками.
Птица… Серая. Это как чёрная и белая вместе.
Чёрно-белые птицы. Силуэтами. На камоно. Кажется… Синем.
У него разболелась голова.
Какие, к чёрту, птицы?..
— Чего остановились? — её голос имеет свойство отрезвлять, как удар булыжником по голове.
— Прости, задумался, — и, поморщившись невзрачной птице, так и сидевшей на вывеске, оба вошли внутрь.
Широкие столы, качающиеся на разболтавшихся гвоздях ножки стульев. От пыльной улицы спасает только тканевый занавес. Но и его треплет короткий порывистый ветер, занося внутрь клубы песка и пыли. На ближайших к улице столах серо-жёлтый слой, на котором кто-то пальцем нарисовал сердечки и кунаи. Поэтому сели как можно дальше от входа.
Девушка сладко улыбалась своими ассиметричными губами, уплетая какое-то кондитерское воображение с зелёным бисквитным тестом — из-за маття.
А Неджи сидел и жалел свой кошелёк.
Да, Хокаге давала им на расходы, касающиеся Нори, но Неджи давно понял, что на неё деньгами не напасёшся. В основном на всякие забегаловки и чайные домики, девушка могла весь день сидеть в них, только меняя заведения. Но всё же он ей не отказывал. Наевшаяся сладостей она меньше раздражала.
Назойливая головная боль перекочевала в левый висок, сконцентрировалась над глазом, залив свинцом бровь, и давила на него. Хотелось удариться головой обо что-то, поэтому решил поговорить с Нори.
— А что делает Иноичи во время этих сеансов?
Нори облизнула палец.
— Я чай пью. А он рядом сидит молчит.
Посмотрел на неё. Действительно, какой глупый вопрос… Но о чём с ней вообще можно говорить?
Им с ней решительно не о чем говорить.
— Я отведу тебя домой. Там у меня друг в том же доме живёт. Попрошу, он зайдёт к тебе вечером — проведает.
И почему он раньше не напряг Наруто?..
— Я так тебе надоела?
Они встретились глазами. И это было так неожиданно для слепой девушки, что Неджи не сразу понял, что ему был адресован вопрос.
Она смотрела на него со странным пониманием, осознанием действительности вокруг себя. Серьёзность её лица ни в какое сравнение с её вечным поведением и речью не шла.
Казалось, даже шрамы немного сгладились. А глаза у нее, кажется… Чёрные?.. Или… Какие они от природы?.. Чёрные ведь, да?
Неджи безнаказанно пытался угадать, какого цвета глаза под бельмом.
И так увлёкся этим, что случайно выдал правду:
— Немного.
Она ему действительно надоела.
Она не была ему симпатична, у него не было даже желания с ней дружить. Если бы не приказ, не упёртая Тен, он бы вообще с ней не разговаривал.
Но правду говорить всё равно не хотел.
Она криво улыбнулась, повернувшись ему профилем.
У неё нос с горбинкой.
Узкая, едва заметная под переносицей, горбинка.
Внезапно понял, что сказал.
— Я… Прости, — взгляд заметался по её лицу, пытаясь найти хоть что-то, что не поняло, что он только что ей сказал: нос, рот, брови, веки… Но все они поняли его слова. И, что самое плохое — поняли правильно.
— Это нормально.
— Что?..
— Это нормально. Каждому — своё. От меня вот, другие устают, ты — скучный. Зачем извиняться за дела природы?
Он внезапно понял, что у неё своё, особое суждение действительности. Оно зижделось на честности. На предельной честности.
Но осадок остался. Случайно ему изменило умение оставаться холоднокровным и при этом вежливым к собеседнику.
— Всё равно прости.
Она снова улыбнулась куда-то в сторону, сидя к нему в профиль.
Горбинка на носу… Чёртов нос.
***
Было ещё светло, но лучи солнца падали уже косо.
Бабочки и нарциссы померкли в этом неправильном освещении.
Ино ждала его. Даже стучаться не пришлось. Она встретила Неджи с такой широкой улыбкой и горящими глазами, что ему даже стало страшно.
Когда Неджи вытащили из реки, ещё в детстве, он внезапно понял, что ничего не помнит. Выполнял задание старика Хирузена, но память об этом так резко оборвалась, но причин оказаться в воде у него не было. Многочисленные ссадины и порезы на худом теле ребёнка, простуда… Но откуда всё это — не помнит.
Сказали, что он ударился головой.
Но сказали так, лишь бы что-то сказать.
Неджи не помнил ферму госпожи Ириму и всё, что с ней связано.
Именно это и было тем самым провалом.
Ино провела его по коридору в свою комнату. Неджи спиной чувствовал внимательный взгляд её отца, но самого Иноичи не заметил. Было как-то неловко…
Девушка посадила его на пол, поставила перед ним чашку и чайник. И Неджи внезапно понял, о чём говорила ему Нори.
— Ты просто сиди и пытайся ни о чём не думать, — она села напротив и положила ладони ему на виски.
Неджи болезненно поморщился, когда она его коснулась.
— Что?! — Ино испугалась и резко отняла руки от его головы, — Ты ранен?
— Да нет, — он неловко улыбнулся, пытаясь своей неловкостью попросить прощения за то, что напугал её, — Просто мигрень, кажется.
— А… Ой, прости. Таблетку?
Хьюга думал недолго.
— Давай.
Хотя внутри ждал с нетерпением, когда она начнёт.
***
Ино рвано вздохнула. Открыла глаза. Небо заволокло серой массой туч.
— И чего тебе?
Она обернулась.
Перед ней стоял отец Хинаты. Девушка поняла не сразу, что произошло. А когда оглянулась и поняла, что стоит во дворе поместья клана Хьюга, испугалась, что это реальность.
«Хотя нет, — она ещё раз посмотрела на мирно ждущего её ответа Хиаши, — Это и есть реальность. Нынешняя. Нужно дальше.»
Не разбуваясь, она ступила на порог, обошла какого-то картонного Хиаши.
«Внутренний голос?»
И открыла сёдзи.
А там оказалась лесная чаща. Три столба. Детские следы на песке. На земле лежала кофта Хинаты. Ино вспомнила эту кофту — Хината носила её где-то год, когда ушёл Наруто. Блондинка огляделась.
«Нет, рано,» — повернулась к лесной чаще спиной, лицом к снова закрывшимся сёдзи. Открыла снова.
Детская комната с идеальным порядком. На окне — клетка с птицей. Комната Неджи в доме Хиаши. Ино без труда увидела кровавые потёки на обоях и, хоть и сложенные, небрежно кинутые на стол грязные бинты.
«Ещё нет… Да где же?»
Снова открыла закрывшиеся за своей спиной сёдзи.
Арена, где состоялся их с Наруто бой. Точнее, лазарет под этой ареной. Брошенный на койку свиток.
«Опять!..»
Крыша какого-то ресторана, где впервые состоялись Неджи, Тен-Тен и Ли, как генины.
«Чисто…»
Открывает снова.
«Вот он.»
Перед ней не комната, не место. Глухая стена с какими-то разбросанными надписями:
«Чёрно-белые птицы», «чёрный веер», «юка... кимо...», «платан», «липа», «шрам», «слепота», «лошади», «река», «руны»…
Лишь кучка странных слов и словосочетаний. Девушка понимала, что это — лишь немногие, абстрактные образы, которые сохранила его память. Их недостаточно, чтобы вспомнить хоть что-то, но хватит, чтобы всю жизнь мучаться вопросами.
«Это не… Это чужой барьер.»
Ино провела руками по стене. Как будто бетон. Попыталась разрушить его, как отец рушит её барьеры, но этот не поддавался.
Прошла вдоль стены. Туда-сюда. Казалось, шла как минимум часа два, но ничего не изменилось. Как будто стояла на месте.
Преодолеть барьер, которому и обязан Неджи своим провалом в памяти, так и не смогла.
«Где ж ты на такой талант нарвался?»
Снова открыла сёдзи, чувствуя себя виноватой за то, что оказалась бессильна.
Молодая липа, двор перед домом. На крыльце — снова отец Хинаты.
Постояв немного и посмотрев, как этот Хиаши слишком тепло ей улыбается, поняла, что это не он. Это отец Неджи.
«Далеко же меня занесло. Это что, получается, перелом?»
Посмотрела на порог и сёдзи за спиной Хизаши.
«Перелом.»
Уже решила продолжить своё путешествие, подойти к новым дверям и посмотреть на жизнь своего друга до переломного момента, до смерти его отца.
Но внезапно, стоило сделать только один шаг, как сёдзи открылись сами.
И оттуда вышел совсем другой путешественник, не Ино.
Ино увидела только его узкую спину, хвост чёрных волос, плечи со спины, когда он закрывал за собой сёдзи.
Она застыла.
Как?.. Как так?! Два путешественника в одном разуме! Это же… Это!..
Девушка окаменела, ноги приросли к земле.
Только Хизаши так и продолжал улыбаться, смотря на неё.
Чужак медлил. Медленно, одной рукой закрывал двери. Второй что-то держал, прижимая к груди.
Страх скрутил лёгкие Яманака, дыхание выдавливала из себя с болью. Сердце зашлось бешенным ритмом, в голове — паника.
Чужак медленно оборачивается к ней.
Он её возраста.
Ино понимает, что если сейчас она вернётся в своё тело, то может оказаться, что он в её комнате, что тоже держит руки на висках уже бессознательного Неджи. И когда она вернётся — они останутся один на один.
У чужака страшные глаза.
Золотые.
Без зрачков.
И по вискам — разбухшие до состояния бьякугана вены.
К груди он прижимал юкату с рисунком чёрно-белых птиц.
«Это он…»
Ино открыла глаза.
Тут же упала на пол, на руки, пытаясь откашляться. В ушах стоял звон, мешающий нормально слышать. Онемевшие плечи почувствовали чужие руки болью. Она попыталась отмахнуться и отползли в сторону, задыхаясь от кашля. Страх гнездился в сознании и заполнял её всю. Только страх.
Это он! Это чужак с золотыми глазами!
Её насильно посадили на стул. Осознала, что у неё резко намокло лицо.
Потом по нему ударили.
Слёзы ужаса полились из глаз. Помимо кашля она стала задыхаться ещё и от рыданий.
Снова ударили по щеке.
Больно…
Опять — мокро.
Ино видела чётко перед собой: глаза без зрачков цвета золота.
И плакала.
Потом медленно стал уходить звон в ушах.
А за этим пришло понимание: глаза без зрачков — это глаза Неджи, а цвет золота — это волосы её отца.
Уходящая паника оставляла после себя мысль: никого чужого в комнате нет.
Сердце ещё билось галопом, пульсируя кровью в висках. Дыхание никак не хотелось нормализоваться, глотала воздух, словно рыба, выброшенная волнами на берег умирать.
— Ино… — Иноичи с ужасом тряс её за плечи одной рукой, второй поглаживая по горевшим щекам, — Ино, ты слишишь?
Проглотила ком в горле, чтобы ответить:
— Д-да…
— Слава Богу!.. — отец моментально её обнял, — Боже, как же ты нас испугала! Что случилось? — мужчина оторвал девушку от себя и посмотрел ей в глаза.
Ино понимала: нужно рассказать! Но стоило закрыть глаза, как видела набухшие вены.
Вдох-выдох.
Посмотрела на перепуганного Неджи. У него под ногами перевернувшаяся чашка чая. Лужа стекает к шкафу, играя бликами под бившим в окно светом уходящего солнца.
Свет косо падает на комнату, отбрасывая от троих присутствующих длинные косые тени.
— Я была в сознании Неджи… У него стоит барьер, давно, ещё с детства. Какой-то прямо талант его поставил… — свет медленно уходит, медленно все они погружаются в мрак, — А потом… Я подошла к переломному моменту. А оттуда вышел кто-то. Пап, в его сознании кто-то живёт. И выносит оттуда воспоминания, чтобы он не вспомнил.
Мир накрыла тьма.
Их всех испугала внезапно взлетевшая с подоконника серая птица.
***
Щёлкнуло перед лицом и она затянулась.
Он вернул ей воспоминания и бросил.
Сволочь…
Дым скатился с губ, упал куда-то вниз.
Курить вредно.
Жить тоже.
Опёрлась спиной о мусорные баки. Под босыми ногами что-то зашевелилось. Не раздумывая, откинула это пинком. Оно запищало, громко стукнувшись о бак напротив.
А в том, о которое она опёрлась, что-то зашевелилось.
— Сатоши меня доведёт, — вдохнула ментоловый табачный дым. Шумно отпустила.
— Кому ты жалуешься… — раздалось из бака.
Привычно стряхнула пепел.
— Нужно начинать, а то ты сгниёшь здесь.
Крышка бака отлетела и оттуда показалась голова с неаккуратно стриженными волосами. У них был какой-то багрово-кровавый цвет.
— Забей. Не сдохну. Главное, чтобы не раскрыли нас, — парень вылез, достал из кармана Нори пачку сигарет. Закурил.
— Я уже не могу, — девушка посмотрела невидящим взглядом в небо.
— Тебе-то что? Ты по помойкам не шастаешь…
— Лучше б шастала.
— Что, красавчик твой мозг елозит? — парень ухмыльнулся. Но как-то грустно.
Она помолчала.
Но ответила так же, как и рассуждала:
— Да.
Парень посмотрел на неё с нескрываемым раздражением. Вздохнул, заключив её лицо в кратковременную ловушку из табачного дыма.
— Мы здесь по делу, Азами… Мне жаль.
Не было ему жаль ни капли.
— Я знаю, Таро. Я умею расставлять приоритеты.
Не давай мне ничего на память:
Знаю я, как память коротка.
Анна Ахматова
