***
Шибуки встретил его гневным и недовольным взглядом. Низкий домик с кандзи водопада встретил Сатоши ночью. Он едва добрался до своей приёмной родины и подбитой птицей упал в окрытое окно. Разбуженный внезапным появлением чуунина Шибуки Семура, глава деревни, тут же поднялся, мгновенно бросая на себя свою спокойную рассудительность и мудрость. Они с Сатоши были хорошо знакомы для того, чтобы Шибуки без слов увидел в застывших в безвольном ужасе глазах Сатоши отчаяние и плохие новости. Полукровка низко склонил голову, касаясь ею пола, сидя на коленях напротив главы. Его резиденция, объединённая вместе с его же домом, не могла похвастаться богатством и влиянием, какое было в Конохе. Скромные условия, отсутствие стола. Шибуки сам сидел на полу и так же принимал посетителей. Ночь, опустившаяся на Водопад, была тихой и уже привычный звук льющейся воды для жителей был даже незаметным. — Говори, — строго начал молодой мужчина, смотря на эту рабскую покорность, с какой Сатоши уже дал понять — «дела плохо и мы в этом виноваты». Полукровка поднял голову, выровняв спину. Чёрные глаза главы устремились в его золотые. Вдох. — Азами и Таро… — начал было полукровка, но тут же увидел, как Шибуки закрыл глаза и глубоко вдохнул, позже выдохнув с заметным напряжением. Замолчал, потупив взгляд в собственные колени. Глава потянулся в сторону, к небольшой картонной коробке со всякой мелочью. Через секунду он уже показывал три повязки с символом Водопада. Сатоши сглотнул. — Я знал, что вы не просто так взяли отгул, — спокойно, но всё же с читаемым напряжением, выдал Шибуки, показывая три сжатые ленты с металлическими пластинами, — И всё же решил вам поверить. У Сатоши перехватило дыхание. Он провинившимся котёнком взглянул в лицо Шибуки, опустившим руку. — Дальше. — Их… Взяли в Конохагакуре. Минутное молчание. Шибуки проницательным взглядом вцепился в бегающие из угла в угол глаза Сатоши. Напряжение, нависшее в помещении, можно было резать ножом. Воздух показался колючей стеклянной крошкой, забивающей дыхательные пути. Голова у Сатоши закружилась. — И что вы там делали? У полукровки уже не хватает смелости взглянуть в глаза главы. Он жмётся, прижимая руки к ногам и сгорбясь, словно стараясь стать настолько маленьким, чтобы его не заметили. — Сатоши. Полукровка вздрогнул, выпалив в мгновение скороговоркой почти всё, словно боялся передумать и сбежать: — Мы приняли заказ на стороне и хотели выполнить его в Конохе, но провалились. — Какой заказ? — твёрдым и недовольным голосом, — Сатоши, мне из тебя по слову клещами доставать? — Взятие… Джинчуурики… — Вы в край офонарели?! Полукровка снова вздрогнул, поднял глаза на Шибуки, словно бы опасаясь, что сейчас он попытается его атаковать. Но Шибуки лишь подался вперёд, вглядываясь в лицо шиноби заметным раздражением и злостью, нижнюю часть лица у него повело, слова цедились сквозь зубы, но деваться Сатоши от разъярённого Шибуки некуда — нужно было доставать своих. — Ни тебе, ни Азами нельзя вообще появляться на территории страны Огня! У кого вы приняли заказ?! — Я не знаю… — Всё ты прекрасно знаешь! — Азами договаривалась сама, я ничего не знаю больше, правда, Шибуки-сама, — тихо и подавленно лепетал полукровка, прижав руки к груди. Шибуки опустил голову, накрыл ладонью глаза и снова выдохнул… Снова ночное напряжённое молчание, убивающее Сатоши лучше ножа. И в нём тихо и сдержанно прозвенел голос Семуры: — Ну и как мне вас из этой ситуации вытаскивать?.. Свеча, горевшая рядом с Шибуки, мерно трещала огнём, пламя чуть пригибалось от его слов, доносившихся порывами ветра. — Да даже если достану, как вас потом при клане выгораживать?.. Сатоши не знал ответ. — Взрослые люди, а ведёте себя, как… — отняв руку от лица, взглянул на шиноби. Тот снова виновато опустил голову, — Три дибила, господи прости. Снаружи тут же послышался шум шагов. Кто-то спешил и даже не стал стучаться, ворвавшись в комнату и тут же застыв, посмотря на всем своим видом выражающего расскаяние Сатоши. — Никак ястреб из Конохи? — с саркастической улыбкой то ли пошутил, то ли ударил словами Шибуки. — Да, Шибуки-сама, — шиноби прошёл вперёд, протягивая главе маленький бумажный свёрток. Даже не читая его, Семура отдал приказ: — Еро, собери небольшую делегацию, я с рассветом направляюсь в Конохагакуре. И ты идёшь со мной, — разворачивая записку, Шибуки взглянул на Сатоши, тот попытался кивнуть, но вышло нервно и быстро, — А сейчас иди спать, Сатоши. Стоило полукровке удалиться, как Еро тут же взглянул на главу. — Они опять что-то натворили? — Ага. Как снег на голову. — Вы с ними слишком мягки. — Если я буду с ними слишком строг, им деревня будет до заднего места. Не хочу терять хороших шиноби.***
Киба вломился к ней, как смерч. Глаза его пылали безудержной радостью и гордостью, скалистая улыбка озаряла лицо, выдавая всю степень того ликования, которое не умещалось в тело. Он застал Тен-Тен собирающей свои вещи из палаты. Она замерла, поправляя кровать, и вскинула на него взгляд, полный непонимания. На щеках мгновенно вспыхнул лёгкий румянец, хотя Киба не испытывал того ощущения стыдливости и неловкости, которое было в прошлый раз. На смену этому пришло то ликование и внутреннее счастье. Киба взглянул на сумку с одеждой, парой книг и домашними тапочками. Тут же восторг его поутих на мгновение, но сразу же возник новый: — Тебя выписывают?! — И тебе привет, — с озадаченной улыбкой ответила девушка, отойдя к сумке и закрывая молнию, — Да, иду домой. — Я тебе помогу, — Киба метнулся к ней, перехватывая сумку и закидывая к себе на плечо, — И расскажу последние новости! Инузука не унимался, рассказывая, как около этой же больницы повстречал Нори, как потом его озадачили Наруто и Шикамару и как он понял, что тот кто дотащил девушку до больницы, и был её поджигателем. Розыски, помощь Хинаты, уход Неджи и Ли, шпионаж и, наконец, битва. Словно в подтверждение своих слов парень так же оттянул ворот, показывая ожоги на шее и следы пальцев Таро. Тен-Тен с каждым его словом всё больше и больше предпочитала молчать, смотря себе под ноги и ощущая на плечах странный груз ответственности. Новость о том, что слепая девушка из подвала стройки была врагом и что Тен специально запрятали в больницу больно ударила. Это ведь она настояла на том, чтобы команда Гая взяла на себя заботу о Нор… Азами. К середине пути она совсем перестала отвечать Кибе, положив ладонь одной руки на локоть другой и пиная по дороге мелкие камушки, что со стуком отскакивали от бордюра. Внутренняя тяжесть перекрыла ту странную стыдливость и неловкость, что она испытывала рядом с Кибой. В голове засели странные мысли. Некий, как назвал его Киба, Таро помог ей, пусть она тогда и не признала в нём напавшего. Но то странное чувство спокойствия и защищённости, возникшее в короткое мгновение, пока Тен смотрела ему в лицо, ощущая себя на его руках, было таким натуральным и приятным, что его образ не складывался в единую картину того шиноби, который отправил её в больницу с ожогами средней тяжести. А Азами… Вряд ли они смогли подружиться за то время, пока Тен-Тен приглядывала и помогала ей. Но эти совместные прогулки и закрытие глаз на поведение и язвительные слова слепой не располагали к ней, однако жалость, что всегда сопровождала куноичи каждый раз, когда она видела Азами, никуда не девалась. И Тен терпела всё. Она даже успела к ней привыкнуть и как-то принять её мерзкий характер. Но даже так — враг из Такигакуре? Совсем не клеится. Её сложившееся об тогда ещё Нори мнение вряд ли можно было бы назвать приятным и располагающим, однако и совершенно отталкивающим — тоже. У неё была харизма, притягивающая внимание, к тому же нельзя было отрицать, что, даже будучи мерзкой дрянью, Азами была ну просто феерически мерзкой дрянью и этим завораживала: своей раскрепощённостью, своей внутренней свободой и ленивым пофигизмом на всё вокруг. Но Киба продолжал рассказывать об их столкновении так, словно это была важнейшая битва в его жизни. Не раз он упомянул, что последний его удар был нанесён с мыслью мести за Тен-Тен. Раньше бы её это как минимум тронуло, однако сейчас подобные мысли показались неуместными. Ей не нужна была месть за её честь, да и особенно не хотелось, чтобы были какие-то жертвы, даже мизерные. Девушка резко остановилась. Киба прошёл чуть вперёд и, заметив, что девушка не только не слушает его, но и не идёт следом, сам развернулся. Карие глаза Тен-Тен пылали решительностью. Однако сама она до последнего не совсем понимала, чего хочет. — Киба, я хочу посмотреть на них. — На кого? — с непониманием переспросил чуунин. — На шиноби из Таке.***
Они неслись обратно с такой скоростью, с какой только могли. Путь до сгоревшей фермы занял два дня, но обратно что Ли, что Неджи, летели, практически не делая остановок. Лишь один раз Рок Ли всё же заставил напарника заскочить в последний их чайный домик, куда принёс грустную новость о смерти старушки и заплатил за её данго. Девушка, принявшая деньги, не успела даже расплакаться, когда оба шиноби сорвались и направились обратно. Неджи клял себя. Он настолько расслабился, что не задумался о словах Хиаши-доно, о странностях в поведении Нори, о нападении на Тен-Тен. Постепенно в голове вспывали образы и фразы, блёклые и хаотичные, под толстым налётом прошлого. Но эти обрывки никак не складывались в цельные воспоминания и он предпочитал о них не думать. В могиле под деревом он не увидел истлевшего тела. Под деревянным крестом лежал скелет собаки… Тогда-то ему и стало ясно: Азами жива. И всплывшее в голове воспоминание о расспросах главы клана Хьюго и та встреча Нори с Цунаде и Хиаши тут же подсказали — Нори собой не является. Неизвестно как и зачем, но слепая изуродованная девушка была опознана, как та самая Азами Икари. Он не вспомнил — Неджи догадался. Господи, он такой дурак… Как бы Хьюго не отнекивался, как бы не бежал от этих мыслей, они возвращались к нему. Он вспоминал лицо Нори, её жест, которым она держала его за рукав, их прогулки, пошлые шутки и пытался понять, мог ли он дружить с этим человеком. Могло ли быть у них общее детство? Казалось, для него ответ очевиден — нет. Но он так и не успел познакомиться с тем мальчишкой за барьером потери памяти, так и не смог пока полностью вернуть свои утраченные воспоминания, чтобы делать выводы. Неджи строил догадки, воспринимая Азами через призму себя настоящего. Но он мог догадаться и раньше… Однако сейчас Хьюга спешил вернуться обратно. Отгонял мысли о ней и на их место ставил волнение за Коноху, страх за родину. Ему некогда думать о себе и своих привязанностях, главное сейчас — это его долг шиноби.***
Густая чёрная тьма, чернильная, заполняющая лёгкие. Лёгкий мороз по коже. Киба остановился у дверей в тюремные лабиринты, обернувшись на девушку за собой. Тен-Тен боялась? Да… В одной из камер сидел человек, который покусился на неё. Который по личным причинам нанёс ей увечье. Она бы злилась и проклинала его. Однако тут же это перекрывалось тем, что он не бросил её в безлюдной части деревни, где её бы нашли только спустя целую ночь. Этот человек принёс её в больницу и не сделал ей ничего даже когда она на короткое мгновение пришла в себя и разглядела его лицо. Стал бы абсолютный враг тратить на это время? Тен-Тен хотела получить ответы. Тёмные коридоры тюрьмы проглотили её. Электрический свет лился на плечи с потолка, лампы слегка гудели. Жёлтый сноп света раздражал, а по обе руки — тёмные провалы камер, толстые прутья решёток. Кое-где слышно человеческое дыхание, но жители тюрьмы давать о себе знать не спешили. Киба остался где-то далеко за спиной, и она почувствовала, что зря его оставила — с ним было бы поспокойнее. Однако с его вспыльчивым нравом вряд ли он бы дал им спокойно поговорить. Тен-Тен сказали его имя. Но ей хотелось получше рассмотреть владельца этого имени. Она смутно помнила его, однако надеялась, что стоит увидеть — как тут же опознает. Так и вышло. За вторым поворотом она остановилась, вглядевшись во тьму, клубившуюся по ту сторону прутьев. Таро сидел в углу. Лишённый рукавов жилет обнажал перекатывающиеся под кожей канаты мышц и широкие плечи. И это всё было видно даже с тем учётом, что парень жался спиной в угол и прижимал к коленям лоб. Его трясло и стук зубов донёсся до Тен. Взгляду было видно лишь кровавый цвет волос, закрывший его лицо. Этого небольшого опознавательного знака ей хватило. Она остановилась чуть в отдалении от решётки, побоявшись подойти ближе. Развернулась к нему. Вот и настал момент разговора. Однако все слова застряли в горле и она поняла, что что бы она ни сказала — это всё будет глупо. У неё нет точной причины, нет железного основания быть здесь. Но Тен тут и с этим уже ничего не поделаешь. Девушка не станет разворачиваться спиной и убегать, но и застрявшие в горле слова никак не хотели лезть на кончик языка. Но эту проблему решил сам Таро. Он чуть приподнял голову, оторвавшись от своих колен, взглянув на девушку карим глазом. В нём куноичи не увидела ни злости, ни ненависти. Смутная усталость и подавленность, неудовольствие — да. Но не злость. То ощущение защищённость, надёжности… Оно настигло её, накрыло с головой, не давая о себе забыть. Тыро выглядел именно так — надёжно… Как солнце. Солнце, которое точно встанет на горизонте утром, у которого нет повода и возможности не подняться. Солнце надёжное, солнце постоянное. — Выписали? — Ч… Что? Она едва скривилась, не совсем понимая его слова, хотя уже через секунду в груди начал закипать гнев. «Выписали?» Да, её выписали. — И больше ничего не скажешь? — брови сошлись над глазами, уголки губ потянулись вниз. Помимо этого смутного ощущения от чужака есть и ещё кое-что. Его наглость. — А мне нужно? — неопределённо пожав плечом, Икари снова уткнулся лбом в колени. Слова его звучали отрывисто из-за стука зубов и дрожи по всему телу. Изначально Тен-Тен не поняла, чем это вызвано. Но сейчас до неё дошло. Она резко развернулась на каблуках, быстрым шагом уходя прочь и сжимая кулаки. Он заслужил то, что с ним случилось! Теперь она в этом уверена! Но куноичи вернулась. Снова. Таро по стуку каблуков угадал, что девушка снова здесь. Подошла ближе. Ничего не видно, совсем. Глаза же закрыты. Потом его плеча что-то коснулось. Рука. Подняв голову, чтобы снова посмотреть на шиноби Листа, застал Тен-Тен сидящей у решётки, просунувшей руку через прутья решётки и протягивающей ему покрывало. Глаза её он не увидел. — Да неужели… — выдохнув, бастард тут же накинулся на покрывало, чуть ли не вырвав его из рук девушки и закутавшись, как только мог. Под покрывалом принялся растирать тело, чтобы быстрее согреться. — Здесь же совсем не холодно… — Глупость, — растирая плечи, бормотал Таро, — Холод собачий… Здесь действительно было совсем не холодно. Лишь металл казался холодным, но воздух отдавал лишь лёгкой сыростью, малозаметной зябкостью. Однако увидев, как на руках шиноби Таки волосы встали дыбом, Тен поняла — он не врёт. Ему действительно очень холодно. — Ни одного солнечного лучика… Согрелся бы давно… — продолжал сетовать на эту жизнь Таро, поднимая ладони и выдыхая на них горячим дыханием. Тен-Тен смотрела на него и понимала, что та злость и задатки ненависти начинают гибнуть в её душе. И этот шиноби казался совсем не страшным, не зазнавшимся врагом. Но тут же вспомнила следы ожогов на шее Кибы. — Скажи мне… — в полушёпоте начала девушка, опустив взгляд в пол, — Почему ты на меня напал? Она ожидала чего угодно: попыток оправдаться, угроз, желания закончить это нападение. Но Таро взглянул на неё обычным, не выделяющимся ничем взглядом, словно ничего не было, а они просто разговорились в очереди в каком-нибудь магазине. Взгляд свободного от злости человека. — Нам просто нужно было вывести тебя из строя. Вот и всё. — Но ты… — натолкнувшись на этот его взгляд, как на огромную преграду, куноичи вздохнула, — Потом помог мне. Почему? Таро пожал плечами под пледом. — Я же сказал — вывести из строя. Зачем мне было подвергать твою жизнь опасности? — Но ожоги… — От них и следа не останется через пару месяцев. Не бойся, я был аккуратен. Тен-Тен выходила из тюрьмы под злобное бормотание Кибы, что Таро, поступивший так с ней, последний урод. Но куноичи была с ним не согласна. Таро был обычным шиноби.***
Они вошли через ворота спокойно. Так же спокойно и вежливо представились часовым, отдали документы и под номинальным конвоем следовали до резиденции Хокаге. Гости из Водопада — явление достаточно редкое. Настолько редкое, что его можно посчитать чем-то из ряда вон выходящим. Сатоши, теперь идущий по чужой деревне более-менее легально, прятался за спиной Шибуки, вжав голову в плечи и жалея, что не умеет становиться невидимым. Цунаде встретила их в комнате совещаний, одна. Шибуки из уважения и признания своей вины сам оставил своё сопровождение за дверьми, взяв с собой только Сатоши, чья параноя только возрасла. Сейчас ему казалось, что его ведут на суд. — Доброго утра, Цунаде Сенджу. Меня зовут Шибуки Сэмура, я глава Такигакуре. Рад познакомиться с Вами, но огорчён, что при таких обстоятельствах. Шибуки поклонился ей ещё в дверях, Сатоши же сделал это для того, чтобы не выделяться и не привлечь внимания, однако Пятая разрушила это желание: — А с Вами?.. — Сатоши, чуунин нашей деревни. Он напарник Азами и Таро Икари, что вы взяли, и тоже был здесь. — Понятно… Хокаге выглядела напряжённой. Сидя на жёстком диване и закинув ногу на ногу, сложив ладони на колене и смотря на них с лёгкой хмуростью. Немногословна, напряжена. Она ждала их, но врать насчёт своего расположения не собиралась — она подозревает Такигакуре и не доверяет им. Шибуки сел напротив, держа ладони так же на коленях, но поза его более расслаблена. Он открыт и готов к ответу, хотя Сатоши, оставшийся стоять за его спиной, знал — глава и сам зол и огорчён этим всем. — Начнём с самого начала, — громко начала Пятая, — Что ваши шиноби делали здесь, да ещё и под прикрытием? — Я думаю, — начал Шибуки, чуть скосив взгляд в сторону Сатоши, — Они поведают об этом лучше меня. Говори. Сатоши сглотнул, зажмурившись и вспомнив одну молитву.***
В отличии от Тен-Тен, у Хиаши была чёткая цель. Возможно, для Хокаге этот инцидент — лишь проникновение вражеских шиноби, для Хиаши же всё намного сложнее. АНБУ проводил его до самой темницы, после растаяв за его спиной, как тень. Он понимал — шиноби Корня где-то рядом, наблюдает. Однако он достаточно доверял АНБУ, чтобы не обращать внимания на невидимого стороннего наблюдателя. Девушка сидела у противоположной от решётки стены. Её напарника держали в другом отсеке тюрьмы, чтобы у них не было возможности даже перекрикиваться. Он помнил её маленький ребёнком, запуганным и загнанным, как крыса в угол. Тогда он даже подумать не мог, что урок, данный этой девушке ещё в детстве, будет так безбожно забыт. Но сейчас перед ним был не ребёнок, ровесница его дочери, даже своим молчаливым видом выражающая всю ту наглость, которую нельзя было разглядеть за маскай обезображенного детского лица десять лет назад. Сидела на полу, раскинув ноги и наклонившись вперёд головой, словно дремала. Он знал — Хината перекрыла все потоки чакры, а без неё этот человек не представлял никакой угрозы, более того — она совершенно недееспособна. Предчувствие ещё от первой их встречи, когда совершенно неизвестный человек, что пришёл к ним, прятался за спиной его племянника, оказалось правдивым. Это была она — её лицо невозможно забыть. Это изуродованное жизнь и болью лицо, вечно перекошенное, ассимитричное, изрубленное шрамами прошлого. Они давно зажили, приняли свою особую форму, но Хиаши видел их свежими и кровоточащими. — У Икари принято забывать уроки прошлого? Он не собирался проявлять вежливость — этот человек её недостоин, он пришёл по делу — узнать участь своего клана в глазах этого обезображенного посланника вечного врага. Она подняла голову, слепо уставившись перед собой своими серыми от бельма глазами. Она словно и не знала, что рядом кто-то есть, что напротив стоит собеседник, которого она, возможно, и врагу бы не пожелала. Для Хиаши до сих пор оставалось загадкой, как она, потерявшая зрение, может ориентироваться в мире. Тем, кого называют всевидищами, наверное, это никогда не понять. Азами Икари вперилась своими серыми глазами в его сторону. Без лживой маски Нори она выглядела уверенее: наглая улыбка, расчертившая очередным шрамом её лицо, хитрый прищур взгляда и зашарившие по дощатому полу пальцы. Даже через прутья решётки — самоуверенный вид. — А что, задело? Хиаши это не задело. Насторожило. Однако поддаваться на провокации и отвечать ей в её же тоне показалось ошибкой, недостойной главы клана Хьюга. — Я считал, что человек с твоим опытом уж точно никогда больше не сунется на территорию клана Хьюга. Более того, не нарушит договор и не подстроит собственную смерть. Это наглость. — Прошу прощения, Хизаши-сан умер прежде, чем смог меня воспитать. Упоминание брата заныло где-то в груди. Она говорила о нём с такой самонадеянностью, словно это имя должно её защитить даже от смерти. Более того — напомнила ту ужасную историю о смерти родного брата Хиаши, словно обвинение она плюнула эту фразу ему в лицо. И снова — Хиаши обходит стороной любые провокации. — Что клан Икари собирается предпринять? Я могу расчитывать твоё появление как угрозу. — Пока я жить буду — я буду вашей угрозой, — процедив слова сквозь зубы, чуть подалась вперёд, уперевшись руками в пол, — И для тебя — персональной раковой опухолью. — Сомневаюсь. Азами замерла, напряжённая и вдумчивая, словно пытаясь прочитать между строк его слова, натолкнувшие её на какие-то размышления. И Хиаши не стал её мучать: — Ты во второй раз в своей жизни нарушаешь мирную жизнь клана Хьюга. Теперь даже Хизаши, будь он жив, не стал бы защищать тебя от правосудия. Мягкий разворот. Звучный стук шагов. Он понял — говорить с ней бессмысленно, она ничего не скажет и будет язвить, плеваться ядом, желчью, дальше. Но он узнал главное — Икари не изменились и даже те, кому преподали жестокий урок, в конечном счёте перенимают этот клановый шаблон, эту их черту — ощущение себя всесильными. Шум сзади и дребезжание железных прутьев подсказали — девушка схватилась за них, озверела и с таким остервенением попыталась докричаться до Хиаши, что ему пришлось заставить себя не оборачиваться в слепой заинтересованности того, какую такую вещь она посчитала настолько важной, что он должен был её услышать. — Моя участь в любом случае не станет страшнее участи твоего родного племянника! Он бы замешкался. Он бы уточнил. Но насильно заставил себя проглотить это оскорбление и сжать до скрипа зубы, чтобы в той же личной тишине, под её разъярённый крик, покинуть тюрьму. — Если умирать, то свободным человеком! Не рабом! Не рабовладельцем!***
Пятая выслушала, нахмурившись и опустив голову чуть вниз, смотря на переодически проглатывающего слова Сатоши исподлобья — резко, грубо и глубоко неодобрительно. Её взгляд полукровка чувствовал всем телом, содрогаясь и ломаясь под ним. Однако вид сидевшего Шибуки, не обращающего на своего чуунина внимание, действовал как пусть и слабое, но всё же обезболивающее, придающее ту крупицу храбрости, которой Сатоши всегда не хватало. Под конец глава Таки вздохнул, словно и сам воспринимал весь доклад Сатоши через каждую клеточку тела. — Я готов отдать своих чуунинов под суд Конохи, однако… — косой взгляд в сторону смешавшегося при этих словах и сглотнувшего ком страха Сатоши, — Я всеми силами буду оспаривать смертный приговор, тюремный срок и изгнание. Цунаде-сама, я намерен вернуть Таро и Азами домой. — То есть… — Цунаде наконец подала голос, убрав руку, которой подпирала висок и полностью сосредоточив своё внимание на главе Водопада, — Ты предлагаешь мне отдать их и ждать, когда они снова нарушат границу, так, Шибуки? Шибуки словно почувствовал разрастающий в ней гнев, однако не растерялся и от своего уступать не собирался. — Нет, Хокаге-сама. Я ручаюсь своим словом и жизнью, что впред команда Тринадцать без прямого моего или Вашего слова не нарушит границ и не станет брать заказов на стороне. Повисла тишина.Я жизнь люблю. Она моя. Она добра ко мне, Она размазала меня, как сопли по стене. Серебрянная свадьба, "Я жизнь люблю"