Разве нет?

            Находясь в холодной и сырой туалетной комнате, Гермионе казалось, что время остановилось. Шум воды из открытого крана перестал быть таким оглушающим; ветер, что выл за окном, будто замер, уставившись на обреченную гриффиндорку. Слёзы, которые минуту назад наполняли карие глаза, засохли на красных щеках, по цвету напоминавших сочный гранат; ладони крепче сжали подвесную раковину, а в легкие будто перестал поступать кислород.             «Да, определенно время остановилось» — подумала Гермиона, смотря на также застывшего парня.             Полная луна залила всю комнату призрачным светом, благодаря чему Гермиона сразу же узнала гостя своего одиночества. Его левая рука пряталась в кармане безупречно выглаженных брюк, а правой рукой он что-то крепко держал.             Это была жидкость характерного ярко-коричневого цвета в стеклянной красивой бутылке, которую длинные проворные пальцы незамысловато крутили.             Глаза Гермионы поднялись на его бледное лицо. Его собранность даже в такие неожиданные моменты не позволяла пробить броню в его безэмоциональном взгляде. Тёмные не совсем густые брови хмурились то ли от озадаченности, то ли от взгляда девушки, которая молча стояла и смотрела на него уже не меньше пяти минут.             И мир снова начал движение. Он резко согнул ногу в колене и наклонил голову к правому плечу. И вот оно то, что может указать на его эмоции — ухмылка. Эта ухмылка говорила о многом: злость, заинтересованность, удовлетворенность.             — Не знал, Грейнджер, — начал он, тем самым разрушая гнетущую тишину, — что собственной туалетной комнате ты предпочитаешь общественную.             Гермиона вышла из оцепенения и сложила руки на груди в защитном жесте.             — Не знала, что холодный кафельный пол намного удобнее и мягче, чем диван в твоей гостиной, — Гермиона увидела в его взгляде искры, которые в любой момент могли создать красное пламя.             Гриффиндорка ждала, что слизеринец вот-вот скажет что-нибудь едкое или как всегда просто уйдет. Но его недовольный взгляд сменился уставшим. Левая рука, которая покоилась в кармане, одним коротким движением убрала белые пряди со лба. Правой рукой он не спеша поднёс к губам свою бутылку и сделал пару глотков. Облизнув и так влажные губы, Малфой откинул голову назад и, не отрывая взгляда, рассматривал этикетку алкоголя.             — Что ты здесь делаешь? — Гермиона тихими шагами подходила все ближе к одновременно такому знакомому и далёкому слизеринцу.             Его глаза устало остановились на гриффиндорке. Уже заметно растрепавшиеся волосы спадали на хрупкие плечи, губы, сложенные в прямую линию, даже и не думали разомкнуться, испуганные и блуждающие глаза рассматривали очертания Малфоя, будто они только вчера познакомились. Её заметно дрожащие пальчики перебирали полы клетчатой рубашки.             — Провожу время в приятной компании, — он вальяжно покачал в воздухе бутылкой алкоголя.             — Я думала, Забини и Нотт входят в список интересных собеседников, — Гермиона подняла бровь и с легкой улыбкой на губах подошла к окну.             — Я не ищу компании, Грейнджер, — протянул он, рассматривая старинный золотой перстень с фамильным гербом на правой руке. — Я ищу уединения.             Её глаза раскрылись от услышанного. Она не ответила, просто продолжила стоять и молчать. Казалось, в этом немом диалоге оба понимали, что именно сейчас уединение казалось непозволительной роскошью. И именно здесь, в этой комнате, даже находясь рядом с врагом номер один, Гермиона улетала от воспоминаний, проносившихся несколькими минутами ранее.             Свет луны падал на большое Чёрное озеро. При одном взгляде на эти воды было ощущение, что можно потерять голову от восторга. Но все в волшебном мире знали, какой ужас может вызвать подобное «чудо» мира: гриндилоу, русалки с тритонами. Маленькие игривые волны, рождаемые дыханием ветра, бились об огромные каменные валуны, напоминая Гермионе времена, когда она с родителями ездила на море, когда была совсем ребенком. От этих воспоминаний хотелось одновременно и плакать, и смеяться. Но сил не было ни на одно, ни на другое. Сейчас она действительно ощущала покой.             «Идеальное сочетание одиночества и покоя это лучшее, что способна подарить далёкая необыкновенная луна».             Мысли гриффиндорки прервал глубокий чарующий голос.             — А что здесь делает одна из компании Золотого трио? — Гермиона, сглотнув вязкую слюну, повернулась спиной к окну и, слегка повернув голову вправо, обратила внимание на своего собеседника.             — Не поверишь, Малфой, но не только у тебя есть куча ненужных мыслей, — Гермиона на свой страх и риск решилась сесть на пол на расстоянии вытянутой руки от Малфоя.             Слизеринец даже не шевельнулся. Казалось, если громко крикнуть ему на ухо, он и это проигнорирует.             — А с чего ты взяла, что у меня «куча ненужных мыслей»? — спросил Малфой, передразнивая гриффиндорку.             Гермиона посмотрела на него и надолго задержалась изучающим взглядом на лице, которое также безотрывно ждало ответа.             — Ты сидишь в заброшенной туалетной комнате, — начала Гермиона, поочередно загибая свои пальцы, — находишься здесь в столь поздний час, распиваешь алкоголь, еще и в больших количествах, — Малфой улыбнулся краешком рта. — Ну, и самое очевидное то, что ты здесь один.             — Браво, Грейнджер, десять очков Гриффиндору, — Гермиона вздернула свой подбородок в победном жесте, и Малфой, улыбнувшись краешком губ, вновь пригубил огневиски.             — Тебе не кажется, что ты слишком много пьешь? — заметила Гермиона.             — А тебе не кажется, что ты большая зануда? — парировал Малфой.             — Пьют либо от большого горя, либо от большой радости, — продолжила Гермиона, пропустив его колкость. — И ты не похож на человека, удовлетворенного своим счастьем.             Малфой откинул голову назад и, облизнув свои розовые губы, уставился на противоположную стену.             — Грейнджер, тебе обязательно копаться в моей голове? — Малфой, немного повернув голову в бок, заметил пристальный взгляд карих глаз, цвета благородного янтаря.             — Я и не собиралась залезать тебе в голову, — фыркнула Гермиона. — Просто стало интересно, почему такой популярный и заметный парень в школе ищет уединения.             — У всех есть свои изъяны, Грейнджер, и даже у меня, — его самодовольная ухмылка гармонировала с бушующим океаном его серых глаз. — Не хочешь выпить, Грейнджер?             Он обхватил ладонью горлышко бутылки и протянул замешкавшейся гриффиндорке янтарную жидкость с характерным сладко-ванильным ароматом.             — Ты серьезно сейчас, Малфой? — Гермиона подняла свой шокированный взгляд с бутылки на безэмоциональное лицо парня.             — Что? Или нашей Мисс Всезнайке нравится только тыквенный сок? — с издёвкой протянул он.             — Дело не в этом. Не боишься пить из одной бутылки с грязнокровкой? — её лицо не выдало ни одной эмоции от этих слов, только вызывающий взгляд.             — А ты не боишься пить из одной бутылки с Пожирателем смерти?             Его лицо оставалось каменным, а в руках он крутил бутылку. В этой вечной войне взглядов никто из них не собирался проигрывать. Нельзя было дать слабину и проявить хоть одну эмоцию, дабы можно было бы смело поднять белый флаг и признать свое бессилие.             — Да ладно тебе, Грейнджер, расслабься, — уже более спокойным и даже добрым голосом протянул Малфой. — Это хороший способ забыть обо всем дерьме вокруг.             Гермиона неуверенно протянула руку к бутылке.             — Для расслабления слишком много, а для забытья слишком мало, — Гермиона сделала один большой глоток и, коротко кашлянув, вернула бутылку слизеринцу.             Малфой смотрел на неё взглядом, полным удивления. Его глаза задержались на легком макияже, который неуверенную девчонку превращал в решительную взрослую девушку. Её лицо было покрыто едва заметной россыпью веснушек, маленький нос сморщился от попадания в горло обжигающей жидкости, брови были приподняты, губы поджаты. Ничего из перечисленного не напоминало ему маленькую девочку львиного факультета с кривыми зубами. Грейнджер действительно напоминала распустившуюся розу, тянущуюся к лучам весеннего солнца. Решив нарушить неловкое молчание, Малфой продолжил диалог:             — Что же такого важного и радостного случилось в этом гребаном мире, что Гермиона Грейнджер вспомнила о косметических чарах?             Гермиона смущенно заправила свою прядь волнистых волос за ухо и, закусив губу, смотрела на свои сложенные в замок руки перед собой.             — У меня сегодня день рождения, — тихим голосом ответила Гермиона. — Хотела попробовать что-то новое.             Малфой ничего не ответил; он кивнул и, поднявшись с пола на ноги, посмотрел на грустное выражение лица гриффиндорки.             — Тебе идёт, — сказал Малфой. — Старайся так чаще краситься, чтобы украсить свою серую мордашку, — его наглая ухмылка зарождала в Гермионе злость и одновременно трепет.             — Какое облегчение, что твою «серую мордашку» может украсить пара синяков под глазами.             Малфой достал из своего кармана свою палочку и медленно подошел к заметно испугавшейся девушке. Гермиона, сделав шаг назад, инстинктивно уперлась спиной о подоконник. Обеими руками он облокотился на каменную поверхность и заметил беглый взгляд гриффиндорки с его палочки на левое предплечье. То самое левое предплечье.             — Там метки уже нет, — со всей серьезностью, будто отвечая на не озвученный вопрос девушки, сказал Малфой. — Со смертью Волан-де-Морта, — это имя прозвучало с заметной дрожью в его голосе, — мой «шрам», так сказать, исчез, оставив после себя чистую кожу и тонну херовых воспоминаний.             Гермиона неотрывно смотрела в его глаза и видела знакомое ощущение боли и злости. Эта боль была о прошлом, о потерях, о выборе. Но разница между ними была в том, что Гермиона всегда имела выбор, а Малфой не имел даже на это богатство право. Её глаза наполнялись непрошенными слезами, сердце в груди стучало так громко, что сильные порывы ветра за окном превратились в шепот. В горле пересохло от его взгляда разбушевавшегося океана, готового снести все на своем пути.             — Мой шрам тоже исчез, когда Беллатриса Лестрейндж нашла свою смерть, — прошептав заледеневшими то ли от холода, то ли от дрожи губами, Гермиона опустила свой взгляд. — Но такое чувство, будто что-то еще осталось. Что-то, что не сможет выжечь даже время.             «Зачем я всё это говорю? Зачем я всё это говорю ему?»             Его глаза снова неотрывно смотрели на девушку, будто пытались найти в них ложь или преувеличение. Её глаза выдавали безмолвное отчаяние, затрагивая его искалеченную и израненную душу.             В этом бесконечном молчании войну проигрывали оба.             Малфой наклонился к её уху, и Гермиона услышала его запах сладкого миндаля и выдержанного огневиски.             — С днём рождения, Грейнджер, — прошептал Малфой и через несколько секунд обратил свой взгляд на удивленную девушку и, недолго думая, молча покинул стоящую на месте Гермиону.             — Что это только что было? — пробормотала себе под нос Грейнджер.             Встряхнув головой, Гермиона повернулась лицом к окну и увидела на подоконнике одинокую красивую белую розу. Неуверенным движением руки, Гермиона подняла цветок и пальчиками провела по стеблю.             — Ай, — пропищала Гермиона, наткнувшись пальцами на несколько шипов.             «Малфой похож на розу. Все хотят заполучить этот прекрасный цветок, но никто не хочет познакомиться с его шипами. Ведь тот, кто любит розы, должен терпеть и шипы».             Гермиона смотрела на одинокую луну и безмолвно просила дать ей ответы на все вопросы. Но луна, не обратив внимание на силуэт женской фигуры в окне туалетной комнаты, продолжала освещать величественный замок, пребывающий в безмятежном сне.

***

            Дни проносились быстротечно, словно между пальцев песок. Холодные ноябрьские дни не сопровождались началом зимы. Было чувство, будто осень норовила подольше остаться на ветках деревьев, на уже пожелтевшей траве. Драко сидел в гостиной Слизерина и пребывал в гордом одиночестве. Огонь камина стал его частым собеседником в потоке невысказанных слов, удушливых воспоминаний и непонятных эмоций. И вроде все хорошо:             Друзья, которые не пытаются залезть в душу и расковырять последнее, что осталось. Они делали вид, будто все, что происходит вокруг, так и должно быть, что так и правильно. Блейз всегда понимал Драко лучше других. Это был как раз тот человек, с которым делить молчание считалось не разочарованием, а принципом. Забини тоже в этой войне пришлось делать выбор, и он сделал его в пользу семьи. Миссис Забини также любила своего сына, как и свое огромное состояние, доставшееся ей после смерти нескольких мужей. Мулат обладал неплохим умом и хорошей выдержкой, поэтому различные ссоры и конфликты с матерью решались в одно мгновение. Блейз также, как и Драко, был одним из самых популярных парней в Хогвартсе. Несколько заносчивый и красивый юноша обладал особой харизмой, которая поражала добрую половину девчонок школы. Но сердце Забини не лежало ни к одной из воздыхающих поклонниц. С Дафной они расстались незадолго до начала учебного года. По словам Блейза, мистер и миссис Гринграсс заставляли отказаться от столь сомнительного выбора слизеринца просто потому, что он не достоин такой «прекрасной девушки». Выбор Дафны в пользу предубеждений семьи разочаровал мулата, и двое молодых людей решили расстаться.             Мать, которая потеряла внутреннее спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, продолжившая с еще большей любовью любить своего единственного сына. Суд Визенгамота приговорил Люциуса к семи годам заточения в тюрьме Азкабан. Сидя в зале номер 10, Драко смотрел на лицо отца, побледневшее совсем не от страха. Нарцисса нервно сжимала руку сына и неотрывно смотрела на мужа. Его платиновые длинные волосы, струящиеся по плечам, были изрядно испачканы пылью и какой-то непонятной грязью, осунувшееся лицо прибавляло ему еще пару лет к возрасту, стеклянные глаза смотрели куда-то в пустоту, руки, закованные в цепях, спокойно лежали на подлокотниках, грязно-серая роба висела на мужской фигуре, как на вешалке, а посиневшие губы образовали длинную прямую линию.             «Нет, это перед ним сидит не лорд Малфой. Не самоуверенный аристократ, чей пронзительный взгляд мог напугать до мурашек по коже, не родитель, на которого хотелось быть похожим, начиная с походки и заканчивая гибкостью ума. Перед ним сейчас сидел жалкий Пожиратель Смерти, для которого одобрение и покровительство Тёмному Лорду было важнее любящей жены и преданного сына. Теперь он просто человек с сомнительным прошлым и без светлого будущего».             Нарцисса была сломлена и подавлена после того, как Люциуса упекли в Азкабан. Несмотря на его страшную одержимость прислуживать Волан-де-Морту и создать мир без грязнокровок, миссис Малфой не предавала мужа даже мысленно. Драко скрашивал её вечное пребывание в плачевном состоянии за чашкой крепкого чая в гостиной или за чтением какой-нибудь книги в библиотеке. Чем больше Драко старался вырвать мать из объятий всепоглощающего горя, тем больше сам погружался в эту пучину невыносимых страданий.             И девушка. Кстати, о девушке.             Мысленный процесс Драко нарушил стук каблуков на лестнице позади него. Он увидел на стене тень женского силуэта, а спустя пару мгновений перед Малфоем появилась Пэнси Паркинсон.             — Так и знала, что ты здесь, — с довольной улыбкой на лице сказала девушка.             Пэнси, малышка Пэнс. Тёмные волосы, собранные в конский хвост, заметно отросли, болотно-зелёные глаза светились непонятным блеском, высокие каблуки визуально делали выше свою обладательницу маленького роста. Снежно белая рубашка была расстегнута на три верхние пуговицы, а V-образный вырез демонстрировал пышную грудь и приковывал взгляды даже студентов с младших курсов. Черная юбка-колокол с завышенной талией заметно подчеркивала аппетитные бёдра слизеринки.             Пэнси обладала такими чертами характера, как властность, целеустремленность и жесткость. Во многом эта красавица школы была похожа на Драко, что одновременно раздражало и восхищало.             Паркинсон уселась боком на колени Малфоя и начала перебирать платиновые волосы слизеринца.             — Блейз сказал, что ты опять проводишь мыслительный монолог с самим собой, цитирую, «что похоже на поведение душевнобольного», — Пэнси устремила свой взгляд на острые черты лица чистокровного волшебника, который продолжал смотреть на один из гобеленов, украшавших стену гостиной.             — Блейз слишком много фантазирует, — устало пробормотал Драко. — Ему следует хоть иногда держать язык за зубами.             — Не хочешь чем-нибудь заняться? — пропела Пэнси.             — Это чем же? — с наигранным любопытством Малфой посмотрел в зеленые глаза слизеринки.             — Ну, например… — Пэнси поднесла свои пухлые губы, цвета чайной розы, к шее Малфоя и принялась короткими поцелуями обжигать каждый сантиметр кожи. Поцелуи девушки были настолько знакомыми телу Малфоя, что ни один мускул не дрогнул в возбуждающем ощущении.             — По-моему, твоя юбка стала на несколько сантиметров короче, — заметил Малфой, проведя длинными пальцами вверх к трусикам Паркинсон. Подобное замечание вызвало улыбку на лице слизеринки.             — Надеялась, что ты это заметишь первым, — промурлыкала Паркинсон, попутно расстегивая верхние пуговицы парня.             — Вы бы хоть воспользовались дезиллюминационными чарами.             В гостиную вошел Забини, прервав тем самым уединение двух увлекшихся слизеринцев.             — Зачем же? Может что-нибудь новое для себя бы увидел, — ухмыльнулся на это Драко, чем заслужил насмешливый взгляд мулата.             Блейз плюхнулся на диван напротив Драко и Пэнси, не прекращающих улыбаться.             — Всё самое страшное я уже видел, и это твоя задница, — Пэнси звонким хохотом наполнила комнату, а два слизеринца продолжили с ухмылкой смотреть друг на друга.             — Я, кажется, не вовремя, — из спальни Слизерина вышел Нотт. — Мне показалось, что вы обсуждаете задницу Драко.             — Тебе не показалось, друг, — кивнул Блейз, попутно снимания мантию со своих плеч. — И кстати, Пэнс, — обратился к Паркинсон мулат, — в Башне старост через пятнадцать минут будет собрание по поводу организации Рождественского бала.             — Разве оно не планировалось на начало или середину декабря? — недоуменно поинтересовалась девушка.             — Грейнджер и Сандерсон решили заранее распределить обязанности между собой и старостами факультетов.             — Салазар, эта грязнокровка даже мёртвого достанет, — прошипела Пэнси.             — Будь аккуратна со словами, Пэнс, — безэмоционально сказал Драко. — Не забывай, что подобные высказывания, особенно для нас, несут плохие последствия.             — Ты защищаешь её? — пропищала Пэнси.             — Я просто не хочу еще больше проблем на свою задницу, — Малфой резко встал со своего места, тем самым скинув с колен удивленную Пэнси, которая вовремя вцепилась за подлокотник дивана. — Пошли, провожу тебя до башни, — он развернулся на своих каблуках в сторону неприметной стены, которая скрывала выход из гостиной. Пэнси пожала плечами в сторону Нотта и Забини и направилась за Малфоем.             Всю дорогу Малфой не оборачивался на шум приближающейся девушки, которая еле поспевала за размашистыми шагами парня. Его переполняла злость, перемешанная с чувством сексуального неудовлетворения. Холодную руку слизеринца обхватила женская влажная рука, тем самым останавливая.             — Драко, почему ты злишься? Я сделала что-то не так? — виновато опустив голову, произнесла Пэнси.             — Просто следи, блять, за своими словами, хорошо? — выплюнул Малфой.             — Хорошо, как скажешь, — облизнув губы, слизеринка покачала головой.             Малфой резким движением взял за горло темноволосую волшебницу и грубо поцеловал ошалевшую девушку. Прильнув к её телу, он одной рукой массировал затвердевший сосок, а другой держал хрупкую шею. Прижав её к стене, Драко сжал ягодицу девушки так сильно, что, без сомнений, останется ярко-красный отпечаток на бледной коже. Его движения были быстрыми, хаотичными. Драко казалось, что еще мгновение и Пэнс оттолкнет его и упрекнет в грубости его действий. Но громкий стон вырвался из поднимающейся груди девушки и стал спусковым крючком.             Малфой одним движением руки поднял вверх девушку и принялся кусать бархатную шею.             — Обхвати меня за талию, — прошептал Драко, попутно просовывая руку в трусики уже достаточно влажной слизеринки.             — Ах, — простонала Пэнси, когда он погрузил в неё сразу два пальца. — Быстрее, Драко.             Малфой слушал сбивчивое дыхание девушки и уловил её фруктовый аромат, который заполнял собой всё пространство.             Возрастающую злость Драко снимал двумя способами: он либо крушил всё, что попадалось ему под руку, либо вытрахивал из Пэнс всё то темное, что зарождалось в нем. Оба эти способа оставляли после себя некое удовлетворение, но не излечивали полностью.             Расстёгивая свой черный кожаный ремень одной рукой, Малфой прикусывал мочку её уха и попутно продолжал большим пальцем поглаживать чувственный бугорок девушки, который заметно набух. Расправившись с злосчастным ремнем, Малфой одним грубым и властным движением вошел в неё, вдавливая при этом в каменную стену хрупкое тело.             — Ох, Драко, — громкий стон сорвался с влажных губ слизеринки.                          Малфой решил ускориться в темпе, в надежде заглушить бесконечный поток слов Паркинсон звуками влажных шлепков тел друг об друга, заполнявших пустой коридор Хогвартса.                          Драко поймал её нижнюю губу и с ощутимой силой прикусил, вырывая из её груди надрывный стон. Движения становились быстрее, а дыхание Драко прерывистым. С последним грубым толчком на всю длину, неожиданно для себя он испытал странное удовлетворение, которое стекало по бедрам немного вспотевшей слизеринки.             Немного отдышавшись, Малфой принялся приводить себя в порядок. Он достал из внутреннего кармана мантии волшебную палочку и направил ту на слегка взлохмаченную девушку.             — Противозачаточное зелье в моей комнате, — объяснил Драко свои действия и провел палочкой вдоль тела слизеринки. Пэнси качнула головой и отошла от стены.             Слизеринка в один шаг оказалась еще ближе к Малфою и поднялась на носочках к уху слизеринца.             — Спасибо, милый, — прошептала Паркинсон, лизнув кончиком языка мочку его уха.             Малфой, никак не отреагировав, почувствовал на себе взгляд пары глаз. Чуть повернув голову вправо, его взгляд наткнулся на замешкавшуюся женскую фигуру с выпученными глазами, похожими на пару галеонов. Он улыбнулся своей самодовольной ехидной улыбкой, наблюдая за реакцией незваного наблюдателя. Она развернулась на своих отвратительных туфлях и пошла в сторону Башни старост, решив не выдавать своего присутствия.             «А ты полна сюрпризов, зануда», — подумал Драко, наблюдая за удаляющейся фигурой гриффиндорской принцессы.