Mountain angel

      Громыхая по камням мостовой, карета уже выезжала за пределы города, когда Тэхен вдруг вспомнил о своем обещании, данном Юнги. Во всей этой суматохе он совсем забыл поговорить с Хосоком о том, что случилось с Юнги там, на прииске. Протянув руку, он нетерпеливо похлопал по спине Чонгука. — Мы должны вернуться! Мне надо поговорить с Хосоком!       В карете было темно, и Тэхен не столько увидел, сколько почувствовал его раздражение. — Теперь это уже невозможно. Мы не вернемся, даже если сам Сатана попросит меня об этом! — Но это займет совсем немного времени. Я обещал другу поговорить с Хосоком от его имени. — О Боже, во что еще ты хочешь впутаться, омега? — Со вздохом раздражения он скинул его руку со своей спины. — Я же говорил тебе держаться подальше от Хосока и особенно от его прихожан, этих глупых наседок! — Откуда тебе знать? — возмущенно спросил Тэхен. — Ты ведь ни разу не был в церкви!       Показавшаяся из-за туч луна осветила лицо Чонгука, и Тэхен увидел, что он молча смеется над ним. Это привело его в ярость и придало еще больше решимости вернуться в Оро. Повернувшись, он приоткрыл окно и, высунув голову, закричал: — Эй, кучер, остановитесь!       Едва он успел выкрикнуть эти слова, как Чонгук рывком посадил его назад, в карету. — Что ты делаешь? — В его суровом голосе сквозил нешуточный гнев.       Тэхен изо всех сил пытался вырваться из его сильных рук, но все было напрасно. В полном отчаянии он наклонил голову и укусил его за правую руку.       Результат не заставил себя ждать. Чонгук вскрикнул от боли и выпустил его из своих объятий. И в ту же минуту карета резко остановилась, и Тэхен по инерции упал вперед, на противоположное сиденье. Он нисколько не пострадал от падения, но наспех уложенные волосы от сильного толчка рассыпались по плечам. Тэхен услышал, как кучер спрыгнул с козел и пошел узнать, что случилось с его пассажирами. Протянув руку, Чонгук распахнул дверцу кареты и извиняющимся тоном произнес: — Езжай, Жиль! Останавливаться нет причин. — Но кто-то вроде кричал... — Это я кричал, — вмешался Тэхен и тут же пожалел об этом. Кучер, огромный бородатый мужчина, удивленно смотрел на его растрепанные волосы. — Я больше не стану останавливаться, — многозначительно подмигнув Чонгуку, произнес он.       Снова подмигнув Чону, он отправился на свое место. — Какой ужасный человек! Догадываюсь, о чем он подумал! — возмущенно воскликнул Тэхен. — Нет, это он догадался, о чем думал я, — слегка усмехнулся Чонгук. Тэхен мгновенно повернулся к нему. — Ты так хорош в свете луны... и весь мой, — улыбнувшись еще шире, продолжил альфа. — Чонгук... — предостерегающе начал Ким. — Нас никто не услышит, Тэхен. — Чонгук плотнее закрыл дверцу кареты, которая снова тронулась в путь. — И я не хочу лгать тебе относительно своих желаний. Я хочу заняться с тобой любовью. — Здесь? — удивленно спросил Тэхен. — А почему бы и нет?       В его голосе зазвучала страсть и обещание долгих ласк, от которых у него чуть не закружилась голова. — Я не буду больше никогда заниматься с тобой любовью, даже если на всей земле не останется ни одного альфы. — Что ж, до Денвера еще ой как далеко...       Усевшись напротив Чонгука, Тэхен дрожащими руками стал поправлять волосы. Альфа смотрел на него пристально и почти не мигая, как смотрит ястреб на свою добычу перед последним броском. — Иди сюда, Тэхен. — Нет! — Ты там совсем замерзнешь.       Тэхен помедлил с ответом, оглядывая карету в поисках убежища. Похоже, ему было не спастись от его рук. К тому же он хотел заставить его изменить свое решение относительно отправки его домой. Он никуда не собирался уезжать, пока не получит золотом принадлежавшую ему часть прииска, на которую выкупит Бель-Монтань.       Делая вид, что покоряется воле Чонгука, он осторожно сел рядом с ним. Его рука тотчас же обняла омегу за плечи, прижав к своему теплому телу. Тэхен мечтательно вздохнул, склонив голову на его широкую грудь, и вновь ощутил мягкое, шелковистое прикосновение замши к своей щеке. И когда Чонгук стал ласково гладить парня по голове, он уже не сопротивлялся. — Ну вот, — прошептал он ему на ухо, — разве тебе плохо со мной?       В ответ Тэхен сонно кивнул. Только теперь он вдруг почувствовал, как измучился за последние несколько дней. — Я должен прямо сейчас написать письмо Хосоку, — пробормотал он. — Это очень важно.       Чонгук долго ничего не отвечал. — Ну хорошо, — произнес он наконец. — Из первого же города, в котором мы остановимся завтра утром, ты сможешь послать ему телеграмму. — Спасибо...       Тэхен благодарно прижался к Чонгуку. Продолжая гладить его волосы, он задумчиво смотрел на освещенный лунным светом пейзаж за окном кареты, и взгляд его понемногу мрачнел.       Утром Тэхен проснулся в объятиях Чонгука. Они проспали всю ночь, тесно прижавшись друг к другу. Он так крепко прижимал омегу к себе, что, когда карета наехала на валун, они оба соскользнули на пол.       Такое пробуждение трудно было назвать приятным. Протирая сонные глаза и чертыхаясь, Чонгук, а вслед за ним и Тэхен поднялись с пола. — Что там еще? — проворчал Чонгук, открывая дверцу и вглядываясь в предрассветные сумерки. Холодный утренний воздух обдал Тэхена ледяным дыханием, и он поежился. — Жиль! — осторожно позвал альфа, нигде не видя грузной фигуры кучера. Небрежным движением он подтолкнул Тэхена обратно, в карету. — Останься здесь, а я пойду посмотрю, в чем там дело.       Он вышел из кареты, и Тэхен откинулся на скрипучем сиденье. Он еще не совсем проснулся, но холодный воздух быстро привел его в чувство. Через минуту он услышал снаружи мужские голоса и беспечно зевнул. Очевидно, ничего страшного не случилось.       Стоя рядом с лошадьми, Чонгук с мрачным видом разглядывал переднюю ногу одной из них, на которую ему показал Жиль. — У нее совсем плохо с ногой. Дальше она уже не сможет идти, — сказал Жиль, сплевывая себе под ноги струю жевательного табака. — Сколько еще до Денвера? — Не меньше тридцати миль, а то и все сорок, — покачал головой кучер, заранее не одобряя возможные безумные планы Чонгука дойти до города пешком. — К тому же скоро нас настигнет снежная буря, это уж наверняка! — И ткнул мозолистым пальцем в сторону тяжелых серых туч, наползавших с запада. — Может, она минует нас, — с надеждой сказал Чон. — Нет, не минует. Прежде чем окончательно рассветет, нас уже накроет снегом.       Чонгук был знаком с Жилем уже много лет и вполне доверял его знаниям и опыту. — Мы сможем ехать на одной лошади? — Слишком много багажа, — почесав затылок, задумчиво сказал Жиль. — Но я не могу оставить здесь ни одного саквояжа, — пробормотал Чонгук, глядя на свой бесценный груз, тщательно упакованный и уложенный в багажное отделение кареты. Он отряхнул пыль со своих замшевых штанов, и лицо его помрачнело. — Есть здесь где-нибудь местечко, где мы могли бы найти прибежище на несколько дней?       Помолчав, Жиль проворчал, задумчиво жуя свежую порцию табака: — В нескольких милях назад отсюда мы проезжали старую старательскую хижину у ручья. Похоже, там никто уже не живет, но хижина еще крепкая.       Чонгук кивнул. — Тогда сделаем вот как.       Быстро объяснив ему свой план, Чонгук сунул несколько монет в руку Жиля, пообещав дать еще, если все будет сделано так, как он задумал, и вернулся к карете, чтобы сообщить Тэхену о своем решении.       Он уставился на него с недоверием и все возраставшим подозрением: — Пройти пешком несколько миль? Это будет так, как тогда, когда мы поднимались на гору Элберт?       Чонгук улыбнулся, вспомнив, как он, хрупкий и слабый, отважно пытался спасти свое кружевное нижнее белье, рассыпавшееся по склону горы. — Обещаю, в этот раз ты не набьешь себе синяков и шишек, — ответил он, ухмыляясь. — Но мы должны поторопиться, скоро пойдет снег!       Тэхен неохотно вышел из кареты, накинув на плечи предложенную ему накидку Чонгука, чтобы не замерзнуть. Жиль распрягал лошадей и седлал ту, что была здоровой. — Что тут происходит? — спросил Тэхен у мужчин. — Эта кобыла попала ногой в яму и теперь не может идти, — накидывая веревочную петлю на шею травмированной лошади, объяснил Чонгук. — Жиль поедет вперед за подмогой, а мы с тобой отправимся к хижине, которую проехали несколько миль назад. — Там кто-нибудь живет? — с надеждой в голосе спросил Тэхен, мечтая о горячем завтраке и теплых одеялах. — Боюсь, что нет, — отозвался Жиль. — Мне она показалась совершенно пустой.       Тэхен выпрямился, решив достойно встречать удары судьбы. — А карету мы оставим здесь?       Мужчины обменялись долгими взглядами. — На всякий случай я возьму с собой кое-что из вещей, — сказал Чонгук. — Похоже, никто карету не тронет. В такое время года здесь не так уж много путешественников, ведь так, Жиль?       Кучер что-то проворчал в ответ, что должно было означать его согласие со словами Чонгука.       Разминая затекшие ноги, Тэхен сделал несколько шагов, пока альфы возились в багажном отделении. Невероятной красоты пейзаж так увлек его, что он не обратил особого внимания на груз, который они извлекли из кареты и положили на спину травмированной лошади.       Неяркое утреннее солнце осветило зеленую долину, усыпанную дикими цветами. Всюду, куда ни бросишь взгляд, цвели дельфиниумы, калохортусы, водосборы. По краям долины устремлялись в небо прямые как струна сосны. Несколько растущих рядом елей были похожи на солдат в зеленой форме, приветственно махавших руками-ветвями под порывами свежего утреннего ветерка.       Оказавшись в такой ситуации, любая омега испугалась бы, но Тэхен не испытывал страха. Напротив, холодный воздух оживил его, заставив кровь быстрее бежать по жилам. Трудное положение, в котором он оказался, пробуждало в нем желание бороться. Теперь он уже почти забыл о своих любимых невысоких холмах поместья Бель-Монтань. Они были так далеки от нее сейчас! — Ты уверен, что справишься? — нежность, сквозившая в голосе Чонгука, удивила Тэхена. — А что, у меня есть выбор? — кисло улыбнулся он.       Чонгук слегка смутился. — Омеги не созданы для таких трудностей...       «Что-то тут не так», — подумал Тэхен. Без всяких колебаний он заставлял его работать в шахте и жить в примитивной хижине. А теперь по какой-то одному ему ведомой причине он пытался задобрить его, и, надо сказать, это у него прекрасно получалось.       Коротко попрощавшись, Жиль ускакал вперед на здоровой лошади, а Тэхен и Чонгук повернули на юго-запад и пошли по следам кареты назад, ведя за собой травмированную лошадь.       Им пришлось идти довольно медленно, так как лошадь сильно хромала. Несколько раз они останавливались, и Чонгук внимательно осматривал ногу животного. С каждым разом выражение его лица становилось все мрачнее. — Боюсь, нам придется пристрелить ее, — наконец, сказал он. — Нога совсем плохая. — О нет! Позволь сначала мне осмотреть ее, — взмолился Тэхен, цепляясь за его руку, уже вынимавшую пистолет из кобуры на поясе.       Не обращая внимания на грязь, он встал на колени и принялся осматривать ногу лошади. — Спокойно, девочка, — ласково приговаривал он, касаясь лошадиной ноги, и, удивительное дело, кобыла только подрагивала кожей, но послушно стояла на месте. — Я всего лишь хочу немножечко ощупать тебя.       Дюйм за дюймом ловкие пальцы Тэхена осторожно исследовали ногу лошади. Обнаружив повреждение связок, он медленно ощупал опухоль. — Это не перелом, — сказал он наконец, — это больше похоже на сильное растяжение. Тут нужен холодный компресс, и все будет в порядке.       Он поднялся с колен и посмотрел в сторону елей под которыми в тени густых ветвей на земле, лежал ранний, еще не успевший растаять снег. — Если нам удастся довести ее до хижины, то я смогу поставить ее на ноги.       Чонгук смотрел на него, не скрывая изумления. — Вот уж не знал, что ты и в лошадях разбираешься! — Мой отец занимался выращиванием рысаков, так что я вырос рядом с лошадьми, — рассеянно ответил Тэхен, думая о том, сколько им еще осталось пройти до той хижины, которую видел Жиль. — Груз на ее спине только ухудшает положение. Надо снять его.       Тэхен протянул руку, чтобы развязать узел на веревке, но Чонгук тут же перехватил ее с такой решимостью, что Тэхену стало как-то не по себе. — Нет, мы должны довезти груз в целости и сохранности. Он слишком тяжелый, чтобы кто-то из нас мог нести его в руках. — Что там может быть такое важное, что ты ради него готов загубить прекрасную лошадь? — возмутился Ким, пытаясь другой рукой снять с саквояжа промасленную парусину, которой тот был тщательно укрыт.       Чонгук мгновенно перехватил его руку. — Не надо, дорогой, — почти шепотом произнес он, сузив серые глаза. — Будет лучше для всех, если ты не узнаешь ничего. — Но ты навсегда искалечишь это прекрасное животное! Я не позволю! — возмущенно вскричал Тэхен. — Хорошо, мы пойдем очень медленно, пусть даже будем добираться до хижины целый день. — Чонгук посмотрел на небо — Боюсь, матушка-природа собирается испытать нас на прочность.       Он оказался прав. Когда они уже приближались к заброшенному жилищу, белые звездочки начали лениво падать на землю. Небольшая, сделанная из досок хижина стояла в осиновой рощице, неподалеку от журчавшего ручейка. Осень окрасила трепещущие листья осин в изумительные оттенки красного, золотого и оранжевого цветов. Под порывами ветра они нежно шелестели, словно накрахмаленные нижние юбки.       Однако Тэхену было не до любования пейзажем. Попросив Чонгука подержать лошадь, он оторвал кусок полотна, нашел немного свежевыпавшего снега и сделал холодный компресс на ногу лошади. Закончив бинтовать, Тэхен поднялся с колен и отошел назад с хмурым видом. — Это лучшее, что я могу сделать. — Где ты научился этому? — удивленно спросил Чонгук. — Я же говорил тебе, что вырос рядом с лошадьми. Мне нравилось бывать в конюшне и смотреть, как работает отец. Я бы отдал все на свете, чтобы он оказался сейчас со мной...       Какое-то время они оба молчали. Снег падал на волосы, лицо и быстро таял. — Идем, давай посмотрим, что там за хижина, — сказал Чонгук.       Это была просто крыша и стены, ничего более. В отличие от хижины, построенной Артуром и Ройсом, эта была сделана наспех и небрежно. Через большие щели в стыках в хижину свободно проникал холодный ветер. Окна были затянуты промасленной парусиной. Очевидно, в хижине поселились мыши, и теперь в ней стоял неприятный специфический запах.       Оглядывая хижину, где им предстояло ночевать, Тэхен поежился и плотнее укутался в теплую накидку Чонгука.       На полу валялся продавленный и прогрызенный мышами матрац и грубо сделанный из цельного куска дерева стул. Мерзость запустения! Тэхен не мог заставить себя оставаться в хижине. Похоже, Чонгук испытывал такие же чувства. — Так, — мрачно произнес он, выходя вслед за Тэхеном на свежий воздух. — Пожалуй, я поищу, нет ли чего-нибудь получше...       Неподалеку они обнаружили старую крытую повозку, но она была ничем не лучше хижины. Вместе они пошли вниз по течению ручья, но вскоре снег усилился, быстро устилая землю ослепительно белым покрывалом.       Тэхен весь дрожал, хотя был плотно укутан накидкой Чонгука. Его черные кожаные ботинки явно не были предназначены для глубокого снега. — Кажется, у нас нет выбора. Или мы ночуем в этой ужасной старой хижине, или спим на снегу под открытым небом, — простонал Тэхен, с отвращением представляя ночь в хижине. — Подожди, — Чонгук остановился, всматриваясь сквозь завесу падавших снежинок куда-то вбок. — Видишь, вон там?       Сначала он не увидел ровным счетом ничего, кроме снега. Но всмотревшись, стал различать контур другой хижины, наполовину скрытой могучими стволами сосен. Из трубы вился едва заметный дымок.       Тэхен чуть было не побежал к хижине. — Подожди, мы ведь не знаем, кто в ней живет, — с трудом остановил его Чонгук. — Ну и что? Мы все равно замерзнем или умрем с голода, если не найдем другой хижины.       Тэхен был прав. Чонгук тоже замерз и ужасно хотел есть. Они осторожно двинулись к хижине с надеждой в душе. Подойдя ближе, они увидели мула, привязанного под навесом рядом с хижиной, и немного приободрились. Может, тут жил какой-нибудь старатель-одиночка, мывший в ручье золото. Чонгук пошел вперед и смело постучал в дверь.       Им долго никто не открывал, хотя за дверью слышались чьи-то мягкие шаги. Чонгук снова постучал. Наконец дверь приоткрылась, и на пороге показался молодой индианец с огромными глазами цвета оникса, в которых застыла настороженность. На вид ему было не больше пятнадцати-шестнадцати лет, у него была чистая смуглая кожа, овальное лицо обрамляли две маслянисто-черные косы. На нем было платье из замши, похожее на то, которое когда-то принадлежало матери Чонгука, только не так красиво отделанное и чуть темнее.       Чонгук взглянул на костяное ожерелье, украшавшее шею индианца, и заговорил с ним на его родном языке, чьи певучие звуки и четкий ритм заставили омегу приветливо улыбаться и кивать гостям.       Торопливо рассказав что-то Чонгуку, он показал рукой в сторону гор, затем перевел взгляд на Тэхена, и какое-то время обе молодые омеги с любопытством рассматривали друг друга. — Что он сказал? — спросил Тэхен. — Он говорит, что его муж ушел на охоту. Он волнуется за него из-за того, что пошел такой сильный снег. — Его муж? Индеец?       Чонгук отрицательно покачал головой. — Нет, он белый. Он — его скво, индейский омега.       Заметив, что индианец неотрывно смотрит на него, Тэхен постарался скрыть удивление и жалость. — Но он слишком юный! — Чонгук усмехнулся. — Скажи это ему! По-моему, он уже достаточно взрослый, чтобы быть мужем альфы. — Да, но... — начал было Тэхен, но осекся. — Он позволит нам переночевать у него в доме? — Он уже пригласил нас войти. Я сказал, что мы заблудились и попали в снежную бурю.       С облегчением Тэхен последовал за Чонгуком в чистую и уютную хижину, где в открытом очаге весело потрескивал огонь и восхитительно пахло горячей едой. У одной стены стояла детская колыбель, в которой, к немалому удивлению Тэхена, радостно гулил черноголовый младенец. — Да у него уже есть ребенок! — Тэхен снова посмотрел на индианца, с застенчивой улыбкой разглядывавшего, в свою очередь, белого омегу. Затем юный отец снова что-то сказал Чонгуку на своем языке, и он тут же перевел: — Он хочет знать, любишь ли ты детей. — О да, я очень люблю детей! — поспешно ответил Тэхен и тут же покраснел под внимательным взглядом Чонгука.       Серьезно выслушав ответ, индианец снова что-то сказал. На этот раз Чонгук не сразу перевел его слова, озорно поглядывая на Тэхена. — Он спрашивает, где твои дети. — Где мои... Боже, скажи ему, что мы только что поженились. — Боюсь, он этого не поймет, — открыто засмеялся Чонгук. — Он просто решит, что ты бесплоден, и пожалеет нас обоих. — Тогда скажи, что они живут у моей матери, пока мы с тобой путешествуем, — посоветовал Тэхен, уже пунцовый от неловкости.       Когда Чонгук перевел ответ Кима, индианец понимающе кивнул и жестами позвал его к колыбели, чтобы полюбоваться на его крошечного сыночка.       Курносый младенец и вправду был прелестен. Ухватившись всей ручкой за протянутый ему Тэхенов палец, он вдруг сладко зевнул и заснул. Казалось, он был вполне доволен собой и своей размеренной жизнью в колыбели.       Молодой омега сиял от гордости. Тэхен попросил Чонгука узнать, как зовут его и ребенка, и через минуту Чонгук сказал: — Его зовут Джин, что на языке шайонов означает ворон, а его малыша — Наки — медведь. — Скажи ему, что у него прекрасный малыш, — сказал Тэхен. — И он сам очень красивый.       Когда Чонгук перевел слова Тэхена, Джин ласково коснулся его руки, и обе омеги обменялись дружескими улыбками. — Мне бы хотелось самому поговорить с ним. Как жаль, что он не знает английского! — сказал Тэхен. — Возможно, он знает несколько слов. Почему бы тебе не попробовать научить его немного говорить по-английски, пока я проведаю нашу лошадь?       Тэхен не стал возражать. Целый час он потратил на то, чтобы найти с ним общий язык. Показывая пальцем на какую-нибудь вещь в хижине, Тэхен произносил его название по-английски, но Джин, со смехом качая головой и озорно сверкая лазами, называл ее на языке шайонов. Наконец Тэхен сделал вид, что хочет прикоснуться к горячим углям в очаге, и Джин заботливым материнским жестом тут же отвел его руку от огня. — Нет! — ясно сказал он по-английски. — Не надо огонь!       И обе омеги счастливо рассмеялись, поняв наконец друг друга. Сидя на полу лицом друг к другу, они стали разговаривать, каждый на своем языке. Тэхен не понимал ни слова из того, что говорил Джин, но голос его звенел, а прелестные оленьи глаза радостно сияли. Может быть, его белый муж был не так уж плох. Во всяком случае, было совершенно очевидно, что Джин им очень доволен.       Чонгук вернулся как раз тогда, когда Джин раскладывал по большим мискам тушеное мясо с овощами. Все трое уселись на индейский манер на пол, вместо того чтобы сесть за небольшой деревянный стол, где стояла еще одна миска — для мужа Джина.       Пища была простая, но очень вкусная. Тэхен дважды просил добавки, а потом отодвинулся к стене, наслаждаясь блаженным теплом, разливавшимся по телу. За окном шел снег, словно стараясь совсем завалить хижину по самую крышу. Чонгук привел лошадь к хижине Джина и привязал ее рядом с мулом. Он сказал, что опухоль на ноге понемногу спадает. Там, под навесом, у обоих животных было достаточно корма — на несколько дней, и Тэхен обрадовался, что не надо беспокоиться хотя бы об этом.       Однако теперь он начал волноваться за мужа Джина. Индианец сказал, что он ушел на охоту три дня назад, обещая вернуться через два дня. У него было достаточно еды и дров для огня, которых хватило бы на несколько недель. Но с младенцем на руках Джин не мог отправиться на поиски мужа.       После еды индианец ушел покормить ребенка, и Чонгук принялся обсуждать с Тэхеном возможные причины долгого отсутствия хозяина хижины. — Завтра утром я возьму мула и поеду искать его, — сказал наконец Чонгук. — Это самое меньшее, чем я могу отплатить Джину за его гостеприимство.       Тэхен согласно кивнул. — А если снег не прекратится? — Тогда мы застрянем здесь на всю зиму, а могло быть и хуже, если бы мы остались в той старой хижине.       Он содрогнулся при одном воспоминании о заброшенной хижине. — Интересно, кто там жил раньше? — Спросим у Джина, он должен знать.       Выяснилось, что хижина принадлежала одинокому старателю, умершему год назад. Джин вместе с мужем похоронили его на склоне горы. Он сказал, что старатель умер от болезни, которая называется «белое горло». — Что это за болезнь «белое горло»? — спросил Тэхен, выслушав перевод Чонгука. — Дифтерия, — мрачно ответил Чонгук. — Время от времени эпидемия этой болезни, подобно лесному пожару, вспыхивает среди местных жителей и многих из них уносит в могилу, особенно детей.       Тэхен взглянул на крошечного Наки, сыто улыбавшегося в колыбели. — Мне эта хижина сразу не понравилась, — поделился он. — Это просто старая, заброшенная хижина, вот и все. Жилища не хранят воспоминаний, они их не имеют.       Тэхен не стал возражать ему, хотя, будучи наполовину ирландцем, он всегда тонко чувствовал настроение не только людей, но и вещей, и стен, окружавших его. Войдя один-единственный раз в ту скорбную хижину, он сразу почувствовал в ней немое отчаяние и безнадежность.       Тэхен постарался отвлечься от печальных мыслей и стал любоваться Джином и его малышом. Индианец с гордостью показал ему многочисленные детские одежки, сшитые им самим, и Тэхен долго восторженно ахал и охал, разглядывая маленькие шедевры швейного мастерства. Потом с помощью жестов он рассказал Джину о своем далеком путешествии из Миссури сюда, в Колорадо.       Наконец солнце скрылось за горами, и Тэхен почувствовал, как он устал и измучился. С благодарностью приняв от Джина несколько меховых покрывал и шерстяных одеял, он с удовольствием улегся. Индианец тоже лег на меховые шкуры, постелив их на полу. И только Чонгук все не ложился, время от времени выходя посмотреть на лошадей и принести дров для очага.       Тэхен так крепко уснул, что даже не заметил, как Чонгук улегся рядом с ним, положив руку на омежью талию. Утром он проснулся от голодных криков младенца. Выбравшись из-под меховых покрывал, Тэхен понял, что Чонгук уже ушел. Он подошел к окну и не увидел под навесом мула.       Сзади неслышно подошел Джин. Они долго стояли у окна и смотрели на падавший снег, толстым слоем покрывший все пространство вокруг. Каждый думал о своем. — Снег, — печально произнес индианец по-английски. — Снег! — радостно хлопнул в ладоши Тэхен. — Ты правильно сказал это слово! — Снег, — повторил Джин, еще больше мрачнея. — Нехороший снег.