***
Дом Маккоуери возвысился перед подростками, что дошли наконец таки до опорной точки. Сам дом был одноэтажным и небольшим, но и не мог похвастаться теми же облезлыми стенами, ветхой крышей или чем-то подобным. Нет. Он был крепким на вид, с желтоватой обшивкой снаружи и тёмной крышей вверху. Имел он более параллепипедное строение с несколькими занавешенными окнами. Дверь, более тёмная, как и крыша была под своеобразной, небольшой беседкой неподалёку от калитки в сам участок. Перед калиткой, внутрь дома вели декоративные камни что были припорошены небесными слезами с облаков. Сад поодаль был совсем небольшой, зато слева от самого дома виднелась ещё небольшая постройка, меньше чем сам дом. Баня. Самое то после долгого и прохладного, изнурительного дня. Большая и толстая труба, что выходила из банной была довольно жуткая. Вся облезлая и словно бы обгоревшая. Навивала самые что не наесть жуткие мысли о каких-то тёмных подвалах или подполах. Но всё это было глупостью и воображением, это была самая обыкновенная, старая труба, не больше и не меньше. Как только калитка была пройдена, на встречу подросткам из дома вышла невысокая женщина с длинными каштановыми волосами, что струились по довольно молодому лицу на вид. Её карие глаза тут же встретили подростков со всей теплотой и добродушием. — Шеесте, здравствуй, — нежно отозвалась Аманда. — Здравствуйте, мисс! Ловко отозвалась художница, видя добрый взгляд дамы, который стал менее добрым обратившись в сторону близнецов. Ник словно бы всё понял слёту и начал было оправдываться. — Ну, как бы утром мы не опоздали, а борщ, что ты позавчера приготовила я утром не стал есть, мол, не хотел сильно наедаться, чтобы мозг утром не грузить, поэтому мы… — Проспали? , — отрезала женщина, уперев руки в бока. Ада сдалась, смотря на Никона, что хватался за «спасательный круг». — Но мы не… — Николас Маккоуери, возьми пример с Адалии, она не пытается оправдаться в своей же ошибке! А ну быстро в дом, с сегодняшнего дня я буду контролировать ваши подъёмы и сам сон! Ник хотел было что-то сказать под смешок Шеесте, но мать дала ему затрещину и повела в дом, как маленького ребёнка. Шеесте всегда нравилась Аманда. С ней не заскучаешь и не забудешь, что такое жёсткая дисциплина. Девушки тихо хихикая, пожали плечами переглянувшись и поспешили в дом за главой семьи и братом Ады. Разговор о дисциплине предстоит долгий после ухода Шеесте. Выжить бы ещё, как думал парень с затрещиной на лбу.***
Оффендермен узнал, как её зовут. Лариса. Это имя ему всегда не нравилось, вот Розали или Натали. Может Галина, али Гера. Безликий чувствовал в имени Лары слабость, он думал она не так легко клюнет на весь тот театр, что монстр устроил довольно спорно. Лишь морок и его обаятельность увели малышку с площадки, а потом и вовсе в пролесок за городом, как он любил. Только шелест листвы, только он и она. Маньяк мог годами охотиться за одной только жертвой, если она смела ему отказывать. Он шёл за ней, он её преследовал и сводил с ума, заставляя в конце либо отдаться ему, либо покончить с жизнью, ибо жить так невозможно. Оффендер это знал, но не мог остановиться, ему нравились игры с людьми. Он только не мог похвастаться тем, что не в ванне сейчас и не держит свою жертву, как куклу в своих руках, играясь с ней, как с самой настоящей, покупной игрушкой в магазине. А жаль. Монстра завораживали лишь одни мысли о том, что его жертва у него в руках. Даже не смотря на то, что все они и были в его лапах, только не в прямом смысле этого слова, каждый человек в жизни которого появлялось чудовище, уже мог распрощаться с нормальной, полноценной жизнью. Ибо она никогда не вернётся в нормальное русло. Никогда. Оффендермен хотел заставить себя попытаться бросить эти игры. Взять себя на понт, так сказать. Он хотел это сделать ради простого интереса, шутки ради. Но даже в шутливой форме он не смог продержаться и месяца без людей. Его тянуло в толпу. Высокий мужчина, лишь в одном тёмном плаще, фетровой шляпе и высоких ботфортах, этот образ не мог исчезнуть из его головы, исчезнуть из головы именно в окружении людей. Эти немощные людишки смогли занять всю планету и стать её полноправными хозяевами, даже смешно. Но смешно было до пары до времени, пока у маньяка не случалась очередная сильная ломка. Ему хотелось заманить к себе девушку, парня, не имеет значения! Ему хотелось долго трахать двуногое животное, порою даже до смерти, ему было плевать, ибо перед «глазами» всё плыло и хотелось подавить эту страшную ломку, что ломила всё тело, как после перелома в аварии. А потом он сидел на крыше чьего-нибудь дома. Курил. Всё тело болело, каждый мускул, но нутро было сытое, а люди находили его жертву, но далеко от насильника и постоянно та забывала. Словно контактируя с пакетиком крови, Оффендер выливал всё в свою глотку, теряя рассудок. Зато на утро он не чувствовал ломку, давая себе время до очередного приступа голода. Сексуального голода. И он шёл на охоту загонять очередную жертву. Очередное незначимое событие, которое он забудет, как только оденется и бросив безликий взгляд на розу, исчезнет без следа. Сотрётся из памяти человека, как что-то невозможное и необъяснимое.***
Лара лежала в траве, сухой и мертвенной траве, словно бы на кладбище. Перед собой она видела лишь ослепительной красоты розу. Царица всех цветов её всегда поражала, манила, как и в этот раз. Цветок не имел на стебле ни единого шипа, а бутон был пышный и холодный, словно ледышка. Как это возможно? Она хотела было рассудить на эту тему, понять. Но её отвлёк ветер. Он ударил, словно хлыст её по спине и она еле слышно всхлипнула. Холодно. На ней совсем не было одежды, это она поняла, когда открыв глаза, вернулась в реальность, отойдя от обморока. Её глаза расширились и она слегка приподнявшись, поняла, что ноги её совсем не слушаются, болят. Она охнула от боли, пронзительной и сильной. Она только сейчас осознала, что по её ногам течёт кровь. Алая, как закат, кровавый закат. Её глаза заслезились, но она всхлипнула, в её голове витал тот мальчишка, что заманил её к мусорке, а потом она увидела его. Она зачем то вложила свою руку в руку мужчины и подалась за ним. А потом всё как в тумане, но она помнила одно точно, они занимались любовью где-то неподалёку. Она помнит боль, но ещё того, кто причинил ей её. Хотелось закричать, но воздуха в груди словно не было. А потом она вздрогнула от мужского баритона за своей спиной. — Ты немного ударилась, когда слегка неправильно себя повела со мной, — говорил Оффендер, облокачиваясь о тонкое деревце и крутя в руках травинку. На нём не было шляпы, она висела на суку неподалёку. Девушка обомлела, а он продолжил, как ни в чём не бывало. — Мне твоё поведение совсем не понравилось, Лариса. Девушка понимала, что всё её тело сковал страх и она не могла пошевелиться. Пришла страшная дрожь. А существо, словно игнорируя её состояние, говорило дальше, разводя руки в разные стороны и делая невинный и сладкий голос. — Но сегодня выдалось не плохое утро, поэтому я благосклонно дал тебе второй шанс удовлетворить меня, ибо ты не кончила бестактно под себя и не оставила меня одного со стояком между ног мучиться посреди пустыря, — его улыбка озарила всю мраморную часть его лица, точнее его отсутствия. Острые клыки блестели, как ножи между тонкими и еле видными губами такого же мраморного цвета. Послышался громкий визг, от чего морда Оффендера тут же потеряла лучезарную улыбку. Девушка кричала так громко, как только могла. Её волосы всклокочились на голове, а со рта еле видно брызнула слюна от криков. — Не надо! Не трогайте меня! Не убивайте! Нет! Оффендер опешино смотрел, как она пятиться с болью между ног от него, словно бы он чумная крыса среди других крыс. А потом он понял, что его плащ распахнут. Он, как ни в чём не бывало отрезал, закрывая голое тело, — Глубоко извиняюсь, миледи, ну знаешь, у вас в Петербурге ужасно жарко порою бывает, вот и кручусь, как могу. Его голос был ужасно спокоен. Но она продолжала кричать, сходя с ума от страха в судорожной истерике. Безликий не мог не согласиться с тем, что это начинает его ужасно злить и выводить, но он не подавал вида, держался уверенно и спокойно, лишь полуулыбочку тонкими губами выводя на мраморном лице. — Я ничего не сделала! , — кричала она, задыхаясь. — Ты приняла мою розу! , — восклицательно сказал маньяк, отрываясь от дерева и идя к той навстречу, — а те, кто идут со мной и в конечном итоге берут у меня цветок, — он снова сверкнул акульими клыками, сжимая плащ когтями, — так или иначе, но заканчивают этот банкет со мною не зависимо от своего желания. Его голос к концу предложения стал бархатистым и более глубоким. Он прекрасно понимал, что она кричала смотря ему в «лицо». Никаких глаз, ушей, никакого носа. Ничего. Лишь звериная пасть и темноватые впадины в месте, где человек привык видеть глазные яблоки. Она его боялась, его это радовало, но её крики так же пробуждали в нём ужасную обиду что-ли? Гнев от того, что она так неуважительно относиться к его манерам и его уважением к ней. От этого крика, в его пасти скапливалось всё больше и больше чёрной слюны, что не давала Оффендеру нормально вдохнуть. Голод. Она рождала в нём голод, но второго типа. Монстр игриво прошептал. — Так будь добра, досиди со мной на этом банкете до конца. Всё случилось быстро. Безликий напал на сходящую с ума мамашу молниеносно. Один подскок с мимолётным рывком и их тела слились во едино, но не в поцелуях полных страсти. Его клыки впились в её глотку, а когти сжали груди. Послышался глухой хрип, сопровождаемый конвульсиями боли и трава под обоими любовниками залилась кровью.***
Аманда украсила стол вкусными блинами, что довольно быстро напекла дома, пока дети учились. — Я не думала, что переборщу, — со смешинкой говорила она, сидя за столом и смотря, как Шеесте с Адой едят, воодушевляясь, — с количеством. В любом случае вы можете брать их в школу, на случай если, по каким то причинам, снова проспите. Её взгляд встретился со взглядом Ника и тот покраснел. — Да, да, да. Проспим, не придём, потеряемся, да! Проговорил парень, жуя блины, до всех пор смущаясь. Шеесте улыбнулась и решила дать Нику стимул почувствовать себя более уверено под мимолётным взглядом слегка недовольной матери. — Зато он сегодня с одним мальчиком в споре выиграл. — Почти, но не выиграл, он блин схватился за меня, — с досадой сказал парень. Аманда покосилась на Аду, а та чуть молоком не поперхнувшись, отчеканила, словно солдат в армии. — А я их разнимать вообще каждый раз не должна, мол, не моё это дело в спор мальчишек влезать. Аманда поинтересовалась тут же у сына, переведя на того взволнованный вид, — но ты же был впереди? Ник вспомнил, как весь мир встал и остановился перед глазами, как на месте Шуллера он представлял угрозу для своей девушки. А нормально ли это так сильно переживать, бояться, что не сможешь защитить в нужный момент дорогого тебе человека? Или это всё мысли в пустоту? Ник задумчиво просидел весь ужин думая о своём, пока девочки обсуждали с матерью близнецов её работу и то, как дела у неё в целом. Аманда была на пятом месяце беременности. Удивительно, но близнецы никогда бы и не могли подумать, что у них будет пополнение в семье. Брат или сестра, было ужасно интересно. Когда мать ходила на УЗИ в самом начале, никто так и не смог разобрать кто будет. Ник хотел брата, а Ада решила для себя, что с удовольствием примет, как сестру, так и братишку. Начинало вечереть, когда Ник собирался идти провожать Миллер до дома, художница жила неподалёку от дома самих близнецов, если идти огородами, а не по просёлочной трапе. В дверь постучали. Аманда, как и дети не ожидали на пороге совсем никого. Да и редко к ним приходили гости. Семья больше проводила своё время вместе, на пару играя в настолки, или смотря телевизор, а с приходом Шеесте все ещё учились и изредка рисовать, даже мать семейства ради прикола. Кстати, как говорила сама Шеесте, у Аманды неплохо выходило, как и у Ады, что про Ника было сказать тяжелее. — Мам, ты кого-то ждёшь? Спросила Адалия, убирая на пару с Шеесте со стола тарелки, пока Ник переодевался в своей комнате в уличную одежду. Аманда лишь плечами пожала, закончив подметать пол на кухне. — Иду! Отозвалась глава Маккоуери и пошла к двери. — Добрый вечер, мисс Аманда, уж извините, что побеспокоил. — Ой да ничего, Джереми, ну перестань ты. Я всегда рада твоему приходу. Близнецы с ходу узнали в госте своего соседа Джереми Ортвуда старшего, что жил за оградой чуть поодаль желтоватого дома Маккоуери. Весёлый дядька, общительный, трудолюбивый. Особенно по утрам летом во всю уже слышно, как он колит дрова, кормит скот, точнее курей, но тем не менее. Мужчина размашисто улыбнулся, убирая правой рукой прядь золотистых волос за голову. Он был чуть выше Ника, крепок телосложением. А его серые глаза будто бы видели всех и вся насквозь, словно локаторы от которых ничего не способно скрыться. А ещё эта его любовь одевать клетчатые рубашки под осеннюю куртку, точно ни с кем не спутаешь. — Жена отправила дочь за солью, — начал было неловко Джереми, почёсывая смущённо подбородок, — но та не успевает к сроку, еда порою решает всё за нас. — Соль? Рассмеялась Аманда, поправляя кремовый фартук на теле. — Соль. Подтвердил сосед, махая Аде и Шеесте. Художница еле видно отвесила поклон, за что получила удивлённый взор гостя. Аманда тут же вошла на кухню и взяла пару тюбиков соли в маленьких сотах и принесла их соседу. — У самих скоро закончиться, но для соседей всегда есть, ахах, — просмеялась женщина и тут её как током ударило, когда она передала тюбики так же улыбающемуся соседу. — Погоди-ка! Соль солью, но блины я готовлю не часто! Мужчина вскинул голову. — Да ну что ты, Ама! Спасибо большое, но совсем уж неловко! Ада вышла к матери с пакетиком блинов, небольшим, но горячим. Девушка улыбнулась, протягивая их соседу и ловя одобрительный взор матери. Адалия отчеканила, отдавая гостинце соседу. — Мама много напекла, а каждый раз опаздывать мы с Ником в школу не хотим, аха. Будем есть дома, да и к тому же вы тоже нас часто угощали, особенно шашлыками летом, мистер Джереми. Поэтому угощайтесь, они ужасно вкусные! — И их много! Послышался голос Ника сзади, что забросив рюкзак на плечо взял за руку готовую Шеесте. Аманда улыбнулась и ему. Джереми и Ник переглянулись и одновременно поздоровались друг с другом. Аманда бы просто не отпустила соседа без блинов. Поэтому Джереми, долго благодаря женщину, покинул дом вместе с Шеесте и Ником. Они решили выйти втроём, заодно и поговорить о насущном, всё-равно Джереми по пути до следующей же ограды. Аманда наказала Нику не опаздывать и быстро возвращаться, распрощалась с Шеесте и, естественно, дала и той немного блинов для семьи.***
Женщина закончила разбирать вещи после стирки в своём шкафу и выйдя в небольшой зал, плюхнулась на диван рядом с дочерью, что смотрела какую-то мелодраму по маленькому телевизору. Она устало вдохнула и расслабилась, думая о своей работе, когда услышала вопрос дочери. — Ты помнишь, как папа готовя кашу первый раз, чуть не проворонил её и у него молоко чуть не сбежало? Аманда повернулась к Аде. Их глаза встретились. Девушка была в лёгких домашних трико и футболке. Она сидела слегка съёжившись и теребила прядку каштановых волос. — О, дочка. Я про твоего отца помню всё в мелочах. Особенно про готовку в доме, когда мы всё время гадали стоит ли вызывать пожарных к нашему дому или нет. Обе посмеялись вспоминая отца. Они не могли отрицать того, что Джереми, так или иначе чем то был похож на Уильяма поведением. Оба не только трудяги, но и постоянно смущались от большой помощи, множеству подарков. — Они с мистером Джереми похожи, — вздохнула Ада, опуская взгляд в пол. Аманда тут же обняла дочь и потрепала по голове. — Ну эй! Помнишь о чём мы договаривались, сладкая? Глаза девушки еле видно, но заслезились. В тот день она, Ник и их мама пообещали друг другу, что не будут грустить о том, что отца более нет рядом, а наоборот покажут ему свою благодарность и будут чаще улыбаться, верить в эту жизнь, а не отпускать руки. Воспоминания о том, что отца нет из-за вины кого-то утихали всё сильнее. Ада не верила, что он погиб от своих рук и беспечности, но думать и о убийстве страшно. Один несчастный случай. Один миг, момент и его нет. Он не вернулся домой. Девушка ловила себя на мысли, что она порою ненавидит смотреть на высотки нового Девяткино, в мыслях всплывает отец, который погибает из-за них. Да, так странно винить дома, работу отца, кого угодно, а не самого папу. А боль не утихает. В кошмарах первых недель, как его не стало, девушке снились ужасные сны с тем, как он срывается и летит вниз со страшной высоты крича её имя. Она много плакала и кажется была готова сдаться, но не сдалась только благодаря сильной матери и брату, который всегда её бодрил и заставлял улыбаться, а теперь ещё и Шеесте и сосед. Его встречи с ней — это воздух полный свежести. Она ощущает, словно бы отец рядом и всегда следит за ней. Никогда не даст в обиду ни её ни маму. Никого. Ада не помнила сколько они с матерью просто молчали и обнимались. Но это помогло прийти в чувства и понять, что она права. Никогда нельзя отпускать руки, отец бы не отпустил и она не станет! Телевизор как то знатно быстро привлёк внимание обеих, ибо с какой-то передачи, что Ада смотрела чисто без интереса, начался странный репортаж, который вела женщина в строгом костюме и слегка полноватой внешностью. Она не переставала говорить: — На связи Юлия Смойлецк! Я веду данный репортаж с самого места происшествия, мой корреспондент сегодня позвонил мне вечером и сообщил, что была найдена девушка выглядящая странным образом, словно бы не от мира сего. Она долго молчала, её пытались отгородить от нас и не дать поговорить органы при исполнении, но краем уха от её внезапного бреда я смогла уловить лишь слова о том, что у неё начались провалы в памяти и что она не понимает, как тут оказалась. Сейчас я веду репортаж с места, где её нашли на окраине Мурино около магазина «Городской», она там ходила и приставала к людям спрашивая о времени, дате и похожем. Мы смеем предположить, что её держали долгое время в заточении, ибо вид её оставлял желать лучшего. Мы бы хотели поговорить с органами власти и дать нам возможность расспросить её поточнее обо всём, ибо это прямое включение и возможности больше может не попасться узнать истинную правду от пострадавшей. А мы не… Экран монитора всё время дёргался, но девушки и правда видели отрывки города Мурино за Девяткино. Там было слишком большое скопление людей и какая-то неразбериха. Журналистка не смогла договорить, на прямом месте её стали просить выключить камеру, не мешать и отойти в сторону, уйти и не мешать вести работу на месте. В отрывках снятого Ада и Аманда воззрели девушку с длинными рыжими, слегка кучерявыми волосами. Она была вся всхлобучена, взвинчена и что-то истошно кричала, пока полиция пыталась отвадить от места событий не только журналистов, но и обычных граждан, что окружали незнакомку и пялились на неё, словно на голодное животное в зоопарке. Пока прямой эфир и вовсе не дал сбой. И камера с произошедшим таки была настигнута правоохранительными органами. Теперь на канале трындела о произошедшем другая женщина, живо обсуждая то, что попало в прямой эфир и что же это было такое в итоге. Попутно успевая ругать органы власти за то, что отбирают камеру и не дают вести репортаж с места событий. Аманда передёрнулась. — Много же больных людей на этом свете, а люди снимают, как сумасшедшие, нет чтоб помочь или отойти и не мешать. Ужас какой-то! Глаза Ады взволновано метались по ящику. Она словно бы посетила зловещую долину после просмотра этих жутких съёмок. Девушка сошлась с мнением матери. Люди бывают ужасны. Невыносимы и жестоки. Люди — это стадный инстинкт, как только дело касается одной белой вороны среди чёрных. Чёрные способны заклевать. И заклевать до смерти.***
Чёрные вороны готовы были заклевать друг друга. Сожрать от неспособности дождаться своей очереди. Их хищные взгляды метались по лесу. А деревья выли гулким ураганом на пару с этими хищными птицами. Вечерело, когда свора собралась в месте, где хладный труп женщины лежал наполовину обглоданный. В некоторых местах и кости были сгрызены, сожраны, раскрохмалены на мелкие частицы. Её вещи унесло ветром неподалёку на острые сучья берёз. Её пустынные глаза взирали к пасмурному небу. В них не было жизни, как недавно она была в её теле. Она не заберёт сегодня Егора и старшего. Оффендермен вытирал кровавую пасть, выпрямляясь и смотря так же на облака. На безликую, испачканную кровью, морду начали, еле заметно, капать небесные слёзы. Запахло охотой. Удачной охотой. Маньяк ещё немного потоптался на месте, вытираясь от крови где можно было оттереться. Плащ предательски запачкался, скотина! Придётся стирать снова. Чтоб его! А вороны получили своё, когда безликое существо слегка кривой походкой, отходя от вкусного ужина, отправилось к речке. «Искупаться бы немного надо» Пронеслось в голове Оффендера. Он не стал даже бросать взор на кровавое побоище сзади, давая воронам волю и даря им пир. В конце концов, они тоже охотятся, как и он.