***
С момента непонятной ссоры Ады и Ника, на пустом месте, прошло два дня. Все эти два дня Николас часто уходил из дому, но куда именно — Ада понятие не имела. Наступал решительно третий. День похорон. Аманда сама решила, что пойдёт. Она просто была обязана поддержать, как Лейлу с Томом, так и Кристин с её мужем. В тот день женщина собиралась с самого утра, смотря что-то по телефону на кухне. Новости или что-то подобное, что-то, что было способно отвлечь от плохого настроения. Провожать ушедшего со скорбью надо, но отпустить, дать ему уйти со спокойной душой, без каких либо камней на сердце, как считала Аманда — важнее. Так, на похоронах Уильяма — она сначала скорбела, но потом, когда всё подходило к концу, женщина с улыбкой, слезами на глазах — провожала его. Она смеялась сидя на могиле, вспоминала всё, что вместе пережила с мужем. Она так делала не потому-что выжила из ума, а потому-что когда-то пообещала своему избраннику, что улыбка и светлые чувства всегда будут при ней, чтобы не случилось. Мужчина никогда не желал, чтобы жена тонула в плохих мыслях. Он всегда думал иначе. По другому. Порою люди даже говорили ему, что он не от мира сего, раз улыбается плохой погоде или видит в плохом хорошее. Женщина, сидя за столом на стуле, усердно зашивала костюм, точнее подшивала, подделывая тёмную ткань под свой размер. Передачи в телефоне что-то там бурчали сами по себе, лишь бы тихо не было. Ада зашла было на кухню, остановившись в дверях. Взгляд дочери упёрся в мать. Всё такая же тихая с того дня. Близнец снова почувствовал что-то нехорошее внутри, словно бы черви копошились в голове. Отвратительно! Ещё мгновение и она бы снова подошла к маме, снова постаралась бы подарить ей хоть намёк на улыбку. Хоть подобие! — П-с-с! Девушка вздрогнула и обернулась. За спиной, чуть подальше, Ник махнул рукой, мол, зовя сестру. Девушка удивилась, но сразу же пошла за братом, ушедшим вглубь дома. Удивительно, но Аманда была настолько погружена в свои мысли, что и не заметила ни сына ни дочку. — Ник? Ты это чего? , — спешно спросила девушка, стремглав юркнув в комнату брата. — А? Шеесте?! Ты как в дом зашла? Что за… — Да тихо ты! , — буркнул Николас, кивнув своей девушке, что сидела на стуле за партой парня. Миллер тут же начала, словно бы они с Ником всё продумали до мелочей заранее. — В окно, как ниндзя пролезла, не хотелось палиться раньше времени! Ник кивнул, сжимая одеяло в руках, сидя на кровати и смотря то на Шеесте, то на ошарашенную сестру около двери. А художница продолжала, крутя в руках линейку Николаса. — Короче! Мы с Ником понаблюдали за вашей матерью некоторое время, пока она была в не самом лучшем настроении и решили, что ей просто необходимо сделать подарок! — Да! Мне тут птичка напела, что мама давно так хотела купить плед с её любимыми животными — дикими волками. И мы с Шеесте подумали, а почему бы самим не купить, не сходить в магазин, этот тёплый, мягкий плед? Шеесте продолжила мысль парня, уверенно смотря на растерянный взгляд подруги. — Мы с Ником походили тут по магазинам разным. И в итоге откопали плед подобно тому, что и хотела ваша мама! В торговом центре «Главный», там есть какой никакой, но выбор. Ада, — Шеесте протянула руку подруге, ложа линейку на стол. — Айда с нами! Сестра удивлённо посмотрела на брата. — Так вот где ты пропадал часто все эти два дня? А чего это меня не позвал? , — девушка посмотрела ещё и на Шеесте, — Точнее не позвали? Ник тут же опустив голову, отчеканил, виновато покачав головой. — Слушай, прости, Ада. Прости за позавчерашнее. Я, как-то даже своей головой не подумал, что я вообще несу. Я понимаю сейчас о чём ты тогда говорила, но почему-то вспылил, как первоклассник какой-то. Слушай, может… — парень виновато посмотрел на сестру. — Мир? — Мир, дружба, жвачка. Ада улыбнулась брату и махнула рукой, беря в другую руку кисть Шеесте. Подруга близнецов тихо проговорила, широко улыбаясь тому, что наконец-то «мир, дружба, жвачка». — Ну что? У кого есть предложения по поводу денег и того, кто вообще осмелиться занять нам хоть половину той суммы, что стоит плед с волками? Вопрос Шеесте застал всех врасплох. Тишина. А потом оптимистичный Николас махает рукой и говорит, вставая с кровати. — Найдём решение, девчонки! — Тогда предлагаю сменить штаб переговоров. Ко мне? , — спросила Шеесте опасаясь, что её тут обнаружат, как и услышат случайно о плане действий. Близнецы кивнули.***
Ближе к пяти часам вечера, Аманда отправилась к Лейле. Идти на поминки решили из дома Леон Маар. Женщина была даже спокойна, что на похороны не решилась взять детей. Она вспоминала, как им дались похороны отца. Больше она такого не хотела. Хотя в глубине души и понимала, что Адалия и Николас уже не маленькие детишки. Но что-то внутри клокотало и говорило ей «нет». Она благополучно отпустила близнецов к Миллер домой, но сказала, чтобы дома оба были не позже шести вечера. Она даже и не подозревала, что с окна комнаты сына, довольно успешно, из дома Маккоуери ретировалась Шеесте-ниндзя. Когда женщина уходила, она, то и дело, кидала свой туманный взор на облака. Было пасмурно. Вчера шёл первый снег, но тем не менее, воздух был довольно моросящий. Люди одевались тепло и только лишь смельчаки одевали что-то полегче. Начало декабря задалось холодным. А это давало какой никакой, но знак. Зима в 2012 году будет холоднее, чем в прошлых трёх.***
Как и ожидалось, погода была совсем не тёплой. Похороны проходили у Маккоуери перед глазами, словно капли на стекле машины, что стекают неустанно от бешенного ливня за пределами авто. Туманные мысли, отсутствие улыбки на лице. Сама того не понимая, женщина так и не смогла найти ничего светлого в мероприятии на могилках. Она не смогла отпустить Джонатана с лёгкой душой. Отпустила с каким-то бешеным грузом. Но почему? Почему она чувствует себя виноватой в том, что мальчика нашли повешенным в собственной квартире? При чём тут вообще она? Мысли не отпускали. В середине мероприятия женщина точно поняла, что устоять на ногах ей становится всё труднее и труднее. В голове начинало всё мутнеть. Аманда испугалась того, что мероприятие сорвётся. Мальчик не заслуживает этого. Поэтому пробираясь через людей в чёрных костюмах, которые казались женщине какой-то серой массой, Маккоуери спешно и незаметно отошла от скорбящих. В горле пересохло. Ей было стыдно перед Кристин и Лейлой с их мужьями, что стояли в первых рядах. Слёзы и всхлипы, платки, тёмные зонты, серое небо. Всё кричало вокруг — «уйди». Странные ощущения для взрослого и сформировавшигося человека. Аманда поддалась этим ощущением. Она ушла. Нет, она в прямом смысле сбежала.***
Женщина быстро добежала до остановки. Муринское кладбище осталось далеко позади за густыми деревьями, кустарниками, за петляющими тропинками. Аманда крепко держалась за поручень в стареньком, потёртом автобусе. И всё это время она размышляла, отходя от странного ощущения своей вины в произошедшем. До станции Девяткино женщина добралась быстро. Оставалось лишь только пересесть на другой автобус и доехать до села. — Правильно стыдишься. Маккоуери, как кипятком ошпарило. Обращались явно к ней, но оглянувшись по сторонам, мама близнецов никого не увидела вблизи. Темнело быстро. Прохожие пулями летели по своим делам, на улицах и остановках зажигались фонари. Аманда мотнула головой. «Наваждение и всего-то. Надо спать больше» Пронеслось у неё в голове. На остановку приближался автобус едущий в село. Женщина была готова сесть и наконец-то, приехав домой, обнять сына и дочь. Попытаться перестать грузить себя, ибо для беременности это явно шло не в лучшую сторону. Но внезапно голос продолжил. — Я же хотел к вам недавно приехать! Я хотел, но вы мне не открыли, хотя я нуждался в вас! В вас Аманда! Женщина резко обернулась. Никого. В мыслях такое не может копошиться. Ибо она их хозяин, но эти мысли, эти слова в её голове неустанно продолжали, а ветер ударил в спину, подгоняя к подошедшему транспорту. — Я вам всё покажу. Покажу, как нуждался в вас, как я нуждался в Адалии, в Никоне. Быстрее, Аманда! Скорее! Голос уходил вдаль. Аманда резко поняла, что он исчезает. Она тут же залетела в транспорт. Автобус тронулся, а голос вторил женщине, словно бы уводил в транс и заставлял чувствовать мать близнецов что-то нехорошее. Словно бы она готова была войти в тёмную комнату, открыть тёмный сундук и осознать, что совершила страшное. — Скорее, скорее, ско-о-рее… Стонал увядающий голос сводя с ума.***
Она понимала, что оставила позади село. За густыми деревьями, когда она миновала небольшую чащу, домики уже и вовсе пропали, были видны лишь толстые берёзы. А впереди шёл пустырь. Заросшее поле с сухими ветками, сухой высокой травой. Вокруг были видны старые муравейники, иногда встречались бутылки с фантиками — подростки любили летом тусоваться тут. Взрослые отдыхать, шашлык, палатки, все дела. Село рядом с местом отдыха, всё идеально. Жаль, что только не для природы. Аманда двинулась дальше. Её силуэт в тёмном поле был словно наваждение. Она не шла, а бежала. Трава била ноги, чёрный костюм запачкался в пыли, когда она ещё шла по пролеску. Солнце пропало за горизонтом, давая тьме поглотить всё вокруг. Мать близнецов чуть ли не плакала, пока бежала. — Если бы ты осталась дома, а не бегала на свою работу, то я был бы жив… я не полез бы в петлю, я не опрокинул бы стул под своими ногами, а верёвка бы не стала насиловать мою худощавую шею. Она бы не хрустнула, не сломалась бы. Я бы пришёл в школу, Аманда… Голос в голове превращался из тихого и не сломанного в низкий и хрипящий. Жуткий баритон, словно бы утопленника, сводил с ума. Заставлял здравые мысли исчезнуть, он делал женщину беспомощной. Словно бы она, попавшая в сети «чёрной вдовы» пчела. Бьётся, пытается сопротивляться, боится, но тщетно. Ноги сами идут к голосу. Тело перестаёт слушаться. Вина и ужас одолевают и побеждают здравый смысл. Женщина с рьяным ужасом пробежала поле, еле как, валясь с ног. Взору открылся вид на гнилую листву, ещё более высокую траву за которой блестела в полутьме река. Уши Аманды залило её убаюкивающее журчание. В воде ютились разные растения: много сорняков, но дальше шли камыши, то ли ни сухие, то ли сухие. Около них плавали кувшинки, сталкиваясь друг с другом изредка. Женщина, как заворожённая смотрела на воду. Почему-то в голове пролетел вопрос, от чего стало жутко и не по себе. «А много ли людей утонуло в этой речке?» — Аманда-а-а-а… Имя было протянуто на последнем издыхании, а потом резкая тишина. Маккоуери словно бы ото сна отошла. Резко голос пропал, а в голове прояснилось. Женщина осмотрелась и поняла, что пришла сюда не она. А если и она, то как? Только сейчас она вдохнула свежий запах, почувствовала ноги и ветер. Журчание речки превратилось в мелодию. Очень грустную и одинокую мелодию. А после глаза матери уловили блеск в камышах, блеск, что отличался от остальных. Подойдя ближе к его источнику, женщина глазам не поверила. Перед ней на половину в воде, на мелководье, лежал цветок. Но и не цветок. Это было нечто прозрачное, отдалённо напоминающее розу, не то стекло, не то клей, не то ещё что-то. Рука сама потянулась и достала предмет из воды. Глаза Аманды округлились от удивления. Это была роза, но состоявшая из воды, плотной. С цветка капали капли, но сам он не исчезал, его держала женщина, как наяву. Лёгкий, прохладный и мокрый. — Что… это? Позабыв о том, где сейчас находится, спросила сама у себя мать близнецов. Взгляд не спускался с диковинного предмета в виде розы. Или же это был не предмет? Мелодия речки стала громче. И только через несколько секунд Маккоуери поняла, что в песню речки вклинилась скрипка. Аманда резко подскочила с корточек и развернулась, сжав водяной цветок в руке. Она встала в ступор. Напротив неё и реки был мужчина. Высокий силуэт. Сначала женщине показалось, что у него нету тела, но потом она поняла, что его обволакивает чёрный плащ, скрывая в ночи. Незнакомец сидел в высокой траве, сжимая в руках скрипку. Смычок, как сумасшедший носился по струнам, пока гость в шляпе прислушивался к мелодии, что очень сильно напоминала песню «bad romance», которую не так давно переделал исполнитель «halestorm» на свой лад. Казалось, что это продолжалось вечность. Она смотрела на него, а он играл, бросая «взоры» на розу в её руке. Как только кульминация была успешно выдана, он поднял голову и по его пустому лицу расползся жуткий оскал, оголивший острые зубы, явно не человеческие. Скрипка застыла в его ловких руках, как и смычок, словно бы он и не начинал играть. По началу она смотрела на него, не понимала ничего, но когда он заговорил, в сознании поднялся неистовый ужас. — Ну здравствуй, Аманда! , — проурчал незнакомец, разведя руки в разные стороны, словно бы готов был обнять её. Улыбка стала шире и вскоре из пасти монстра вылез толстый, чёрный язык похожий на слизня. Не помня себя, не помня своих детей и мужа, не помня абсолютно ничего — она испытала чувство, которое словами передать ей никогда бы не получилось. Это самое чувство вырубило её организм, как по щелчку пальцев. Всё отказало в работе. Вслед за падающей розой, упала и жертва маньяка.***
Маккоуери и Миллер успели купить таки тот самый плед для матери близнецов. Деньги им в итоге одолжила Феодосия Ортвуд, жена соседа семьи Маккоуери. Она была ужасно раздосадована тем, что случилось в семье и что Аманда сейчас переживает ужасно. Джереми вообще не был против. Ортвуды даже не просили отдавать потом долг, мол, для них важно, чтобы матери Ады и Ника было хоть немного, но менее грустно. Соседи за много лет успели стать друг другу родными. — Слушай, а как думаешь, как лучше его сложить? Или может быть сразу постелить в комнате вашей мамы? Шеесте ломала голову над тем, как изящнее преподнести подарок от близнецов, но теперь уже и от соседей за оградой. Николас, сидя рядом на диване в зале, рассматривал плед, наслаждаясь его ужасно мягкой тканью. — Ну слушай, я думаю, что лучше реально прикольнее будет, если мы его постелем на её кровати. Она такая приходит и бац! — Плед с волками? , — подхватила весёлая девушка, пихая парня в плечо и тут же целуя того в щёку. — Плед с волками! Ник показал подружке большой палец вверх. В дверях показалась Ада, что вышла из кухни к двум бурно обсуждающим подарок подросткам. Девушка разогревала на кухне еду, когда ей позвонили. — Ребя-я-ят, — проговорила Адалия, смотря только на Ника. — Мама в больницу попала. Ник тут же посмотрел на сестру, как и Шеесте. Улыбки сползли с лиц. — Ч-чего? — Только что мне женщина позвонила из больницы. Говорит, мама наша… Неуверенно промямлила девушка, словно бы думающая всё ещё, что её и брата просто глупо разыгрывают. — Адрес! Чо сидим то?! Быстро поехали! , — вскрикнул перепугавшийся не на шутку близнец. Шеесте вскочила на пару с Ником и отчеканила, подбегая к подруге и провожая взглядом убегающего, одеваться в свою комнату, парня. — Я с вами, ребят!***
Словно пули, ребята пришли к дверям больницы. Взволнованные, не успевшие в торопях одеться теплее, в потёмках — все трое скрылись в дверях больницы нового Девяткино, напротив которой были уже возведены две шестнадцатиэтажки, а поодаль были дома поменьше в девять этажей. Сама больница была более менее хорошо выглядящей, никаких пошарпанных стен и подобного. Четыре этажа, в которых по всему корпусу не везде горел свет. Парковка постепенно пустела. Рабочие заканчивали свои смены. Но кто-то останется в здании на всю ночь, ибо Аманда была не единственная, кого госпитализировали и кто оставался в палате на лечении с ночёвками. Конечно же никто не впустил подростков в палату к женщине. Аде и Шеесте, взволнованным, но сдерживающимся лучше, с трудом удавалось успокаивать Николаса, что пару раз даже вскрикивал на врачей, лишь бы пустили к матери. Их отправили домой, давая расписаться в журнале посетителей и отметиться, как родственникам женщины. Что-то спрашивали о матери, что-то пытались узнать, но это было бессмысленно, ибо подростки не могли дать конкретики того, что могло случиться и почему мама оказалась тут. Рассказали, что с женщиной всё будет хорошо, что никаких ранений нету, нету ссадин, царапин, нету следов насилия. Ничего. Как рассказывали врачи её нашли подростки на пустыре. Время шло к восьми вечера, они просто вышли потусоваться, взрослыми себя почувствовать. Но никто и подумать из них не мог, что они увидят женщину в высокой траве в помятой и слегка порванной одежде. Бывает ли такое, что женщина не была изнасилована, но её нашли в порванной одежде? Всех этот вопрос будоражил. Что могло произойти, если не насилие? Или как так произошло, что никаких следов на теле не было? Ответов не было ни на один вопрос, а если они и были, то глупые, нелогичные. Николас с сестрой рвались остаться ночевать около палаты реанимации, но их убедили идти домой. Дали визитку с номером телефона и сказали, что завтра позвонят. Расскажут о матери и её состоянии. Одна женщина уверяла Шеесте, Никона и Адалию, что матери близнецов ничего не угрожает больше. В полицию уже позвонили и дали знать о случае. Казалось, что пустырь оцепят и входу туда больше не будет никому. Подростков ждала бессонная ночь полная переживаний и вопросов о том, что произошло. Несчастный случай, повлёкший за собой начало беготни, расспросов и выяснений обстоятельств. Вскоре с близнецами связались из отдела полиции.***
Больница с высоты птичьего полёта была столь маленькая, как муравей среди гигантов. Оффендер прекрасно оценивал здание с высоты шестнадцатиэтажки. Маньяк прекрасно видел и слышал, хоть органов для этого у него и не было. Ветер обдувал плащ насильника, развивал на ветру поля шляпы. Монстру приходилось держать головной убор левой рукой, ибо правая сжимала в тонких, когтистых пальцах тлевшую сигарету. Курил маньяк сегодня много, как ему казалось, больше чем обычно он мог бы скурить сигарет на Новый год с любовницами при опьянении в каком-нибудь стриптиз клубе. Чёрные когти мяли шляпу, пока её хозяин провожал «взглядом» близнецов и Шеесте, которые покидая больницу, отправились на ближайшую остановку. Хищный «взор» зверя испепелял близнецов. Его не интересовала девчушка рядом. Все его мысли были заняты женщиной, что он заманил телепатически к озеру и которую «свёл с ума». От неё воняло пареньком, на которого изувер открыл охоту в тот день, когда парнишка кинул ему вызов. Погнался за ним. Решил, что может тягаться с существом из потустороннего мира. — Сестра, — тихо шипел маньяк, всматриваясь в девчулю. И вправду близнецы. Явно пошла в мать. — Не только брат, но и мать с сестрой, как это мило. Слово «мило» далось существу с трудом, ибо по его физиономии было ясно, что он чувствует отвращение к отношениям людей и к их глупой привязанности друг к другу. Мило для маньяка — интрижки, обман и веселье. А преданность только лишь сжимала в маленькое кольцо саму жизнь. А жизнь — это безграничное веселье. Оскал чудовища блеснул в ночи. Проснулся голод. Что ознаменовало повод начать охоту. И как же так совпало, что тихий дурик оказался сыном подруги его жертвы? Теперь уже жертв. Его было так легко развести, появившись в его жизни. Легче наглой жертвы — это наивная жертва. Он быстро расправился с ним. Переспал, а то, что глупыш повесился от мыслей, что терзали его, от мыслей того, что он не помнит «его» — это уже не есть забота друга Джонатана в плаще. Оффендермен достал из кармана плаща телефон чёрного цвета с круглой кнопкой внизу. Вспомнилась смешная история с девочкой на качелях. «… ты не прикладывал его к уху… му-жа? Папу моего?» Оффендер хмыкнул, вспоминая, что позаимствовал телефон у умершего паренька, ибо увидел у него там порнографию. Не выдержал уж. Маньяка резко пробрало на смех. Да так, что он даже шляпу не удержал и её унесло ветром с гладкой, мраморной головы существа. Как только приступ внезапного смеха поутих, мужчина простонал с кривой улыбкой. — Весело будет!