/// /// /// /// /// /
Хейл с трудом разлепил глаза и прищурился на рассеянный свет, что просачивался сквозь плотные занавески. Как ни странно, голова не болела. Только во рту стоял неприятный привкус, как бывает после дешёвого вина. Мышцы тянуло от усталости. Хотелось снова уткнуться лицом в подушку и провалиться в сон, но уже, наверное, полдень. Отец на работе — и то хорошо. Хейл сел, нашарил ногой тапочки под кроватью и пошёл в ванную. Уперевшись руками в раковину, посмотрел в зеркало. Взгляд какой-то тоскливый и болезненный, будто в глаза насыпали песка и он долго их тёр. Он умылся, почистил зубы, переоделся и спустился вниз. В доме царила гулкая тишина, даже повара и уборщиц не было слышно, и шаги раскатывались в тон скрипу лестницы отчётливо, как в склепе. Хлопья с шорохом высыпались в миску, Хейл залил их молоком из холодильника и поставил в микроволновку. Не хотелось тревожить бойкого повара миссис Мансл — у неё и без того хватает дел, чтобы отвлекаться ещё и на замысловатый завтрак для него. В тот миг, когда Хейл зачерпнул ложкой разбухшие хлопья, в прихожей задребезжал дверной звонок. Странно. Кого это принесло? Он открыл дверь и увидел Мичи. Тот стоял, озарённый солнцем, в коричневой кофте с закатанными выше локтей рукавами, и улыбался. Хейл тупо посмотрел на него — даже не подумал, что он может прийти к его дому после вчерашнего — и сказал: — Привет. Заходи. В конце концов, разве Мичи не нужно побыть одному? Даже если между ним и Кэтрин только начали зарождаться какие-то чувства, все равно… кому понравится, когда тебя используют? — Не, я за тобой зашёл. Пошли прошвырнемся, или ты занят? — Нет, — помедлив, ответил Хейл. — Но я как раз залил себе хлопья. Подождешь пять минут? Нужно ли сказать что-то ещё? Извиниться за то, что наговорил? Нет. Точно не извиниться. Он сказал то, что думал и чувствовал, ни единого слова лжи. Наверное, лучше просто забыть. Еще мучило осознание, что не выйдет купить Мичи «Полароид», но уже как-то слабо и далеко, будто удары тупого ножа сквозь подушку. Хейл ел быстро, как никогда, и украдкой, почти против воли, поглядывал на Мичи. Тот развалился на стуле и рассматривал кухню, то постукивая пальцами по овальной столешнице, то вскидывая голову, чтобы рассмотреть матово-белые плафоны люстры. Его беззаботность казалась немного нарочитой, но он точно не злился, и Хейл, чёрт возьми, этого не понимал. С недоносками, оскорблявшими его мать, Мичи дрался едва ли не на смерть, а с девушкой, что встречалась с ним, потому что заключила пари и считала его отбитым на всю голову придурком, просто… поговорил? Хейл не знал, что Мичи должен был делать, но точно не реагировать вот так. Они вышли из дома и направились по узкой улочке почти у самой набережной. Мимо, нажав на звонок, промчался велосипедист. Хлопнула дверь кафе неподалёку, и Хейл с наслаждением втянул носом запах свежих булочек. Надо было взять с собой магнитофон. Жаль, что раньше об этом не подумал… Как бы сейчас хорошо было идти, включив приятную музыку, под мягкие переливы джаза, под трубу и кларнет… Они сошли с улицы и направились к морю. На берегу, отделённые от жадных волн полосой белого песка и водорослей, приткнулись деревянные беседки. Они были очень старыми, и Хейла вдруг бризом окатило не воспоминание даже, а так, обрывок: они с мамой сидят на рассохшихся скамьях под навесом, и в руках у него огромный подтаявший рожок мороженого… Хейл даже запнулся, но тут же поспешил за Мичи, а к лицу прилила кровь. Иногда, лёжа без сна в темноте своей комнаты, он думал, как бы всё сложилось, если бы мама осталась жива. Она погибла, когда ему было всего пять, под колёсами какого-то пьяного урода, и её лицо, как и почти вся она, смазались в памяти. Конечно же, они ходили на этот пляж вдвоём — может быть, даже втроём, всей семьёй! Вдруг он сейчас сядет на то же место, где когда-то сидела она… Мичи вошёл под навес и стряхнул песок с покосившегося стола. Хейл поспешил за ним, дёргая ворот кофты. В висках стучала кровь не то от жары, не то от чего-то ещё. — В бридж или в покер? — Мичи опустил на скамью потрёпанный рюкзак и вытащил оттуда колоду карт. — Может, у тебя ещё и вода есть? — Само собой! С наслаждением отпив прохладной минералки, Хейл прикрыл глаза. Вчерашний день казался ночным кошмаром, таким незначительным, что стирался сразу после пробуждения. Здесь, среди шороха волн, тёплого песка и солнечного света, легко поверить, что тьмы не существует. Они играли в карты, а время лениво текло, словно желая вовсе остановиться. — Эй! У тебя король краплёный! — возмутился Хейл, когда в очередной раз у него на руках осталось с десяток карт, тогда как у Мичи ни одной. — Ты мухлюешь! — Ерунда. Просто кое-кто не умеет проигрывать! — Я тебе что, полный идиот?! У него угол загнутый! — Даже если выкинуть короля, тебя это не спасёт… Мичи осёкся и почти испуганно посмотрел куда-то над его плечом. Хейл обернулся и увидел двоих полицейских, шагающих по щербатой каменной лестнице… явно к ним. Может, стоило быть потише? Но вокруг же нет отдыхающих… Мужчины остановились возле них, пугающе монументальные в своей темно-синей форме, и один обратился к Хейлу: — Вы молодой человек Кэтрин Теллор? — Нет, — вклинился Мичи. — Это я. А что? Коп смерил его выразительным взглядом, ясно говорящим: «Если бы моя дочь встречалась с таким, как ты, я бы взялся за ружье». Второй полицейский произнёс: — Мы… соболезнуем вам, но сегодня утром Кэтрин нашли мертвой./// /// /// /// /// /
— Зачем ты сказала ему? Голос осколками стакана раздробился в голове. Эшли осознавала, что спит, но удушающий запах погреба слишком отчётливо впивался в нос. В каморке под домом теперь было светло, как днём. Статуя исчезла. Вместо неё на постаменте сидел юноша лет шестнадцати. — Теперь всё усложнится, — он пронзил Эшли взглядом. Она открыла рот, собираясь сказать хоть что-то, но язык будто примёрз к нёбу. Сознание вырвалось из сна рывком, и сердце тут же бешено заколотилось. Выдохнув, Эшли провела рукой по лбу. Страха почти не было, словно она до сих пор не проснулась. Этот кошмар — отголосок слишком сильных впечатлений, или Хейл Миллер, вернее, его тень, правда говорила с ней? Если так, почему она? Почему она?! Нелепо. Так или иначе, сегодня душевные метания закончатся. Мира Анед, хотелось верить, скажет, медиум ли Эшли или попросту сумасшедшая. Часы показывали 08:13. До начала вечеринки ещё много времени, так что можно подготовиться как следует. Она сложила в сумочку самое необходимое (туда же со звоном отправилась и связка старых ключей) и вытащила из шкафа платья. Плечики стукнулись друг о друга, когда она бесцеремонно освободила их из плена ткани. Для случая особенно подходили только два платья. Первое, каскадное, тёмно-зелёное, отливающее на свету, как шёлк, явно было слишком помпезным, так что Эшли остановилась на коротком бордовом. Остаток дня пролетел незаметно. Уже сидя в машине Майкла и рассеянно пытаясь нашарить застёжку ремня безопасности, Эшли вернулась мыслями ко сну. Черты лица юноши, привидевшегося ей, утопали в тумане. Правда ли это был Хейл? Или всё-таки нет? Майкл нажал на газ, и машина мягко тронулась. Скоро куцые кустики, нависающие над дорогой, сменились зеленовато-жёлтой равниной. Эшли покосилась на себя в зеркало заднего вида. А если Мира Анед просто-напросто не захочет с ней говорить? Мистер Гриффит не мог солгать, это исключено, и всё же раньше Эшли никогда с ней не встречалась… Когда они подъехали к дому Миры, перехватило дыхание — огромная двухэтажная вилла на холме нависала над соседями, как великан над стайкой лилипутов, а справа за оградой сверкал в лучах заходящего солнца бассейн с пронзительно голубой водой. — Классно, да? — ухмыльнулся Майкл. — А внутри ещё круче. Он выбрался из машины и галантно протянул Эшли руку. Она приняла её, взволнованная пуще прежнего. Итак, Мира Анед. Активная, популярная, богатая. В её доме сошлась, наверное, половина университета, и она жить не может без вечеринок. И, по словам мистера Гриффита, Мира Анед увлекается оккультизмом. Трудно представить, что человек, видящий призраков, обожает находиться в центре внимания. Эшли вслед за Майклом нырнула в полумрак, дохнувший сладковатым дымом и битами музыки, и оказалась посреди толпы. По тёмным силуэтам, дёргающим руками и ногами, проносились цветные всполохи, а на возвышении в центре громадного зала ди-джей, отрываясь вовсю, крутил пластинки. Эшли окутал дурман чужого веселья. Захотелось тут же, с порога, присоединиться к ним. Мира ведь никуда не денется. Во тьме, среди мегасовременной музыки, не подходящей ни для чего, кроме танцев, среди опьянённых атмосферой ночного клуба парней и девушек, легко поверить, что никаких призраков не существует. Будто прочитав мысли, Майкл потянул её за руку, между людей, и увлёк в танец. Волосы быстро растрепались, по телу расползся жар, будто внутри слетели какие-то предохранители. Один трек сменился другим, ди-джей подкручивал колки, держась за наушники, и толпа бурлила, качалась, жила в такт его музыке… — Смотри, — выдохнул ей в самое ухо Майкл, прижимаясь так близко, что она ощущала, как резонируют басы в его груди. — Вон Мира Анед. Эшли обернулась, не прекращая танцевать, и её пронзило удивление. По стереотипам, видящие призраков люди не от мира сего. Странная одежда. Необычная причёска. Отсутствующий взгляд. Молчаливость и при этом привычка говорить загадками. Мира, однако, казалось совсем другой. «Блистательная», — промелькнуло в голове. Умелый макияж подчёркивал её губы, скулы и карие глаза, не придавая схожести с фарфоровой куклой, каштановые волосы с красноватым отливом двумя потоками струились по плечам и груди. Чёрный топ доходил ей до рёбер, сверху был накинут светлый пиджак со множеством заклёпок. Мира танцевала с какой-то девчонкой, и собравшиеся, словно едва это осознавая, толпились вокруг неё. Сердце ёкнуло, срывая музыку. Лучше поговорить с ней сейчас, чем искать потом… Хотелось верить, она не будет против покинуть вечеринку на десять минут. В тот самый миг, когда Эшли об этом подумала, Мира прорвалась сквозь толпу и выбралась на площадку позади ди-джея. Цветные прожекторы озарили ее отсветами фиолетового и рыжего, и она ритмично задвигалась, будто интуитивно ловя каждый бит музыки. Очень скоро за ней появились другие девушки, что в точности повторяли её движения. Что ж, поговорить придется потом./// /// /// /// /
Мысли в голове ворочались туго, как камни в болоте. Полицейский что-то говорил, но Хейл не разбирал слов — только глядел и глядел на свои сплетённые пальцы. Их с Мичи привезли к его дому. Отец уже ждал на кухне; его лицо перекосилось и застыло, казалось, мышцы окаменели под мраморно-белой, как у смертельно больного, кожей. Едва ли человек, не знакомый с ним, способен был увидеть перемены, но Хейл видел. На краткий миг они с отцом встретились взглядами и тут же отвернулись, будто зрительный контакт причинял невыносимую боль. Нет, иступлённо билось в висках, нет, это не я. Я здесь ни при чём. Я ничего не делал. Я… — Не волнуйтесь, господин мэр, — произнёс один из полицейских немного сконфуженно, но в то же время твёрдо. — Мы просто допросим мальчиков как свидетелей, но так как они несовершеннолетние, должен присутствовать взрослый родственник… В голове будто что-то щёлкнуло. У Мичи нет взрослых родственников, он юридически независимый… Копы, к счастью, пока об этом не знали, иначе давно бы забрали его в участок. Чёрт возьми, Кэтрин мертва. Они только вчера разговаривали, Хейл так рассердился из-за того, как она поступила с Мичи, а теперь… Всё это не имело никакого значения. — Итак, мальчики, — произнёс коп, опускаясь на стул. У него было одутловатое, лоснящееся от жары лицо и неожиданно цепкий взгляд. Глаза напоминали чёрных пиявок. — Одному из вас придется подождать в коридоре. Мичиган Энселмент, останьтесь. Мистер Миллер… старший, если вас не затруднит, не могли бы вы поприсутствовать? На ватных ногах Хейл вышел из кухни, и дверь тут же заслонил плечистый полицейский, всем своим видом говорящий: «Ни подслушать, ни прокрасться у тебя не выйдет, дружище». Ладно, чёрт с ним. Это, в конце концов, его, Хейла, дом, он знает здесь каждый закоулок, и никакие запреты его не остановят. — Я буду в комнате, — бросил он копу и поднялся по скрипучей лестнице. Ха, неужели к нему даже не приставят охрану? Будь он преступником, запросто бы сбежал через окно… Он так и собирался поступить. Если не дают подслушать под дверью внутри дома, остается дверь снаружи. Раньше, до перестройки, в здании рядом находилась кухня, и дверь приделали, чтобы повару легче было проносить еду. Кухни давно уже не было, а дверь осталась. Отец как-то обмолвился, что мама любила выходить через неё и читать на качелях в саду. Хейл вытащил из шкафа верёвку, купленную для предстоящего похода, привязал к батарее, подёргал узел и полез в окно. Высота небольшая, но сердце замерло, когда он повис над землёй. Воздух свистнул в ушах, и ноги Хейла коснулись травы. Не чувствуя боли в содранных ладонях, он бросился прочь. Дверь за углом никто не охранял. Он опустился на корточки, прильнул к стене и прислушался. — …только начали встречаться. Всего неделю. — До этого вы были с ней близки? — Нет. Мы начали общаться, когда она заговорила со мной первая. В голосе Мичи, приглушённом дверью, слышались странные нотки. Ему тоже страшно, понял Хейл. Страшно оттого, что Кэтрин больше нет. Страшно, потому что копы воспринимают их явно не просто как свидетелей… Кэтрин умерла. Умерла. Умерла. Её убили. Хейл сглотнул, пытаясь избавиться от вязкой горечи во рту. Хотелось пойти наверх, провалиться в сон… Пусть этот кошмар исчезнет, развеется пеплом по ветру. Да, Кэтрин поступила отвратительно, но… — Очевидцы говорят, в день вечеринки вы поссорились? — Нет, — ответил Мичи спокойно. — Мы расстались, но всё прошло мирно. Мы решили остаться друзьями. — Простите? — хмыкнул коп недоверчиво. — Вы встречались меньше недели? И какая была причина расставания? Повисла пауза. Хейл уперся рукой в траву и затаил дыхание. Сердце колотилось в горле как обезумевшее. — Мы не сошлись характерами, — произнес Мичи наконец. Раздался звук, будто кто-то постучал по столу ручкой. — Хорошо. Что вы делали вчера ночью с восьми вечера до шести утра? — М-м… в восемь и где-то до десяти я был на вечеринке. Потом пошёл домой и до шести точно спал. — Кто-нибудь может это подтвердить? — То, что я был в то время на вечеринке, — кто угодно из моих одноклассников. А то, что я пошёл домой и больше не выходил до утра… Мичи замолчал. «Пожалуйста, скажи, что мы шли домой вместе. Я вчера ведь тоже поздно вернулся, пожалуйста, скажи…» — Нет. Никто. Хейл прикрыл глаза. Казалось, целую вечность из-за двери не доносилось ни звука. — Спасибо, Мичиган. На этом закончим, ты можешь быть свободен. Позовите теперь кто-нибудь Хейла Миллера! Проклятье! Надо было раньше спохватиться, теперь не выйдет быстро залезть в комнату, еще и верёвка висеть осталась… Глубоко вдохнув, Хейл надавил на дверную ручку и открыл дверь. На него тут же уставились четыре пары глаз. Отец от гнева побледнел ещё сильнее, но ни он, ни полицейские ничего не сказали. Дежурные вопросы сыпались один за другим. Сначала спрашивали об учёбе, хобби и прочей ерунде: одновременно узнавали побольше о нём, чтобы составить психологический портрет, и в то же время делали всё, чтобы свидетель — подозреваемый — расслабился и поверил, что никто не будет на него давить. Хейл превосходно знал, как это работает. В конце концов, он надеялся связать жизнь с криминалистикой, правда, в роли адвоката. Кулаки сами собой сжались под столом до хруста. Нет. Не думать об этом. Не думать. Наконец, коп устал ходить вокруг да около и перешел к сути: — У тебя были хорошие отношения с Кэтрин Теллор? — Не сказал бы, — честно ответил Хейл. Отец на него не смотрел, но желваки, ходящие по его челюсти, говорили красноречивее всяких слов. — Я просто… даже не успел узнать её получше. Мы не очень часто виделись. Коп, стоявший в углу комнаты и о котором Хейл успел забыть, что-то записал в блокнот. — Что ты делал в период от восьми вечера до шести утра? — С восьми я был на вечеринке до самого её конца… где-то до десяти. Потом вернулся домой и спал. Могут подтвердить… да все, кто был в доме. Горничная и отец. — Охранники видели тебя убегающим с вечеринки до девяти вечера точно, — голос копа похолодел, пальцы застучали по столу, как по клавишам пианино. Хейл почти наяву почувствовал, как нога соскользнула с крутого склона. Он оступился. Надо было сказать правду, хоть и пришлось бы объяснять слишком многое… Слова разбежались тараканами на свету. Хейл остался один на один со своей пустой головой и с копом, смотревшим на него как… как… Как на убийцу. Паника резанула холодом по позвоночнику. Надо что-то сказать. Надо сказать хоть что-то! — Вы испытывали какие-то чувства к Кэтрин Теллор? Ревновали её к Мичигану, или, наоборот, считали, что он стал уделять ей слишком много внимания? — Что?! Конечно нет! Перед глазами замерцали красноватые пятна. Мойка и кухонные тумбы слева от полицейского вдруг сделались контрастными, как старые комиксы. Хоть бы кто догадался поставить рядом стакан воды, что ли… — Употребляли ли вы спиртное на вечеринке? Отец его убьёт, но минутой раньше маленькая ложь едва не стала фатальной. — Да, — признался Хейл и так сцепил пальцы, что стало больно. — Бокал вина. Полицейский ещё долю секунды смотрел на него с непонятным выражением — не то устало, не то презрительно — и сказал: — Хорошо. Мы учтём ваши показания. Куда делся Мичи? Хейл не уловил момент, когда тот вышел. — Почему мы? — выпалил он. — Почему вы думаете, что мы как-то связаны с тем, что случилось? К горлу опять подкатил ком: Кэтрин мертва. Нет ничего хуже, чем узнавать о смерти кого-то, с кем знаком, с кем разговаривал лично и планировал купить другу общий подарок… Будто человека вырезали из жизни кривыми ножницами, оставив на его месте пустоту, которую не заполнить ничем. — Мы не думаем, что вы как-то с этим связаны. Мы опрашиваем всех, кто был на вечеринке, и начали с тех, кто ближе всех общался с Кэтрин. Ложь, тупо подумал Хейл, когда полицейский встал, со скрежетом отодвинув стул. Все его слова ложь. — Как-то это не похоже на общение со свидетелем, — ядовито донеслось от двери. — Вы что, издеваетесь? Отец, всё это время молчавший и недвижимый, медленно поднял голову на стоявшего в дверном проёме Мичи. Копы остановились и тоже посмотрели на него. — Мы только узнали, что Кэтрин… Кэтрин умерла, — его голос дрогнул, сорвался, но тут же выровнялся, — а вы сразу тащите нас на допрос! Хейл никогда не слышал, чтобы Мичи в гневе говорил так долго. Обычно хватало и пары слов, чтобы он сорвался с катушек и бросился в драку, но сейчас всё иначе. На его виске пульсировала жилка, к лицу прилила кровь, но он говорил. — Не дерзи старшим, — бросил отец бесстрастно, как и всегда. Мичи нахмурился и отрезал почти насмешливо: — Я социально эмансипирован. Имею право делать всё, что в рамках закона. На краткий миг их взгляды встретились. Как мечи в руках врагов, собирающихся убить друг друга. Глаза в глаза — столкнулась сталь, брызнули искры сквозь напитанный током воздух. Лицо Мичи почти превратилось в гримасу. Отец тоже как будто из последних сил старался не отводить взгляд. Хейл впервые видел их обоих такими. Как странно. Будто их связывало что-то, чего он не знал.