Горы молчат

      Эшли с трудом протолкалась сквозь толпу. Сердце стучало так, что кровь шумела в ушах, сплетаясь с музыкой. Страх то накатывал, то пятился, то снова накатывал, детский, почти нереальный страх: Мира так близко, но не получается до нее достучаться! Вечеринка рано или поздно кончится, а поговорить не удастся…       Толпа смыкалась вокруг слишком плотно. Их локти задевали ее, волосы чиркали по плечам и щекам, а тьму прорезали цветные огни, похожие на светляков у болота. Нет. Нужно успокоиться. Черт возьми, ничего же не случилось! Она поговорит с Мирой сегодня во что бы то ни стало!       Эшли неотрывно следила, как хозяйка вечеринки, перестав наконец танцевать, спустилась вниз и почти затерялась среди гостей.       — Мира!       Возглас заглушили ритмичные удары музыки и отдавшийся в зубах свист пластинки под рукой ди-джея. Мира добралась почти до самой стены и остановилась там, зацепленная кем-то из знакомых. Ее губы, казавшиеся в полумраке темно-бордовыми, цвета спелой вишни, шевельнулись и растянулись в искренней улыбке.       — Мира! — надсаживалась Эшли, пытаясь к ней протолкаться. — Мне нужно с тобой поговорить!!!       Тонкие брови Миры взметнулись; она показала на свои уши, пожала плечами и что-то с веселым видом ответила. Похоже, «Развлекайся!».       Эшли задохнулась, когда она развернулась, чтобы уйти.       — Стой! Это важно! Мистер Гриффит сказал мне найти тебя! Мистер Гриффит!!!       Спина Миры окаменела. Какой-то пацан, явно мелкий для студента, прошмыгнул рядом с ней, толкнув в плечо, и на бегу прокричал извинения.       Она развернулась. Закивала — сначала медленно, потом быстрее, с огорошенным видом. Интересно, это упоминание мистера Гриффита так на нее повлияло?       Эшли последовала за ней по черному коридору и оказалась в душной гостиной. До чего же огромный дом! Они еще несколько раз поворачивали, пока не поднялись на второй этаж и не остановились перед узкой дверью из красного дерева. Мира открыла ее и посторонилась, пропуская Эшли.       «Ну наконец-то, — подумала она почти с облегчением, переступая порог. — Хотя бы здесь заметно, что эта девушка увлекается мистикой».       Комнату освещал приглушенный красноватый свет. У стены, под россыпью плакатов с рок-группами и героями фильмов, стояла двуспальная кровать, закругленная к низу и заправленная бордовым покрывалом. У ее изголовья на тумбочке лежал пожелтевший человеческий череп… или, по крайней мере, его макет. По обоям персикового цвета вились едва различимые узоры. Эшли разглядела свечи в серебряном подсвечнике на столе и массивный шкаф справа, как Мира переступила порог, закрыв за собой дверь. Музыка тут же отдалилась, будто ее отрезали ножом.       — Меня зовут Эшли… У меня возникла проблема… связанная с призраком, — ну и прозвучало, просто верх нелепости. — Мистер Гриффит сказал, ты хорошо знаешь… ну, спиритизм и всякое такое.       Лоб Миры прорезала складка, словно смяли бумагу. Казалось, она хотела что-то сказать, но не могла.       — Ладно. Сейчас посмотрим, кто за тобой летает.       Фраза была шутливой, но у Эшли мороз по спине пробежал. Только сейчас, в мягком розоватом свете этой комнаты, она почувствовала, как сильно устала. Так устаешь после сложного экзамена, к которому усиленно готовился целый месяц, а то и два. Так устаешь на работе, когда сам себя убеждаешь, что еще пару лет, и можно в отпуск.       Мира подтянула низенькую табуретку к шкафу и с грохотом сняла с него картонную коробку, набитую всякой всячиной. Взгляд Эшли поймал на тумбочке возле черепа отблеск каких-то упаковок. Небольшие квадратики…       — Парни не боятся заходить в твою комнату? — не сдержавшись, пошутила она.       — Те, кто боится, здесь не ночуют, — ухмыльнулась Мира, опуская коробку на стол. Пожалуй, она начинала нравиться Эшли.       Прямо на самом верху, среди небольших хрустальных шаров и пушистых боа, лежала доска с тонкой черной стрелкой. Буквы английского алфавита шли по ее кругу, как цифры в часах, в самом низу расступаясь перед секторами «Да» и «Нет».       Мира вытащила ее и серьезно посмотрела на Эшли.       — Так, смотри, для начала задавай вопросы попроще, чтобы на них можно было ответить «Да» или «Нет». Призрак может не захотеть отвечать на трудные, или ему не хватит сил.       Эшли нервно кивнула. Проклятье, это все правда происходит с ней? Она в комнате девушки, доставшей спиритическую доску, чтобы говорить с призраком… Интересно, как задавать ему вопросы? Знала бы — заранее подготовилась…       Мира пошарила по карманам и достала зажигалку. Синий огонек призрачным шлейфом кочевал от свечи к свече, пока не загорелся весь треножник. Эшли провела языком по зубам. Во рту было сухо, будто она не пила целый день.       — Привет. Мы пока не знакомы… Я Мира. Может быть, ты видел меня раньше. Ты слышишь меня?       Долю секунды ничего не происходило — и витая стрелка дрогнула, с усилием поползла вниз, пока не отбросила длинную тень на слово «Да». Эшли во все глаза уставилась на нее. В глубине сознания вспыхнула и погасла мысль, что это просто фокус, что стрелку подтолкнули пальцем или притянули магнитом, и вместе с тем все существо без остатка захлестнуло осознание: правда. Все, что сейчас происходит, — правда.       В затылке загупало, волоски на руках встали дыбом, и пальцы будто пронзило током. Эшли оглядела комнату, силясь что-то почувствовать, но воздух нигде даже не всколыхнулся.       — Мира? — бросила она, почти задыхаясь. — А мы можем его увидеть? Он же… в этой комнате?       Мира повернулась к ней, нахмурившись, явно недовольная посторонними вопросами, но ее голос не изменился ни на йоту:       — Ну-у, вряд ли мы сможем его увидеть. Насчет тебя не знаю, а я так точно. Никогда не видела призраков, только слышала. Том может… в общем, я даже их обычно не чувствую. Давай об этом позже поговорим.       Эшли торопливо закивала. Вопросы поднимались один за другим, как пузырьки со дна болота, но нужно, правда нужно отложить их на потом и сейчас сосредоточиться на… призраке.       — Ты что-то хочешь от этой девушки? — каждое слово Миры, казалось, дрожало по углам комнаты, путалось в складках занавесок. Стрелка качнулась, но не сдвинулась с места, по-прежнему указывая на «Да».       — Ты Хейл Миллер? — выпалила Эшли. Имя, что врезалось в мозг раскаленным клеймом, само слетело с губ. Доска отреагировала так же, как и на предыдущий вопрос.       Значит, все же он. Ха, как будто могли оставаться сомнения. Но почему она? Потому что статуя стоит в подвале ее дома? Или по другой причине?       — Что ты хочешь? — спросила Эшли и вспомнила, что Мира просила задавать простые вопросы.       Стрелка заметалась по доске, скользя от одной буквы к другой. Чем дальше, тем медленнее она становилась.       «Мичи… — показала она и, поколебавшись, с тихим скрипом, уже едва вращаясь, дописала: — …ган».       — Мичиган… — прошелестела Мира так тихо, словно всколыхнулись от ветра старые письма, лежавшие на пороге человека, что никогда их уже не прочтет. — Ты хочешь, чтобы Эшли поехала в этот штат?       Доска молчала. Похоже, она исчерпала все силы.

/// /// /// /// /// /

      Два дня прошло с убийства Кэтрин Теллор, и жизнь Хейла превратилась в ад.       Все это время он почти не выходил из дома. Соседи могли подумать, будто ему есть что скрывать, но он слишком устал, чтобы доказывать им что-то. Новость облетела город со скоростью пожара. Шестнадцатилетняя девочка из приличной семьи… неплохо училась, состояла в школьном кружке журналистики… не конфликтовала по-крупному ни с кем…       Только парня себе выбрала непутевого.       Каждый раз, как Хейл ловил слухи о случившемся, внутри скреблись кошки и желудок сжимался. Нет, думал он, проходя мимо магазинчиков и булочных, что еще два дня назад казались такими приветливыми, ни черта вы не знаете. Не знаете, а судите. Будто каждый из вас учился на правовом факультете и собирался стать судьей, но не срослось.       — Ой, простите, а мы на обед закрываемся, — вскинулась средних лет женщина за стойкой, когда он переступил библиотеку.       — На двери нет расписания.       — Ну так не успели повесить. Вы приходите позже.       — Может, я возьму…       — Говорю же: библиотека не работает! Обеденный перерыв!       Пожав плечами и изо всех сил пытаясь скрыть жгучий, горчащий огонь, поднявшийся внутри, Хейл вышел на улицу. Возвышаясь над домами и забегаловками, из-за деревьев мелькнула часовая башня ратуши. Латунные стрелки показывали начало одиннадцатого.       Где-то внутренне он ждал, что невидимые змеиные кольца, оплетшие его так крепко и так обманчиво осторожно, дрогнут от стука в дверь и на пороге, как целую вечность назад, окажется Мичи, но он не приходил. Раз за разом взгляд цеплялся за большой, массивный телефон напротив отцовского кабинета, вот только что толку? В доме Мичи не было телефона.       Хейл открыл холодильник и прищурился от прохлады. Несколько яиц, сиротливо угнездившихся на дверце, и недопитая стеклянная бутылка молока. Остальные продукты хранились на кухне, но пойти за ними значило столкнуться с миссис Мансл. Конечно, она тут же примется хлопотать, как и всегда, но… что если посмотрит на него так, как смотрели другие? Как на преступника.       Как на убийцу.       Кэтрин… погибла, это ошеломило всех, потому что в их городке много, очень много лет не случалось ничего подобного. Настоящего убийцу поймают. Все уляжется. Никто больше не посмотрит на него как на парию, никто не попытается за глаза упрекнуть отца… Он, в конце концов, мэр. Тех, в чьих руках власть, всегда упрекают во всех грехах.       Сейчас его, Хейла, ненавидели лишь за то, что он, по их мнению, «водился с убийцей». Черт бы их побрал. Хоть бы с Мичи все было хорошо…       Он разбил яйцо, вылил его на сковородку, что тут же зашипела, и замер. И правда, как только не подумал… Был слишком занят собой, а Мичи, может, пришлось стократ хуже…       Яичницу Хейл доготовил, едва осознавая, что делает. Руки сами посыпали ее солью, сами сковырнули со дна сковороды, сами разрезали хлеб…       Мичи жил довольно далеко, минут сорок быстрой езды на велосипеде, в обветшалом многоэтажном доме, где весь первый этаж занимал магазин хозтоваров, а на втором ютились коробки однокомнатных квартир. Если позавтракать и выехать сейчас, он как раз успеет…       Тишина всколыхнулась от стука в дверь.       Хейл, ковырявший яичницу вилкой, вскочил и бросился открывать. Ну наконец-то! А то в голову уже лезло всякое…       Дверь скрипнула, и порог расчертили две тени. Хейл во все глаза уставился на полицейских, тех самых, что приходили два дня назад.       — Добрый день, — протянул тот, что в прошлый раз вел протокол, и протянул ему достаточно большой прозрачный пластиковый пакет. — Это ваше?       Хейл нахмурился, разглядывая крепкую, под кожу, обложку записной книжки. Она немного потрепалась, но не было сомнений…       — Да, мое, — сказал он и похолодел. Ужас сковал тело, сжал горло так, что вздохнуть невозможно. Почему, черт возьми, его записная книжка, расчерченная графиками школьных занятий, списками участников групповых проектов и распределением обязанностей, оказалась у полицейских?       Нет. Не может быть. Не может быть!!!       — Нет, — выдохнул Хейл, попятившись. — Не знаю, где вы ее нашли, но я здесь ни при чем!       — Мы нашли вашу записную книжку на месте преступления, — произнес один из копов холодно. Они оба выглядели мрачными, даже мрачнее, чем когда пришли допрашивать их с Мичи. — Вы должны проехать с нами в участок. Пожалуйста, не оказывайте сопротивления.       На руках сомкнулись пальцы копов. Хейл не вырывался. Все силы уходили на то, чтобы переставлять одеревеневшие ноги.       Его усадили в черно-белую полицейскую машину и захлопнули дверь.

/// /// /// /// /// /

      — Поехали, — устало сказала Эшли, привалившись к сидению, и только потом спохватилась: — Ты же не пил?       — Пил. Немного… — ответил Майкл. — Ничего страшного.       — Ну нет. Давай лучше я поведу.       На улице уже давно стемнело, только фонари у дома Миры пытались разогнать ночь, как две луны в железной окантовке, но у них ничего не выходило. Казалось, сами стены особняка глухо пульсировали музыкой — вечеринка и не думала сходить на нет.       — Да брось, я всего бутылку пива…       — Майкл!       Он вздохнул и вышел из машины, освобождая ей водительское место. Из-за открытой двери повеяло вечерней прохладой. Эшли подвинулась и взялась за руль.       Майкл сел рядом, и они поехали. Мимо, набирая скорость, замелькали деревья. Эшли скользнула взглядом по беззвездному небу, рассеченному порезами высоковольтных проводов, и уставилась на дорогу. Добрых десять минут они сидели молча, пока Майкл не сказал:       — Что-то случилось? Мне кажется, ты не в духе…       Надо же, заметил. Она вздохнула, пытаясь совладать с собой. Майкл-то точно ни в чем не виноват.       — Да… не слишком хорошо себя чувствую… Устала, наверное.       На миг ее охватил соблазн все рассказать. Вот так просто вывалить на него то, что терзало уже несколько дней: и про статую, и про ключи, и про… призраков. Нет. Не надо Майклу ничего знать. Нужно собраться с мыслями, а уже потом решить как поступить.       — Стой!       Крик настиг Эшли так внезапно, что нога сама вжала тормоз до отказа. Машину с визгом подбросило, ремень безопасности врезался в плечо.       — Там человек на обочине! — воскликнул Майкл, рванул застежку и выбрался наружу. Эшли последовала за ним.       Ноги путались в колкой жесткой траве, а сердце колотилось так бешено, что сбивалось дыхание. Человек, мужчина, лежал лицом вниз, его рубашка вся была в грязи и крови.       Майкл перевернул его на спину. Свет фар выхватил низкие скулы, нос с небольшой горбинкой и черные вихры.       — Мистер Гриффит! — выдохнула Эшли и, спотыкаясь, бросилась к нему. От ужаса похолодели руки, она коснулась его ледяной шеи и задержала дыхание. Пульс, ну же, пожалуйста…       Рядом Майкл, промахиваясь по цифрам, набирал «скорую».       Эшли прижалась ухом к груди мистера Гриффита. Сквозь шум в голове пробился слабый удар… через время еще один… и еще…       — Он жив!       От крика, казалось, всколыхнулись деревья вокруг. Эшли едва не расплакалась. Только бы «скорая» успела…       — Боюсь, не дождется, — веско произнес Майкл, распахивая дверцу машины. — Довезем его сами, только прибавь скорости.       Она закивала и попыталась подхватить мистера Гриффита под руки, больше из отчаяния. Рукава его рубахи приподнялись, обнажив широкие рваные шрамы на запястьях, похожие на следы веревок.

***

      Хейл не отрываясь смотрел на свои руки, как целую вечность назад, и все равно не глазами даже, а чем-то внутри видел толстые черные прутья впереди. Он сейчас совсем как Мичи… только Мичи оказывался в тюрьме за драки, а не за убийство.       К горлу подкатила тошнота. Он с трудом сглотнул и зажмурился, сдерживая слезы. Это все правда происходит с ним?       Голос отца доносился из-за двери неразборчиво, как из-под толщи вековой пыли. Хейл слышал его и в то же время не слышал. Слова увязали в паутине, не достигая ушей.       — …мой сын не мог убить человека! …ему шестнадцать!       — Да поймите же вы! …нет подозреваемых! Записная книжка… закрыть дело!       В голове так шумело, что, казалось, миг, и Хейл провалится в бездумное стрекотание статических полос. Перед глазами вдруг всплыло лицо Кэтрин Теллор, плечи, обтянутые школьным пиджаком черной формы… Он до боли закусил губу. Нет. Он ничего не сделал. Ничего!!! Ее убил кто-то другой… кто-то, кто вытащил записную книжку из кармана его пиджака, висевшего в прихожей во время вечеринки… Кому это нужно?! У него не было врагов — недруги, люди, которым он не нравился, но не враги…       Хейл тряхнул головой, вцепился пальцами в волосы. Спину обдал холод стены. Черт возьми, Кэтрин убили, а он думает, кому насолил настолько, чтобы его подставили…       Он медленно лег на лавку, уперся в нее ногами, не сняв туфель. Малодушно… думать о себе сейчас больше, чем о том, что с ней случилось, и все же… Даже если отец наймет высококлассного адвоката, даже если его оправдают, даже если на месте преступления…       Кровь вперемешку с грязью. Мертвая Кэтрин, мертвая, как перестать представлять ее лицо?       …найдут след убийцы, ничего не изменится. Маленькие города жестоки и не станут разбираться, был человек злодеем или нет. Вспомнилось, как перед его носом хлопнули двери библиотеки. Если убийцу не поймают, что будет с Хейлом? В школе, на улицах, куда бы он ни пошел… и избиратели отца… и Юридическая академия…       Он лежал и лежал на лавке, прижимая руки к лицу, а в голове шумело и шумело, давя на уши, раздирая грудь. Нет. Он не виноват. Не виноват.       Он утопал в болоте этого осознания.