Я не дам тебе исчезнуть.

Обычно мне нужно много времени для того, чтобы проснуться, но сегодня даже во сне я чувствовал ужасную головную боль. Вчера я изрядно перебрал с выпивкой, празднуя новоселье, ну и, конечно же, выходные. Для того чтобы не нажираться как я, человеку нужна компания, а у меня её нет, за исключением единственного друга — Стефана, но тот слишком правильный для того, чтобы бухать со мной, поэтому вчера мне пришлось в тишине заливать одиночество. Утро понедельника — самое ужасное время жизни, с этим никто не поспорит, потому что два чёртовых дня безудержного веселья пролетают незаметно, а потом шесть раз изо дня в день ты встаёшь рано и плетёшься на эту сраную работу. Когда она не доставляет тебе никакого удовольствия — это вдвойне пытка. Я с тем же Стефаном работаем в автосервисе. Люблю автомобили и всё, что с ними связано, но, чёрт побери, зная свои «амбиции» и «трудолюбие», я не нашел ничего лучше, чем консультировать по ремонту «лошадок» да оформлять и пригонять эти чёртовы авто. Как сказал Стеф, мне только с клиентами и работать, с моей-то внешностью. Ещё нужно быть доброжелательным, что получается у меня меньше всего. Я бы с удовольствием ничего не делал, с условием, чтоб мне платили за это. Проклиная надоедливый будильник, я поднялся на ноги, но сразу же сел обратно, взвыв от боли в стопе. — Сука! Будильник продолжал брякать, и я со злостью сбросил его на пол, где валялись осколки вчерашних пивных бутылок, куда я и вступил. Вытащив небольшой осколок, обработав рану и накинув одежду, я пошёл на кухню, где уже готовила завтрак моя соседка Алисия. — Выглядишь хреново, просто отвратительно, — отозвалась она, увидев меня, — ты вчера был очень пьян, я еле уговорила тебя лечь спать, ты такой упрямец. — Я не упрямец, я бунтарь, но спасибо. Эта девушка — ангел. Мало того, что очень добрая, красивая, так ещё и готовит восхитительно. Запах яичницы заставлял меня умирать от голода, но сегодня у меня нестерпимый сушняк, отчего я накинулся на графин с холодной водой. — Что с ногой, Фрэнки? — Да так, ссадина. — Я понимаю, но не запачкай кровью пол, а то мне снова убирать за тобой. Злится. Я, засмеявшись, поцеловал её в щеку и пошёл в свою комнату. Знаю, что вечером я так же припрусь пьяным, а она будет ухаживать за мной, как за ребёнком. Эта девушка идеальна для такого как я. К сожалению, она лесбиянка, и никогда этого не скрывала. Зря, ведь с её внешними данными, характером, таким умением делать из обычных продуктов шедевры, я бы женился на ней, а она работает в какой-то убогой кафешке и спит со стервами. Мы знакомы давно, и за это время она ни разу не использовала свои таланты по назначению. — Фрэнк, ты будешь завтракать? Когда Алисия зашла ко мне, я был уже почти одет, так что ответ на вопрос был очевиден. — Видимо, нет, ты уже опаздываешь. Стеф будет вне себя от ярости? — Не только он. Даже если так, все промолчат. — Эх, Айеро, ты — подлец, используешь доброту людей в своих целях. — Слегка, никто и не замечает этого. — А знаешь, почему? Потому что кроме меня и Стефана замечать некому. — Но я же ваш любимый Фрэнки, — улыбнулся я, вышел и, обувшись, скрылся за дверью. Обожаю Алисию. Жаль, что не позавтракал, в моём холодильнике уже кот повесился, ну или как там правильно. Недалеко от частично моего дома находится сквер. Там каждое утро, когда я иду к ближайшей остановке, сидит очень странный человек: мужчина с чёрными волосами, всегда в тёмной одежде. Мало того, что он выглядит странно, так ещё и рисует что-то постоянно. Разум подсказывает, что это очередной психопат. На удивление, сегодня его не было, я даже рад, так как настолько часто вижу этого полоумного, что стал здороваться с ним. Весь путь до злосчастного сервиса моя голова была абсолютно пуста, лишь немного болела. За это я и люблю похмелье — отсутствие каких-либо мыслей. Они вредны для моего организма. — Выглядишь красивым, как никогда, — встретил меня Стеф сарказмом. Да, мою опухшую рожу невозможно не заметить. — Ты опоздал на двадцать минут рабочего дня. — Бла-бла-бла... — Хватит закатывать глаза. Если ты мне друг, то это не значит, что я должен всегда тебе всё прощать. Он так смешно говорил, что я не сдержался и откровенно заржал. — Фрэнк, пойми меня, я тебя рекомендовал, ты работаешь благодаря мне, я несу за тебя ответственность. И хватит смеяться, я серьёзен. — Ты встал сегодня с ноги Ирвина Гинзберга? — Не умничай. Я рад, что ты знаешь таких людей, а теперь за работу, — он отошёл на пару метров и продолжил, — кретин. Он много на себя берёт. Я сделал вид, что не слышал: привык к такому мнению о моей личности. В моменты, когда Стеф обижается, лучше промолчать, иначе придётся выслушивать нотации. Да, забыл объяснить, почему Олсдал так же печётся о моём здоровье, как и Алисия. Стеф — гей, раньше он был мне больше, чем просто друг, мы встречались долгое время, а когда я слетел с катушек, он поставил мне условие: либо я меняюсь, либо мы расстаёмся. Меняться я не собирался, ведь все любят меня таким, какой я есть. Хотя нет, не все, да и не факт, что любят. Изменять себе — слишком большая жертва, даже ради такого верного человека, как он. Зато теперь он считает своим долгом заботиться обо мне, как о ничего не понимающем в этой жизни ребёнке. Итого, вместо отличной жены я получил мамочку, а вместо любовника — папочку. Впрочем, моя жизнь — сплошное веселье. День тянулся долго. Наверное, это всё потому, что мне не с кем было поговорить. Стеф окончательно разозлился, да и больше я никого не знал. Все смотрели на меня, как на тронутого, шептались за спиной и крутили у виска при любом удобном случае. За это я и не люблю общество — оно ставит на человека клеймо. Возможно, если бы когда-то случай не свёл нас со Стефаном, мы бы никогда не стали общаться. Он слишком осторожен в выборе круга знакомств. Но теперь я бешусь, когда лучший друг или Алисия вмешиваются в мою жизнь, но этим двум никак не объяснишь, что мне нахер сдалась их забота. Работать не хотелось абсолютно, как и разговаривать с кем-то, улыбаться им. Мне было не до улыбок. Стеф, как всегда, всё понимал, и, помимо своей работы, занимался моей. Так было уже не раз, и совесть меня ещё никогда не душила. Подозреваю, её нет. Алисия права, только вот я не добротой людей пользуюсь, а всеми их слабостями, злостью в том числе. Зная, что Стефана всегда мучает совесть от какой-либо недоработки, я сел и стал пить кофе. Так что чаще выводите людей, они становятся выгодно управляемыми. Моя задача на сегодня — это избегать людей, что выше меня по должности в этом аду. Остальные просто пялились и жалели Олсдала. Под конец дня у него выдались свободные минуты, да и злиться вроде перестал, и он просто сел напротив меня и сочувственно уставился. — Фрэнк, ты как? — Хорошо. — Ты пойми, я не хочу тебя обвинять в чём-то, но работа помогает отвлечься, а мысли только загоняют. Ты хоть проблемы решаешь? — Да. — Удивляюсь, с каким невинным выражением лица ты можешь врать. Знаю я твоё «да». Ведь ты ещё не просил меня о помощи. Да, ещё он считает, что в любой ситуации без него я не справлюсь. Я просто молча показал ребром ладони на горло, давая понять Стефану, что тот меня окончательно достал. — Если тебе что-нибудь нужно будет, звони, я всегда готов прийти на помощь, ты знаешь. — Знаю. — Можешь уйти сегодня раньше, я прикрою. Ты всё равно ничего не делаешь. — Не думай, что мне неловко, обычно я уже дома в это время. Я уже собрался уходить, как Стеф приостановил меня, обняв за плечи. — Фрэнки, прошу тебя, не делай глупостей, и, если что-нибудь случится, звони сразу мне, хорошо? — Ладно, если буду способен. Я ушёл. Не знаю, зачем я бросил последнюю фразу; наверное, чтоб напугать его, сделать вид, что всё серьёзнее, чем есть на самом деле. У меня ведь ещё целый месяц в запасе. Почему меня раздражает Стефан? Да потому что он счастлив, потому что в его жизни присутствует столько замечательных людей, готовых дать ему всё. Он живёт на трудах других, его близких, родных, в своё удовольствие, а главное: сколько лет он знает меня и не может понять, что проблема не в том, что я делаю, а в том, почему мне приходится так поступать. Он вырос в любви, живёт в любви, его принимают таким, какой он есть; конечно, почему бы ему не быть хорошеньким, правильным. Он не лучше меня, хоть в его глазах я и пустой человек без будущего. Я шёл с остановки, когда увидел в сквере тёмную фигуру. Сразу поняв, кто это, я ускорил шаг, приближаясь к нему, чтобы, может быть, узнать, как его зовут, зачем он здесь и дружит ли со своей башкой. Мои намерения оборвала парочка, идущая навстречу. Не было никаких сомнений, что это люди Адама. Куда-нибудь сворачивать — нет смысла, да и слишком горд я для этого. Сильный удар в живот подтвердил мои догадки, за ним последовал второй — по коленям, что заставило меня упасть. Я попытался подняться, но получил по спине. — Это тебе привет от Адама, шавка. Мерзкий тип похлопал по моей щеке бумажным конвертом. Они ушли, а я ещё лежал на земле и думал, что тот псих видел, как меня бьют. Сейчас его уже не было. Трус. Его всё равно найдут и заставят молчать. Взяв конверт, я поднялся и пошел к дому. Тут я услышал, как из кустов скулит щенок. — Ну чего ты? — увидев пса, я стал его гладить, чесать за ухом, — ты есть хочешь? Пойдёшь к Фрэнку? — у щенка был разодран один бок, — эх, я не обижу, буду звать тебя Бэла. У тебя же нет яиц? Убедившись, что это Бэла, я взял её на руки и всё-таки набрался смелости открыть конверт. В нём находился лист зелёной бумаги, где было аккуратным почерком выведено: «Милый мой Фрэнки, завтра в семь вечера я жду у себя, иначе буду зол. Твой старый добрый друг А. Гонтье». — Что ж, Бэла, пойдём в дом, я выпью, меня ждёт тяжёлый день.