Немного о жизни

Поезд размеренно качается на рельсах, немного набирая скорость, остатки давно остывшего чая плещутся на дне стакана, что тихо дрожит в подстаканнике. Парни потихоньку начинают зевать, разговор становится всё спокойнее и медленнее — всех уже явно разморило. Дело не в алкоголе, конечно, а в мерном покачивании вагона, горячем чае и относительно плотном ужине. Серёжа уже молча сидит, откинувшись к стене, Дима, залипнув взглядом на окне, тихо продолжает разговор о футболе, а сам Антон, краем уха ловя его слова, следует примеру Матвиенко и запрокидывает голову. Монолог Поза постепенно перестаёт улавливаться и усваиваться в голове, и Шаст начинает пялиться на край верхней полки, с которой свисает белое одеяло. По факту пододеяльник, потому что заправлять в него одеяло его временный владелец не захотел, но не суть. А сам владелец уже давно лежит на своей полке и залипает в телефоне. Со своего ракурса Антону видно не очень много: самый краешек ноги и локоть, но ему достаточно. — Пацаны, — внезапно, отложив телефон, Арсений свешивает голову с полки, обращая на себя ещё две пары глаз. — Может, всё уже, спать? Нам вставать через шесть часов. Мысль здравая — его предложение принимается единогласно, и уже через четверть часа в купе темно и наступает долгожданная успокаивающая тишина. Однако вопреки ожиданиям сон всё никак не приходит, глаза то открываются, то закрываются, и желание поправить подушку и одеяло постоянно отвлекает. Тяжело даже просто расслабиться. С нижних полок раздаётся тихое сопение Серёги и Димы — вот везёт пацанам, самые первые всегда вырубаются. Антон так не может. Арсений — тоже. Шаст поворачивается на бок, чтобы видеть соседнюю полку, и прилипает взглядом к спине тоже, вероятно, неспящего Арса. В темноте, конечно, ни черта не видно, но Антону достаточно того количества лет, что они с Арсением вместе, чтобы легко вспомнить расположение родинок на оголившемся участке кожи. Самые большие и яркие, в принципе, и так видны — они проезжают какой-то населённый пункт без остановки, поэтому тусклые фонари помогают что-то разглядеть, — а маленькие и незаметные родинки Антон представляет в голове, мысленно соединяет их в созвездия. У него вообще складывается ощущение, что он Арса знает наизусть: знает все его шрамы, все родинки, все эрогенные зоны, знает, как и когда поддержать, что сказать, чтобы успокоить или наоборот распалить сильнее. И, если честно, Антон этим гордится — ни с одним партнёром такого ещё не было. Но гордится он не только своей памятью и чуткостью, но и тем, что заслуживает это доверие со стороны Арсения, ведь тот открывается далеко не каждому, даже далеко не каждому другу, самое сокровенное про него знают лишь Серёжа с Антоном. Мысли об этом греют и заставляют улыбаться. Арсений под одеялом вертится, всё пытается устроиться поудобнее и никак не может заснуть. Антон его прекрасно понимает — его самого бесят эти подушки в поездах, спать на них невозможно, и матрасы тоже жёсткие, потом спина болит так, что ещё полчаса отходит после пробуждения. Если не повезёт и Шаст во сне неудачно повернётся — минимум часа два. В купе душновато, и кондиционер работает кое-как. Арсений наполовину стягивает пододеяльник, открывая взору Антона почти всю свою спину. Шаст долго любуется, почти прожигая дыру, но не выдерживает, тянет руку — благо конечности у него длинные — и, стараясь не напугать таким неожиданным жестом, аккуратно прикасается к спине Арса. Тот вздрагивает, но быстро успокаивается — прекрасно знает, кроме Антона так никто не мог сделать. Шастун ведёт рукой чуть увереннее, считая кончиками пальцем позвонки, а затем возвращает обратно, прижимаясь всей ладонью. Плечо начинает затекать, но он терпит. Арсений поворачивается к нему, а Антон убирает руку — хоть расстояние между полками и не такое большое, долго держать её на весу непросто. — Чего не спишь? — промаргиваясь, хрипло шепчет Арс и внимательно изучает взглядом. — Не могу, как и ты. Арсений снова меняет позу, ложась на спину и протягивая руку к Антону. — Давай. Шаст протягивает свою и хватается пальцами за пальцы Арсения — тепло; затем чувствует лёгкое поглаживание по тыльной стороне ладони и пытается ответить на касание. Получается не очень, потому что держаться за руки таким образом неудобно максимально. Сейчас хочется оказаться дома, на большой и удобной постели, чтобы была возможность крепко прижать к себе любимого человека и чувствовать его сердцебиение, но пока приходится довольствоваться малым — простым касанием пальцем. Но и такое Антона более чем устраивает, иногда у них вообще нет возможности почувствовать друг друга. Порой им приходилось ночевать в разных купе, но сейчас, когда они начали ездить на концерты без Стаса, достаточно и одного, и так гораздо лучше. Даже находясь в одном помещении с Димой и Серёжей, Шаст чувствует себя в полной безопасности — никаких любопытных взглядов, никаких камер, даже просто никаких посторонних. Друзья уже давно спокойно реагируют на не сдерживающихся в своих порывах Антона и Арсения, все всё понимают и даже глаза не закатывают. Поэтому в этом купе они спокойны. Антон отцепляется от чужой руки и медленно ведёт пальцами по запястью, оглаживает нежную кожу. Арсений подставляется под касания, двигаясь ближе к краю полки, чуть вертит рукой. Шаст ведёт дальше, переходя на тыльную сторону предплечья, чувствует пальцами волосы и чуть более грубую кожу. Всё это ещё больше успокаивает и расслабляет. Глаза постепенно закрываются. Рука Антона в конце концов возвращается обратно в ладонь Арсения, потому что снова начинает затекать, а в таком положении удобнее и комфортнее. — Засыпаешь? — через какое-то время раздаётся тихий голос Арса. Шаст даже вздрагивает и крепче сжимает чужую ладонь. Он, видимо, и сам не заметил, как начал проваливаться в дремоту. Чтобы Арсений не подумал, что его игнорируют, Антон тихо мычит в знак согласия и, повернувшись головой в его сторону, зарывается носом в подушку. — И я, — снова шепчет Арсений и ещё раз нежно проводит пальцем по ладони — касание отдаётся легко вспорхнувшей бабочкой в животе, которая, однако, быстро исчезает и уступает место умиротворению и лёгкому теплу, мёдом растекающемуся по телу. Арсений в самом деле оказывает на него волшебное влияние. Завтра они точно ещё обнимутся кучу раз перед концертом — потому что без привычного ведущего волнительно вдвойне, — урвут несколько поцелуев друг у друга в гримёрке и прекрасно выступят, после каждой шутки получая мощную отдачу в виде бурных аплодисментов. Поедут в отель и наконец-то дадут волю своим чувствам, что придётся скрывать на протяжении всего дня. Упадут на мягкую кровать и наконец-то крепко выспятся, переплетясь конечностями во сне и ловя вдохи и выдохи друг друга. Мысли в голове расплываются всё сильнее, рука в руке успокаивает и дарит чувство надёжности, и разве это не повод наконец-то уснуть?