Немного о жизни

Антон чувствует себя уставшим. Но — наконец-то — не заёбанным: эта усталость приятная, не тяготящая. Обычно после такого хочется не лечь и навсегда уснуть, а весь вечер (считай, ночь, потому что телефон показывает уже половину десятого) чем-то заниматься. Кажется, сегодня на это действительно есть силы. Впереди ярким огнём горит красный светофор, и Шаст тормозит. На таймере показывается больше минуты ожидания, поэтому он достаёт телефон и в первую очередь лезет в телеграм. Комментариев под постами дохуя, просмотров ещё больше, всё по-старому. Палец сам заносится над кнопкой записи кружка и нажимает на неё. Антон рассказывает про игру на Харде, про то, как — как ему казалось — он впервые присутствовал на игре в качестве жюри. Хочется поболтать ещё, но вот телеграм со своим ограничением в минуту категорически против. Поэтому рассказ про баттл приходится упихнуть в эти несчастные шестьдесят секунд и записать следующий кружок уже на другую тему. Он кидает ссылку на вышедшее шоу с ним и кладёт телефон рядом, трогаясь с места. Через приоткрытое окно задувает прохладный, хоть и несильный, ветерок. Ерошит более-менее прилично уложенные кудряшки, делая их ещё более воздушными. По лицу с большой скоростью проскальзывают следы от оранжево-жёлтых фонарей, и, глянув на себя в зеркало заднего вида, Шаст внезапно хочет сфоткаться или новый кружок записать. Но нет, хватит с него сегодня. Под влиянием этого странного нахлынувшего чувства — вдохновения? — вдруг хочется сделать что-то… Что-то хорошее. Кого-то — понятно кого — порадовать. Сделать приятный сюрприз под конец рабочего дня. Сразу вспоминается выложенный сегодня выпуск «Плохих песен», а затем — песня Айдара про цветы. Гениально. Шаст останавливается на ещё одном светофоре и снова берёт в руки телефон. Гуглит ближайшие к дому цветочные магазины и ставит отметки на карте, чтобы не потерять. Дело остаётся за малым: выбрать, купить, подарить и получить в ответ яркую улыбку Арсения. Собственно, ради неё всё это и затевается — думает Антон. Он совершенно не понимает тех, кто покупает цветы по праздникам, «потому что надо»; не понимает, как у любящих друг друга людей не появляется желание в любое время порадовать друг друга чем-то приятным. Может быть, такие люди не понимают, что такое любовь, или не знают, как её выражать? Впрочем, раньше Шаст тоже не понимал и не знал, даже отношения с Арсом вначале шли очень туго. А всё потому, что разговаривать не хотели, ленились или просто не желали озвучивать свои проблемы и тяготящие мысли. Сейчас, благодаря работе над собой и над их отношениями, всё по-другому. И Антон этим правда гордится. Дальше путь домой проходит гладко — без пробок и почти без светофоров. Но вот с цветочными магазинами везёт не так сильно. Он, конечно, подозревал, что к вечеру останется мало хороших букетиков, но чтобы всё было настолько плохо… Первый пустой совсем, за исключением нескольких вялых розочек, второй ещё более-менее, но Антон всё равно вынужден идти в другой, и только там он наконец-то видит нормальный ассортимент. Наверное, всё дело в том, что магазин находится гораздо дальше остальных и путь к нему идёт через дворы. За это время Арс успевает спросить, где он и когда будет дома; Шаст врёт, что ещё едет, а на дороге пробки. Ложь во благо, так сказать. В магазине взгляд сразу падает на один интересный букетик: кремово-розовые лилии, какие-то ещё белые декоративные цветочки и зелёные длинные листья, вылезающие между цветами и обрамляющие букет. Выглядит так нежно и аккуратно, что Антон сразу понимает — это точно для Арса. Отдав две с половиной тысячи — и ничуть не пожалев, — он идёт к машине, чтобы подъехать к дому и припарковаться во дворе. Через пятнадцать минут он уже стоит возле входной двери и жмёт на звонок. Можно было открыть ключами, зайти, позвать Арсения, но разве это романтично? Скрипит замок, и дверь распахивается. Антон пока не видит Арса, поэтому с улыбкой на лице медленно выглядывает из-за букета. — Антон? — Арсений выглядит удивлённым и немного непонимающе пялится на цветы. — Это тебе! — Шаст отдаёт букет и проходит в квартиру, быстро её закрывая. Пока Арсений ничего не понимает, он раздевается, вешает куртку и ставит рюкзак на полку. — Ты купил мне цветы? — чужой голос звучит уже более мягко, и, даже стоя спиной, можно расслышать в нём улыбку. — Да. Антон поворачивается и смотрит на растаявшего от такого сюрприза Арса. Теперь тает и он сам, глядя на улыбающегося мужчину. Потому что его счастье для Антона — мотивация, вдохновение, цель; а любовь — панацея. Блять, ну и эпитеты... Или метафоры? В школе Шаст прогуливал литературу. Он и не знал, что в нём живёт настолько сопливый чувственный романтик. — Это… — Арсений запинается и с застывшей на лице и не собирающейся никуда уходить улыбкой глядит то на цветы, то на Антона. — Это так приятно. — Его глаза сияют ярче коридорных ламп, и Шаст как обычно залипает. — А мне приятно, что тебе приятно, — улыбается он в ответ. — Я чё-т ехал после Харда, ехал, кружочки в тг записывал и внезапно подумал, что хочу тебя как-то обрадовать. Просто без повода, — рассказывает Антон, пока Арсений подносит букет к лицу и вдыхает аромат лилий. — Спасибо, — уже тише говорит Арс. Он кладёт букет рядом с антоновским рюкзаком и подходит вплотную, глядя прямо в глаза. — Мы договорились делиться своими чувствами, поэтому скажу: я ужасно растроган таким вроде бы незначительным знаком внимания. Для меня он очень значительный, — его голос нежный и тягучий, точно плавленый сыр, и Шаст завороженно слушает, впитывает в себя эти важные слова. — Мне очень приятно, что ты просто так взял да и подарил. Сколько раз уже в нашем диалоге прозвучало слово «приятно»? — он негромко хихикает, поправляет съехавшие очки и тянется с объятиями. Антон сразу же распахивает руки и прижимает Арсения к себе, утыкаясь ему в висок. Арс же кладёт подбородок на плечо и привычно обвивает торс Шаста ниже подмышек. Хоть они обнимались уже миллион раз, это ощущается так правильно и так нужно, что уже не хватает слов и жестов, чтобы выразить свои чувства. Но Шаст учится каждый день; держа за руку Арсения, делает шаг вперёд и не планирует останавливаться, поэтому говорит: — Я люблю твою улыбку. И я готов что угодно делать — в рамках закона, — чтобы быть её причиной. — Антон гордится тем, что смог адекватно сформулировать вертевшиеся на языке мысли. Скоро книги будет писать с таким-то литературным языком. Или не будет — дел дохуя. — А я люблю тебя. — Арсений прижимается крепче. После отстраняется, сгибается совсем чуть-чуть и прислоняется щекой к груди, макушкой задевая подбородок Антона. Наверняка чувствует биение его сердца, такое привычно спокойное от этой комфортной обстановки. Как гласит один из вкладышей небезызвестной жвачки: «Любовь — это делать его счастливым». И Шаст готов заниматься этим каждую — свободную или не очень — минуту своей жизни.