Ghost in You

Конец учебной недели — самое долгожданное время из всех семи дней моего персонального ада. Что впереди? Лучшее, что можно представить… Короткий, но потому такой сладостный и долгожданный уик-энд, отдых, возможность поспать подольше и встретиться с друзьями, в общем — всё самое чудесное, что таят для ученика старшей школы выходные ранней осенью! Не дождливой, не холодной, а балующей последним кипящим зноем, золотисто-багряной — идеальной, когда ещё можно поехать на природу или долгими днями валяться под солнышком на траве, совсем как сейчас. В пятницу после уроков ребята высыпали горохом из центрального входа. В воздухе стоял галдёж. Все обсуждали, как проведут выходные — от элиты до отбросов. Ронда Будс, местная королева школьных коридоров и самая популярная девушка в старших классах, приглашала всех, кто, по её мнению, этого приглашения заслуживал, к себе в дом. Родители у неё закрывали сезон барбекю за городом и оставили солидных размеров коттедж на дочь, так что Ронда планировала — конечно, без их ведома — устроить грандиозную вечеринку. Её подружки даже заготовили яркие флаеры, которые, наверно, служили пригласительными. Боже, неужели к этому ещё кто-то относится настолько серьезно?! Рамоне достался один такой, и она сказала, что хотела бы и для меня взять один такой, но передавать его в другие руки было нельзя, да и рассчитывалось проще некуда — один флаер, один гость. — Прости, — сочувственно сказала Рамона и вздохнула, отведя за плечи свои чудесные рыжие волны. — У Ронды на вечеринке нельзя не появиться, если потом не хочешь неприятностей. Ты не обидишься, если я пойду? Пригласили меня на вечеринку, как думаете? — Да без вопросов, — невозмутимо ответила я и сгребла свои вещи со стола в рюкзак, закинув его на плечо. Конечно, нет! Да кто вообще со мной близко знаком, кроме нескольких человек?! За несколько недель учёбы я популярнее не стала и новыми друзьями не обзавелась, а старых оставила в Чикаго. Да и там — ну какая дружба, когда за вами постоянно присматривает Большой Брат? Так, только лишь с теми, с кем мои родители разрешали общаться. Это звучит ужасно, но что поделать? Но в Вудсборо всё было иначе с первого же дня, и мне это чертовски нравилось. Этот город странно влиял на меня. Всегда послушная, всегда хорошая дочь, всегда та, кто боялся сделать родителям больно отказом — в чем бы то ни было, здесь я вела себя иначе. Пожалуй, с самого первого дня переезда я твёрдо решила, что помыкать мною хватит. Но решить — не значит сделать. Я всё ещё возвращалась домой не позже веленного, не водила к себе друзей из школы и вечера просиживала в своей комнате, медленно чувствуя, как жизнь проходит мимо. В маленьком городе это ощущалось куда заметнее. Обычная девчонка с обычной жизнью и обычными проблемами, — так я назвала бы свою жизнь до того переломного дня, когда всё пошло кувырком, и всё, к чему я привыкла и что любила — думала, что любила — перевернулось с ног на голову. Таким событиям всегда нужен старт. Отправная точка. Место, откуда всё началось, и на которое мы оглянемся, когда будем раскручивать в мыслях цепочку событий. Я бы сказала, что эта точка была в первый учебный день, когда я гуляла по школьному двору мимо бассейна и поспешила на помощь Крейну. Иногда мы сами не знаем, к чему приводят добрые дела. Обычно — ни к чему хорошему. И сделав одну ошибку, я не думая с головой погрузилась в другую в эти выходные. Утро субботы… Утро субботы — это главный соперник вечера пятницы, а потому — самый важный день недели. Именно в субботние вечера проводят самые классные тусовки. Именно в субботу здорово собраться с девчонками и прошвырнуться по магазинам. В субботу случаются все те невероятные истории, которые потом вся школа обсуждает целую неделю. Моя суббота была не менее увлекательной. Мама и Хэлен собирались в долгую поездку до вторника — предстоял очередной конкурс у малышки, который, откровенно говоря, никому в нашей семье кроме матери не сдался. Костюм в изящную клеточку для Хэлен нагладили с вечера. Пшеничные длинные волосы малышке расчесали и убрали в гладкий хвост — слышали бы вы, как она ворчала! Вещи собрали, чтобы хватило ровно на одну ночёвку. Мама была в её классе какой-то важной шишкой — а потому с двумя другими родительницами сопровождала Хэлен в поездке. Планировалось взять и меня чтоб была под присмотром, хе-хе но после недели протестов за ужином в эту пятницу мама сдалась: — Хочешь остаться дома одна?! Оставайся! Пожалуйста! Ты теперь взрослая, с нами тебе, наверное, скучно… Давить на жалость — это сильно, но я равнодушно продолжала убирать со стола посуду с таким «похер» на лбу, что сама себе диву давалась. Неужели поверх нежной кожи броня отрастает? — Но если я вернусь и хоть что-нибудь где-нибудь в доме будет не так… Я удивлённо вскинула брови и подняла глаза на мать. Она встала из-за стола. Сузила зелёные глаза. За какую-то секунду они потемнели и стали цветом как спелый крыжовник. Это значит одно: разозлилась и обиделась, что всё пошло не по её задумке. Я вздохнула и взяла поудобнее стопку грязных тарелок: — Это ты о чём, ма? Она усмехнулась. — Не прикидывайся дурой, пожалуйста. — Ладно, не буду. — И не перебивай! — сказала уже громче и сделала затем паузу, чтобы продолжить с усилением эффекта. Дрожу и трепещу. — Будто я не знаю, что потащишь в дом всякую шушеру. Ну так вот, не советую этого делать — я сразу замечу. И ты меня знаешь, Лесли. За такое будет наказание. — Мам. Вздох. Понятливость и послушание пришлось изобразить очень достоверно, хотя хотелось ответить грубо. — Я просто хочу побыть одна. Сходить в кино с Рамоной, может быть. — Надеюсь, не вечером?! — возмутилась она. Я покачала головой. — Потому что в восемь я позвоню из отеля, и если ты не возьмёшь телефон… Она снова сделала паузу, внимательно поглядев на меня. Волосы, распущенные по плечам, лежали нерушимой глыбой, покрытой лаком почти до блеска — как монолит, высеченный из камня. Она пока не переоделась после работы. Нависла надо мной в своём бежевом строгом костюме. Я была как провинившийся сотрудник на грёбаном ковре перед директором. Сотрудников обычно увольняют, если они хамят, грубят и дерзят. Моя мать — не из душевных; иногда мне кажется, она считает нас с Хэлен тоже частью своей работы, только той частью, что мешает её основной карьере. Нужно относиться к этому так. Только так, иначе, если приплетать эмоции и обиды, буду вечно наказана. Но мне восемнадцать уже этой зимой, и я ничего не жду так, как колледжа — через год закончу школу, только меня здесь и видели… По телевизору шёл «Удар ножом». Хэлен как зачарованная пялилась в экран, поедая конфетки-драже из неглубокой стеклянной миски. Я мельком взглянула на происходящее и поневоле скривилась. Ну конечно. Грудастая девушка с визгом убегает от маньяка в маске, пытаясь спастись — и мчит на всех парах на второй этаж, надеясь, что ублюдок её не догонит. Конечно, девочка, ведь так это и работает. Вот почему я в последнее время редко смотрю ужасы: они слишком тупые… — Лесли?! Я резко перевела взгляд на мать. Ах да, телефон. Нужно будет отвечать… — Хорошо, мам, я буду. Лучше так: лёгкая шлейка вместо строгого ошейника. Во всяком случае, завтра утром я открою глаза — и их с Хэлен дома уже не будет. Думай об этом. Будь паинькой. Наклей на лицо улыбку. Господи, как же меня они все достали. Возможно, ей невдомёк, и меня она никогда не примет — не женщина, а бесчувственный солдафон — и ей это никогда не будет как дважды два ясно, но я просто хочу побыть одна.

***

Знаете, бывает, дома стоит такая тишина, что воздух кажется хрустальным. Солнце бликами играет за окном, ветер тихо перебирает листву. Мир кажется шкатулкой, полной драгоценностей, и прежде, чем вынимать одно украшение за другим, хочется просто полюбоваться, как они сверкают. Мои два дня были этими драгоценностями. Я вслушалась в тишину и улыбнулась. Нет, я точно одна. Мои уехали ранним, очень ранним утром — кажется, часов в пять. Стало стыдно, что не вышла проводить Хэлен. Девчонка действительно меня очень любит. Но с другой стороны… Я потянулась в постели и сбросила с себя одеяло прямо на пол, раскинув руки-ноги в позе звезды. Эгоистично поступила с сестрой? Конечно, да. Но об этом думать совсем не хочется. Мысли быстро перескакивают на те счастливые три дня, что я проведу в прекрасном одиночестве. До восьми часов я свободна как птица. Затем — отметка »… если не возьмёшь телефон!..» — маньяку из «Удара ножом» стоит поучиться угрозам у моей матери и снова свобода! Я провалялась недолго. Меня манило поскорее выйти из дома, насладиться этим днём, выпить кофе, как захочу — с двойным сахаром и маршмеллоу, без ежедневного клевания, что заработаю себе сахарный диабет и кариес »…и вообще, посмотри на себя?! Поправиться несложно, девочка моя. Сложно вернуться в форму». Плюнув на всё и не переодевшись из пижамы в домашнее, как это было у нас принято, я спустилась к завтраку, который должна была сама и приготовить, в коротком топе и не менее коротких шортах. За стол бы я так ни за что не села — очередные упрёки и комментарии касательно того, что посмела оголиться и выгляжу сомнительно, уже надоели, так что я играла каждый день по чужим правилам. А сегодня буду делать всё, как захочу. И на правила плевать. Потянувшись и зевнув как следует, я включила новости и под полусонное бормотание телевизора на кухне взялась за французские тосты. Осмелюсь предположить, они будут обжарены на чистейшем сливочном масле. Ты это делаешь, потому что их любишь, или просто хочешь досадить матери?.. А почему нельзя сразу убить двух зайцев одним выстрелом? За обеденным столом — непривычно пусто, в доме — ужасающе тихо. Мне даже становится не по себе на какую-то пару минут, но затем из круга ещё не просунувшихся мыслей вырывает шкворчание масла и хлеба на сковороде, и я переворачиваю тост на другую сторону и снова зеваю, задаваясь вопросом, чем займусь сегодня. … Если запивать кофе с молоком французский тост, подогретый до того момента, когда хлеб начинает слегка липнуть на мякише, а корочка хрустит на зубах, это грозит стать вашей ежедневной приятной привычкой и более того — настоящей одержимостью. Простые продукты и простые вкусы ложатся на язык, маленький кусочек личной утренней эйфории на красиво сервированном столе — сервированном не для кого-то по правилам и линеечкам, а лично для себя. С удовольствием откусив хлеб, я прикрыла глаза, вдыхая запах масла, и запила всё горячим горьковатым кофе. Вот он, тот идеальный вкус — когда горечь и сахарная сладость сплетаются вместе, и ты ощущаешь только приятный кофейный поцелуй, как остаточное послевкусие. Внезапно зазвонил телефон. Я встрепенулась и отставила кружку в сторону, торопливо подошла к столику. Помедлив, занесла руку над белой трубкой и остановилась. Кто был это мог быть? Посыльный? Знакомый? Реклама на дом? А если это мама? Я не переживу, если она звонит сказать, что они с Хэлен едут домой, потому что поездка отменилась или случилось что-то там ещё. — Алло, слушаю. — Лесли? О Господи, святые угодники. Я закатила глаза и улыбнулась. — Рамона. Ты почти довела меня до инфаркта. — Не надеялась, но довольна, что ты трепещешь от звуков моего голоса, — невозмутимо ответила она. — С добрым утром, соня. Надеюсь, ты не забыла о наших планах?.. Я нахмурилась и упала в кресло рядом с телефонной станцией, стараясь припомнить, что такого обещала Рамоне на эти выходные. Судя по моему гробовому молчанию, она уже догадалась, что дело неладно, и вздохнула: — Напоминаю для тех, кто страдает старческим склерозом. Я хмыкнула и вытянула ноги, задумчиво глядя на собственные домашние туфли. — Мы с тобой сегодня хотели прошвырнуться по магазинам перед вечеринкой, или ты так обиделась на меня, что я иду к Будс, что решила проигнорировать?.. — С ума сошла?! — я возмущённо взяла трубку другой рукой. — Просто замоталась вчера с проводами родных в другой город. Будто на год прощались, честное слово. — Ну-ну, — хохотнула Рамона, — так, значит, ты прямо с утра свободна? — Прямо с утра и до восьми вечера, если быть наиболее точной, — добавила я и попыталась передразнить собственную мать. — «Потому что в восемь я буду звонить из отеля, и упаси Бог тебя не окажется дома…». — И она вышлет армию спасения, — закончила за меня Рамона. — О’кей, Золушка, верну тебя раньше, а пока — собирайся, скоро подойду. Ехать-то здесь не так и далеко, около получаса. — На автобусе? — Шутишь? Заеду за тобой на машине. Я удивилась, но ничего не сказала. Мы с Рамоной обычно ездили в школу именно что на автобусе, мне казалось, у неё не то что авто — прав нет. Однако, эта девчонка много чего интересного скрывает. Попрощавшись, мы разошлись по своим делам: я — со спокойной душой доедать тост и после — принимать душ, чтобы успеть к приезду Рамоны и наконец-то официально начать свою первую свободную субботу. Хей-о-хей!

***

Старенький «Плимут» принадлежал её брату, Джареду. Ничего особенного, машина как машина, сама белая — и с чёрной мягкой откидной крышей. Но видели бы вы сияющее веснушчатое лицо Рамоны! Она с такой гордостью сидела за рулём, что я поневоле заулыбалась тоже и отвлеклась, только чтобы подёргать дверную ручку и удостовериться, что заперла дом. Тут-то Рамона и просигналила. Гудок был резким — я не сдержалась и от неожиданности подпрыгнула, а подруга высунулась в открытое окно и прокричала: — Давай быстрее! Я поспешила к ней по террасным ступенькам, убирая ключи в карман небольшой сумочки, которую захватила вместо привычного школьного рюкзака, и обошла плимут, чтобы сесть на пассажирское место рядом с водителем. — Привет, Ли. — Привет, Рамона, вот это у тебя тачка! — Брата, — она скривилась. — Договорилась с ним, что верну до вечеринки. — А с кем поедешь к Будс? — Ну, — она неуверенно пожала плечами, отвернулась к лобовому стеклу и со всем вниманием уставилась на дорогу. Я видела — замялась. — Не то чтобы я мечтаю услышать слова обвинения в свой адрес. — Да брось! — я закатила глаза. — Наверняка я угадаю его имя. Три из трёх — это Люк Палмер. — Как же ты хорошо меня знаешь… «Плимут» покатил по дороге. Мы открыли окна, наслаждаясь свежим ветром. Он трепал волосы, ласково овевал наши лица, доносил до лба и щёк тёплые солнечные поцелуи. Рамона вела машину одной рукой и, судя по улыбке, была чертовски довольна нашей поездкой. — А куда именно движемся? — Прошвырнёмся по магазинам в центре. Потом можно посидеть в кафе-мороженое, я знаю одно неплохое. — Почему нет, если да? — заметила я и развалилась в кресле, выставив локоть в окно и нацепив тёмные очки, чтобы не щуриться от слепящего солнца. Здесь, в Вудсборо, оказывается, весьма неплохой городской центр. Я-то, наивная, думала, что здесь настоящая глухомань — но, может быть, так показалось только после Чикаго. Только за одну поездку с Рамоной я наконец увидела не восточный округ, а настоящий центр, и не поскупилась на комплименты, пока мы миновали городской парк, сквер с фонтаном и статуей основателя города, а затем въехали на широкую открытую улицу с подрезанными деревьями и аккуратными невысокими зданиями. В больших витринах отражались редкие прохожие или проезжающие редкие машины — в субботу утром на улицах людей было мало. Сегодня все плюнули на всё и спали, либо в такую чудную погоду не поленились поехать на природу. — Сейчас кто на пикниках, кто на реке, — Рамона будто мысли мои читала. — До вечера город вымрет. — Это прекрасно, — откликнулась я, задумчиво глядя в окно на всё ещё свежую листву: кроны только-только начинали желтеть. — В Чикаго такого не было. Вечно все куда-то спешили. И всё вокруг каменное. — Мне там понравилось бы, — убеждённо произнесла она и кивнула, словно в подтверждение своих слов. — Ненавижу Вудсборо. Чёртово захолустье. Здесь никогда ничего не происходит — порой понимаешь, что так жить просто невыносимо. В моей жизни происходило много всего, так что в последнее время я научилась со смирением принимать покойный, размеренный ритм Вудсборо. Здесь было какое-то своё очарование, очарование маленького города. Но это только моя точка зрения — взгляд человека из мегаполиса, который вынужден искать плюсы в той ситуации, в которой оказался. — Даже если бы мне здесь не понравилось, я бы просто терпела, — сказала я задумчиво больше себе, чем Рамоне. Она странно взглянула на меня. — Некоторые люди не могут слушать мнение, отличное от их собственного. И если эти люди становятся однажды родителями, они вытрясут из тебя душу, попробуй с ними не согласиться. Понимаешь меня? Рамона снова перевела взгляд на дорогу. Дёрнула плечом. — Не совсем, но знаю, что у многих так. — Если у тебя таких в жизни нет, поздравляю — повезло. Мы припарковались у обочины на разметке и осмотрелись. День выдался солнечный, уже изрядно припекало; хорошо, что часть улицы погружена в густую тень, и можно идти под раскидистыми древесными кронами, а не по солнцепёку. Рамона хлопнула дверью «Плимута» и потянулась с грацией кошки. — Пока ещё не привыкла к машине, — пожаловалась она и тряхнула рыжей копной. — Ну что, пошли? Субботний Вудсборо был прекрасен. То ли сказалась моя свобода, то ли — приятная компания, но я с наслаждением ходила из одного небольшого магазинчика в другой, пялилась с Рамоной на витрины и смеялась над тем или иным забавным или глупым нарядом. Бездумно, бестолково, но очень здорово мы прожигали своё утро, зато уже через четверть часа отыскали симпатичные клёши и открытый ассиметричный топ с одним рукавом для Рамоны. Что я заметила ещё — так это изобилие так называемых дрифт-шопов. Может быть, у местных не всё в порядке с деньгами? Или как объяснить, что пять из одиннадцати магазинов были именно такими — с уже ношеными, подержанными вещами? Так или иначе, цены там смело рубились пополам от тех, что были на бирках в обычных магазинах, а вещи попадались порой очень интересные. Где-то стоимость назначалась за предмет одежды, а где-то — по весу. Мы застряли в парочке таких дрифтов, разглядывая полки и стеллажи, с увлечением копаясь среди вешалок в поисках сокровищ по доллару пять центов, когда за витриной кто-то мелькнул. Сперва я думала — почудилось, но затем поняла: вовсе нет. Взглянув на Рамону, поняла, что она моей пропажи даже не заметит — слишком увлечена поиском подходящего ремня к своим брюкам. Потихоньку улизнув, я приоткрыла дверь и из кондиционированного помещения выглянула наружу, в сентябрьский дрожащий зной, и, выглянув, вытянулась лицом. Нет, ошиблась: это не он… но кто-то, с кем он дружит. И неплохо дружит. Прежде, чем всё обдумать, я громко позвала: — Эй, Хак! Парень медленно остановился. Кажется, даже вжал голову в широкие плечи. Пепельно-серые волосы — явно крашеные — были в хаотичном художественном беспорядке; под облегающей канареечно-жёлтой футболкой было видно, как напряглись мышцы спины. — Хак, привет! Чёрт меня дёрнул быть с ним такой дружелюбной, но ведь мы правда с ним знакомы, в конце концов? Насколько подозрительно это выглядит? Я торопливо помахала рукой, когда он обернулся — и совсем не удивилась, когда в ответ он и руки не поднял. Под тёмными очками глаз, а значит, и эмоций его совсем не видно, но, судя по кривой ухмылке, они далеки от ответной показной радости. В самом деле, мне тоже чего радоваться? Веду себя как дура… Он выжидающе смотрел на меня ещё с несколько долгих секунд, прежде чем спросил — тоже громко, даже не подойдя: — Ты… что хотела-то? Ох, как неловко. Как же дьявольски неловко! Я помедлила, думая, что спросить и стоит ли спрашивать в принципе. Кое-что волновало меня, если честно, целую неделю — не знаю, почему; может, я патологическая идиотка с чувством повышенной ответственности, а может, мне просто скучно живётся. Но если задам вопрос, будет ли это значить, что бегаю за парнем? Ну а если нет, продолжу гадать, всё ли о’кей. Гадать же — куда более томительно, да и любопытство перевешивает. Поколебавшись, я всё же кивнула: — Слушай… вообще-то, да. Есть у меня к тебе вопрос, Хак Чиун. Я сделала пару шагов в тень от козырька магазина и сложила на груди руки, дожидаясь, пока он лениво подойдёт ко мне. Высоченный и чертовски красивый парень — он в отличной форме и прекрасно одет. Вещи на нём фирменные, брендовые, и я видела его машину. Это нихрена себе дорогой джип. И выглядит Хак, как парень с журнальной обложки. И мне тем более интересно, что же он, парень из хорошей семьи с достатком, забыл в компании лихих неудачников, подзаборного вудсборского квартета из шутника Джонсона, бугая Арчера и мрачного хулигана Крейна?! — Ну? — он посмотрел на меня сверху вниз. Под серыми очками совсем не видно глаз, но о выражении я догадывалась — он и так пренебрежительно задрал подбородок и сунул руки в карманы брюк. — Что надо-то? Я собралась с духом и спокойно сказала: — У меня есть кое-какой вопрос к Крейну… Он сразу расслабился и даже, кажется, усмехнулся. Ну конечно, нас с Крейном в этой компашке уже давно свели! Кажется, с того момента, как он вздумал проводить меня до дома. Я закатила глаза и осекла его гаденькую ухмылочку: — Не беспокойся, чисто учебный. Только вот не знаю, где его найти — в школе почему-то не появляется в последние дни… — О, — саркастично улыбнулся Хак и запрятал руки поглубже в карманы. — Ну, раз у тебя вопрос чисто учебный… Я едва не скрипнула зубами с досады. — … то всё в порядке, привыкай. Это же Крейн, он в школе всегда нечастый гость. Вот оно что. Я задумчиво кивнула: это действительно многое объясняет. После всего случившегося, после той сцены в бассейне и ужасного эпизода с обедом во дворе мне казалось, Вик не ходит в школу потому, что ему стыдно или он попросту избегает стычки с парнями. По нему видно — он не из тех, кто пасует, но я вспоминала наш последний разговор, и становилось не по себе. А тут Чиун говорит, что он в принципе прогульщик и оболтус …может, тогда мне и волноваться не о чем? Господь Всевышний, а почему он меня вообще волнует?! Он и его прогулы, тревоги и конфликты?! — Если хочешь передать что-то, можешь сделать это через меня. — Продолжил Хак, и на невозмутимом лице прорезалась хитрая улыбка. Ну надо же. А он мне казался из этой четверки самым спокойным и адекватным! Однако, в тихом омуте водится не чёрт, а Сатана. Взгляд человека, задумавшегося гадость или шалость, заметен даже через очки. — Не нужно, спасибо; просто подожду, пока он соизволит явиться в школу. У меня не горит. Пришёл мой черёд улыбаться, глядя на вытянувшуюся физиономию Хака. Что, парень, собирался набить другу цену, а не вышло? — Пока, Хак. — Я сделала шажок назад. — Извини, что заняла твоё время. Я развернулась на каблуках и поспешила обратно в магазин. Щёки пылали, сердце билось быстрее обычного. Кто меня вообще за язык дёрнул — спрашивать, где слоняется этот стрёмный индеец ростом в две меня?! И что конкретно я должна была узнать, по легенде, у Виктора Крейна, тем более — по учёбе?! У этого-то обалдуя с табелем успеваемости ниже среднего?! Я уже коснулась дверной ручки, как Чиун окликнул: — Хэй, Лесли! Мне показалось по голосу, он стал странно задумчив. Я небрежно обернулась: — Чего? — и не ожидала того, что услышу дальше. — Ну, это… Ты же хотела узнать, где он ошивается сейчас, верно?

***

Рамона с сомнением взглянула на меня и уточнила: — И ты просто так взяла и спросила у него? — Нет, сначала устроила лагерные пытки. Растянула на дыбе. В ноги положила спички и подожгла. Затем начала совать ему под ногти раскалённые иглы… Она закатила глаза, вздохнула, медленно помешивая трубочкой свой молочный коктейль, и прищурилась: — Хорош, а. — Сама хорош! Что ты хочешь от меня услышать?! — я возмущённо уставилась на свой коктейль, концентрируя внимание на маленькой красной вишенке в сиропе на белой шапке из сливок. — Ответ на главный вопрос. На кой ляд тебе по правде сдался Крейн? — О Господи. Да знать бы ещё самой ответ на этот вопрос. Я развела руками, откинувшись на стул: — Ну… просто. — Ага. Да-да. Так я тебе и поверила. Но, по правде говоря, мне было всё ещё неловко за ту сцену во время обеда. Вик в тот день вёл себя более чем дружелюбно ко мне. Даже в автобусе спас от приставалы — правда, чтобы затем пристать самому. И по факту, чтобы увидеть кого-то, повод совсем не нужен, верно? Верно же? — Вообще-то, это мама меня попросила, — с вызовом сказала я прежде, чем поняла, что именно ляпнула. — Тв… что? Твоя мама? — вскинула брови Рамона. — Ну да. — Пока пью коктейль, стоит придумать легенду поправдоподобнее. — У нас, э-э-э… нужно постричь газон. Да и у сарая замок за… — Господь, вот нужен мне этот Крейн, так изголяться из-за него. — …заедает. — А почему нельзя было нанять кого-то другого? — резонно уточнила Рамона. Рамона, не задавай вопросов, на которые ответа нет! И не делай так, чтоб с первым же я посыпалась! — Откуда я знаю! — я поморщилась. — Слушай, забили, ладно? — Ладно, — с сомнением протянула она. — Кстати, про забили. Ты покупаешь то платье? Или это делаю я? Я задумалась. В одном из магазинов мы с Рамоной увидели несколько симпатичных коктейльных платьев; самое простое, шоколадного цвета на тонких бретельках, зацепило сразу. Облегающее, как вторая кожа, и короткое — маму хватило бы инфаркт; у него очень красивый вырез на спине, почти до поясницы, и если купить его, придётся тщательно прятать в шкафу. Я почесала переносицу. С одной стороны, оно не стоит слишком дорого, чтобы пройти мимо; с другой, мне даже некуда в нём пойти. Я мельком посмотрела в окно, на плавящуюся от зноя улицу, всё ещё колеблясь. А затем словно издалека услышала собственный ответ: — Да чёрт с ним, возьму! Не знаю, что с ним делать, но… — Один раз живём! — подхватила Рамона. — А повод всегда найдётся!

***

Она хотела подбросить меня к дому, но я попросила высадить за три квартала возле ленточки Себойса, который из широкой горной реки превратился узкий каменистый ручеёк в это время года. Здесь была промзона, подступившая к городу очень близко, и, кроме нескольких больших складов и мастерских, огороженных сеткой-забором, домов и зданий больше не наблюдалось. Кажется, даже небо над этим местом было другим: не голубым, а свинцовым. Людей в субботу почти не было, разве что местные жители, которые жили за прозрачными сетчатыми заборами в небольших бедных домах. Здесь разница между ними и остальными горожанами ощущалась разительная. Какой-то мальчишка выбежал с колесом от велосипеда и спицей в руках во двор. Он был страшно чумазый и носил шорты, которые были ему очевидно малы, и расхлябанные старые кроссовки. В другом доме на террасе сидела слепая старуха, прикрытая пледом с бормочущим радио на коленках. Возле неё вылизывала лапы облезлая старая кошка. — Ты уверена, что мне не стоит тебя подождать? — спросила Рамона, внимательно осматриваясь. Я покачала головой. — Не стоит. Поезжай, тебе нужно собираться на вечеринку. Рамона поджала губы. — Я просто припаркуюсь на обочине и… — она вздохнула. — Слушай, это неразумно. Район не самый благополучный. Да и отсюда никакой транспорт в выходной не ездит. — Рамона! — Помолчи. — Она кивнула. — Топай давай к своему Крейну и… — Он не мой. — Да хоть общественный, мне плевать! Я жду. — И она мрачно кивнула на один из высоких складов. — Загляни сперва туда. Я знаю, что он работал раньше на Брокса. Оставив пакет с купленным платьем и сумочку в машине, пришлось бросить — «я быстро» и поспешить к складам. Господи, и куда я лезу, на кой хрен припёрлась! Но мне надоело всю неделю думать, куда пропал этот парень. И надоело вспоминать раз за разом одни и те же брошенные слова: — Какая разница, когда и почему, думаешь, эти ребята отстанут? Думаешь, я не пробовал быть тише, спокойнее и дружелюбнее? Или, типа, это так работает — ты кланяешься им в ножки, а они за это тебя не лупят?! Да нихрена. Их злит сам факт моего существования… Я всё думала, что нужно было пережить такого парню, чтобы так думать? Но, что ещё хуже, верила, что он насчёт себя не ошибался. Сглотнув, я собралась с духом и прошла за ограду незапертого забора; с сомнением осмотревшись, не увидела ни персонала, ни охраны, ни собак — слава Богу — и решительно направилась к большой двойной двери. У него нет друзей, и кажется, с семьёй тоже непорядок. С первого же дня нашего знакомства этот парень попадал в беду, а теперь вовсе пропал куда-то. Если, конечно, сейчас он меня пошлёт с этой дебильной заботой, я всё пойму — Вик грубиян, это очевидно. Так ради кого ты это делаешь? Ради кого сюда приехала? Может, ради себя, потому что недавно упустила вот так же отца, а теперь в принципе боишься отвернуться от кого-то, кому плохо? Далась тебе эта жалость. Я отмахнулась от мыслей и постучала в дверь. Она завибрировала и отдалась гулким стальным эхом, но мне никто не ответил. Тогда пришлось стучаться снова. — Чёрт. — Выругалась вслух. — Все уже ушли, — сказал кто-то у меня за спиной, и я резко обернулась, подпрыгнув от неожиданности. Там стоял немолодой уже мужчина с седыми волосами по плечи, в мешковатых джинсах и длинном пыльнике. Худощавый и плечистый, он что-то медленно жевал. Мне казалось, выговор у него был чисто техасский, и взгляд — очень пронзительный и необычный для человека, который выглядел так неважно, как он. — Простите… — я замешкалась. — Может, я ошиблась складом, но… Странно-то как звучит, Боже! — … мне нужен Виктор. Может, работает у вас здесь такой? Он прищурился. — Крейн-то? — и снова зажевал что-то активнее, провёл языком за щекой. — Работает, да, есть такой малый. Только вот и он уже ушёл. — Он улыбнулся, показав мелкие жёлтые зубы. — Суббота, дорогуша. Все разошлись по домам. — О. О-о-о, — я покраснела, потому что он хитро, исподлобья взглянул на меня, возясь в карманах своего пыльника. — Я тогда… спасибо. Я приеду позже… — Ты можешь зайти к нему домой, — невозмутимо пожал он плечами и вынул сигарету из одного кармана, а зажигалку — из другого. Зажав курево сухими тонкими губами, щёлкнул ею — и воздух опалил оранжевый огонёк. — Он живёт с бабкой на озере. Адсила Каллиген, знаешь такую? Я покачала головой. — Не знаешь. — Он усмехнулся. — Странно даже, она что, ещё не со всем городом пересралась? — Мы только недавно сюда переехали с матерью, — призналась с неохотой. — Пока мало кого знаю. — А, ну, значит, у вас всё впереди, — он выдохнул дым и хмыкнул. При этом ещё одно маленькое серое облачко вырвалось из ноздрей. — Слушай, если увидишь Крейна, передай, что есть небольшая халтурка, о’кей? — О’кей. Я побрела к машине. Под подошвами хрустко хрупали камушки и разогретый солнцем песок. Мужик беспечно курил у меня за спиной, когда я повернулась и спросила: — А от кого передать? Он поскрёб щетинистую щёку и затянулся, прежде чем сказать: — Скажи, от Калеба. Он всё поймёт.

***

Рамона подкинула меня до дома, и мы договорились, что встретимся завтра и сходим вечером в кино. Сегодня она будет на вечеринке, так что у меня просто нет компании, чтобы слоняться по Вудсборо. Этот вечер я решила провести дома и наконец до конца разобрать все коробки, а ненужные вещи убрать на чердак. Но стоило зайти в дом, как раздался телефонный звонок. — Вот блин, — а вдруг это мама?! Я бросила пакеты с покупками у входа и поспешила к белой трубке. Сняла её со стены, поспешно отвечая. — Алло? — Привет. Звонил какой-то мужчина. Я выдохнула, хотя на часах было только четыре — всё равно слушать нотации от матери неохота, а она точно найдёт, к чему придраться. — Привет, — я прошла к холодильнику, достала банку с содовой и захлопнула дверцу. — Простите, а куда я попал? Голос был мягким и каким-то знакомым, и я улыбнулась. — А куда вы звоните? — наверное, улыбка эта слышалась в моем тоне, потому что он смущённо рассмеялся. — Мне нужна Лесли Клайд. — Да? — хм, кто бы это мог быть? — Ну, тогда вам повезло. Это я. — Правда? Одной рукой было трудновато открыть банку, но я зажала трубку между ухом и плечом. — Оу. Жаркий сегодня денёк. Что пьёшь? Он явно услышал треск алюминиевой пломбы. — Э-э-э… колу лайт? — А я обычную люблю. — И позвонил, чтобы мне об этом сообщить? — ладно, он «на ты», и я туда же. Я налегла грудью на кухонный остров, отставив банку в сторону и улыбаясь. Собеседник явно смутился. — Да нет. В целом… э… хотел спросить. Ты была у нас на репетиции. Шарфик мамы, помнишь? Я выпрямилась. — Оу, так это ты?! Ну да, конечно, помню. — Чёрт! Я-то думала, чего голос такой знакомый?! — Как дела? — Спасибо, о’кей. Я прошла в гостиную и упала в любимое кожаное кресло, закинув ноги на подлокотник. — Как ты узнал мой номер? — я прищурилась, и он почти сразу ответил, будто знал, что я спрошу. — С этим, если честно, никаких проблем. Просто спросил у друзей. — У друзей? — Ну да. Я тут хотел узнать, ты не была больше ни разу на наших репетициях… Я поёрзала в кресле, облизнула губы. — …тебе не понравилось? — Нет, вовсе нет! — сказала слишком поспешно, да чёрт! — В смысле… музыка крутая. Реально крутая! Просто дело не в этом. Дома были кое-какие дела. — Оу. Понятно. — Он помолчал и добавил. — Теперь мне малость неловко, что я как бы напросился на комплимент. — Но вы правда классные. — Спасибо. Хотя я вообще позвонил не за этим, просто… если я тебе не противен… в чём я только что убедился — хотя это не факт… Я совершенно глупо рассмеялась, и Крик рассмеялся в ответ. Уютная тишина воцарилась в трубке, прежде чем он продолжил: — Нас сегодня пригласили сыграть на одной вечеринке. Может, ты знаешь — дом Будс на Фалконери-роуд? — Дом — нет, а вот Будс знаю. Она со мной учится. — Я закусила костяшку указательного пальца, неловко улыбаясь. Совсем как дура себя веду, Боже, испанский стыд. — Отлично! Я сегодня там выступаю. — Я уже поняла, ты говорил. — Угу. — Он смутился ещё больше. — Так что хотел спросить: ты сегодня будешь на той вечеринке? Он выжидающе смолк, а я по инерции поморщилась, словно Крик мог меня увидеть. — Нет, не буду. — А что так? — мне кажется, или он расстроился? — Не хочешь или… — Да нет, всё проще. Меня не пригласили. И впервые за всю эту неделю мне стало жаль, что я не получила то чёртово приглашение. А потом Крик быстро сказал: — Если хочешь, можешь пойти со мной. Раз уж ты не была ни разу на нашем концерте… — Можешь пойти? — я усмехнулась, хотя по плечам пробежали мурашки. — Это ты так меня приглашаешь? Он запнулся. — Нет! Чёрт, Лесли, нет, конечно. Я вообще-то буду очень рад, если ты разрешишь заехать за тобой после шести. И тут меня охватила апатия. Радость куда-то исчезла. — Лесли? — Прости, но я не смогу, — вздохнула я и пояснила. — Понимаешь, жду важного звонка к восьми часам. — Оу. — Потом я буду свободна, но не раньше. — Я… — он смутился. — Слушай, я могу попросить кого-нибудь подкинуть тебя до Будс. — Нет, не нужно. — Я небрежно поморщилась. — Из меня, к тому же, неважная тусовщица. — Или могу заехать сам, — он спохватился. — Отпрошусь на полчасика, думаю, ребята справятся без меня. — Перестань, это того… — Поверь, это точно того стоит. — Он помолчал и добавил. — Если только ты действительно хочешь. Я действительно этого хочу? Мама, конечно, будет в бешенстве, если всё вскроется. Но зато я смогу повеселиться на вечеринке, и там будет Рашель. Соглашаться или нет? Крик терпеливо ждал. — Мой дядя Сэм всегда говорит: лучше сделать и пожалеть, — медленно сказала я, и он рассмеялся в трубку, — чем не сделать и пожалеть вдвое больше. — К половине восьмого я буду у тебя. — Предупредил он. — Ты знаешь мой адрес? — это уже удивительно. — Ну… ты же помнишь, друзей у меня много. — Он кашлянул. — Спасибо, что согласилась, Лесли. Я чертовски рад, что ты согласилась. — И тебе спасибо. — Пора этот обмен любезностями заканчивать. — Тогда до встречи? — Да, — эхом откликнулся он, прежде, чем я бросила трубку. — До встречи.