Плач акации

Иногда нужно просто смириться и умереть. Никогда прежде у меня не было желания расстаться с жизнью, но сейчас, укрываясь одеялом с головой на кровати Кармы, я молил Бога закончить мою жизнь прямо сейчас, пусть и не являлся верующим человеком. Почему же я решил закончить всё таким образом? Отошёл от действия ме… боже, как его… не столь важно. Не знаю, что было хуже, прийти в себя спустя пару часов, ощущая внутри полное опустошение, и осознать, что я поцеловал парня, или сама идея принять вещества. — Ты как? — послышался голос по ту сторону моего импровизированного укрытия. Карма отходил на кухню за клюквенным соком. Почему именно за ним? Он лишь вскользь объяснил, что это должно было помочь наркотику немного быстрее выветриться из организма, нежели просто дожидаться естественного ухода. Не очень-то и хотелось вдаваться в подробности, каким именно образом вещество должно было выйти… — Хочу умереть от стыда. Хотя больше вернуться в прошлое и дать себе пощёчину. Чем я думал… нет, вернее сказать, где был мой мозг? — прикрыл лицо ладонями, чувствуя, как лоб начал покрываться лёгкой испариной. Не стоило лежать под настолько тёплым одеялом в одежде… оно пахло яблоками. Боже, теперь этот запах казался мне до тошноты приторным, и не могу сказать, что подобное мне не нравилось… — Тебе… настолько не понравилось? — мне совсем не нравился тон его голоса. Я резко поднялся, показываясь из своего укрытия и убирая одеяло в ноги. На миг показалось, что только стоило из него освободиться, как меня обдало лёгким порывом прохладного ветерка… наверное, Карма открыл окно. — Ты неправильно понял, — смотреть ему в глаза было неловко, так что я предпочёл перевести взгляд на свои руки, — очень… мне очень понравилось, но подобное нужно делать на трезвую голову. — То есть ты бы повторил поцелуй сейчас? — он сел на край кровати, попадая в поле моего зрения, но я продолжил всматриваться в подрагивающие, мокрые ладони, чувствуя, как щёки начали алеть. В последнее время я испытывал слишком много эмоций. — Не знаю… наверное, — пробубнил в ответ, нахмурив брови, — что было после… поцелуя? Я плохо помню, — он подал мне стакан с соком, а я взял его, соприкоснувшись с тёплыми пальцами, и почти сразу отпрянул, еле удерживая напиток в руках. Тепло его ладоней продолжало обжигать… а этот жар погружал в воспоминания. Прошу заметить, очень постыдные воспоминания. — Ты прилип ко мне и не хотел отпускать, — я чётко услышал смешок в его словах, он точно еле сдерживался, чтобы не засмеяться, — спрашивал, можно ли здесь остаться жить, и хватит ли места, чтобы вырастить вишню прямо посередине комнаты. Знаешь, может, для начала обойдёмся небольшим комнатным растением? — Как же стыдно… — я склонился над стаканом, медленно поджимая ноги под себя, — почему ты не принял вместе со мной? Ты же обещал… — Хотел, но потом ты начал засыпать в моих объятиях, так что я дождался, когда ты заснёшь, перенёс на кровать, а потом от скуки занялся учёбой. Слышать твои неразборчивые бормотания во время тестов было очень… необычно в хорошем смысле. По крайней мере, лучше напряжённой тишины, — я всё-таки не выдержал и поднял взгляд, встречаясь с его по-прежнему яркими, янтарными глазами… они смотрели на меня с таким теплом, с каким даже мама никогда не… — Разве я не должен был не спать сутки? — Должен, тебе предстоит тяжёлая, бессонная ночь и, кстати, об этом, — он поднялся, возвращаясь к рабочему столу и вновь выискивая что-то в ящиках. Надеюсь, в этот раз это было что-то более полезное и не настолько вредоносное для организма средство… Карма достал мобильник, — ему уже года два точно, я перестал пользоваться им пару месяцев назад, но эта хоть какая-то альтернатива… — Для чего? — я всё ещё не понимал его намерений, отпивая сок. Кстати, он был очень вкусным и явно не покупным. Покупные не могли быть настолько яркими и сочными. Они точно никогда не оставляли после себя такого приятного послевкусия. — Чтобы нам было проще связаться. Ты же не против? — протянул мне сенсорный телефон, ожидая, что я послушно бы взял его, но это был слишком дорогой подарок, да и я подарки не жаловал.  — Это… слишком, — прямо ответил ему, сжимая стакан. К слову, в комнате после моего пробуждения заметно потемнело. Кажется, я проспал очень много… не так я себе представлял первое посещение дома друга. — Прошу тебя, ты даже представить себе не можешь, насколько здорово переписываться с друзьями, — он звучал так искренне, что нехотя я всё же взял предложенный мне телефон, всматриваясь в чёрный экран с небольшими царапинками и пробегая глазами по своему отражению. Даже после поцелуя мы оставались друзьями… нам стоило поговорить по этому поводу? Просто… обычно после такого, люди переходили на немного другой уровень отношений. — Кстати, ты много читаешь? — перевёл тему, допивая сок и откладывая телефон в сторону, а после вытирая губы тыльной стороной ладони. Как я и думал, коса ослабла и волосы распустились, заструились по спине, не очень приятно её обволакивая. Карма же вновь сел на край кровати, поворачиваясь ко мне спиной и уводя руки за спину для опоры. — Раньше. В последнее время сил на это не было, — подозрительно спокойно говорил об этом. Красные волосы развивались на лёгком ветерку, запах яблока заполнял комнату всё больше и больше, я не мог этого выносить… слишком приятно. Лицезрея его в подобном, повторюсь, живом месте, среди книг, полнейшего разгрома и тестов из школы, я чувствовал, как меня окутывало теплом. Его теплом. Невольно снова коснулся губ, понимая, что поцелуй с ним, все те ощущения, что я испытал тогда, сейчас медленно погружались в небытие… я захотел поцеловать его ещё раз. — Одолжишь парочку? Никогда не читал книги на английском. — Ты знаешь его? — Да, правда, грамматика страдает, — сердце забилось чаще. Не думаю, что волновался так в прошлый раз. Сжал край мягкого одеяла, нервно сглатывая и устремляя взгляд в его спину. Лучи солнца так красиво падали на него… — Скажешь что-нибудь? Хочу послушать твою произношение, — склонил голову в бок, наверное, прикрывая веки. Наслаждаясь. Он наслаждался мной? Может, мои голосом? — I want kiss you. — Ты забыл добавить… — на автомате начал отвечать он, а потом, запнувшись, замер, — ты серьёзно? — резко повернулся ко мне, встречаясь с моим напряжённым, даже слегка неуверенным взглядом, — не шутишь? — Не шучу, — произнёс на выдохе, наблюдая за тем, как он подсел ближе, усаживаясь напротив и всматриваясь в меня таким восторженным взглядом, что невольно я напрягался сильнее. — Тогда в этот раз мы сделаем это по-другому, — после его слов я опять нервно сглотнул, чувствуя, как порывы ветерка начали обволакивать всё больше, но холоднее не становилось, — открой рот. Бросив на него сомнительный взгляд, я всё же разомкнул губы, но колени отчего-то дрогнули. На мгновение, только на одно, захотелось опять вернуться в прошлое и не дать себе предложить такое, но отступать уже было поздно. Карма приблизился очень быстро, а инстинкты самосохранения потребовали от меня прикрыть веки, что я и сделал… зря. Очень зря. Я отчётливо почувствовал, как он коснулся языком моей верхней губы, провёл по ней, а… а потом зубов. Его язык… боже, это точно был сон. Он проник глубже, провёл сначала по верхнему, после по нижнему ряду зубов, затем по дёснам, словно ощупывая их в поисках всех неровностей. Я от волнения перестал дышать, ресницы дрогнули, а руки сильнее сжали края одеяла, но отпустили, когда их накрыли ладони Кармы, такие тёплые, такие приятные… мы соприкоснулись языками, это было очень скользкое, холодное и будоражащее касание, если бы сейчас я стоял, то ноги бы точно подкосились. Он провёл языком по моему содрогающемуся и прижимающемуся к полости рта, от его кончика повёл дальше, а после почему-то отстранился. Но мне хотелось продолжить. — Расслабься и высунь язык, — не просьба и не приказ, но я послушался. И с какого, интересно, момента я начал всегда идти у него на поводу? Впрочем, мне очень даже нравилось это делать. Приоткрыл веки, послушно высунув язык. Теперь мы смотрели друг другу в глаза, он словно пленил меня, казалось, если бы я осмелился отвести взгляд, случилось бы что-то непоправимое. Карма снова поцеловал меня, но если в прошлый раз он вёл себя осторожно, то сейчас будто воспылал. Наши языки соприкоснулись, и я вновь почувствовал тот незнакомый холодок, снова ощутил, как по телу прошлась лёгкая дрожь. Они переплетались как в медленном танце… наверное, вальсе. Никогда его не танцевал. Карма прикрыл веки, но я продолжал наблюдать, особенно за тем, как невольно хмурилось его лицо, как оно расслаблялось при каждом последующем движении языком, как дрожали ресницы, как краснели мочки ушей, как длинная чёлка спадала на нос. Воздуха катастрофически не хватало, но Карма был напорист, кажется, даже мысли не допускал о том, чтобы остановиться, словно желая попробовать мой язык на вкус. Невольно промычав, я попытался завести правую руку за спину, но оступился, простынь куда-то поползла, и я вместе с ней, сваливаясь прямо на спину и утягивая за собой Карму. Наконец, получилось вздохнуть, но теперешнее положение меня смущало, я чувствовал себя загнанным в угол, но, когда меня загонял Карма, я вовсе не был против. Во рту всё ещё сохранялось странное ощущение, будто мы до сих пор целовались. Я провёл пальцами по губам, их кончиками ощущая тот самый холодок. Очень приятный. Карма придвинулся ближе, он нависал надо мной, щекоча своей чёлкой лицо. Взгляд его был полон чего-то туманного, неизведанного, чего безумно хотелось коснуться, но разум не давал. Карма опустился к шее, я чувствовал, как кончиком носа он проводил по ней, а ещё слышал лёгкий звон. Это ширинки… змейки тёрлись друг о друга. Карма касался губами кожи чуть выше ключиц, оттягивая ворот моей кофты. Сначала он слегка прикусил её, а после провёл языком, явно оставляя след от слюней. Руками я обхватил его, левой коснулся плеча, а правой провёл по волосам… какими же мягкими они были! Пальцами запутывался в длинных, шелковистых прядках, пока их обладатель, не останавливаясь, кусал меня. Происходящее было в разы лучше поцелуя под действием веществ, и не потому что сейчас всё ощущалось ярче, а потому, что мы были гораздо ближе. — И как тебе? — вдруг отстранился он, а у меня сердце замерло от его сладкого голоса. — Ты остановился, потому что время поджимает? — неспокойное дыхание прерывало речь, пожалуй, он меня сильно взбудоражил. — Да, уже почти пять. К этому времени ты как золушка всегда сбегал домой. — Но мы не поговорили… — я всё ещё обнимал его, и это было так… так обычно и приятно. Я не чувствовал себя неловко. Мне это нравилось. — Ничего, приходи завтра. — Тогда я хочу взять одну из книг сейчас. — Без проблем, — усмехнулся, целуя мою щёку. Такое лёгкое, но смущающее движение, — бери те, что у двери. Они новые, я не читал. — Почему же? — Их подарила любовница отца, — я впал в ступор. Неожиданно было услышать такое, — не бери в голову, — будто прочитав в моих глазах удивление, он потрепал меня по голове, ероша длинные волосы и продолжая улыбаться так, словно ничего не произошло. Любовница… получается, построенная моей голове картина его семьи не была верной? Никакого семейного ужина? Задушевных бесед за обеденным столом? Вопросов про работу? Про школу? Я оказался неправ?

***

Я смотрел вслед уходящему Карме, проводившему меня до самого дома. Долго стоял меж деревьев и вглядывался в его удаляющуюся спину, которую пару мгновений назад так тепло и нежно обнимал. Я всё ещё тщетно пытался разобраться в его жизни и строил бессмысленные догадки… не от хорошей жизни он схватился за лезвие. Мне оставалось только надеяться на то, что я всё ещё мог его понять… Лёгкий ветерок. Он преследовал нас от дома Кармы вплоть до моего. Улица всё ещё была пуста, несмотря на то, что постепенно день подходил к концу, а солнце уплывало за горизонт и скрывалось меж крыш соседних домов. Наверное, пара минут, и её заполнили бы люди, спешившие с работы домой. Пока не поднялась шумиха, я наслаждался тишиной, всё ещё не торопясь домой и отчего-то замерев на месте, пока Карма совсем уж не скрылся из вида. Я сжимал висевшую на плече тканевую сумку с книгой внутри, пока до ушей не донеслись отголоски приближающихся шагов. Умеренно быстрые… — Нагиса! — мужской голос. Надоедливый и невыносимый. Я уже устал от него… это был голос мистера телохранителя, — я хотел навестить вас, но дома никого не было, думал, зайти завтра, но хорошо, что встретил тебя здесь, — несмотря на то, что он торопился подойти ко мне с явно неблизкого расстояния, отдышки у него не наблюдалось. Неужели он был спортсменом? Что ж, он сказал хорошо… пожалуй, хорошо только для него. — Не приходите больше, — что-то мне подсказывало, что так я ему уже не раз говорил. До чего же упёртый взрослый. Упёртый и очень раздражительный. Пожалуй, сейчас я начинал жалеть о том, что не задержался у Кармы дольше. Честно, хотелось, но мне казалось, что мама вот-вот уже должна была прийти. — Как твой учитель, я обязан добиться того, чтобы твой попечитель тебя услышал. — Вы сами не хотите меня слышать, — как же он надоедал… я же столько раз просил его отстать от нашей семьи, но мистер телохранитель всё наседал и наседал. Он протянул ко мне руку, хотел схватить за плечо, придержать, чтобы я не сбежал, но я вовремя уклонился от его больших ладоней и поспешил в сторону дома. И, конечно же, он пошёл за мной. И на любые мои недовольные бурчания молчал, преследуя до самой квартиры. Откуда у взрослых бралось столько терпения? — Послушай, твоя мама считает, что ты не хочешь учиться вместе со всеми, она решает за тебя, не давая тебе права выбора. Я здесь, чтобы сделать то, что она якобы не может. Давай поговорим, ты не должен лишать себя радостей жизни по её прихотям, — его голос был до чёртиков спокойным и нервирующим. Я даже почувствовал лёгкий жар, прошедший по телу как недавний ветерок. Не хотелось признавать его правоты. Мама — это не просто попечитель. Я — всё, что у неё есть. Разве мистер телохранитель, постоянно пытающийся вернуться меня к обычным школьным будням, никогда не терял ничего важного? Я бы посмотрел на его выражение лица, когда его котёнок собрался бы уйти и бросил бы его в одиночестве. Котёнок… Я сравнил с себя с домашним животным… — А теперь послушайте вы, — и откуда во мне взыграло уважение к нему? — Я не хочу учиться в школе. Меня устраивает домашнее обучение, меня устраивает потеря ваших навязанных «жизненных радостей», меня устраивает нынешнее положение дел и отношения в семье, так что хватит, — схватился за дверную ручку, вцепившись так, что на миг показалось, будто железяка под напором могла треснуть. Мистер телохранитель стоял за моей спиной, я чувствовал его негодование, его замешательство, его нежелание отпускать меня. Взрослые жуткие, — отстаньте от моей семьи. — Нагиса, — снова произносил моё имя, как же это резало слух, — если ты не можешь повлиять на свою мать, придётся мне… школе. Попроси завтра её быть дома. Руководству есть, что с ней обсудить. Завтра… Боже, нет. Мы же с Кармой… Мистер телохранитель, правда, собрался уходить, но теперь уже мне нельзя было его отпускать, я резко развернулся и схватил его за рукав пиджака, не давая уйти, ровно также, как и он ранее хотел удержать меня. Ни в коем случае нельзя было его отпускать, ведь завтра я снова собирался зайти к Карме, расспросить его о родителях и книгах. Узнать, о чём он думал, чем жил и чему планировал посвятить свою жизнь… да много вопросов можно было бы ему задать, и я бы задал их все, если бы завтра нас никто не трогал! — Не приходите завтра! — не знаю, казалось ли мне, но мой голос был слишком отчаянным, слишком странным… абсолютно другим. Я никогда не разговаривал с ним так. — Это для твоего же блага. Школа обеспокоена твоим будущим и намерена в следующем месяце прервать домашнее обучение. Только от тебя зависит, будешь ли ты учиться со всеми или не будешь учиться вовсе, — его слова не были бы так страшны, если бы это не означало, что моё общение с Кармой могло пострадать… раньше я бы не среагировал, если бы мама позволила учиться со всеми, но сейчас, когда дни я проводил вне дома… я недостаточно много времени провёл с Кармой, чтобы отдаляться от него сейчас. Тем более таким образом. — Прошу вас, только не завтра. Есть же целые выходные. Приходите в любой из них, мы будем дома, обещаю, — так слёзно умолял ему, что самому стало тошно. Даже перед мамой я никогда так не лебезил, так что, если бы мистер телохранитель отказал в моей просьбе, не знаю, чтобы с ним сделал. На самом деле ничего… я бы ничего не смог. Но он ведь не был бесчувственным… как вообще можно отказаться ребёнку в просьбе, тем более, когда он так за тебя цеплялся? А рукав его я сжимал очень сильно, притягивал к себе, удерживал так, что вырваться из моей хватки было невозможно. — Тадаоми Карасума, — мамин отстранённый и очень холодный голос. Мы были на лестничной клетке перед дверью нашего дома. А я не там. Я не дома. Я здесь. Не может быть… — Мадам… — он видел её насквозь. Её недовольное выражение лица, её глаза, полные злобы и раздражения. В них не было места для любви и заботы. Она подошла быстро, схватила меня за руку и насильно оттащила от мистера телохранителя за свою спину, склоняя перед ним голову. — Я не жалую, когда ко мне приходят без дозволения, так что прошу в следующий раз предупреждать о визите заранее. Моему сыну нужен покой, ваши внезапные приходы пагубно сказываются на его здоровье, так что… надеюсь, вы меня поняли, — гордо выпрямилась, не меняясь в выражении лица. В глазах отчётливо бушевал самый настоящий шторм, я чувствовал исходящую от неё ярость, она поглощала меня с головой, но мама оставалась непреклонной, непоколебимой. — Я понимаю вашу злость, но мы встретились с Нагисой случайно. Раз подвернулся такой удобный случай, я предупредил его, что завтра руководство школы придёт поговорить с вами двумя, — он был спокоен, чертовски спокоен, пока мама продолжала сжимать мою руку, её пальцы давили на кисть, на мелкие шрамы, и доставляли немало дискомфорта, в какой-то момент я почувствовал неприятное жжение, острые ногти впились в кожу. Поджав губы, я опустил взгляд, надеясь на то, что мы как можно скорее вернёмся домой, но мама не двигалась с места, замерла как статуя… — Не стоит, ему комфортнее обучаться дома, — веко задёргалось. Она недовольно вздохнула, сопровождая мистера телохранителя раздражённым взглядом, — лучше бы вы позаботились о его переводе. — Если вы так на этом настаиваете, то завтра школа с радостью это обсудит, — он закончил. Даже не стал выслушивать мамины нелепые возражения и покинул нас. Ушёл специально, чтобы мы не могли возразить и воспрепятствовать его решению прийти. Мама же, всё также меня удерживая, молча открыла дверь. Два оборота. Она толкнула меня за порог квартиры, прикрывая за собой дверь. Эмоции на лице так быстро менялись, что я не мог предугадать её дальнейшей реакции, отчего становилось не по себе… даже немного страшно, потому что я знал, на что она была способна в настоящем гневе. — Завтра… — проговорила про себя, кусая губы. Спиной облокотилась о дверь, взгляд её судорожно забегал по прихожей, а на лбу выступила лёгкая испарина. Сумка с глухим стуком упала на пол. Она поднесла ладонь ко рту, пальцами коснулась губ и зубами вцепилась в ногти, сведя брови к переносице, — завтра меня не будет… Нагиса, — встрепенулась, подошла ко мне и, схватив за плечи, притянула к себе, вглядываясь настолько обезумевшим взглядом, что на миг я невольно дрогнул, — не открывай им. Сделай вид, что никого нет дома… этот мужчина… — её ноги подкосились, она осела на пол, смаргивая подступившие к глазам слёзы. Под давлением маминых рук я сел перед ней, сжимая ладони на коленях и не представляя, что делать дальше… губы пересохли, а все мысли из головы словно исчезли. Она молчала, и молчание её сводило с ума. Мне становилось страшнее, но такого не должно было быть… я не должен был её бояться. — Нагиса, прости… — шептала она, впиваясь ногтями в мои плечи. Эта её привычка всегда была ужасной. Она придвинулась ближе. Казалось, вот-вот бы обняла меня, о чём раньше я мечтал постоянно, но её холодные руки вновь потянулись к волосам. Огладили их, не меня. Пальцами она проводила по отдельным прядкам, успокаивала себя, поглаживая их и перебирая так плавно и долго… И правда, белена. Она была такой же красивой и такой же мерзкой. — Он заставил тебя выйти? Прости, если бы я пришла раньше… если бы меня не задержали, прости, Нагиса, прости меня, — лепетала перед моих ухом, наматывая волосы на пальцы. Верно, она изначально собиралась задержаться, купить цветы, но… их не было с ней. — А как же цветы, мама? Где орхидеи? — она отстранилась, протёрла ладонью щёки и поднялась. Так резко и неожиданно, что я от страха встрепенулся. — Что у тебя на плече? — помутневший взгляд остановился на тканевой сумке с длинными лямками, в которую я положил книгу, одолженную у Кармы. Но маме об этом знать не стоило… почему она так неожиданно перевела тему? — Тадаоми… учитель дал, — она всегда была очень чуткой, так что на мою запинку обратила внимание. Я хотел подняться, мне не нравилось наше нынешнее положение, когда приходилось смотреть на неё снизу-вверх, но мама… она занесла руку… занесла руку для удара. Она собралась… Резкий удар по щеке, и я прокусил себе нижнюю губу. В глазах от боли на секунду потемнело, а после разразились вспышки света, они переливались яркими цветами, слепили меня. Инстинктивно схватился за щёку, прижал к ней холодную ладонь, не решаясь бросить взгляд на маму. Я не ожидал, честно, не ожидал, что она снова разозлиться. Да я и не хотел её злить, просто ничего более смышлёного в голову не пришло, я, правда, не думал, что упоминание о мистере телохранителе вызовет у неё такую бурную реакцию. — Никогда ничего у него не бери. У него только одно на уме — мешать нашей спокойной жизни. Отдай мне сумку, — недовольно проговаривала она, показательно вытягивая руку вперёд, но я не мог отдать ей книгу Кармы. Я обещал вернуть её… но мама так предательски не отступала и ждала. Требовала и ждала, — Нагиса, отдай её мне. Она не могла знать о книге, но звучало так, будто… на мгновение у меня возникло ощущение, словно она обо всём знала, но такого просто-напросто быть не могло. — Давай… давай поговорим об этом позже? — всё-таки решился поднять взгляд, встретившись с её злобой лицом к лицу. Я всё ещё прижимал ладонь к щеке и чувствовал, как с каждой секундой лицо всё больше опаляло жаром… не потому ли, что мама прожигала меня недовольным взглядом? — скоро должен прийти гость, помнишь? Он уйдёт, и мы всё обсудим, — мой голос настолько дрожал, что невольно я начал переживать сильнее. Никогда раньше такого не было. Обычно все её недовольства я воспринимал спокойно, но в этот раз всё произошло слишком неожиданно. Так захотелось вернуться к Карме. Дома у него было очень тепло и уютно. — Не пытайся торговаться со мной! — я отступил назад, чувствуя давление с её стороны, — отдай сумку по-хорошему, прекрати выводить меня из себя! Или этого ты хочешь? Чтобы я опять сделала тебе больно, а потом, стоя на коленях, унижалась?! Сколько ещё ты будешь мучить меня?! Я… — слёзы… слёзы полились по щекам, она прижала руку к груди, прямо к сердцу, продолжая подступать ко мне, — я в первую очередь страдаю из-за твоих болезней. Так почему ты не можешь быть ко мне снисходительнее? Почему ты идёшь у всех на поводу?! Почему посторонние для тебя люди важнее меня? Разве я заслужила подобного к себе отношения? — её голос начинал срываться на крик, а глаза покраснели, словно она вот-вот могла впасть в истерику. Её напор очень пугал, но я не мог отдать сумку, правда, не мог, и не из-за гордости или чего-то подобного, не из-за желания над ней поиздеваться, а потому что это была книга Кармы… я… я, правда, не хотел её расстраивать! Она продолжала идти ко мне, а я отступать назад. Когда стопы мамы касались ковра, я вздрагивал, предчувствуя что-то нехорошее. Свет до сих пор не был включен. Но через окна, завешанные тюлью, на нас падали последние, слабые солнечные лучи и в их свете мама смотрелась ещё более живой и пугающей. — Я делаю всё для тебя, но ты не можешь сделать для меня ничего? Ох, я поняла… поняла тебя. Я всё поняла, — сжала кофту на груди до такой степени, что побелели костяшки, и наверняка её острые ногти впились в нежную ладонь. Она продолжала злиться, но тон её голоса, ровно, как и мой, содрогался, — хочешь сбежать от меня так же, как и твой отец…? Вперёд, Нагиса, дорога открыта! Я не держу тебя и никогда не держала! Я всегда знала, что ни я, ни мои старания — мы ничего не значим для тебя! — она вновь осела на пол, закрывая ладонями лицо и рыдая… мама рыдала, плакала так громко и несчастно, что у меня начинало звенеть в ушах. Я ведь… никогда ничего подобного ей не говорил… Я пытался… всё это время я пытался! Я пытался быть с ней, пытался понять её, но в итоге… в итоге трусливо сбежал в свою комнату, запираясь в ней и облокачиваясь на дверь ровно так же, как и она… снял с плеча сумку и, сжимая её в руках, почувствовал, как участилось дыхание, как дышать становилось всё больнее и больнее, а колени тряслись… я зажимал ладонью рот, пока до ушей продолжал доноситься её плач. Перед глазами всё плыло, полыхало, тело ныло, а в голову ударяло лёгкое головокружение, я точно больше не мог дышать. Наверное, это всё то вещество… или… побочный эффект от непринятых таблеток. Ужасно… это всё было ужасно! Здесь, дома было невыносимо сложно, надоедливый мистер телохранитель, извечные гости по вечерам, запах дешёвых благовоний, идеальные орхидеи и мама… Я одновременно очень её любил и начал ненавидеть, потому что больше не мог выдержать. Это всё… было слишком тяжело