Плач акации

Прекрасный вечер. Я и мечтать не мог о таком славном ужине с мамой Кармы. Вечернее зарево уже укрывало город, дневную теплоту сменяла вечерняя прохлада, на небе всё ещё не было ни одного облачка, а я впервые за долгое время так аппетитно ужинал. Мне и в голову раньше не приходило, что приготовленная с любовью еда могла настолько отличаться от холодной покупной. Так как гостиная комната и кухня были совмещены, включённый напротив дивана телевизор немного отвлекал от разговора, но наблюдать за увлекающейся просмотром вместо ответов мисс Акабанэ было приятно. Мне нравилось, как она медленно уходила в свои раздумья, как замирала и на время отключалась от беседы, хлопая своими длинными ресницами и устремляя взгляд на мелькающую, цветную картинку в экране. К слову, одним чаем мы не ограничились, и спустя полчаса она накрыла на стол вкусный ужин, и до самого вечера мы сидели вместе, болтая совершенно ни о чём. Никаких серьёзных тем или разговоров о школе. Она словно боялась переступить черту дозволенного, потому что все её вопросы звучали настолько размыто и образно, что иногда приходилось изрядно поломать голову, прежде чем что-то ответить. Я никогда ни чаял расспросы, особенно, касающихся семьи, но в мире существовало ещё так много интересных вопросов, так почему бы ей не задать их? Карма же в основном молчал, явно наслаждался новой обстановкой и наверняка был рад тому, что мы с его мамой поладили, я уверен в этом, ведь, прикрывая веки, он просто вслушивался в разговоры и мягко улыбался. Я бы хотел запечатлеть эту его улыбку. Если бы можно было остановить время, я бы сделал это прямо сейчас и сфотографировал его на память. Потом. Обязательно попрошу его о фотографии потом. Говоря о времени… оно поджимало. За безмятежной трапезой я не уследил за ним и только по внутренним ощущениям понимал, что пора было уже покидать эту приятную, семейную обстановку. Покидать и возвращаться к маме, такой вечно холодной и отстранённой. Она бы не спустила мне с рук выход из дома. Может, даже догадалась бы о том, что я почти каждый день так покидал его. — Так, где вы говорите, работаете? — обратился к мисс Акабанэ, отгоняя негативные мысли прочь. Несмотря на предстоящую ссору, я бы не хотел уходить так скоро, поэтому ещё немного… не думаю, что успел бы вовремя прийти, мы всё равно столкнёмся сегодня, так что не было смысла спешить… я просто собирался ещё на пару минут задержаться здесь, а после обязательно бы поспешил домой… ещё немного. — В гончарской мастерской. Оклад там невысокий, но это лучше, чем ничего, да и с моей неаккуратностью самое то. Возможно, если бы я не бедокурила так часто, то перевелась бы куда-нибудь в другое место, или сама бы стала мастером, немного опыта у меня есть, тем более я почти каждый день вижу, как создаются настоящие шедевры, но… но уверенности пока не хватает… да, не думаю, что вообще когда-нибудь решусь на это, — мне нравились её длинные ответы и размышления в процессе разговора. Она старалась отвечать подробно, объяснять, что и к чему. Я бы хотел поболтать с ней подольше… возможно, даже обсудить что-нибудь серьёзное. До чего же приятной и общительной она казалась. Но как такая рассудительная и умная женщина смогла угодить в лапы такого нечестного мужчины? Интересно, задавался ли Карма таким вопросом? — Если вы хотите большего, то не стоит выжидать подходящего момента. Он может никогда не наступить, и вы прождёте зря. Не в уверенности дело, а в вашем собственном желании, если оно сильно, то больше вы не будете ждать счастливого часа, — она отвлеклась от беседы, а Карма с нескрываемым удивлением глянул на меня. Вероятно, ожидал абсолютно любого ответа, но не такого наставления. Возможно, я лез не в своё дело, но что-то внутри подсказывало мне, что ответить так было нужно. Я чувствовал, что должен был подтолкнуть её, потому что без подобных слов мисс Акабанэ не решилась бы. — Ох, прости, я немного отвлеклась, — прошлась пальцами по шее, неловко усмехаясь и виновато сводя брови к носу. — Да уж, в самый подходящий момент, — закатывая глаза, отвечал ей Карма, возвращаясь к своему горячему чаю. Её рука всё ещё была на шее. Нервно сглотнув, отчего-то я провёл по своей. Она горела. Ранки от маминых ногтей уже давно зажили, но всё равно болели, и даже сейчас я чувствовал, как медленно по телу расползалась пульсациях от них. Из-за небольшой словесной перепалки с её клиентом она сотворила что-то настолько… Но эта ситуация была отлична от той. Какой была бы её реакция, не обнаружь она меня дома? Закончилось бы всё также или хуже? Пальцы дрогнули, словно мимолётно сжались на шее. Если птичка зачастила вылетать из клетки, её навсегда закрывают. — Нагиса? — Карма дотронулся до моего плеча, его горячие касания привели меня в чувства, но я невольно вздрогнул и встрепенулся, устремляя на него взволнованный взгляд, — всё в порядке? — Мне надо домой… — он всё ещё касался меня. Его рука была настолька близка, что могла дотянуться до самой души, но он убрал её, поднимаясь из-за стола. — Точно, уже пять, нам следует поторопиться. Пойдём, я провожу тебя, — потянул меня вслед за собой, из-за чего я успел только невнятно проговорить его маме что-то напоследок, а она в ответ, пролепетав что-то похожее, лишь кивнула, возвращаясь к своим раздумьям. Пожалуй, у нас с ней было даже больше общего, чем я мог себе представить. По крайней мере, умение надолго уходить в собственные мысли. — Извини, что так выдернул, — проговорил Карме, надевая обувь и выходя из квартиры вместе с ним, — не уследил за временем. — Мне тоже стоило обратить на это внимание. Твоя сильно ругаться будет? — он не сказал мама, хотя раньше говорил. Немного странно, но я бы предпочёл опустить этот момент. — Не знаю, поэтому и сорвался. Боюсь, как бы она чего похуже удушения не учудила. По скользким лестницам спустились на улицу, прямо на бодрящий, вечерний ветерок, так приятно обволакивающий разгоряченное тело. И отчего бы я начал гореть? Карма молчал, пока я на мгновение замер, подставляя лицо прохладным, освежающим порывам. Где-то в груди ютилась тревожность. Она опустошала и расползалась по венам, вгоняя меня в волнение. Карма крепко ухватил мою руку и повёл за собой, небыстро и немедленно. Тишина нависала над нами, небо укрывало, а свет от фонарей сопровождал каждый шаг. Из-за них невозможно было разглядеть ни единой звёздочки. Интересно, сейчас у старого вишнёвого дерева было также светло, как и у нас? Или оно погибало там, в темноте и одиночестве, готовясь утонуть в свете луны… надо обязательно его навестить. Мы продолжали идти, пока я не дёрнул Карму обратно, в только что прошедший переулок. Как раз там утром я видел коробку с кошкой, так что на радости потянул его туда за собой. Тревога всё ещё вытесняла здравые мысли из головы, но я не мог так спокойно поддаться ей и не позаботиться о той злющей и капризной особе. Мы подошли прямо к влажной коробке, странно, что она до сих пор не высохла, рядом прохвостки не было, так что я присел на колени и потянул руки, чтобы открыть её, но… — Её нет, — прошептал под нос, медленно почувствовав, как всё нутро только что провалилось под холодный асфальт. Отодвинув картонную коробку в сторону, я заметил, как за ней из-за ветра пошевелились сероватые клочки шерсти. В голову ударили самые страшные и жестокие мысли, а к глазам подступили слёзы. Это чувство страшнее тревоги. Я медленно и глубоко дышал, пытаясь переварить увиденное и трезво оценить ситуацию, но пальцы тряслись, и дрожь их я не мог успокоить. Неужели её забрали? Усыпили? Сбили? Над ней издевались? Неприятный, горький ком подступил прямо к горлу. Мне даже почудилось, что окружающее меня пространство резко потемнело, поплыло так, будто закружилась голова… или она закружилась взаправду? Я опоздал. Убеждал маму Кармы, что не стоило выжидать счастливого момента, что надо действовать, а сам в итоге… Упустил. — Разве это не твоя красотка? — Карма мягко огладил моё вздрагивающее плечо, указывая куда-то в сторону, где кончался высокий, каменный забор, а из-за него… выглядывала та самая кошка! — Вот прохвостка, — я всё ещё чувствовал тревогу, но завидев её издалека не мог не обрадоваться тому, что с ней всё было хорошо. Цела и здорова. Боже, спасибо. — Грязнючая, но глаза игривые. Ты ей нравишься, — смеялся Карма, всё ещё держа руку на моём плече и наблюдая за тем, как кошка, виляя сероватым хвостом, медленно двигалась в нашу сторону, что-то мяукая под нос. Я смущённо смахивал слезинки с ресниц и поднимался, отчего-то усмехаясь. Прежде я никогда не сомневался в своём воображении, но надумать себе такое… — с ней всё хорошо, не переживай. Спокойный и расслабляющий голос Кармы всегда успокаивал меня лучше любого медицинского средства. Он присел на корточки и подозвал к себе кошку, а та негодяйка так радостно нырнула ему в руки, что на мгновение, всего на одно, я ей позавидовал. Его шершавые пальцы огладили её грязные ушки, прошлись по шее, по выпирающим позвонкам вплоть до кончика хвоста, а она в ответ мурчала и просила ещё. Карма поднял её, ещё раз прошёлся по шёрстке, уложил на руки и поднялся, не сводя с неё глаз. Думаю, рассказать ему про неё было правильным решением. Продолжая ласкать кошку, он повернулся ко мне, разглаживая её мягкие подушечки пальцев. Его сияющие в вечернем зареве глаза загорелись ярче самого пламени. Он улыбался, морщил нос, а шелковистая чёлка спадала прямо на мягкие очертания лица. Я невольно потянул ладонь к алым волосам, хотел поправить пару прядок, огладить их и проверить, не изменили ли они свою мягкость, но вовремя поймал себя на мысли, что это было слишком необдуманное решение. — Продолжай, — проговорил Карма, а у меня внутри, честное слово, вспорхнули бабочки. Они ударялись друг о друга большими, ляпистыми крыльями прямо под поджелудочной и жужжали, правда жужжали, как самые настоящие осы. Я словно провалился сквозь землю, но не от стыда, а от приятного волнения. Нутро содрогнулось. Я завёл руку под пушистые пряди, трясущимися пальцами зачесал чёлку и замер, встречаясь с Кармой взглядом. Его глаза горели. Они смотрели только на меня и полыхали, наслаждались тем, что видели. — Давай… поцелуемся ещё раз, — не знаю, как эти слова сорвались с губ, я даже сам этому удивился, но они точно были искренними. Ладонь не двигалась, сгорала от тепла Кармы, как и я, отводя глаза в сторону и чувствуя на себе его пристальный, поглощающий взгляд. Солнце медленно уплывало за горизонт. Прохвостка в его руках мурчала и ластилась, обвивая своим пушистым хвостиком его ладонь. Рядом не было ни одного человека, ни одна машина не проезжала мимо, и даже фонарные столбы загорались абсолютно бесшумно. Словно мы остались одни во всём этом мире… Карма прикрыл веки. Боже, неужели он побуждал меня к действию? Хотя всё правильно, это ведь я предложил такое. Нервно сглотнув, я, как в самом дешёвом фильме о подростковой любви, встал на носочки и потянулся к нему, невольно сетуя на кошку в его руках. Если бы не она, возможно… только возможно, я бы обнял его и крепко-крепко прижал к себе. Он всё ещё держал глаза закрытыми, длинные ресницы содрогались, пара волосинок выбивались из-под моей руки из-за лёгких порывов ветра, а я медленно спускал её к щекам. Нежные и румяные. Карма будто был сделан из сахарной ваты. Никогда её не пробовал. На самом деле, думаю, сейчас бы я с лёгкостью смог поцеловать его, просто… мне нравилось смотреть. Мне нравилось наблюдать за мельчайшими изменениями в выражении его лица, за каждой мимической морщинкой или невольной полуулыбкой. Мне нравилось мысленно отсчитывать секунды, пока он терпеливо ожидал и начинал хмуриться, но не от злости, а от непонимания. Невесомое касание губами. На мгновение все звуки из этого мира исчезли. Мы остались вместе. Только вдвоём. Я провёл языком по его шершавой нижней губе, коснулся кончиком всех маленьких ранок и порезов, неуверенно дотронулся до несжатых зубов и углубил поцелуй. Это было одновременно странно и приятно. Я чувствовал лёгкий холодок и самое настоящее тепло, расплывающееся по всему телу. Язык к языку. Он отвечал… ухмылялся и отвечал на мои движения также плавно и легко. К слову… его слюна отличалась по вкусу. Странная заметка, но она была сладковатой. Я всё-таки завёл руки ему за спину, опустил их и уложил на плечи, мысленно тая в его объятиях, пока между нами продолжала урчать кошка, и ей явно не нравилось моё присутствие, потому что урчание переходило во что-то недовольное. Я собрал каждую слюнку, прошёлся по всему его языку и, улыбнувшись, отстранился, возвращая руки к себе и размазывая пальцами по своим губам сладкую слюну. — Какая же она собственница, — шептал под нос, неодобрительно осматривая прижавшуюся к его груди кошку. — Прямо как ты, — пошутил он и огладил её ушки, — так, когда встретимся в следующий раз? — Послезавтра… хорошо? — стоило перестраховаться на случай, если мама уже была дома, потому что если да, то завтра я бы вряд ли смог подняться с кровати.

***

Поднимаясь по ступенькам на свой этаж, я услышал грубые и очень громкие возгласы взрослых. Обычно на площадке никого не было, мне редко попадались соседи на глаза, а в данный момент там явно была какая-то потасовка. Время сильно поджимало, а значит, дожидаться, пока все разойдутся, нельзя было, так что, желая незаметно проскочить меж взрослых, я направился в сторону своей квартиры. — Вы же полицейские, неужели так сложно выяснить, кто это сделал? — знакомый голос донёсся до моих ушей. Приоткрыв дверь на площадку, я увидел бедную, маленькую жену Мистера Ю и двух возвышающихся над ей мужчин в строгой форме. — Ни свидетелей, ни камер. Мы не волшебники, чтобы по щелчку пальцев разгадывать подобные детские шалости, — вяло проговаривал ей первый, пока второй что-то упорно записывал в блокнот. — Детские?! Его избили, а вы называете это шалостями? На его жизнь покушались! — Успокойтесь, мадам, — он взмахнул руками, поправляя фуражку и недовольно фыркая на её отчаянные возгласы. — Да как можно в такой ситуации оставаться спокойной? — глаза покраснели и наполнились влагой, щёки вспыхнули, а колени подкосились, так что она чуть было не схватила разговаривающего с ней полицейского, но её руки вовремя подхватил второй. — Мы сделаем всё, что в наших силах, — пролепетал он ей почти на ухо. До этого второй мужчина стоял ко мне спиной, и я не мог разглядеть его лица, но сейчас отчётливо видел, как оно покрывалось испариной, лоб морщился, а взгляд тревожно бегал по маленькой жене Мистера Ю, оглядывая её с головы до пят. Удерживаемая полицейским, в его руках она казалась ещё меньше. — Нагиса! — заметила меня, и я увидел, как в её взгляде вспыхнула надежда, но мне не хотелось пересекаться ни с ней, ни с этими страшными взрослыми, так что я просто поспешил обойти их, надеясь проскользнуть мимо, но она вырвалась из больших лап полицейского и схватила меня за плечи, притягивая к себе и впиваясь в них острыми, очень твёрдыми ногтями. Несмотря на всю её миниатюрность, хватка была не просто тяжёлой, а мёртвой, — ты ведь всегда сидишь дома, правда? — полицейские опешили, не сразу сообразили, что делать, когда она вцепилась в меня и начала говорить так слезливо и… и отчаянно пугающе. Впервые она меня так сильно насторожила, — ты должен был видеть, хотя бы слышать… пожалуйста, скажи, что слышал! — прижалась ко мне и, кажется, начала плакать. Она, правда, бесшумно заплакала, пока я совсем не понимал, чего именно жена Мистера Ю так хотела. — Пожалуйста, Нагиса… Полицейские оттащили её, начали приводить в чувства, успокаивать и похлопывать по плечам, пока я пытался отойти от шока. — Ничего… — тихо проговорил ей, понимая, чем всё могло кончиться, — я ничего не слышал, — и поспешил сорваться с места настолько быстро, насколько только мог, под недовольство взрослых и их желание меня остановить. Захлопнув за собой входную дверь, я трясущимися руками провернул ключ и отошёл в сторону, потому что полицейские, а я их точно слышал, столпились за ней и начали стучать… они били её, а вместе с этими неприятными глухими стуками я всё больше слышал женские всхлипы, переходящие в громкий плач, буквально раздирающий сердце. Если я правильно понял… На мистера Ю напали. Неужели прямо на лестничной площадке? И как давно? Но кто мог на такое решиться? Кому вообще надо было совершать что-то подобное? Я не знал его достаточно хорошо, но в свете последних событий и осведомлённый о его непростом характере и противоречивых интересах, думаю, он этого заслуживал… жалко было только его жену. Бедная за него так переживала, не зная о мерзкой натуре мужа. Пришлось отойти ещё дальше, потому что полицейские продолжали напирать. Неужели они думали, что я был причастен к избиению? Я же говорил, что ничего не слышал, да и мне надо было бежать домой, ведь мама… Мама. Её не было дома. Но она могла вернуться в любую минуту, и я бы не хотел, чтобы мама застала здесь такую сцену. Плечи ныли. Это болели ранки, оставленные женой Мистера Ю. Они так неприятно саднили, когда ткань одежды соприкасалась с ними и натирала… прижимая руки к груди, я медленно вдыхал носом и выдыхал ртом, надеясь скорее успокоить дыхание и перестать так сильно волноваться, но от каждого нового стука колени пускались в пляс с новым ритмом сильнее предыдущего. К счастью, стук прекратился. Я невольно замер, всё же дожидаясь новых страшных звуков, но пока уши ласкала только манящая тишина. Приятное после неё чувство было схоже на затишье перед самой страшной бурей. — Нагиса? — голос мамы по ту сторону двери. Он звучал слегка настороженно, но спокойно. Возможно, услышь я его в первый раз, подумал бы, что она заботливо спрашивала меня о чём-то, но слышал я его не в первый, так что это всё было наигранно… я понимал это даже более отчётливо, нежели раньше, потому что теперь было с чем сравнивать. Сразу вспоминался тон Кармы… он был по-настоящему заботливым и сладким-сладким. Настолько приятным, что мне невольно хотелось слушать только его. Я провернул ключ и открыл дверь, встречаясь с помутневшим от злости маминым взглядом. По голосу она не казалась настолько рассерженной. За её спиной стояли те самые полицейские, нервно дышали, а их грудь так сильно вздымалась, будто была готова лопнуть. Я бы посмеялся с этого, если бы не был объектом их злости. — Объяснись, — не грозный и не командный тон. Он звучал так, словно я стоял на эшафоте. Отчего-то меня даже сильнее бросило в дрожь, а по спине прошёлся неприятный холодок, напоминая о том, как искусно мамины руки смыкались на моей шее в ванной. Инстинктивно захотелось протереть кожу, избавиться от жутких, фантомных наваждений, но мама продолжала смотреть, прожигать, а во взгляде её чувствовалось что-то иное, одновременно свойственное и несвойственное ей… жуткое. — Я не понимаю, чего от меня хотят наши гости, — еле слышно пролепетал ей в ответ, опуская голову так, будто бы в чём-то провинился. Отчего-то внутри всё напряглось, я ощутил самый настоящий страх, и на мгновение мне показалось, что если бы я посмотрел на неё сейчас, то случилось бы что-то очень страшное. Маме пришлось пропустить полицейских внутрь и усадить за — о боже — тот самый диван. Он был проклят. Я уверен, он точно был проклят и притягивал к себе одни сплошные неприятности. Жена Мистера Ю тоже зашла, словно ничего не боялась, хотя мою маму ей бояться стоило… как бы я не хотел, чтобы они пересекались. — Мисс, ваш сын может оказаться ценным свидетелем. Возможно, вы ещё не знаете, но вашего соседа… Назвал его поимённо. Странное и слишком длинное имя. Не думаю, что когда-нибудь у меня получилось бы запомнить его. Как оказалось, Мистер Ю, правда, избили и очень сильно. В данный момент он лежал в больнице в тяжёлом состоянии, но зато в сознании. Нападавший целился в руки и шею, из-за чего теперь Мистеру Ю тяжело давался разговор, и он часто хрипел от боли. Жутко, наверное, такое слышать… — Мы можем обращаться к тебе по имени? Нагиса? — я глянул на маму, стоящую рядом со мной напротив дивана и, получив утвердительный кивок от неё, оглядел всех находящихся в комнате. — Да, — среди взрослых я чувствовал себя как в кустах колючего репейника. Плоды были острыми и твёрдыми, царапали, даже разрывали кожу, хотя такое им было несвойственно. Полицейские внимательно изучали мою реакцию, жена Мистера Ю ждала ответов на все волнующие её вопросы, а мама молчаливо наблюдала и решала мою судьбу. Как же я хотел к Карме. — Насколько мы поняли, — начал первый, пока второй опять взял блокнот с ручкой, — ты часто сидишь дома, а значит, мог что-то слышать… — Нет, я ничего не слышал, — не знаю, стоило ли скорее их гнать, потому что мама была слишком тихой… иногда мне казалось, что я переставал слышать её дыхание, вот настолько всё было плохо. — Не перебивай, — строго проговорила она, скрещивая руки на груди и бросая недовольный взгляд на жену Ю. — Скажи, в последнее время происходило что-нибудь странное? — он игнорировал моё поведение. Полицейские не казались особо заинтересованными в допросе, но при этом не торопились его заканчивать. — Было тихо. Они молчали. Все в комнате молчали, словно чего-то от меня ожидая. Но что я мог им сказать? Даже если бы я, правда, всегда был дома, разве мог бы хоть что-то услышать? Ну, что за глупости. — Нагиса, от твоих ответов зависит, найдём ли мы плохого человека. То, что произошло с твоим соседом, могло произойти и с твоей мамой, — ох, да он разговаривал со мной, как с маленьким ребёнком. Если бы маму… если бы она осталась в больнице, наверное… я бы смог целую ночь провести с Кармой. Нет, это были жуткие мысли. — Жалко, что от ответов подростка зависит исход целого дела взрослых в фуражках, сочувствую вам. Они опешили. Опешили и разозлились, а мама встряла в разговор, обхватывая ладонями мои плечи прижимаясь ко мне. — Извините его, он болеет, так что ему тяжело находится дома. Мальчик всегда в своих мыслях, а признаваться не хочет… скорее всего, опять над чем-нибудь задумался и пропустил всё мимо ушей, а говорить об этом стыдно, — ладонь перешла на голову, мама погладила по волосам, словно пытаясь успокоить, но на деле властно прошлась пальцами по своей собственности. Коварная женщина, — мне с ним так тяжело… много средств уходит на лекарства, а благодарности в ответ никакой, — сжала. Она сжала одну из прядок и потянула на себя, — если он всё же что-то вспомнит, мы обязательно с вами свяжемся. Нагиса всё расскажет… обязательно расскажет. Она обращалась не к ним. Она обращалась ко мне. Полицейские поднялись, устало вздохнули и, взяв под руку жену Мистера Ю, поспешил на выход. Они поверили словам мамы и сейчас собирались оставить нас. Они… неужели они, взрослые полицейские не раскусили её лжи? Не догадались о её настоящей натуре и собирались бросить меня на растерзание самому настоящему дикому и голодному зверю? Какие, однако, взрослые — ужасные люди. Ушли. Оставили нас, захлопнув дверь, и вышли. Мамины руки огладили мою тонкую шею. Пальцы медленно прошлись по коже, покрытой мурашками, и замерли. Она остановилась, не собиралась сжимать их, а лишь переменилась в настроении и продолжила говорить. Это было так необычно и странно. — Расскажешь мне, что произошло? — я чувствовал её улыбку. Мягкую и отравленную улыбку. Сожми… — Нагиса, я хочу знать, что случилось, — а что я мог ей рассказать? Мама, я гулял с другом. Задуши меня прямо сейчас? Да… Не такое уж это и плохое развитие событий. Сожми свои холодные ладони, надави и задуши меня так, как ты уже делала. Так, как ты умеешь. Пожалуйста, скорее. Я хочу покончить со всем как можно скорее, почему же ты медлишь, зачем растягиваешь это? Наслаждаешься? Сейчас она точно собиралась задушить меня, после, закончив, ушла бы в спальню, чтобы прийти в себя, а, когда вернулась бы, либо извинилась, либо проигнорировала меня и предпочла заняться какими-нибудь своими делами. Я, конечно же, принял бы все её извинения или молчание, а потом поспешил бы к себе в комнату писать Карме. Не думаю, что рассказал бы ему о том, что пришлось пережить по возвращении домой, но был бы не прочь поболтать просто хоть о чём-нибудь не связанном с домом. Пальцы дрогнули. Мамины пальцы дрогнули, но не надавили. — Меня не покидает чувство, что ты меня обманываешь. Пол проваливался под ногами или же это они стали настолько ватными… я словно начал падать в небытие, и толкнула меня туда мама, напоследок одаривая своими холодными, пугающе потемневшими глазами. Может… я и не был против упасть. Её ногти аккуратно дотронулись до кожи, пока я безмолвно приоткрывал рот, переставая дышать носом. Она прижималась к моей спине, мне кажется, я даже слышал, как хлопали её ресницы, как размыкались губы, чтобы снова что-то сказать, и как шумно сводились брови к носу из-за новой волны негодования. — Нагиса… Меня пробило на дрожь. Паника укрыла с головой, но я боялся не столько мамы, сколько её реакции на моё неповиновение. Стало страшно. Мысли, как толстые, мохнатые нити сплелись в клубок и прочно завязались тугим узлом. Проклятая тревожность засела под животом, а в глазах темнело. Продолжало темнеть. Гостиная комната плыла вместе с моим опускающимся к полу взглядом. — Как тебе новые таблетки? Я их выкинул. Все выкинул. — Почему же ты молчишь? — Мне стало лучше, — голос предательски осип, а во рту пересохло. Холодно, темно и больно. Мне всё ещё не хотелось здесь быть, но до чёртиков хотелось к Карме, в его тёплую квартиру, мягкую кровать и горячие объятия. Ох, я, кажется, даже до сих пор чувствовал его губы на своих. Они были такими сладкими, такими шершавыми… а какая же тёплая была у него улыбка. Если бы я мог, я бы поцеловал каждый оставленный им самим на руках шрам, каждую царапину новую или старую. Я бы хотел услышать больше о нём, больше о книгах с его уст, больше о его семье, о его настроении и чувствах. Если бы я мог, я бы остался с ним навсегда, и больше мне никто не нужен. — Если бы ты ел их, тебе бы хотелось спать… да… ты бы постоянно чувствовал сонливость и голод, но ты… ты так бодр, — она была меланхолична и спокойна. Словно не говорила, а напевала. Я оплошал, так что сожми свои пальцы, мама. Я навеки засну и во сне своём останусь с Кармой навсегда. — Пойдём. Она… она разжала руки. Опустила их и ушла на кухню. Мама… мама отпустила меня. Она, правда, отпустила меня! Или радоваться ещё было рано? Мне точно надо было последовать за ней? Я бы не хотел, но что тогда стало бы с её благосклонным настроением? Кажется, тело всё ещё содрогалось то ли от ужаса, то ли от страшного предвкушения боли. Стопы проваливались под паркет, не знаю как, но я дошёл до кухни опираясь на стену для поддержки и, кажется, теряя силы с каждым новым шагом. Мама стояла ко мне спиной, высыпала из какого-то маленького пакетика порошок в стакан с горячей водой, а после мешала. Стук ложки о тяжёлое стекло был громким. Уши от него гудели, а голова была готова взорваться. Нехорошее предчувствие засело где-то в груди… сколько же можно было переживать… — Подойди, — скомандовала она, и я послушно подошёл, опуская голову. Мама внимательно смотрела, прожигала взглядом и больше не трогала меня, лишь молчаливо возвышаясь. — Скорее всего, эффект от таблеток почувствуется не сразу, надо немного подождать, — но она не стала слушать, всунула мне в руки стакан с помутневшей из-за порошка водой и заставила поднять взгляд, вцепившись острыми пальцами в подбородок. — Больше никаких таблеток. Ничего не помогает, тебе не становится лучше… — бормотала она, словно находясь в полудрёме или в каком-то своём мире, где точно не было меня. — Они подействуют со временем, так что давай не будем делать поспешных выводов и останемся на таблетках? — но в ответ она настолько сильно встряхнула меня, что одна третья мешанины в стакане выплеснулась на мою ладонь и… Обожгла. Это была не горячая вода, а самый настоящий кипяток. — Нет, милый… я знаю, ты волнуешься обо мне, говоришь всё это, чтобы я успокоилась, но твоё здоровье важнее моего спокойствия… пей. — Я не пытаюсь тебя обмануть, таблетки, правда, скоро подействуют, — кажется, с каждым произнесённым словом мой тон становился всё более отчаянным. Неужели она не понимала, что ждало меня дальше…? Моё горло… оно не выдержало бы этого. — Нагиса, пей, — мама была непреклонна. Мама. Я больше не хочу возвращаться домой. Пальцы сжали теплый стакан. Ладони тряслись, но я всё равно поднёс его к губам и почувствовал ими лёгкое жжение. Слишком горячо. Слишком неприятно. Слишком больно. Глубокий вдох. Затянув носом побольше воздуха и от страха зажмурив глаза, я выпил… Вода обожгла всё внутри, горло вспыхнуло, будто бы там разгорелся самый настоящий огонь, в глазах сильнее потемнело, а тело настолько шокировалось, что руки сами разжались и толстое стекло при соприкосновении о пол разбилось вдребезги. Голова закружилась, каждый новый вздох давался всё сложнее и сложнее, из горла вырывался громкий кашель, я невольно покосился назад, ударяясь о стену и падая на холодный пол. Всё во рту горело! Жар не проходил, впервые в жизни мне было настолько больно… из глаз хлынули слёзы, они охлаждали полыхающие щёки, но я всё равно чувствовал, как опухало горло, как дрожал язык и как ныли дёсны. Я вцепился руками в волосы, в её любимые, длинные волосы и что-то сдавленно прохрипел, ощущая боль в районе рёбер. Кухня в конце концов поплыла настолько, что стены смешались с мебелью, всё превратилось в одно сплошное синевато-серое пятно, а в его центре красовалась мама… она медленно убивала меня.