Плач акации

Вечерело. Я провёл с Кармой весь день: мы валялись в кровати, не отлипали друг от друга, обнимаясь и просматривая по его смартфону американские фильмы с субтитрами. Иногда приходилось прерываться на лёгкий перекус, но я не жалел об этом, потому что есть с ним было очень весело и приятно. Это был лучший день в моей жизни, когда кроме веселья и отдыха ничего больше не волновало. Мама Кармы ушла утром, мы проснулись, когда услышали её громкий и сухой кашель. Она плохо себя чувствовала, но всё равно вышла на работу, из-за чего Карма моментами выпадал из реальности, задумываясь, покусывая губы и то и дело бросая взгляд на часы. Сегодняшний день был непростым для него. Он не только успокаивал меня ночь напролёт, но и весь день был как на иголках, потому что, с его слов, если мисс Акабанэ начинала болеть, то это затягивалось надолго и зачастую без осложнений не обходилось. Поэтому я не стал рассказывать ему о том, что мне так и не удалось побороть тревогу. Она всё ещё ютилась внутри, высасывая положительные эмоции и чувства. Если бы не Карма под боком, наверное, я бы места себе не находил. Когда его мама вернулась, я наконец решился уйти, чтобы внимание Кармы переключилось на неё. Пожелав ей скорейшего выздоровления, отправился домой без особого желания приходить быстрее. Зато прогулялся, неспешно обойдя знакомые места: и на улочки, на которых прогуливались с Кармой, заглянул, и мимо книжного магазина прошёл, и даже не обошёл стороной цветочный, только моей любимой продавщицы не было, но, поспрашивав у другой, удалось узнать, что она взяла себе поменьше смен, потому что, как и Карме, ей не пришёлся по нраву результат сданных экзаменов. Мне было до жути интересно, где они вдвоём обучались, что аж слово «сдали» расценивалось ими крайне неположительно. Пока я не подошёл к дому, тревога немного успокоилась, но завидев крышу издалека, меня бросило в дрожь. Переборов себя и сжав ладони в кулаки, я уверенно отправился в его сторону. Растрёпанные волосы лезли в лицо, из-за вечерней прохлады на улице становилось неприятно и холодно. Перед зданием я бросил взгляд в небо: солнце стремилось к горизонту, облака двигались от него, а ветер поднимался. Как обычно, от погоды в городе ожидать чего-то хорошего не стоило. На пути к входной двери никто из соседей не встретился. Она была открыта, значит мама была дома. Мама, которая сейчас могла сделать со мной абсолютно всё, что её душе было угодно, а душе её угодно было чуть больше, чем жестоким убийцам. Я вошёл в квартиру. Пахло чем-то странным, наверное, она зажгла благовонии. К слову, было также холодно, как и на улице. Я аккуратно прикрыл за собой дверь, снял обувь, заправил волосы за уши и прошёл вперёд. Взгляд упал на мусорное ведро, доверху забитое моими вещами. Вещами, которые ассоциировались у меня с Кармой. Сердце забилось сильнее. Меня затошнило.

***

Безысходность. В ванной комнате не было окон. Раньше меня это не особо волновало, но уже третий день жить от ухода мамы на работу и до её прихода домой было непросто. Сначала я пытался снять наручники, даже пробовал сломать трубу, идущую по полу, но у меня не вышло: она была слишком крепкой, а потом из-за одноразового питания и уколов сил поубавилось, и я вовсе перестал пытаться выбраться. Когда вернулся домой, мне стало плохо. Мама воспользовалась этим, и стоило мне очнуться: я уже лежал на полу в ванне, прикованный одной рукой к канализационной трубе. Она почти не затекала, я мог и сидеть, и лежать, вставать правда не получалось, но и это было не страшно. Было страшно осознавать, что никто меня не искал и искать не собирался. Карма был обеспокоен болеющей мамой, а остальные… кроме него я ни с кем не общался. Подумать только, мама не ругалась на меня, когда я вернулся, и не ругалась даже тогда, когда я проснулся: она мило беседовало со мной, вечером кормила с ложки, а утром вводила через уколы лекарства. От её неаккуратных укалываний руки побаливали, а в голове расцветал странный дурманящий омут: ненадолго, где-то около получаса, и затем я снова приходил в себя. Не знаю, вынесла ли она на помойку все те вещи, спрятанные мной от её строгого взора. Это беспокоило. На самом деле меня беспокоило очень многое, особенно то, почему сегодня она не ушла на работу, почему засунула мне в рот тряпки и почему ввела лекарство повторно? В глазах от него темнело, да и тело слабо отзывалось на попытки подвигаться. Ощущение создавалось такое, будто бы она специально ликвидировала меня на ближайшее время, но я никак не мог вспомнить, что должно было произойти сегодня. Гости к нам давно не заходили, а из школы должны были прийти миллионы лет назад. Наверное, меня уже давно отчислили. Забавно получалось. Ещё недавно я был на седьмом небе от счастья, а сейчас сгнивал на самом дне. И самое странное то, что я не чувствовал практически ничего. Было ли это результатом веществ или лекарств: не знаю. Странный шум раздался из-за двери. Топот ног. Топот больше, чем одного человека, а значит, мама всё-таки собиралась кого-то встретить. Я не мог подползти к двери, чтобы хоть что-то услышать, но, когда взрослые — я понял это по грозному хрипу — начали на неё кричать, я узнал один единственный голос среди трёх-четырёх незнакомых. Тадаоми Карасума. Если гости всё-так пришли из школы, это означало, что меня не отчислили, что у меня ещё был маленький шанс на какое-то спасение. Вот зачем нужны были тряпки. Я замычал изо всех оставшихся сил, но в последний раз выпив воды только в доме Кармы, ощутил, как голос совсем осип. Я не мог. Понимаете…? Не мог издать громкого звука, чтобы они меня услышали. На глазах выступали слёзы. Карасума Тадаоми, который так отчаянно хотел вернуть меня в школу, не мог спасти меня сейчас. Наверное, я бы молча проглотил эту обиду, понадеявшись на то, что они скоро вернутся, потребовав у мамы увидеть меня в живую и услышать отказ от дистанционного обучения из моих уст, но после её крика: «Он уехал к отцу», — надежда стремительно угасла. Через какое-то время взрослые ушли. Но кто-то снова пришёл. Он или она — этот человек был один. Он размеренно проходился по квартире: каждый его шаг, то приближающийся к ванне, то удаляющийся от неё отдавался в моём сердце. Они с мамой разговаривали тихо, словно совсем молчали, но мама бы не стала терпеть такого хождения от постороннего по собственному дому, если это не был клиент. Он подошёл к двери. Дёрнул за ручку. Но она не поддалась, потому что мама закрыла меня на ключ… а потом, всполошившись, подбежала к двери ванной: я думал, мама собиралась увести его, но нет, она открыла дверь своим ключом. На меня пролился белый свет, но его почти сразу загородил собой большой мужчина в больничном халате. Мы не были с ним знакомы, более того, не виделись раньше, но именно ему мама не боялась показать скованного меня. Она юркнула ко мне, вытащила тряпки из рта, — я закашлялся из-за этого — а потом сняла наручники и, схватив под руку, потащила в гостиную комнату. Запах благовоний снова ударил по носу, а ещё более настойчивый свет ослепил глаза. Просидев несколько дней на холодном кафельном полу, непросто было передвигать ногами, они ощущались телом как нечто отдельное, словно ненужный слой одежды, но чувство контроля над ними постепенно возвращалось ко мне. Мама усадила на диван, а сама вместе с этим странным мужчиной встала за кофейным столиком. Взгляд упал на портфель с какими-то документами, кажется, случайно упавший под него, но он выглядел дорогим, словом не подходящим этому человеку. Его ли? — Познакомься со своим новым лечащим врачом, — она указала на него, а я, привыкший к яркому свету, наконец смог рассмотреть доктора поподробнее. Глаза сразу зацепились за мерзкие, круглые очками в грязно-золотой оправе. Я не хотел бы с ним знакомиться, он не внушал доверия, да и в целом пугал своим неопрятным видом. Его морщинистая рука потянулась к папке на столике, из которой он достал пару незнакомых мне листков. — Нагиса Шиота? Приятно познакомиться, я… — нет. Нет, нет, нет. Не запоминай, выбрось из головы его противное имя, в ней не было и никогда не будет места для таких мерзких людей. Я нутром чувствовал исходившую от него опасность, — что ж, вижу, он доставил вам не мало хлопот за эти дни, надо провести осмотр, — доктор протёр руки, будто бы был рад заняться этим, но… осмотр? Что он подразумевал под осмотром? — Нагиса, тебе придётся раздеться, но не переживай, я буду очень осторожен. Помочь? Или сам справишься? Я глянул на маму. Уверен, в моём взгляде отчётливо были видны непонимание и мольба о спасении, но она проигнорировала их, скрестив руки на груди и хлопнув глазами, будто бы не участвуя в происходящем. Почему она ко мне так относилась? Разве я когда-нибудь давал ей повода для подобного? Почему человек, который должен был меня любить и оберегать от худшего в этом мире, сейчас был готов стать свидетелем моего растерзания? Почему ей так нравилось издеваться надо мной? — Нагиса? Приди в себя, тебе надо раздеться, чтобы я смог провести осмотр, — его морщинистые руки дёрнулись в мою сторону. Я поднялся, а когда он обошёл столик и подошёл ко мне почти вплотную… Звонкий хлопок. Я ударил его и со слезами на глазах оттолкнул от себя. В воздухе нависло напряжённое молчание, оно давило настолько сильно, что дыхание нелепо прервалось, меня бросало то в холод, то в жар. Я впервые в жизни позволил эмоциям выйти из-под контроля при маме настолько, что даже решился ударить кого-то. — Я не хочу, — прошептал под нос, нервно сглатывая. — Что? — издали её приоткрытые розоватые губы прежде, чем она вышла из шокового состояния. —Со мной всё в порядке, пожалуйста, перестань, — если бы я мог, то сорвался бы на крик. Сам от себя не ожидал такого бурного порыва эмоций, предательские колени дрожали, но взгляд полный храбрости и негодования твёрдо смотрел вперёд, пока я продолжал изо всех сил говорить, — я устал от этого. — Мисс Шиота, боюсь, случай тяжёлый — доктор тяжело вздохнул, приподняв очки и протерев переносицу грязными пальцами, — мне придётся провести более тщательный осмотр и удостовериться в том, что кроме ваших лекарств малыш Нагиса ничего не употреблял. — Вслушайся в его слова, мам, — доктор встал передо мной, ударяясь о столик и отталкивая его в сторону. Он перегородил собой ошеломлённую маму, пока я, как дурак, продолжал смотреть сквозь него, надеясь достучаться до её сердца и вызвать хоть какую-то жалость к своему бессмысленному существованию, но, казалось, всё было ясно и без моих глупых попыток. Он вновь потянул свои руки ко мне. Я почувствовал, как без моего дозволения слёзы скатились по щекам, бесшумно падая на пол. Это был конец. — Мисс Шиота? — на пороге гостиной стоял Тадаоми Карасума. Он ошеломлённо смотрел то на меня, то на маму, уверяющую его пару минут назад в том, что я уехал к папе. Его грудь нервно вздымалась, а на лбу проступала лёгкая испарина. Сначала я списал его появление на подарок от самой судьбы, как было с Кармой, когда он ворвался в мою жизнь, но потом я вспомнил о дорогом портфеле, который он по-видимому забыл у нас. Ещё пара секунд свободных вздохов полной грудью, и я рванул с места, отчаянно выбегая из квартиры под недовольные возгласы взрослых. Ноги почти не слушались, но убегал я так быстро, как только мог, слыша только приказной тон Карасумы в сторону мамы доктора: он требовал их оставаться на месте, собираясь вызывать полицию. Я не мог поверить услышанному, слёзы не останавливались, а губы расплывались в кривой улыбке. Всё-таки этот мистер телохранитель оправдывал данное мной прозвище. Я бы обязательно отблагодарил его за подаренную возможность, но, боюсь, это был последний раз, когда мы виделись. Всё нутро содрогалось от приятно расплывающегося в организме ужаса, голыми стопами я бежал по лужам, омываемый их резкими всплесками. А ведь я даже не знал, что происходило с миром, пока был взаперти, но сейчас это, честно, почти не волновало, потому что я собирался наверстать упущенное время. Я прибежал к дому Кармы. Весь запыхавшийся и грязный безостановочно стучал по его двери настолько сильно, что болели ладони, но эффект лекарств притуплял это неприятное чувство. — Нагиса? — входную дверь открыла перепуганная мама Кармы, вытирая мокрые руки кухонным полотенцем, наверное, они недавно обедали или ужинали, не знаю, на улице было темно, а точное время я так и не смог разобрать, — Карма… это к тебе, — неуверенно проговорила она, но в сторону, чтобы я вошёл, не отошла, даже наоборот, немного попятилась вперёд, словно не желая впускать. Понимаю её. Я прекрасно понимал её, потому что только мог представить, насколько ужасно сейчас выглядел, и испуг в её глазах наверняка был оправдан. — М? — Карма показался на пороге, — Нагиса? Что случилось? — его обеспокоенный взгляд окутывал теплом, хотелось броситься ему на шею и зарыдать так, как я никогда в жизни не рыдал, но я сдержался, не желая делать этого при его маме. Мисс Акабанэ ушла, оставив нас вдвоём, а Карма замер от ужаса. — Давай уйдём, — шептал я, начиная тянуться к его тёплым ласковым рукам. — Где твоя мама? Разве к этому времени она не возвращалась с работы? Вы опять поругались? — он не понимал, страх окутывал его мысли, но при этом шершавые пальцы сплетались с моими. — Я устал. Я так устал, ты бы знал… я не могу больше так жить, только не здесь, только не с мамой. Я здоров, Карма. Я полностью здоров, и мы оба это знаем, — знакомое чувство тревоги снова охватило меня, будто бы всех этих дней взаперти не было. К глазам снова подступили слёзы, и я снова не смог их сдержать, они беспощадно обожгли щёки и скатились вниз, — ты ведь сам предлагал. Помнишь? — вновь глянул на него, сжимая руки, — ты говорил о том, как здорового было бы сбежать вместе и остаться в этом мире только вдвоём… Слёзы всё ещё не останавливались. Карма отпустил мои руки, провёл тёплыми ладонями по моим щекам, не улыбаясь и не хмурясь, взгляд его был полон любви ко мне и… мне казалось, я сейчас был не здесь. Это же был сон? Неправда? Вымысел? В его переполненном любовью взгляде я видел только отказ. — Я не могу уйти сейчас, — слова били обухом по затылку, — если я сделаю это, если оставлю маму, то чем тогда буду отличаться от отца… — голос дрожал. Голос моего Кармы дрожал, он не хотел, но будто бы чувствовал, что должен был, — я не могу, Нагиса. — А как же я? Разве меня ты не оставляешь? — Зайди внутрь, мы решим, что будем делать дальше, — теперь Карма взял меня за руки и потянул на себя, но я оттолкнул его, прежде не думая, что когда-нибудь смог бы это сделать. — Я не приду. Нельзя было больше ничего говорить, боюсь, случилось бы что-то страшное, если бы я задержался на ещё чуть-чуть. Не помню, что Карма кричал мне в след. Я слишком быстро уходил, даже стопы болели. Я с ранних лет бегал по улицам босиком, но каждый раз было больно, как в первый: «кожа царапалась, кровоточила, но возвращаться домой нельзя было». Больше нельзя было. И куда теперь держать путь? Решение пришло неожиданное. Но оно не сработало, потому что без денег на вокзале отказались продавать билеты даже на автобусы, а чтобы поехать зайцем на первом попавшемся поезде, надо было ждать до утра. Вот и пришлось мне сесть на край платформы, томительно ожидания наступления рассвета, когда только недавно был закат. Провести всю ночь на вокзале, словно бездомный? Теперь это описание подходило мне больше всего. Не осталось даже сил на слёзы, я старался не думать о произошедшем с Кармой. Жалко было. Очень жалко было себя. И жалко, что я так и не смог застать цветения любимой вишни, когда она только нашла в себе силы, чтобы это сделать. — Нагиса? — незнакомый голос позвал меня. Я было обернулся, но также стремительно отвернулся, неловко закашлявшись. — Это всё было нереально? Воздействие лекарств или веществ? Но… тогда с какого момента? — невольно бросил взгляд на дрожащие руки, но нечто, позвавшее меня, аккуратно укрыло мои плечи тёплым пледом. Оно принесло его с собой? Или это была галлюцинация? — Как твой классный руководитель в первый и последний раз притворюсь, что не слышал ни слова о веществах, — оно уселось рядом, если ему было чем. Жёлтое, с огромным количеством… что это было? Щупальца? Мне точно не привиделось его существование? Или я уже заснул на перроне, и это был сон? — Карма позвонил мне. Он был растерян и просил помочь найти тебя, а чуть раньше Карасума сообщил мне об одном из наших учеников, сбежавшем из дома. Какое неожиданное совпадение, ты так не думаешь? — я не знал, как реагировать на него, потому что мне казалось, будто бы мой разум выдумал хоть что-то, чтобы я не чувствовал себя одиноко сейчас. — Я… оставил маму, оставил Карму. И… я собираюсь сбежать утром, если уже не сбежал, — сжимая ладони на коленях, отвечал ему так, будто бы мы были уже давно знакомы, — не хочу так жить. Не хочу терять Карму, но оставаться из-за этого желания с мамой тоже не могу. Знаете… — я запнулся, не зная, как к нему обратиться, а он, будто бы распознав это по интонации, прервал меня. — Коро-сенсей. Ты можешь обращаться ко мне так, — на его постоянно улыбчивом лице я не увидел ни ехидства, ни насмешки, только что-то действительно… сопереживающее. — Знаете, Коро-сенсей, папа тоже бросил маму. И отец Кармы оставил его маму, но Карма нашёл в себе силы быть для неё и с ней единственным сыном и дорогим человеком, а я не могу. Не могу заставить себя остаться. Даже немного завидую ему. Пожалуй, из меня вышел плохой сын. Слишком плохой, — странноватое жёлтое щупальце огладило мою голову, прошлось по волосам, успокаивая и одаривая теплом в эту холодную ночь. Такое тепло прежде я ощущал только от Кармы. — Нагиса, в каждом из нас есть частичка чего-то хорошего и плохого. Ты вовсе не плохой человек, наоборот, ты очень хороший, с которым произошло много всего плохого. Сейчас всё, что тебе необходимо сделать — это не бежать, куда глаза глядят, а остановиться, хорошенько отдохнуть и довериться взрослым. Я обещаю тебе, что мы не оставим тебя и сделаем всё, чтобы ты снова мог почувствовать себя хорошо. Его слова согревали моё сердце. — Маму ни что не остановит и не исправит. Скажите ей, что именно она сделала неправильно — и на следующий день она совершит нечто более ужасающее… если я вернусь, она продолжит одновременно принимать участие и оставаться в стороне, пока клиенты и доктора будут позволять себе больше, чем могут, — на мгновение его щупальце замерло, но только на одно. Он продолжил согревать меня, и, наконец, я смог почувствовать то, что его тепло было отличным от тепла Кармы. Схоже с чем-то более отцовским, не настолько же приятным, но… обещающим, надёжным. Ещё ни от одного взрослого я не ощущал подобного, даже от мамы Кармы… наверное, это означало, что он был честен со мной. — Я обещаю тебе, что ты больше никогда туда не вернёшься. На перрон подоспели Карма с Карасумой. Они оба выглядели измотанными, Карма даже запыхался, но когда Коро-сенсей помог мне подняться, он влетел в меня с объятиями, крепко прижимая к себе и искренне извиняясь за то, что отпустил меня. Я не думал, что снова смогу заплакать и снова сделаю это, даже не заметив. Щёки обожгло в очередной раз за вечер. Я обнял Карму в ответ и, кажется, надолго забылся в истерике, всё ещё не в силах поверить в то, что весь переживаемый годами мною ужас подходил к концу.